If we're together, feel like summer

Чанбин был готов отдать кому-нибудь все свои деньги ради того, чтобы надеть свою любимую толстовку с капюшоном вместо тесного пиджака, который, как ему казалось, скоро где-нибудь треснет. «Нет. Ты что! Так должно быть!» — говорил Феликс, когда был у него в квартире и помогал завязывать галстук, смотря на него восхищенным взглядом. И он уверял Чанбина, что костюм ему идет больше, чем что либо вообще. Но сам он был уверен, а тем более сейчас, что толстовка — самое лучшее и прекрасное что у него вообще есть, пусть она и протерлась в некоторых местах. — Я же оставил ее у тебя в машине! — ныл Чанбин на ухо Феликсу как можно громче, чтобы он услышал сквозь шум актового зала. Вокруг все были красивые, в платьях и смокингах, общались с преподавателями и между собой. Никаких танцев еще не было, поэтому Чанбин очень хотел побыстрее уйти, чтобы вдруг не нарваться. Потому что еще одного такого танца с Феликсом, как на их вчерашней «репетиции», он не выдержал бы. Если это можно было назвать репетицией. От свежих воспоминаний внутри что-то приятно сжималось. Он бы, наверное, просто-напросто задохнулся от маленького расстояния между ними и его красивых глаз, если бы их заставили танцевать снова. А еще от веснушек, которых, к великому сожалению, почти не было видно за тональной основой и блестками. И зачем ему это все? Он и так произведение искусства… — Ты серьезно? — Феликс резко остановился и развернулся к Чанбину лицом. Видимо, у него кончилось терпение. — Ты, что ли, с брюками толстовку наденешь? — Просто заправлю ее… — начал бубнить Чанбин. — Нет! Это не те брюки, в которые можно заправить такую толстовку, — перебил Феликс и измученно уложил свой лоб на ладонь. Чанбин расстроенно вздохнул, решая попытать счастье позже. Он отцепил его руку ото лба и взял в свою ладонь, переплетая пальцы. Может быть, слишком смело. Может быть, опасно. Но сейчас ему плевать. Он хочет его касаться, держать за руку, чувствовать. И никто не может отобрать у него этой возможности. Феликс только бросил короткий взгляд на их руки, потом на него самого. Он чуть крепче сжал его ладонь, а Чанбину стало как-то спокойнее, даже среди кучи людей, которая абсолютно негативно относится к подобному. Он снова начал вспоминать вчерашний вечер и на его губах чуть не заиграла глупая улыбка. Зачем с ним это все? Его слабое сердце скоро не выдержит биться настолько сильно. Прямо как у школьника, который первый раз влюбился. Феликс сейчас казался ему каким-то не по годам серьезным и солидным мужчиной. Он вел его за руку сквозь людей — и даже прошел мимо Минхо с Джисоном — на стоянку. — А ты реально на белку похож. Минхо захихикал. Он был уже слегка пьян, и одному только богу известно где и как он успел. Джисон сделал очень удивленное выражение лица, и даже прислонил ладонь ко рту, будто бы пребывая в шоке. Минхо активно закивал, заверяя, что это так. — Да ладно?! Представляешь, ты — юбилейный, сотый человек который считает должным сообщить мне об этом. Поздравляю, вот ваш приз! — Джисон дал ему несильный щелбан. Минхо сначала ничего не понял, продолжая глупо улыбаться, но потом до его уже помутневшего сознания дошли слова Джисона, и он закатил глаза, решив отойти к фуршету. Потому что еда по лбу не даст. Минхо повернулся к нему спиной и зашагал в другом направлении. Ибо нехуй издеваться над ним — пьяненьким и глупым. Джисон, все-таки, догнал его. Куда его отпустить одного? Напьется еще больше и позовет танцевать какого-нибудь профессора Че Хенвона. — Опять пить идешь? — Джисон аккуратно ущипнул его за шею, отчего чуть не получил по рукам. — Жрать, — фыркнул Минхо. — А. Ну тогда… Могу предложить, — они остановились у стола, а Джисон выдержал паузу. Минхо выжидающе смотрел на него с выражением лица типа «ну, давай, удиви меня». — Себя. Ну он и удивил. Искра. Буря. Безумие. Джисон хитро улыбнулся. Возможно, он не вовремя с этим всем, но Минхо, который дулся над тем, что его одурачили, ему определенно не нравился. Точнее, он нравился ему любым, но лучше, конечно, когда они просто обнимаются. А может, и не просто. И вообще — нужно же было искупить свою так называемую вину. Долго уговаривать не пришлось — он взял Джисона за руку и потащил в сторону своей машины на стоянку. Феликс закурил. Чанбин стоял в оцепенении и чуть не раскрыл рот, пуская слюнки. Он никак не ожидал. Феликс выглядел слишком красиво, особенно сейчас, когда золотые блестки на его щеках переливались в лучах заходящего солнца, когда дым уносило в сторону и когда его светлые волосы слегка взлохмачивал ветер. Жирной точкой в этом всем, а точнее восклицательным знаком стал его смокинг и его дорогая машина, на которую он облокотился. Чанбин был готов задохнуться или упасть в обморок. И он уже почти это сделал, когда Феликс повернулся и посмотрел на него. — Готов танцевать, хен? — он слабо улыбнулся. — Надеюсь, мой урок пошел на пользу. — Не пошел, — Чанбин прикусил губу. — Почему это? — Феликс сделал вид бедной овечки и затушил сигарету. — Ты меня отвлекал. — Я? Да я никогда бы в жизни не смог так с тобой поступить, — он усмехнулся, отрывая пятую точку от машины. — Не ври, — Чанбин почувствовал, как расстояние между ними становится все меньше. Это плохо. — Это ты… — А что я сделал не так? Чанбин не выдержал и поднял взгляд, смотря прямо в глаза Феликсу. Когда расстояние между ними стало катастрофически маленьким, воздуха перестало хватать. Даже несмотря на то, что они на стоянке и на то, что на улице было достаточно холодно. Этот кошмар Чанбина никак не мог кончиться. Он то смотрел ему в глаза, то переводил взгляд на щеки и на его веснушки, которые еле было видно за блестками. Пальцы так и тянулись стереть все золото с его щек. Феликс положил ладонь на шею Чанбину. Пульс барабанил настолько сильно, что он, скорее всего, почувствовал это. Но какая уже разница, когда те самые мягкие губы так близко?.. Сзади них раздались чьи-то быстрые шаги, которые направлялись, кажется, в другую от них сторону. Но Феликс и Чанбин все равно чуть не отскочили друг от друга, потому что пока что на этой стоянке не должно было никого появиться. Оба повернули головы на звук. Джисон и Минхо торопливо шагали в сторону машины второго. Они выглядели как-то странно, будто что-то случилось. Через пару секунд они оба сели на заднее сиденье и закрыли дверь, и до Чанбина дошло, что у них там случилось. Движ в штанах. — Хорошо, что окна затонированы, — Чанбин тяжко вздохнул. Феликс только хихикнул, снова поворачиваясь к нему. — Мы сюда пришли ведь всех остальных встречать, — Чанбин решил, что надо спасать ситуацию. Он отступил на полшага. — Ага, но недавно выяснилось, что они впятером решили подготовить мою квартиру и все остальное к афтепати, — Феликс пожал плечами. — Тогда зачем ты меня сюда притащил? — Чанбин был на самом деле озадачен. Постоять с ним пока он курит или что? — Да просто так, — Феликс еле сдержал желание закатить глаза. Он провел языком по нижней губе, за чем Чанбин благополучно, но не без смерти личности внутри него, проследил. Пауза затянулась, и он оставался все с таким же непонимающим выражением лица, а Феликс был готов сорваться. И сорвался. Он, уже немного грубее, чем вчера, толкнул Чанбина за угол здания. Туда, где точно никого не будет. Феликс взял его за руку и переплел пальцы, вставая совсем вплотную к нему и обдавая его шею горячим дыханием. На улице было холодно; Феликсу - невыносимо жарко. Что-то, с чем он совладать не мог, накрыло его, обдало кипятком и рассудок помутился. Он, может быть, и не хотел ничего вот прямо сейчас, прямо на улице, но это «что-то», противное и маленькое сидело внутри него и говорило делать все совсем по-другому. Феликс прикоснулся губами к, на удивление, тоже горячей шее Чанбина. Это было почти невесомо, но обоих будто пробило. Феликс может быть не очень то и хотел, но опять же, это его прихоти — оно само происходит. Он укусил его за шею, и сам не понял, больно он сделал или нет, хотя Чанбин дернулся и вцепился обеими руками в его пиджак. Частично приходя в себя после этого странного порыва, Феликс аккуратно отцепил больную руку Чанбина со своего пиджака и взял в свою. Он чуть-чуть подтолкнул его к стене, и тот медленно прижался к ней, так, будто бы он боялся сделать какое-то лишнее действие или вовсе не так подышать. Они тонули в глазах друг друга и понятия не имели, что с этим делать и как выплывать. Да и это не значит, что они выплывут*. На улице на самом деле было уже слишком холодно для того, чтобы быть только в пиджаках. Солнце село, оставив лишь оранжевую полосу на горизонте, а ветер все также дул, растрепав их волосы. Сумерки сгущались, с другой стороны здания уже ходили люди. — Пожалуйста, поехали ко мне, — попросил Чанбин тихо, умоляющим тоном. Потому что ему жарко и холодно одновременно. Потому что у него кружится голова. Потому что он на самом деле утонет в этом моменте и больше на самом деле никогда не выплывет. Никто из них не помнит, как они доехали до дома. Они оба помнили только то, что чуть ли не молились о том, чтобы не нарваться на кого-то из обитателей квартиры Феликса. Уже в чертовом лифте, который недавно буквально перевернул их жизнь с ног на голову, Чанбин не выдержал. Утонул. Губы Феликса были очень горячие и такие же мягкие, как и вчера. Разве что чуть более искусанные от волнения, а после и самим Чанбином. Он мог поклясться, что готов был обжигать свои губы о его вечно. Вечно запускать пальцы в мягкие светлые волосы, вечно ощущать, как ладони Феликса проходятся по его спине. Но Чанбин отстранился. Он хотел сделать то, что он собирался сделать сейчас, еще с самого начала сегодняшнего дня, когда увидел Феликса. Ему весь день чего-то не хватало, и он все-таки решился. — Прости за то, что я сейчас сделаю. Это важно. Чанбин сначала неуверенно прикоснулся к щекам Феликса горячими пальцами. Но когда тот прикрыл глаза, будто бы позволяя делать все, что угодно, он начал стирать золотые блестки и тональную основу. Это, несомненно, выглядело красиво на нем, но еще красивее когда на его лице нет ничего, кроме россыпи милых веснушек. Улыбку тоже можно сюда приписать. Через несколько секунд Феликс начал улыбаться, а после и вовсе тихо засмеялся и открыл глаза. Чанбин остановился. — Я сотру это все, как только мы придем, хен. Он взял руки Чанбина в свои и прикоснулся губами к его пальцам, испачканным в золотистых блестках. В этот момент они оба не могли нормально дышать. Феликс притянул его к себе и, уткнувшись в место между плечом и шеей, дожидался, пока этот дурацкий лифт наконец приедет. Чанбин положил голову на его плечо и он мог был поклясться, что ему еще никогда не было так уютно, спокойно и тепло. Даже в противном лифте. Даже не в его любимой толстовке и даже не в своей кровати под одеялом. Двери открылись, и Чанбин потянул Феликса за собой. Он торопливо пытался вставить ключи в замочную скважину, пару раз не попадая. Заходя в квартиру вместе с Феликсом сейчас — Чанбин испытывал странное чувство. Он, возможно, волновался, потому что они оба понимали, зачем пришли сюда. И оба были не уверены ни в чем, хотя чувства и желания говорили совершенно другое. Феликс сразу же закрылся в ванной комнате, в той самой, в которой пару дней назад они очень глупо поругались. Он увидел кровь на том месте, в которое бил Чанбин, и его сразу же накрыло непонятное чувство вроде желания всегда оберегать своего хена от подобного дерьма. И пообещал себе исправить нынешнюю его ситуацию со срывами и приступами. Было уже темно и почти ничего не видно, поэтому Чанбин совсем тускло включил лампу на столе, наконец снял тесный пиджак и повесил его на спинку стула, после расстегнув верхнюю пуговицу белой рубашки. Он ждал этого момента чуть ли не весь день, пока находился в этой одежде. Все-таки, он никогда не сможет этого понять. Его комната был на удивление чистой сегодня. И все только благодаря Феликсу, который заходил, перед тем как они должны были ехать, потому что тот решил прибраться. Это странно, но Чанбин первый раз в жизни позволяет убирать кому-то кроме матери его личные вещи, да и вообще не задумываясь пускать к себе в комнату. Он не заметил, как Феликс уже стоял какое-то время в дверном проеме, облокотившись о косяк одним плечом и сложив руки на груди. В окне ведь, несомненно, было интереснее. Чанбина отвлек звук, исходящий из-за спины. Он повернулся и увидел, как Феликс специально стукнул костяшкой пальца о стену, чтобы привлечь внимание. — Ура, семпай заметил, — он ткнул пальцами в свои щеки и мило улыбнулся. Чанбин страдальчески застонал из-за этого жеста и закрыл ладонями лицо. — Ты арестован, — он упал на кровать спиной, все не убирая руки от лица и пытаясь прийти в себя. — За кражу твоего сердечка? — За кражу меня целиком, — он убрал руки, опуская взгляд на стоящего перед ним Феликса. Чанбин сел, подняв на него взгляд. Без макияжа Феликс выглядел так мило и уютно, параллельно с этим еще красивее и, может быть, горячее. Или это у Чанбина уже мозг начал закипать, он не знал. Но, так или иначе, он, обвивая бедра Феликса руками, притянул к себе и уткнулся ему куда-то в живот. Через пару секунд он почувствовал, как руки Феликса проходятся по его волосам, шее, а потом плечам. Чанбин судорожно вздохнул. От касаний у него будто заряд тока проходился по всему телу. — Бинни, — Феликс тихо позвал его, и тот поднял голову, все так же обнимая и смотря на него снизу вверх. Он, выпутываясь из объятий, наклонился к Чанбину очень близко, обвив руки вокруг его шеи. Феликс прикоснулся своими губами к чужим, которые уже на самом деле далеко не чужие. Он уже не знал, правильно ли делает, нужно ли все это, но после действий Чанбина засомневался еще и в своих сомнениях. Тот, не церемонясь, утянул Феликса на себя и успел устроиться сверху, пытаясь не разорвать поцелуй, из-за которого крышу начало сносить окончательно. Чанбин отстранился. Он все еще нуждался в том самом зрительном контакте и в том, чтобы видеть Феликса. Видеть его эмоции, чувства, губы, веснушки, ресницы. Он уже больше не представлял ближайшее, а может быть и далекое будущее без этого. А точнее, без него самого. Феликс улыбнулся. Чанбин испытал еще целых миллион разных чувств после этого и начал покрывать невесомыми поцелуями его лоб, щеки, кончик носа, уголки губ… А потом он уже ничего не разбирал и все было как в тумане. Щеки его, он был уверен, уже покраснели от возбуждения и от всего, от чего они вообще краснеют в таких ситуациях. Феликс перехватил инициативу и, расстегнув еще несколько пуговиц на рубашке Чанбина, который в свою очередь стянул с него пиджак, аккуратно прикусил кожу чуть ниже ключицы. Тот запустил пальцы в светлые волосы, спускаясь ими чуть ниже по шее и заводя за расстегнутый ворот рубашки. По этим местам у Феликса будто прошелся либо огонь, либо электрический заряд. Это было все по-настоящему опасно, потому что в таком состоянии легко и сорваться раньше времени. Он спускался ниже, расстегивая пуговицы до конца. Ощущая, как язык Феликса проходится по животу, Чанбин не мог сдержаться, и чуть прогнулся в пояснице, аккуратно сжимая его волосы. В один момент Феликс поднял взгляд, будто бы ожидая разрешения и смотря ему в глаза. Конечно, он мог и не дожидаться и действовать сразу, но он не мог лишить себя лишний раз посмотреть на розоватые щеки, чуть чуть приоткрытый рот и искусанные губы. Чанбин первый раз так быстро разорвал зрительный контакт. Потому что он не мог спокойно смотреть на такого Феликса, а еще потому, что он не мог ничего ответить или дать какой-то знак, потому что тот определенно что-то выжидал. Чанбин откинул голову назад и прикрыл глаза, пуская все на самотек. Феликс принял это как разрешение. Все еще медля, но с полным правом он расстегнул брюки Чанбина, который, казалось, уже не может. Он ведь не делал этого ни разу с человеком, к которому испытывает такие сильные чувства, как к Феликсу и поэтому все ощущалось как в первый раз. Бросало в сильный жар и терпение кончалось. И когда Чанбин почувствовал горячий рот Феликса, то понял, что вообще скоро выйдет из игры. Потому что это невыносимо. Он цеплялся за его плечи и волосы будто бы за последнее, за что можно ухватиться чтобы остаться в здравом уме. И он, осознавая, что все еще не издал ни звука, очень гордился собой. Но через секунду у него вырвалось тихое «блять». И он правда не собирался озвучивать свои мысли, но в один момент он был слишком близок. Феликс понял, что сейчас — самое время остановиться. Он с влажным звуком отстранился, вытирая уголки рта пальцами, за чем проследил Чанбин и в сотый раз умер морально. Он хотел его незамедлительно. Феликс было начал расстегивать свою рубашку, но так дела не делаются, поэтому Чанбин немного грубо — он просто не мог по-другому сейчас — отодвинул его руки и начал расправляться с его одеждой сам. К счастью, синдрома рукожопости у него не проявилось на этот раз и он расстегнул все пуговицы очень легко. Так же легко, как и стянул рубашку с Феликса, сразу же прикасаясь к нему везде, где только можно. Чанбин провел ладонями по его ребрам и абсолютно плоскому животу, после спускаясь ниже одной рукой. В брюках у Феликса было уже слишком тесно, и как же не помочь ему с этим? Проблема лишних кусков ткани на их телах решилась очень быстро, особенно с судорожно действующим Чанбином, которого Феликс то и дело нежно целовал, чтобы тот хоть чуть чуть был поспокойнее. Но тот, хоть на секунду и успокаиваясь, все равно не мог сделать этого. Потому что это Феликс. Он отсосал ему. И Чанбин больше не может терпеть. Смазки в тумбочке, как это обычно бывает, не нашлось. Как и резинок. Момент с этим он решил оттянуть, снова переводя внимание на полностью обнаженного Феликса, лежащего под ним и упирающегося горячими ладонями в его грудь. Он провел пальцами по кончику его носа, а после по пухлым губам, которые тот разомкнул еще шире, понимая, что Чанбину нужно. Горячее дыхание Феликса обжигало пальцы. Он провел по ним языком, будто бы прося не медлить с этим. Потому что медлить сейчас опасно, но, несмотря на это, некоторый мазохизм давал о себе знать. Два пальца проскользнули в горячий рот. Чанбин не мог смотреть на это спокойно, поэтому он снова очень тихо, себе под нос, выругался, в надежде, что это было слышно только ему. Конечно, было очень наивно предполагать такое, потому что Феликс, после того как услышал, усмехнулся на сколько позволяет его положение и взял глубже, проводя по ним языком и слегка прикусывая. Он отстранился, оставив как можно больше слюны на пальцах и многозначительно посмотрел ему в глаза, ерзая под ним и раздвигая ноги чуть шире. Долго уговаривать Чанбина не пришлось — он медленно ввел в него сначала один палец, давая привыкнуть какое-то время, а потом второй, под звуки шипения под ним. Феликс очень мило морщил веснушчатый нос и слегка вдавливал ногти в кожу на плечах Чанбина. Конечно, он мог бы потерпеть, сделать вид что ему все очень нравится, но он был не с каким-то парнем на одну ночь. Это сейчас так не работало — чувства и эмоции нельзя было скрывать. Было слегка неприятно первое время, но после, когда Чанбин протолкнул пальцы глубже, найдя то место и слегка согнув их, Феликс вообще забыл обо всем. О том, что он уже почти его поцеловал, что не нужно так сильно впиваться ногтями в чужую кожу потому что это больно и что он вообще-то не собирался стонать. Но он сделал это, пусть и тихо. — Это было красиво, — Чанбин вытащил пальцы, целуя Феликса куда-то около губ и слезая с кровати. — Ты что, поговорить решил? — он усмехнулся, садясь на кровати и наблюдая за Чанбином. — Могу себе позволить, — Чанбин пытался найти хоть что-нибудь во всевозможных, немногочисленных ящиках его комнаты, но все еще безуспешно. — Мы можем и без… — Уверен? — Чанбин остановился, поворачиваясь к Феликсу. Он выглядел слишком соблазнительно вот таким — с растрепанными волосами, с искусанными пухлыми губами, слегка красными щеками и без одежды, поджав под себя ноги и обняв их руками, смотря на него каким-то внезапно щенячьим взглядом. — Я недавно проверялся, я чист. Чанбин бросил все поиски, поднимая одну бровь. Он, конечно, не очень хотел думать о том, что у того что-то было недавно, что заставило его провериться. И Чанбин очень надеялся, что эта его фраза не заставила его вспомнить энные события. На всякий случай, чтобы перестраховаться от нежелательных воспоминаний Феликса о человеке, который был у него до этого, Чанбин уложил его на спину, подминая под себя поудобнее и обхватывая его член рукой. — Я волновался за твою задницу, а не за то, чист ли ты или нет, — он все-таки, пробираясь губами от щек и губ Феликса к шее, оставил на ней бордовый засос. На самом видном месте, потому что это теперь только его котенок. — Я думаю что… — у него начало сбиваться дыхание от действий Чанбина по отношению к его члену и шее. — Думаю, что слюны хватит. Мне уже все равно, правда. Последнюю фразу он произнес тихо хныча, и Чанбин поцеловал его, не в силах выслушивать этот жалобный тон. Его язык соприкоснулся с чужим и он углубил поцелуй, подхватывая ноги Феликса под колени и разводя в стороны. Его ладонь легла на скулу Чанбина, а сам он отстранился, закусив губу и с закрытыми глазами сводя брови к переносице, будто бы готовясь к не очень приятному ощущению. Чанбин смазал его своей слюной настолько, насколько смог и надеялся, что не доставит сильной боли. Он входил медленно, заставив Феликса зажмуриться еще сильнее, правда только на первое время. Ему был слишком узко, и он не был готов к такому, поэтому, тихо матерясь, обессиленно опустился на локти по разные стороны от головы Феликса. Тот, судя по всему, уже привыкнув, повернул голову и бесстыдно провел языком по коже на его руке. И если он думал, что от этого Чанбину станет легче, то он сильно ошибался. Воздух стал настолько жарким, что дышать уже было невозможно. Он резко толкнулся первый раз, чувствуя, как чужие мышцы сжимаются вокруг него и слыша тихий короткий стон под собой, и просто потерял голову. Чанбин поднялся с локтей и обхватил ладонями запястья Феликса, прижимая их к кровати у него над головой по разные стороны. Он начал ровно двигаться, но уже плавнее. С каждой секундой становилось все тяжелее дышать. Он сжимал запястья Феликса все сильнее и беспощадно кусал его шею и плечи под чужое шипение. И Чанбин не хотел признаваться себе, что делал это в основном для того, чтобы не застонать в голос. Потому что Феликс был слишком узкий и горячий во всех смыслах, а его терпение и состояние на грани чего-то пиздецового. И когда Чанбин нашел правильный угол и ту самую точку, сам чуть не кончил от многих факторов, произошедших в этот момент. Но основным стал слишком громкий стон Феликса, похожий на произведение искусства. Его руки, давно уже выбравшиеся из хватки Чанбина и упирающиеся в его грудь, переместились на плечи. Он не смог выдержать, царапая их, кусая свои губы до крови и неровно, сбивчиво дыша. То, насколько развратно и красиво звучал Феликс, выжимало из Чанбина последние силы и он уже был почти готов. Движения стали сильнее и резче, и он уже мысленно тысячу раз извинился перед Феликсом, но ничего не мог с этим поделать. Так же, как они ничего не могли поделать со спинкой кровати, громко бьющейся о стену. Очень вероятно, что этот звук отдавался вниз, а самое неприятное — вверх по стене. Но делать было нечего, и это было последнее, о чем они подумали. Кончили они одновременно. Феликс — сжимая простынь одной рукой, а второй — себя. Чанбин, прервав половой акт, излился на чужой живот, со всей силы прикусывая свою губу и зажмуриваясь. Еще какое-то время они лежали, соприкасаясь лбами и часто дыша друг другу в рты, периодически целуя искусанные до крови и опухшие губы друг друга. — Нам пизда, если мы не придем к ним, — начал Феликс спустя какое-то время, садясь на кровати. Они точно не знали сколько прошло — может, пять минут, может, десять. А может вообще тридцать, но отходняк отходняком, а вечеринка по расписанию. Точнее, появление на ней для галочки и для всех остальных. — О чем ты? — Чанбин потер лицо ладонями. Его все еще не отпускала слабость в теле. — А… Может, потом? Еще не очень поздно. Он потянул его обратно на себя за руку, и Феликс, конечно же, не мог сопротивляться. Он лег на его плечо, закидывая одну руку и ногу на Чанбина и утыкаясь теплым носом в шею. Было слишком хорошо, тепло, и уютно. Идти никуда не хотелось от слова совсем, и они были близки к тому, чтобы просто уснуть. Феликс, предотвращая это, совсем лег сверху и начал покрывать лицо и шею Чанбина горячими поцелуями. — Ты нарываешься, — тихо засмеялся Чанбин, проводя ладонями по чужой спине. — Не думаю, что твоя задница выдержит второго раза. — Я ничего такого не делаю, если у тебя снова встанет — это будет уже твоя собственная вина. И он снова увлек его в тягучий поцелуй. Это было похоже на какой-то бесконечный припадок нежности и любви, который никак не хотел заканчиваться. Единственное, что он хотел — заставлять их остаться в этой кровати навсегда, тесно прижимаясь к друг другу и никогда никуда друг друга не отпуская. Но всему хорошему приходит конец, и их идиллию это не обошло стороной. В дверь начали интенсивно и громко стучать, хотя звонок был в полном распоряжении. Возможно это было либо для эффекта, либо человек просто глупый или слепой. — Ты же понимаешь, что я вот сейчас на тебе лежу, а между нами… — он, сдерживая смешок, параллельно с этим будучи обеспокоенным, посмотрел Чанбину в глаза. — Наша… — Блять, слезай, — Чанбин издал какой-то измученный стон и его ладонь встретилась с его лбом. Оба быстро помчались в ванную, чтобы привести себя в порядок хотя бы немного. Но они поняли, что все это просто бесполезно, когда увидели себя в зеркало. Оно подсвечивалось, в отличие от основного света в ванной, делая визуально их кожу чуть белее, а все, что ярко-красное или бардовое — было еще ярче. Феликс в безысходности смотрел на большой бордовый засос, на следы от укусов где только можно. У них обоих были опухшие губы и все еще слегка красные щеки, а про волосы вообще говорить ничего не надо было. Они судорожно начали хоть как-то исправлять ситуацию, сначала стирая все, что осталось на животах, потом — волосы. — Мне кажется, что все бесполезно, мы слишком палимся, — говорил Феликс, застегивая пуговицы помятой рубашки. Прошло буквально три минуты с того момента, как начали стучать в дверь, и они сами с себя были в шоке. Им с такой скоростью и в армию можно было валить. Чанбин, окончательно одевшись в этот дурацкий костюм, который был еще более неприятный к липкому телу, выдохнул и открыл дверь. На пороге стояли возмущенные Минхо и почему-то Хенджин. Выжившие? — Мы думали, вы ремонт собрались делать. — Чего? — глаза Чанбина округлились и до него не сразу доперло, о чем говорил Хенджин. — Время — почти час ночи, хули вы в стену стучали? Если решили нас кинуть, то тогда уж и ведите себя потиш… Тут запинающаяся речь Минхо, прервалась, а его недовольное выражение лица поменялось на совершенно какое-то непонятное. Он то ли охуевал, то ли решил рассмеяться, то ли вообще просто напился в говно и его мозг в один момент перестал функционировать. Только потом Чанбин понял, что сзади к нему подошел Феликс. — Тогда… не смеем беспокоить, — его взгляд бегал то ли по их лицам, то ли по шеям. — Не выебывайся, — Чанбин закатил глаза и вышел из квартиры, беря с собой под руку Феликса. — Растрендишь всем прямо сейчас — натравлю на тебя своих котов. — Ой, да больно надо, — только сейчас Чанбин заметил, что Минхо покачивался. Хенджин, в принципе, был чуть более в состоянии, но тоже далеко не трезв. — Моя квартира вообще в адекватном состоянии? — Феликс, видимо, из-за недавних событий, вспомнил о ней только сейчас. — Половина людей уже спит у тебя на полу и диване, остались только самые стойкие и они едят рамен на кухне, — ответил Хенджин, когда они уже начали подниматься по лестнице на этаж выше. — Хотелось бы надеяться, что все именно так, как ты говоришь. — А ты, я смотрю, не особо-то и волновался, — усмехнулся Хенджин, после чего получил кулаком в плечо. На кухне сидело пятеро человек, и это были все те, кто сидят с ними за одним столом в универе, не считая Чонина. Символично. Феликс и Чанбин как ни в чем не бывало сели рядом друг с другом и сразу же принялись за вино под абсолютную тишину. — Красивая шея, Феликс, — лапша Джисона упала с его палочек обратно в тарелку, как и его челюсть. — Завалите и ешьте, — он взял бокал с вином в руку и начал пить залпом как сок. — Хочешь так же? — Минхо попытался подмигнуть Джисону, но это выглядело слишком безнадежно, поэтому тот просто отвернулся и продолжил есть, пообещав себе больше ничему не удивляться в этой компании и не реагировать на подобное. Что-то тянуло Чанбина повернуть голову влево. Он встретился взглядами с Чаном и тот лишь как-то смущенно ему улыбнулся. Чанбин почему-то почувствовал себя виноватым перед ним. Еще несколько дней назад он был в его кровати, а не Феликс. Может быть, это не совсем правильно, но… Кто устанавливает эти правила? Чувства не отложишь до последнего, не переждешь их чтобы со спокойной душой начать все заново с новым человеком. Ну, а Чан просто улыбнулся. Почему тогда у Чанбина остался неприятный осадок? На его плече дремал Чонин, которого он не сразу заметил. Возможно, это то самое. Та самая причина, по которой можно сказать, что все хорошо, отпустить все, что было. Закинуть в ящик, который никто никогда не достает и запечатать намертво. Чанбин тоже улыбнулся, и далеко не через силу. Он почувствовал облегчение, как и Чан, что можно было понять по его поменявшейся улыбке.