«Кажется, я нахожусь в замкнутой цепи. Всё повторяется снова и снова», — тонкой нитью тянется мысль в голове секретарши, пока она, уставившись большими глазами куда-то в потолок консольной, безмолвно устроилась возле перил.
В помещении пускала корни тишина.
Некоторое время назад со стороны можно было подумать, что всё обыденно: Донна, Доктор и ТАРДИС. Всё, как и должно быть. Доктор, как и должен, чинит что-то в небольшом отсеке, куда ведет решетчатый люк, поднятый совместными усилиями и теперь подпирающий стену. ТАРДИС, как и должна, смирно терпит терзания от своего похитителя, лишь изредка издавая противные человеческому уху звуки, вслед за которыми идет тихое «Хорошо, это не трогаю». И Донна, как и должна, молча сидит рядом, не пытаясь сдвинуться с места… Стоп, что? Донна что?
Возможно, «обыденность» бывает не обыденной.
Погружаясь в собственные мысли, Донна как известный человечеству лайнер резко и больно натыкается на данность, которую раньше не замечала, словно на тот самый айсберг в северной Атлантике. После всех возможных приключений, после всех возможных встреч Донна могла чувствовать себя усталой, подавленной, (в самых редких случаях) глупой, но никогда эмоционально сломанной. Что бы ни случалось, как бы опасно ни было, Донна старалась сохранять почти героическое мужество и характер, присущее, возможно, лишь некоторым. Но именно сломанной, как стержень ручки-роллер или, что намного банальнее, как фарфоровая кукла, сдавшиеся под напором времени, никогда. И это чувство дышит в спину уже несколько часов. Если судить по грустному, направленному в никуда взгляду сидящего рядом Доктора, не только Донна так отвратительно себя ощущает. А ведь начиналось совершенно обыденно.
***
Вот Доктор некоторое время назад, хмуря брови, рассказывает, что слышит странный стук оттуда, откуда он исходить не должен. Вот Донна начинает лекцию о том, что в прошлый раз нужно было нормально чинить, чтобы потом не слышать стука. Вот разговор идет на повышенных тонах. Вот успокаивается. Вот, сложив руки на груди, девушка заявляет, что сидеть на месте или без цели бродить по коридорам машины времени она не собирается, поэтому лохматому мужчине нужно найти место для ремонта лучше, чем открытый космос.
«Приземлись там, где будет комфортно всем», — говорит она.
Вот улыбка на остром лице утихает, сменяясь нечитаемым выражением, будто в разуме галлифрейца идет монолог, в ходе которого его хозяин обязан решиться на нечто запретное. Вот спустя пять минут отстраненности он соглашается.
«Комфортно? Ладно», — тихо отвечает он, дергая рычаги.
Вот Доктор вводит точку приземления для ремонта. И вот, они приземлились на Землю, в небольшой, неизвестный Донне, небогатый спальный район, где-то между невысокими домами.
Так много «не»: небольшой, небогатый, невысокий, неизвестный…не в этой Вселенной, не в этом времени. — хочется добавить. Аж скулы сводит.
И только двое — одна из которых живая машина для перемещения во времени — понимают, почему были выбраны именно такие координаты.
— Это Земля?
— Да
— А где именно на Земле?
— Пауэлл Эстейт, Лондон, 2010 год.
— Снова меня не послушал и ввел случайные координаты?
— Это Лондон — комфортное место для тебя. Земля — комфортное и знакомое место для ТАРДИС.
— А Пауэлл Эстейт — комфортное место для тебя?
Вопрос остался без ответа. Натянув привычную аляповатую улыбку, Доктор принялся скакать вокруг панели управления, резко останавливаясь и подзывая к себе Донну. Нужно было открыть люк. Весит он, хочется сказать, с раздвижной шкаф. Когда кусок метала был отодвинут и теперь подпирал стену, Донна ещё пятнадцать минут находилась на месте, сменив лишь позу. Будто бы пустота над приборной панелью поможет ей понять, что только что витьеватым узором отобразилось на лице спутника. Печаль? Тоска? Она точно видела это выражение раньше, точно слышала как музыкальное сопровождение звук отдаляющегося прибоя и слишком громкой сирены ТАРДИС. И когда уже ступила на лондонский асфальт, вспомнила финальный аккорд этой грустной песни: треск трех уничтоженных сердец.
А в консольной всё так же оставалось тихо.
Несмотря на всё, Доктор облегченно выдохнул. Побыть наедине удавалось не часто, и, с одной стороны, это было хорошо, верно?
Ведь когда-то он обещал, что не останется один, и вопреки мастерству нарушать обещания, это сдержал. Хотя, нет. Это обещание сдержала Донна, отказываясь возвращаться к реальности и серой рутине. Но с другой он обязан был ходить в маске. В маске, полностью состоящей из улыбок и веселья. Маске, что достаточно плотно прилегала к душе, верно служила клеткой и не давала даже намека на освобождение настоящего «я». А это «я» в данный момент бесновалось, билось из угла сознания в угол сердец, норовясь если не сломать клетку, то хотя бы ребра мужчины, громко и четко оповещая того, что «Какая ирония, у Повелителя Времени не хватает этого самого времени!»
Зажмурившись, сглатывая и выдыхая, Доктор попытался привести себя в подобие порядка. Не вышло. Тогда незамедлительно было принято решение приступить к ремонту, иначе баланс сумащедших галлифрейцев быстро вернется в исходную цифру.
Но забегая наперед, скажу (спойлеры), что работать и не отвлекаться у него вышло всего десять минут.
Оторвавшись от того, что можно было назвать лишь «попыткой убежать от мыслей», но никак не ремонтом, Доктор лениво осмотрел помещение вокруг. На языке так и крутилось пресловутое человеческое «обыденно».
Рассеяно блуждая взглядом, он наконец-то натыкается на люк. И понимает: попался.
Знаете, когда ты девятисотлетний Повелитель Времени, то каждая вещь на борту напоминает о прошлых спутниках. Это как длинные сериалы: в них было абсолютно всё, да и даже немного больше, выходящее за пределы понимая.
«А вот там стоял… Ах, да! Там Барбара нажала, и мы… А вот тут Джек чинил…»
Для избежания таких ситуаций он трусливо менял интерьер консольной. Каждый раз прыгая из крайности в крайности, лишь бы не было этого слащавого «А вот…». Но он промахнулся. Промахнулся, как престарелый лучник, решивший доказать молодому поколению, что ещё способен верной стрелой расколоть яблоко на голове стоящего. Заведомо зная о проигрыше.
Ты можешь сколько угодно менять обстановку, регенерировать, забывая многие приключения, иногда даже имена и лица, но люк останется. Люк — часть ТАРДИС, его нельзя поменять. Ну, вернее, можно, но он всё равно останется люком, да? Все равно люком. Какой бы футуристичний дизайн ты ни выбрал, люк есть люк. Пусть не такой решетчатый в будущем, но люк, который вы поднимали вместе с Микки. Люк, на котором смеясь сидели вместе с ней. Люк, неизменно оставшийся на борту, когда оба спутника были «удостоены» чести лицезреть над Биг-Беном красочные дирижабли. Для кого-то это было собственным желанием, для кого-то расплатой за долгое пребывание рядом. Люк, который теперь одиноко стоит у стенки, невзирая на находящихся рядом обитателей. Как вы похожи, не находишь?
Руки, все ещё лежащие на металлической балке, обмотанной сеткой тонких черных проволок, резко дернулись, ударяясь костяшками об «потолок» панели, лишь после выпутываясь и показываясь сжатыми кулаками на коленях. Повелитель Времени злился. Злился не столько на себя, сколько на настойчивый стук, не дающий спокойно бежать не оглядываясь в прошлое, которое и так шло бок о бок.
«Как не вовремя ты начала ломаться, старушка», — поднимая на секунду глаза к мерцающими огонькам лампочек, Доктор краем уха услышал рваный стук в двери, сначала ссылаясь на слуховую галлюцинацию. Когда же стук повторился, но настойчивее, мужчина резко подскочил на месте. Кто бы это ни был, он точно хотел войти. В третий раз стук больше походил на противный скрежет ногтей по меловой доске, заставляя хозяина синей будки совершить два непривычно широких шага, почти что, вырывая двери с петель при открытии.
— Что ещё? — театрально хмуря брови, Доктор к собственному удивлению наткнулся лишь на пустоту перед носом. Выглядывая по сторонам, он не увидел ничего, никаких следов «ногтей по меловой доске» или хотя бы слабых очертаний человеческой обуви, отпечатки которой на ярком солнце станут доказательством, что это просто проделки местный детей, а не очередное вторжение враждебных пришельцев. Прикрывая рукой глаза, мужчина ступил ногой на асфальт, всё ещё не находя силы посмотреть чуть правее. Несколько дюймов в сторону, на жилой дом, поднять глаза и сосчитать до четырнадцати, после мысленно пройти пролеты, пока не наткнешься на цифру 143. Затем вспомнить уютную и всегда заваленную чем-то квартиру. Удивиться, что можешь закрыть глаза и нарисовать её в точности до мелочей. Затем открыть и удариться головой о собственный летучий дом. Потому что вспомнил жильцов. Потому что эта квартира, этот пролет, этот дом и Пауэлл Эстейт теперь в целом не представляют никакой ценности. Потому что все, что было так дорого последнему представителю своего народа, из яркого согревающего солнца превратилось в пустое воспоминание, слабо отдающим комфортом.
Но Доктору так и не хватит сил обернуться, чтобы пройти через это.
Неестественно быстро уйти назад, не обратив внимание на секундное дуновение ветра, отразившись прикосновением по щеке, — вот то, что всегда выбирает Доктор в подобных ситуациях. Так проще, считает он, они все равно в параллельном мире. В ответ на это Вселенная обязательно посмеется.
Применив усилия, чтобы думать исключительно о стуке, спустя пять минут усердной работы Доктор сделал явно больше, чем до этого. Он нашел причину, но готов был поклясться, что слышал раскатистый смех Галактики.
Маленькое, тонкое и хрупкое детище человеческой эгоистичности, именуемое кольцом на родной Планете, запуталось в клубке проволок достаточно туго, чтобы выбраться самому, но невероятно свободно, чтобы при каждом движении ТАРДИС перемещаться с места на место, звонко ударяясь о металлический каркас. Можно подумать, что корабль
сам связал такую конструкцию, чтобы обеспечить надежную связь с куском железа.
«Что ж, а это в духе ТАРДИС, оставлять себе частичку из тех вещей, принадлежавший его спутникам, не спрашивая их самих или своего похитителя», — с тенью улыбки скажет бывалый спутник. И будет прав. Чаще всего она прячет такие вещи в неведомом сундуке, о точном местонахождении не знает никто. Даже Доктор. Не знает, но догадывается, что громкие возгласы друзей на борту, когда те не могут найти что угодно из своего багажа, имеют твердую почву.
Но это всё как украшение, как сувениры. Никогда ранее машина времени не допускала даже возможного попадания чего-либо в механизм, ревниво оберегая каждый миллиметр собственного сознания от нелепых и изредка громоздких вещей спутников.
Но Доктор отчетливо видел — кольцо было там, буквально в самом сияющем энергией сердце ТАРДИС, как бы поэтично это ни звучало. И это пугало. Пугало и заставляло разбитые в миллионный раз сердца сделать сальто, при приземлении рассыпаясь на мелкие осколки. Кажется, чем дольше мужчина всматривался в очертания кольца, тем больше создавалась иллюзия яркого золотого света, мягко обрамляющие изгибы формы. Сердца продолжали бешено танцевать румбу в рёбрах галлифрейца, довольно четко в этом танце чеканя по одной букве стертое из архивов реального мира цветочное имя. И ведь почти получилось, если бы в Повелителе Времени не проснулась регенерация, отвечающая за работу мозга.
А ты уверен, что это не Донны?
Девушка и правда носит кольцо на пальце. Но это большой перстень. Не подходит. Ещё есть круглые сережки, но она только что вышла отсюда, потряхивая ими в такт головы.
Тогда, может, Марта?
Марта ведь носила приличное количество украшений, как на запястьях, так и на пальцах, помнишь? Чего уж там, даже сережки были круглыми и золотистыми, словно крича каждый раз «Эгей! При желании мы можем быть парой колец!». Губы тронула улыбка, когда Доктор невольно сравнил сережки двух спутниц и понял, что не видит разницы.
— Это, скорее всего, Марты, — с фальшивой ухмылкой цедит Доктор, протягивая руки к кольцу. — Будет очень-очень неприятно, если оно ей в данный момент необходимо. Давай я осторожно… — почти касаясь подушечками пальцев металла, Доктор сначала кривит губы от того, что пришлось увязнуть в попытках достать по самые плечи, а потом от боли. ТАРДИС, низко загудев, ударила хозяина током. Если бы машина времени могла, обязательно показала бы надпись: «Нет, ты не прав!».
Хотя он и сам прекрасно понял, что ошибся. Его идеальная отмазка была не доказана, отчего не имела даже права на существования.
— Это не часть механизма. Его там быть не должно, — устало шепчет он и где-то на задворках сознания понимает: обязано. Просто обязано быть там. Всегда и при любых ситуациях. Для душевного спокойствия и неразрывного контакта с голосом разума и совести.
— Как надолго?
— Навсегда.
Доктор предпринимает ещё пару попыток дотянуться до круга, так сильно напоминающего солнце, но терпит крах. Как, собственно, и всегда. Поджимая губы, он закрыл руками лицо, ссутулившись в отсеке люка. «Слишком много всего», — бегущей строкой идет слитный текст на фоне смолистой черноты перед закрытыми веками.
Пустые координаты, скрежет в двери и кольцо. Два из трех так или иначе относятся к девушке, имя которой для Донны стало синонимом выражения «Конец Вселенной». И возможно, если собрать всех людей, путешествовавших с ним после Войны Времени, не найдется другого мнения. Все они наивно будут полагать, что «Злой Волк» — это гибель Галактики, её разрушитель и тот, кто в нужный момент отпустит веревку гильотины. И лишь Капитан Джек, усмехнувшись в ответ на это, закивает головой. А после, подойдя к Доктору сменит ухмылку теплой улыбкой, шепча на ухо: «Считается ли Волк уничтожителем, если его освободитель жаждет мира?».
— Как же мне тебя достать? — протирая неспешными движениями такие усталые и абсолютно не подходящие под данное лицо старые глаза, Доктор вновь заглядывает сквозь расфокусированный взор на кольцо. Которого там нет. Когда еще раз протер, но уже усерднее и быстрее, картинка не изменилась. Вместо сияющего, словно лучи яркого солнца, кольца, на проволках неаккуратно болтается серебренная гайка, до этого закрывающая отсек справа, дверца которого как раз оказалась открыта.
— Да что такое! — резко погружая руку в пространство перед собой, Доктор всё так же нарвался на сопротивление со стороны старушки, громко издав звук «Ай!», потянулся за звуковой отверткой. И что получилось? Получилось вернуть деталь на своё законное место. Оказывается, именно сегодня ТАРДИС была против того, чтобы её чинили без соответствующего инструмента.
— Хватит, слышишь меня? Хватит со мной играть. Зачем ты это делаешь? Ты мой разум, — хватаясь за лохматую голову, говорил он. Кричать просто не было сил. — Она в параллельном мире, все входы и выходы запечатаны, она не сможет вновь прорваться сюда, и ты это знаешь. Я это знаю. Она просто человек, понимаешь? Человека не хватит на такое количество временных прыжков.
Говорить сам с собой он привык уже очень давно.
Разворачиваясь на согнутых коленях, вставая и отряхивая пальто, мужчина уже миллионный раз за день забывает о существовании совпадений, даже не удивленно и не радостно заостряя внимание на фиолетовом куске дешевой ткани, аккуратно лежавшей на перилах слева от основного пульта управления. У Доктора кончились силы. Официально. Где-то между скрежетом и кольцом-гайкой. Ноги устали вырисовывать его извечное состояние «Упал — поднялся. Поднялся — упал».
Откуда она там? — Её вещей нет на борту.
Почему? — Её не было раньше.
А главное зачем? — …
Нехотя волоча ноги, Доктор поднимает фиолетовую кофту с двумя расстегнутыми пуговицами, полностью пропитанную воспоминаниями, словно дорогими духами, запрокидывая голову и слыша шум прибоя в ушах, в надуманную им же пустоту произносит:
— Переубеди меня, Роуз.
Возможно, Доктор так и не узнает, что все это время, закусив губу и старательно пытаясь себя не выдать сзади стояла Донна, удерживая в руках уже остывший стаканчик кофе. Не узнает, ссылаясь на тихие шаги, когда она положит руку на плечо, без громких ссор и монологов вместе с ним спустится на пол. Так и не поймет, почему во время его галлюцинаций плотно закрытая дверь слегка приоткрылась, пропуская в глубины машины времени золотистую дымку. Так и не поймет, откуда в консольной да и на борту в целом вещи Роуз Тайлер.
И только ТАРДИС, заботливо приглушив свет, с высоты собственного разума наблюдая за двумя спящими путниками, один из которых крепко сжимает ткань в тонких пальцах, выведет на свой экран надпись, которую не способен разобрать простой человек, но от важности которой, дыбом встанут волосы последнего из своей расы:
Открыта щель между Вселенными.
