* * *
Лалиса вырвалась из сна, который затягивал её тёмными щупальцами назад в прошлое, заставляя раскрыть рот будто в агонии, а тело содрогнуться и выгнуться, будто проломившись где-то в районе поясницы. В больничной палате было тихо и темно — она находилась здесь одна уже на протяжении нескольких дней. Или недель. Лалиса потеряла ощущение времени: жила, будто в дне сурка, раз за разом проигрывались одни и те же кадры, такие же, как и вчера, лица смотрели на неё, спрашивали о её самочувствии. Оно оставляло желать лучшего, знобило то от повышения, то от понижения температуры, а когда девушка плакала, уткнувшись носом в больничную жёсткую подушку, её сердечный ритм увеличивался, давление скакало, и тогда приходилось экстренно пить таблетки, которые приносил врач. Лалиса Манобан говорила, что у неё нет депрессии. Отрицала, что резалась именно из-за собственного парня, который привёл в дом чужую девушку. Но всё подтверждалось, когда Лису помещали под гипноз — возвращались болезненные воспоминания, почерком на венах фантомно показывались алые капли крови. А потом она снова всё отрицала. Так было каждый чёртов раз. Доктор Ким, психотерапевт, уже отчаялся привести пациентку в относительно нормальное душевное равновесие. Он хотел пустить всё на самотёк, но собственная совесть, да и профессиональная обязанность не давали ему плюнуть на тайку и заняться более-менее здоровыми пациентами, которым тоже нужна забота и внимание. Но всё же признаки депрессии у девушки были налицо. Лалиса лежала на койке, смотря в потолок, который лишь немного был освещён оранжевым светом уличного фонаря. Она дышала спокойно, ровно. Запястья, заботливо обвязанные бинтами, немного пульсировали, возвращая девушку к воспоминаниям о том самом дне, хотя меньше всего именно сейчас хотелось вспоминать. Запах лотоса смешался с солоноватым запахом крови. Реальность стала уходить от девушки, которая забилась в судорогах, сжимая руки в кулаки, и попыталась бороться с панической атакой. Надо не вспоминать, но всё было слишком навязчивым, слишком свежим, казалось, если Лиса продолжит морально травмировать себя, то в конечном итоге произойдёт рецидив. «Рози будет жить с нами», — слова до сих пор вызывали боль, заставляли напрягаться всем телом и чувствовать, как тошнота подкатывала к горлу. Отвратительный парень. Токсичные и странные отношения, где она любила, а Тэхён пользовался любовью, будто это была вещь, которую однажды можно взять и утилизировать, наплевав на последствия. Манобан это поняла совершенно недавно, с помощью доктора Кима, который вёл её за руку по тёмным коридорам подсознания. Рассвет медленно занимался, позволяя неспящей пациентке сидеть на подоконнике, притянув колени к себе, и любоваться городом, который только-только просыпался, освобождаясь от темноты и снов. Спать не хотелось — спи, не спи, всё равно лицо будет отёкшим, настрой подавленным, а общее здоровье плохим. Боль тупо била в солнечное сплетение, заставляя морщиться и утыкать лицо в ноги. Совсем недавно доктор Чон сказал, что если она не будет принимать таблетки и соблюдать рацион, её отправят в другое место на лечение. Будут принудительно ставить на ноги, а принуждения уж точно не хотелось бедной девушке. Утренний обход Лалиса благополучно проспала, сидя на подоконнике и прижав лицо к стеклу, и вмятина на её щеке не сходила достаточно долго. Окно было холодным, как и сон Лисы — там была серая зима, где пахло трескучим морозцем, пробирающим до самых костей и заставляющим жалеть, что не надел под тёплую куртку кофту. Распахнула она свои глаза только тогда, когда врач, доктор Чон Чонгук, осторожно положил руку на её плечо. — Пора просыпаться, — он общался с ней мягко, нежно, памятуя о том, что девушка отличалась нестандартным от всех других пациентов поведением. Сегодня она была спокойной, но порой на утрене-вечерние обходы и плановые осмотры реагировала чересчур бурно, могла распустить руки, а потом, полная негодования, лечь под одеяло и плакать. — Как ты себя чувствуешь? Лиса и Гук были ровесниками, только она была чуть старше — всего-то на несколько месяцев. Но по развитию, по поведению казалось, что Чон был старше её лет на десять: относился с теплом, пониманием, но вместе с тем пытался жёстко контролировать принятие лекарств и её осмотры. Под его чутким руководством девушка глотала горькие таблетки, запивая их водой, пыталась есть, чтобы не довести себя до проблем с пищеварением — анорексию на нервной почве никто не отменял, даже Лиса боялась состояния, о котором ей достаточно красочно рассказывали. — Всё хорошо, я чувствую себя лучше, — ложь достаточно легко сорвалась с губ, и Манобан резко отвела взгляд. — Я хочу побыть одна. — Ты не можешь быть постоянно одна, Лалиса, одиночество может отяготить твою болезнь, — Чонгук снял с шеи стетоскоп и вздохнул. Но всё же прибор вновь оказался на положенном месте — всё равно сердечный ритм у девушки в порядке, он чувствовал это своей профессиональной жилкой, которая всегда ласково шептала ему на ухо. — Сегодня к тебе кто-то придёт. Говорю сразу — я не знаю, кто это, но оставлю вас наедине, хорошо? — Хорошо. После ухода доктора Лиса прижала к себе колени снова. Было холодно, и одеял не хватит, чтобы появилось тепло — дрожь шла из самой души, кралась, больно кусала за сердце и оседала в его районе крошечными льдинками. Они покрыли бедный орган со всех сторон, и воспоминания снова окатили девушку, как лавина, вызывающая бесконтрольную панику и желание скрыться от всех и всего. Любовь Тэхёна пахла сигаретным дымом, а на ощупь была как маленькие капсулы с запрещёнными веществами. Она приносила удовольствие, только кратковременное, и потом снова возникало беспокойство, непонятная тревога, не отпускавшая из своих кривых пальцев. Да, Ким Тэхён был мерзким изменщиком, предателем, но Лиса всё равно с любовью, которая болью отзывалась внутри тела, вспоминала все моменты, проведённые с ним вместе. Так немного легче переносить одиночество в палате, в своих мыслях, от которых не было выхода. Гость пришёл ближе к полудню, когда девушка смогла запихнуть в себя скудный обед, а потом и безвкусные таблетки запить водой. Антидепрессанты необходимы в её состоянии, эти слова психотерапевта Манобан выучила наизусть. Как раз, когда Лиса вертела в руках полупустой стакан, понимая, что её выдержки, чтобы допить воду до конца, больше нет, дверь открылась. Сначала появился чёрный кроссовок, а затем и вся фигура предстала перед глазами девушки. Она сжала в руке стакан, хотела, чтобы он раскрошился в руках, но пришлось всё же поставить на тумбочку вещицу, и поджала губы. На пороге стоял невозмутимый, как всегда, Тэхён. Горло сжало, будто в спазме, губы дёрнулись. Нет, нельзя плакать, нельзя, чтобы он видел слабость в уставших чертах женского лица. Он должен видеть в ней внутреннюю силу, способность бороться и противостоять. И, о да, он должен видеть бушующую в ней ревность и ненависть. Но почему так щипало глаза? Почему так хотелось отвернуться, уткнуться в окно и не видеть перед собой парня, у которого были расширены чёрные зрачки, не оставляя места для карей радужки? Опять принял что-то. Ему свою беременную подружку не жаль? — Зачем пришёл? — голос дрогнул, как птица, и Лиса попыталась незаметно это скрыть. Не получилось. Руки охватил тремор, рот приоткрылся. — Я принёс твой любимый кофе и брауни, — ласково начал парень, кивая на бумажный пакет, который до этого момента держал в руках. — Я помню, что ты любишь. — Я не пью кофе, — сквозь зубы раздался ответ, ведь девушка действительно терпеть не могла этот напиток. Он отвратителен. — Убирайся. — Такая слабачка, как ты, да ещё и огрызается? — Ким согнулся в неестественном хохоте, от которого бросило в жар. Лалиса чуть сжала в руке одеяло, но не спешила даже на миллиметр переместиться к парню. Боялась. — Дура. Думала, что я не замечу, что в ванной стало слишком тихо после этой твоей истерики? Ты даже помереть нормально не смогла! Хотелось подойти к нему, ударить по щеке, лишь бы он перестал нести бессвязный бред и тем самым калечить девушку. Кулак уже сжался, приобретя твёрдость, требовалось только встать с койки и всё сделать, но Тэхён так же быстро успокоился, как и завёлся, а оттого в следующую секунду он поставил на колени Лисы бумажный пакет со сладостью, от запаха которой у неё неприятно скрутило желудок, и мерзкий кофе, который девушка настолько ненавидела, что скривила лицо. Слабый запах орехов исходил от кофе, и Манобан вновь поморщилась — не в этой жизни. Никогда. Пакет вместе с горячим стаканом оказались на тумбочке, а девушка — под одеялом. — Ты слабая, Лалиса. Не умеющая принимать реальность, — слова больно ударяли по спине градом, состоящим из камней, заставляя теснее прижимать к себе колени и руки, свернуться в защитную позу эмбриона и не издавать ни звука. Тэхён и не думал заканчивать с причинением боли. Он распалялся с каждой секундой всё больше, казалось, в следующую секунду перейдёт на крик и его будут выводить санитары. Где кнопка вызова врача? Или это не та палата, где есть кнопка вызова? Боже, помогите хоть кто-нибудь! — Слабая, ни на что не способная. Ме… — Заткнись! — ярость застлала глаза, и стаканчик с обжигающим кофе, аромат которого уже давил на виски, полетел прямо в голову Тэхёна, сталкиваясь с лицом, расплёскивая коричневую жидкость по светлой футболке, пачкая кроссовки и пол. Лалиса прижала руки ко рту, расширив глаза и лишь чудом не закричав от страха за себя. Что она наделала? Но всё же удалось взять себя в руки, перестав паниковать. — Так тебе и надо. Выметайся отсюда! Лицо Тэхёна жгло. Горечь поднималась от языка к нёбу, нос был забит ароматом кофе. Хотелось поднять руку, вытереть с глаз остатки напитка, но рука поднялась только на Лису. Ким не помнил, в какое именно мгновение его ладонь со звонким шлепком опустилась на щёку девушки, выбивая из неё новый вскрик. Его глаза пылали от ярости, он готов был снова броситься на неё с кулаками, но в палату ворвался посторонний человек в белом халате, который отразился на сетчатке только расплывчатым силуэтом. Лалиса тихо плакала, прижав руку к лицу, а доктор Чон, стоящий на пороге, сурово смерил гостя пациентки взглядом. — У вас всё хорошо? — Чонгук вглядывался в лицо Тэхёна, и с каждым разом оно казалось ему всё отвратительнее и отвратительнее. Похоже, это был тот самый парень, который довёл его пациентку до срыва и ненависти, направленной на саму себя. И решил добить её, так как на его футболке красовался разлитый кофе. — Помощь не нужна? — Нет, — грубый толчок от гостя пациентки прямо в грудь, и Ким вышел из палаты. — Всё, блядь, просто замечательно! Шаги затихали, рыдания усиливались. Плечи девушки вздрагивали каждую секунду, она снова ненавидела себя, ненавидела Тэхёна за предательство, ненавидела собственное сердце, которое разрывалось, рвалось через стену к Киму, хоть и понимало: ничего, кроме боли, не будет. Всё снова будет по кругу. Наркотики. Много денег. Угрозы по телефону. Новая измена. Новое предательство. Новая Рози. Гордость? Лалиса давно её потеряла, живя вместе с Кимом. Она давно была сломана, давно жила не как девушка, а так, сожительница, которую Тэхён целовал, затаскивал в постель. От этого становилось горько. Она перестала быть единственной и любимой. Женщине всегда надо чувствовать себя любимой, иначе она зачахнет в этом мире. Чуткие мужские руки опустились на плечи, слегка обнимая. Доктор за спиной вздохнул, понимая, что с Лисой надо было изначально так — не как доктор с пациентом, а как человек с человеком. Она же хрупкая. Может сломаться от нескольких слов, случайно или намеренно брошенных в лицо. А объятия… что объятия? Они нужны каждому человеку. Схватившись за руку и уткнувшись в чужой изгиб локтя лицом, Лиса дала волю истерике, которая заполняла её, будто в пустой сосуд лилась вода. Она была уверена, что со всем справится, что у неё нет депрессии. У неё всего этого не было до прихода накуренного или принявшего вещества Ким Тэхёна, чьи расширенные зрачки внушали ужас. Вся боль навалилась с удвоенной силой.* * *
Ким Тэхён никогда не отдавал себе отчёт в совершённых действиях. Связался с наркоторговцами? Отлично, новый способ заработка. Связался со вторым наркоторговцем и начал работать на него? Отлично, денег ещё больше! Изменил девушке? Лиса всё равно ничего не узнает. Тогда, когда он впервые стал ухаживать за симпатичной Пак Розэ, или Рози, как её называли в пивнухе, в которой та работала, Ким думал, ничего не будет. Ничего не случится, если он разок переспит с девушкой, которая привлекла его внешне. Но Пак, наученная не доверять ни одному из клиентов, долгое время сопротивлялась его чарам. Отказывалась обслуживать столик этого парня, каждый раз оглядывалась, стоило выйти на улицу только для того, чтобы вынести мусор. Но однажды она всё же сломалась, просто банальный чмок в губы перерос в глубокий французский поцелуй, а потом в секс в ближайшей маленькой гостинице. Та ночь стала самой прекрасной и самой ужасной в её жизни. Прекрасной потому, что парень был хорошим любовником, который целиком и полностью прислушивался к желаниям девушки, к её телу, которое банально изголодалось по мужскому теплу, и ужасной оттого, что через месяц девушка узнала, что беременна. Грызла ли Рози совесть, когда Тэхён, совершенно не сказав, что живёт с девушкой, предложил съехаться? Да. Не ожидала увидеть незнакомку на пороге дома, и что-то чисто женское взыграло в ней через день после попытки суицида Лисы — она стала уговаривать Кима навестить тайку. Ей ведь явно нужна поддержка, какая-никакая помощь. Рози была слишком позитивным человеком, чтобы понимать, что творилось на душе Манобан. Парень не дал ей даже увидеть, как скорая помощь забирала мокрое обнажённое тело с перерезанными запястьями. Просто запер в комнате и сказал не шевелиться, не говорить в его отсутствие. И девушка молчала. Сидела, немного трясясь от страха даже не за себя, а за практически незнакомую девушку, которую хотелось поддержать и подбодрить. Но Рози знала, что сделает только хуже: она ведь живое напоминание, что Тэхён изменщик. Зазвонил домашний телефон. В тишине его было отчётливо слышно, и Пак, чуть придерживая немного округлившийся живот, подошла к нему, нажимая на кнопку и принимая вызов. Сначала в трубке слышалось лишь молчание, потом кто-то громко выдохнул, будто сдерживал кипящую внутри злость. Следом раздались крики, больно бьющие по ушам. Чеён растерялась. — Ким Тэхён, мы тебя предупреждали, что ты сдохнешь, как собака, если не явишься на базу! Сколько времени уже тебя нет?! — Простите, кто вы? — Рози дрожала, и это было слышно по её голосу. Она не знала о том, чем занимался парень, которого делила с другой девушкой. — Вы… — Лиса, блядь, ты надоела притворяться дурой. То, что твой мальчишка торгует наркотой, ты знаешь. Если он не придёт к дилеру, то ты и твой Тэхён окажетесь мёртвыми. Усекла? — Но я не Лиса… — вызов сбросили, так и не узнав, что вместо Лисы отвечала другая девушка. Рози боялась. По-настоящему боялась. Ей следовало, в принципе, не нервничать — беременным не положено волноваться, это даже опасно. Но что-то в душе было неспокойно. Предчувствие кричало, что надо бежать, не оглядываясь, но девушка, сглотнув слюну, уселась на кухне, выравнивая дыхание. Тэхён торговал наркотиками? Но он же не мог заниматься, он работал охранником в магазине! Или же он солгал? Девушка запуталась. Хотела вдохнуть, но воздух холодом обжёг грудную клетку, впиваясь крохотными иголочками в лёгкие и протыкая их насквозь. Как она ничего не замечала? Слепая и глупая девочка. И как Лиса всё это выносила? Необходимо найти так называемый товар, чтобы точно подтвердить слова, сказанные по телефону. Может, это всё ошибка, но адский грохот, раздавшийся со стороны входной двери, заставил Рози подскочить, судорожно пытаясь вспомнить, как можно хрупкой девушке прогнать незваных гостей. Раздалось тяжёлое дыхание, а потом сдавленный стон — Пак поняла, кому принадлежал голос, а поэтому вышла в прихожую. Ким Тэхён был побитым. Под его глазами лежали глубокие синие тени, зрачки расширены, руки сведены тремором. Розэ отступала к кухне, а когда парень раскрыл рот, чтобы что-то сказать, в дверь со всей силы ударили. Девушка вскрикнула, сразу же прикрывая губы ладонью, дабы не издать ни звука. Нутром чуяла, что надо схорониться, затаиться. — Иди на балкон и прячься, — только и успел произнести парень, как хлипкая дверь, всё же сорванная с петель, чуть не пришибла Кима. В квартиру вошло три человека. Они оглядели прихожую, бросили взгляд, полный презрения, на парня, что стоял, немного трясясь, и на напуганную девушку, которая пыталась выглядеть невозмутимой. Её выдавали глаза: в них блестело беспокойство вперемешку со страхом, который ледяной коркой покрывал радужку. Розэ боялась даже не за себя, нет, боялась за плод, находящийся внутри неё. Как мать, она хотела защитить своё ещё не родившееся дитя любыми способами. — Хорошо тебе живётся, Ким. Квартира, девушка, полные карманы наркотиков. Думал, мы такие глупые и не поймём, что ты начал работать параллельно с двумя дилерами? — явный лидер вторжения подал голос в звенящей тишине; он был высоким молодым человеком, глаза которого метали молнии. Его волосы были приметными, красными, будто у айдола, а с мочки уха свисала серьга-крест. Тэхён боялся этого человека: имея кличку «Каратель», этот мужчина приходил вершить правосудие над предателями. Конечно же, он убивал, его руки были обагрены кровью. Никто не знал пощады; женщины кричали, когда он их насиловал, мужчины принимали свою смерть молча, потому что ничего не успевали сказать. Команда Карателя называла себя Чистильщиками, ибо места преступлений они буквально зачищали: правильно, по их скромному мнению, располагали трупы, оттирали поверхности от крови, делали всё так, будто это самоубийство, а далеко не спланированное убийство. Да, они были безнаказанными. За эту шайку слишком много отваливали денег полиции, а поэтому блюстители закона на всё закрывали глаза. — Зачем вы пришли? — Тэхён отступал назад, телом инстинктивно прикрывая Пак. Он знал, что Каратель со своей шайкой приходил к любому человеку, кроме собственного босса, только раз в жизни. А потом он уходил, оставляя за своей спиной новые трупы, всё больше и больше погружающие руки в кровь. — Меня вы можете убить, а вот мою девушку трогать не смейте. Тело Чеён окутало тепло. В какой бы ситуации они бы не находились в данный момент, она чувствовала себя под защитой более сильного человека. Пусть Тэхён и напряжён, пусть готов встать на защиту и порвать глотку любому, кто хоть кончиком пальца притронется к девушке. За Лису он бы так не стоял. Надоела эта истеричка со своим визгливым голосом и манерами деревенщины. Каратель был безмолвным; вместо слов он и его команда оттеснили парочку в гостиную, заставив сесть на диван, прижавшись друг к другу бёдрами. Один из мужчин достал из кармана пачку сигарет, вынимая одну ядовитую палочку и закуривая, абсолютно не заботясь о том, что квартира поддерживалась в чистоте, а поэтому пепел на полу не будет смотреться эстетично. Главный чуть скинул куртку, обнажая кобуру, что была надета на ремень. Чеён не сомневалась — пистолет, прячущийся и дожидающийся своего часа, настоящий. Выстрелит он по-настоящему. Отберёт жизнь не понарошку. — Я думаю, Ким Тэхён, ты осведомлён, что я никогда не повторяюсь с видами казни, — проговорил Каратель, любовно поглаживая пистолет, который только что достал из кожаной кобуры. Он давно обдумывал, кому дать шанс выстрелить себе в висок, и решил, кто это будет. Тэхён, предавший главного дилера, и его прошмандовка, постоянно заикающаяся, когда отвечала на телефонные звонки, убьют сами себя. Проверив ещё раз оружейный барабан, Каратель улыбнулся. Все пули на месте. — Сомневаюсь, что вы когда-то играли в русскую рулетку, так что предлагаю вам крутануть барабан и выстрелить себе в голову. Здесь всего лишь две пули, и если вы выживите, мы вас помилуем. Я способен на милосердие. Чистильщики за спиной своего лидера подавили ухмылки. Они-то видели целый барабан. Они-то знали, что парочка, сидящая на диване и смотрящая на людей со страхом, смешанным с лёгким благоговением, скоро будет убита. Тэхён буквально выхватил пистолет из рук, абсолютно не сомневаясь, что примет на себя хотя бы одну пулю. А потом Рози крутанёт барабан, выстрелит вхолостую и выживет. Каратель смотрел с искренним интересом на бледного парня, дрожащего и прижимающего к своему виску холодное дуло. Он буквально физически чувствовал волнение этого наркомана, чувствовал, как металл упирался в голову и как судорожно бежали строкой его мысли. Странные эти люди — предатели. Когда нарушали правила, их ничто не беспокоило, а потом, как приходила расплата, они судорожно соображали, как же перекроить за секунду до гибели собственную судьбу. Смешные люди. Ничтожные люди. Вмиг стало тихо, казалось, даже Чеён на секунду затаила дыхание, будто надеялась, что пистолет не выстрелит, но Ким нажал на спусковой крючок. Вмиг все его мысли прекратились, когда послышался громкий выстрел, от которого, наверно, пробудились от дневного сна соседи. Рука в крови, висок в крови, эти же капли попали на белую обивку дивана, а парень смог из последних только сил приоткрыть рот. Пак подпрыгнула на месте, истошно вопя, потому что тело завалилось на неё, пачкая алой кровью, вытекающей из головы, ноги, одежду и руки девушки. Она металась; была дико напугана, чувствовала, что это конец и её ничто не спасёт. Во что она была ввязана? Почему? За какие грехи? — Теперь ты, Лиса, — Каратель смотрел на девушку жёстко, прямо, а она, раскрыв рот и рыдая, качала головой, когда ей протягивали окровавленный пистолет. Но всё же, взяв руку девушки, Каратель вложил в неё пистолет, смотря прямо в заплаканные глаза. Сколько раз эта шлюшка выгораживала своего мёртвого хахаля? Одному богу известно. Теперь они оба получили по заслугам. — Стреляй. — Но я… я не Лиса! — Чистильщики гортанно засмеялись, но главарь приказал молчать. Они обязаны подчиняться, иначе сами будут убиты. — Меня зовут Пак Чеён, а Лиса… Лиса пыталась покончить с собой, она в больнице и… и… — Заткнулась! — мощный удар пришёлся прямо по лицу, и Рози отбросило к спинке дивана. Из носа потекла кровь, и девушка вскрикнула. — Либо ты сама избавляешь мир от своего присутствия, либо мы тебе в этом помогаем. Но из двух вариантов надо выбирать самый простой, не так ли? Ни крики, ни слёзы не поколебали мужчину, когда он, выдрав из рук девушки пистолет, молчаливо направил дуло в центр лба, зная, куда стрелять. Каратель считал, что люди, которые через секунду умрут, прекрасны особой красотой. Они по-особенному открыты: в их глазах страх, на губах мольба о помощи, о пощаде. Им сжимало рёбра от беспомощности, которая камнями заваливалась по пищеводу и распространялась по всему телу. Эта девушка, такая беззащитная, была прекраснее всех, кого Каратель убивал. В ней удачно сочетались красота и юность, и это сочетание скоро уйдёт, растворится в тени Смерти, которая находилась уже за спиной этой девушки. Выстрел. Девушка не издала ни звука — просто завалилась на Тэхёна, роняя последние катящиеся из глаз слезинки. Прекрасная картина: два мёртвых тела на диване, такие открытые, такие беззащитные, такие бледные. Всё сделано в лучших традициях. Один из чистильщиков вновь поджёг сигарету, принимаясь курить. Убийство — дело нервное. Даже если не ты убиваешь. — Очистить помещение, сфотографировать тела для отчёта и вернуться на базу, — даже не потрудившись оттереть приклад и дуло от крови, Каратель дал короткие поручения и пошёл к выходу из квартиры. — Сделайте всё в лучших традициях. Ему самому хотелось выйти и покурить. У него было настойчивое чувство, что девушка действительно не являлась Лалисой Манобан.* * *
Чон Чонгук сидел на койке рядом с Лалисой, смотря, как выражение её лица менялось с каждой прочитанной строкой газетной вырезки. Она то брала себя в руки, то её лицо морщилось, будто у неё болели зубы. После прочтения она кинула свежий номер в ноги, прикрывая лицо ладонями. Лиса чувствовала опустошение, её хотела охватить истерика, но девушка уже научилась справляться с внутренними рыданиями. Она подавила жалость к себе, подавила сострадание к убитым. Может, она даже чувствовала удовлетворение? Возможно. — Туда им и дорога, — она с презрением смотрела на две фотографии: Тэхён, которого Лиса сфотографировала в прошлом году при переезде, и Чеён в рабочей официантской одежде, беременная девчонка, которую парень притащил в дом. — Но… но почему её называют Лалисой Манобан, если я — Лалиса Манобан? — Я не знаю, — Чонгук не смел прикасаться к пациентке; ему надо было самому взять себя в руки, а то хотелось встать, выбежать из палаты и уточнить у журналистов, почему девушку на первой полосе газеты назвали именем его пациентки. — Давай лучше переведём тему разговора. Ты же в курсе, что скоро тебе придётся покинуть стены больницы? Лиса кивнула, касаясь кончиком языка сухих губ. Она-то знала, что придётся, только вот куда идти — не имела ни малейшего понятия. Квартира, в которой она до появления Рози жила вместе с Тэхёном, оцеплена полицией до сих пор, если судить по словам Чонгука. Что она скажет служителям закона? «Простите, я тут живу, уйдите к чертям собачьим отсюда и дайте жить спокойно»? Да её же натурально в психбольницу заберут, сказав, что девушка страдает странными галлюцинациями, будто жила здесь. — Мне некуда будет идти, — прохрипела Лиса, подтягивая худые колени к себе. — Больше некуда… Преданная, сломленная, лишённая буквально всего в этой стране. Лалиса не плакала, нет, её глаза уже были сухими. Она просто сидела, уткнувшись лицом в свои колени. Чувствовала себя разбитой, собранной и склеенной заново. Так смешно. Лишилась теперь буквально всего, а как жить дальше? Что делать? Надо будет вернуться к родителям в Таиланд, попросив прислать денег или человека, который сможет забрать из Сеула. Что-то, конечно, останавливало. Точнее, кто-то. Этот кто-то сидел рядом, на койке, и не сводил с девушки сочувствующего взгляда. Лалиса успела привязаться к Чон Чонгуку, ей казалось, что доктор единственный понимал её, но даже если он ей и предложит остаться у себя или снять комнату, девушка откажется. Её проблемы не обязан решать кто-то другой. Она сама с ними справится. Вырвется из всего победительницей. Ей просто нужно время. — Я со всем справлюсь ведь, да? — девушка, чувствуя, будто в груди что-то взрывалось, встала с койки и подошла к окну, которое открывало вид на оживлённую дорогу. Прямо под зданием стоял, смотря на окна, человек с красными волосами, от вида которого Лиса поморщилась. Зачем он так смотрел в окна? — Ведь так, доктор Чон? А врач ничего не смог сказать — знал, слова не помогут. Просто, как всегда, следовал странной философии «обнять значит спасти» и обнял девушку со спины, прижимаясь головой к её голове. Да, некоторое время назад понял, что влюбился. Слишком уж хрупкой была эта девушка. Знал — пациентка к нему ничего не почувствует, но если не оттолкнёт, уже будет хорошо. Под окнами стоял Каратель. Он не видел, что происходило в палате, но знал, что нужная ему девушка, тайка Пранприя Лалиса Манобан, сейчас в этой больнице. Карать там нечего — девушка саму себя выжгла до основания, морально убила и заставила переосмыслить многое в своей жизни. Главное — он убил предателя. А ту девушку или нет — это уже не важно. Босс проверять не будет. Он оставит Лису в покое.