Удовольствие

      Маршалл Ли прожил долгую жизнь. Просто до неприличия долгую, не лишённую тягот, опасностей, бед и одиночества жизнь. В ней было едва ли не всё, от чего хотелось выть, но было и всё то, за что хотелось любить своё бренное существование. У него был красный цвет, картошка фри, вечная жизнь, которой он мог распорядиться, как только захотел, найденный, наконец, Хэмбо и его музыка, помогающая и пережить горе, и донести до соседних сердец всю его радость.       С того момента, как Маршалл стал вампиром, его жизнь наполнилась всякого рода удовольствиями. И одним из таких удовольствий была острая на язычок белокурая девчушка, без конца размахивающая мечом и без спросу облюбовавшая его старый домик на дереве.       Самое забавное заключалось в том, что Фионна с давних пор стала его удовольствием, но до сих пор не имела об этом ни малейшего понятия.       Фионна была смелой. Маленькая девочка в смешной кроличьей шапке без колебаний выступила против тысячелетнего создания Ночесферы, заявившегося к ней на порог с требованиями освободить жилое помещение, а иначе он мигом вонзит в её белоснежную мягкую шейку свои изголодавшиеся по настоящей крови клыки. Девочка не побоялась направить свой меч в грудь существа, что мог бы одним движением обезоружить её, причём так, что она бы вряд ли заметила.       Фионна была отважной. Героиня Ооо очертя голову бросалась на помощь очередному принцу, не раздумывая, готовая отдать последнее, чтобы помочь им. Так же резво, как она устремлялась в далёкие земли на поиски приключений, она ворвалась в его жизнь и врывалась время от времени в его дом в пещере, пытаясь поладить с ним. Фионна не испугалась угроз и запугиваний старого клыкастого полудемона — она стала его другом.       Фионна была заботливой. Каждый раз, когда у него в жизни всё летело к чертям, она была рядом, навязчиво выедая мозг вопросом, всё ли у него в порядке. И в ситуации с Эшли, и с поисками Хэмбо, и в попытке помирить Маршалла с его чокнутой мамашей Фионна была здесь, рядом с ним, не играющая заинтересованность и беспокойство, как многие вокруг — в её васильковых глазах светились искренние трепетания её маленького и хрупкого человеческого сердечка.       Вот примерно с тех пор по ней, девчушке-героине Фионне, шатающейся по постапокалипсическим землям Ооо под ручку с глупой волшебной кошкой, затрепетало уже его, Короля Вампиров, давно мёртвое, казалось, сердце.       Фионна была честной. Она от всей души хвалила его песни, честно признавалась Жварику и Пламенному в своих трепетных детских чувствах, делилась со своей названной сестрой, которая его и так не слишком жаловала, своими правдивыми недовольствами относительно «испорченности» Маршалла. И искренне не понимала, почему он так часто оказывается рядом в нужный момент, как успевает поймать её в падении и прижать к себе до ужаса близко. Но так же неподдельно была за всё это благодарна — уголки губ вампира тогда непринуждённо дёргались вверх.       Фионна была неидеальной. Она была настоящей, до жути. Не такой же лицемерно-сладкой, как Жварик — вначале приторной до сводящих в ощутимом кариесе зубов, потом тухлой начинкой вытекая на язык сквозь красивую оболочку. Нет, она не играла роль безупречной непробиваемой героини всех времён, хоть скелетов в шкафу у неё и было в избытке. Она не была маниакально-правильной — Фионна была обычным человеком, со своими слабостями, пороками, проблемами и комплексами. Человеческая природа оставила на ней шлейф натуральности — именно он и запускал орду мурашек по бледной коже Маршалла каждый раз, как она показывала, что в первую очередь она человек — который может расплакаться, сорваться, выместить на ком-то злость, поступить неправильно — а уж потом всеобщая героиня, от которой все чего-то да ждут.       Фионна была наивной. Девчушка действительно считала, что заигрывал с ней Маршалл — просто так, из-за его «похотливой вампирской натуры», подразумевающей постоянный сталкеринг своей персональной жертвы. В её понимании, он всё чаще приглашал её к себе в пещеру посмотреть фильм, поиграть в приставку и послушать ставшие отчего-то крайне задушевными песни, потому что считал её хорошим и верным другом. Ну, этого он, конечно, не стал бы отрицать… Но неужели в геройской девчачьей головке ещё не сложились кусочки паззла? Неужели его бесконечные подколы и провокации, вкупе с двусмысленными шутками, не наводили её на определённые мысли? Неужели так трудно было осознать, что весь скоп пустоголовых принцев Ооо не предпринимает столь желанных поползновений в её сторону, потому что им уже давно обрубили доступ, пригрозив мучительной смертью?       Фионна была красивой. С годами подростковая миловидность переросла в настоящую девичью пригожесть. Наконец она стала достаточно взрослой для того, чтобы выдерживать долгие взгляды Маршалла и почти не смущаться от его нечитаемо-влюблённого выражения лица с горящими странным светом глазами. Хотя комплименты от него она до сих принимала, заливаясь краской — видимо, неженственные образ жизни и род занятий оставили в сознании отпечаток неуверенности в своей желанности и привлекательности, если ещё и учесть тот факт, что принцы ею, как уже выяснилось, не интересовались. Глупенькая Фионна не понимала, насколько ошибалась в своих комплексах, и Маршалл всегда готов был ей это доказать: и словом — посвящая ей всё новые и новые песни, имевшие колоссальный успех — и делом — без конца распуская её пшеничные волосы, оставляя несвойственные ему охапки цветов под её дверью и просиживая на подоконнике в её спальне целые ночи, всё отчётливее понимая свою безнадёжность.       Фионна была сладкой. Она манила его, притягивала, как пчелу на мёд, и желание прикоснуться к ней было сильно настолько, что впору было на стенку лезть. Маршалл осознал свою зависимость слишком поздно — а потому бороться даже не пытался. Он касался её постоянно, невзначай, аккуратно и почти незаметно: утыкался в её волосы, вдыхая дурманивший аромат, переплетал их пальцы, заставляя её вздрогнуть, всё чаще с улыбкой, достойной главного искусителя всей Ночесферы, целовал тыльную сторону её ладони в старом как мир жесте, заставляя её трепетать и заливаться краской, чувствовал жар и медовую сладость на губах, но не смел остановиться. Он вдыхал её, пряча часть её сущности в своих лёгких, всё чаще не выдерживал и зажимал между губами истерично бьющуюся венку, впитывая её тепло и вздохи, и почти умирал каждый раз, когда её руки зарывались в его волосах. Стоило ему только обвести взглядом её прекрасное тело — и голод всех видов разгонял его мёртвую кровь по жилам. Ему до дрожи в коленках хотелось попробовать её, всю её. Маршаллу Ли, Королю вампиров, до помутнения рассудка хотелось ощутить её сладость, перекатывающуюся на языке и скатывающуюся в горло. И однажды она позволила.       Маршалл Ли всю свою долгую демоно-вампирскую жизнь пробовал различные виды удовольствий. Но ничто так и не смогло сравниться с видом горящих васильковых глаз, с гранатовым вкусом её крови, пачкающей губы и тонкими струями стекающей по молочной коже, с её дурманящим запахом, целебными прикосновениями её тонких пальцев, путающихся в волосах и заставляющих забыться, лёжа у неё на коленках, с её заливистым смехом и рваными, заглушаемыми поцелуями, признаниями в его абсолютном обладании её сердцем и душой.       Фионна была удовольствием. Его дурманящим, персональным, безраздельным удовольствием. И, пожалуй, единственным настоящим за всю чёртову тысячу лет.