***
Ночь выдалась безлунная. Свет от уличных фонарей едва освещает кирпичный переулок, и самая темная из теней оказывается Акутагавой. Ацуши рад его видеть. «Просто хочу побыстрее закончить с этим заданием», – говорит он самому себе. – Тигр, – угрюмо приветствует его Акутагава, отталкиваясь от стены и пряча руки в карманах. На голове у него такие же наушники, как у Ацуши. Ацуши делает глубокий вдох. – Слушай, давай просто заберем этот чип и свалим отсюда. Мне все это нравится не больше твоего. Выражение лица Акутагавы ожесточается. Он даже не поднимает на Ацуши глаза, смотря ему куда-то под ноги. – Ничтожество. Акутагава говорит так тихо, будто он и не с Ацуши разговаривает вовсе, и от этого хочется кричать. Бывают дни, когда Ацуши думает, что понимает Акутагаву лучше, чем кто-либо. А потом случаются ночи, вроде этой, и Ацуши как будто и не знает его вовсе. Недовольство жжет изнутри раскаленной лавой. Дазай, Мори, да целый город, кажется, одержимы желанием сталкивать их друг с другом снова и снова, и каждый раз это оборачивается катастрофой. Но, может, было бы лучше, если бы Акутагава хоть раз попытался… – Мы отключили камеры наблюдения, – голос Дазая потрескивает в наушниках. Судя по тому, как застывает, стиснув кулаки, Акутагава, он тоже его слышит. – У вас есть три минуты, чтобы пробраться внутрь. Дазай еще говорит, а Акутагава уже взмывает в воздух с помощью Расёмона. – Постарайся не мешаться под ногами, – цедит он сквозь зубы и перемахивает через стену. «Отлично», – думает Ацуши, трансформируя руки и ноги для прыжка. – «Просто замечательно».***
Все идет слишком хорошо. Здание темное, пыльное и пустое. Узкие ботинки Акутагавы оставляют следы на грязном полу, и рядом с ними – следы босых ног Ацуши. Акутагава идет впереди, двигается скованно. Секундная заминка – то, что Ацуши не заметил бы еще год, месяц назад. Акутагава уже успел на кого-то нарваться. Как обычно. Голос Дазая приводит их в спальню на третьем этаже – обветшалую, некогда богато обставленную, потом указывает на потайное дно в ящике тумбочки. Когда Ацуши открывает его, они видят кнопочную панель. Акутагава вводит код, который им диктует Дазай. Что-то кликает – и открывается ниша в стене над тумбочкой. Механизм кажется слишком новым по сравнению со старой и пыльной комнатой. Дазай говорит, Акутагава с очень сосредоточенным выражением лица следует его инструкциям. В такие моменты, Ацуши чувствует себя третьим лишним. Конечно, он никогда не сможет поладить с Акутагавой – не то чтобы ему хотелось – потому что у того с Дазаем, с мафией и с городом уже есть свое общее прошлое. Может ли Ацуши стать для Акутагавы не соперником, не врагом, но кем-то другим? Найдется ли для него такое место? Акутагава оглядывается на него через плечо. – Не отвлекай, – ворчит он, хотя Ацуши стоит далеко, посередине комнаты. Ацуши отворачивается, пряча усмешку. Акутагава наклоняется вперед, руки все еще в карманах. Лента Расёмона вытягивается перед ним. Ацуши задерживает дыхание. Он думает, что Акутагава – тоже, пока наблюдает, как черная лента аккуратно вынимает чип из устройства. Раздается тихое «пинг», затем наступает тишина. Они, как по команде, выдыхают оба. – Он у нас, – докладывает Ацуши, пока Акутагава прячет чип. Темно, и хотя для тигриных глаз Ацуши это не проблема, все, что он видит – это лицо Акутагавы с темными кругами под широко распахнутыми, настороженными глазами. Он замечает,что Акутагаву ведет в сторону – он вымотан. – Отличная работа. Теперь, прежде чем вы уйдёте …Погодите. Где-то раздается глухой звук, и с улицы слышатся голоса. Проклятье. Здесь никого не должно было быть. Ацуши бежит к окну. Черные, колючие ленты оборачиваются вокруг его руки, дергая обратно, внутрь спальни. – Они заметят тебя, – говорит Акутагава, смотря мимо него на открытое окно. – Идиот. Ацуши когтями разрывает путы, сбрасывая Расёмона с себя. – Черт, черт, что нам теперь делать? – Бежать. И теперь уже не Расёмон, а холодные пальцы самого Акутагавы крепко смыкаются на его запястье, и Акутагава тащит его за собой прочь.***
– Вы же сказали, это здание пустует, - яростно шепчет Ацуши в микрофон, пока они бегут по коридору. Его слишком заботит – он лишь переживает за успешное выполнение миссии, а не волнуется – как неровно бежит впереди Акутагава, держась за левый бок. – Я хотел заполучить чип прежде, чем они до него доберутся, – отвечает Дазай. – Пока что все хорошо… – Да пошли вы, – огрызается Ацуши и почти смеется, когда Акутагава оборачивается, шокированный услышанным. – Кто такие «они»? –Правительство, – отвечает Дазай. – Так что, ммм, постарайтесь никого не убить. – Кто бы говорил, – бурчит Акутагава, а Ацуши уже знал, что он именно так и скажет. Проклятье, они проводят вместе слишком много времени.***
Они почти добираются до двери, ведущей к выходу, когда мощный взрыв разносит ее в щепки. Перед глазами стоит красная стена, слышится треск, как будто… «Расёмон», – догадывается Ацуши, перекатываясь на бок. Это Расёмон пожирает пространство, защищая Ацуши от осколков стекла и металла. И Акутагава, бледный и прижимающий к себе руку. Ацуши бросается к нему, не обращая внимания на дым. Он не слышит звука собственных шагов, да ничего не слышит, и похоже, это была все-таки взрывчатка, а не обычная граната. Паника топит с головой. – Ты в порядке? – вырывается у него прежде, чем он может остановить себя. Акутагава стискивает зубы. Он смотрит на Ацуши снизу вверх, как будто… как будто проверяет, не ранен ли он. Что, конечно же, совершенно абсурдное предположение – и кто-то из них двоих точно абсурден. – Я в порядке. Идиот, – отвечает Акутагава и выдергивает темный от крови кусок металла из плеча. Руку тут же заливает красным. Расёмон плотно оборачивается вокруг, пережимая рану. – Западнее есть другой выход. И они снова бегут. Ацуши может думать только о том, насколько большим был тот осколок и как Акутагава смотрел на него. – Планы поменялись. Поверните направо. – Выход с левой стороны, – протестует Ацуши, но Акутагава уже заворачивает за следующий угол, и приходится догонять. Он не говорит: «Нам нужно выбраться как можно скорее», потому что Акутагава прибьет его на месте, если он скажет Дазаю хоть слово. –Подкрепление задерживается, –-буднично сообщает Дазай. – Мы пока не можем вас вытащить. Здесь снова налево. На повороте Акутагаву шатает так сильно, что Ацуши вынужден подхватить его под локоть. – Не трогай меня, – огрызается Акутагава, но не вырывается. Коридор, в котором они очутились, темный и бесконечно длинный, без окон и с кучей дверей. Ацуши понятия не имеет, где они. – Мы могли бы пробиться к выходу с боем, – предпринимает попытку Акутагава, но безуспешно. – Налево, – приказывает Дазай, и Ацуши практически тащит на себе Акутагаву через всю комнату. Мебель здесь кто-то предусмотрительно накрыл простынями. И тут Ацуши слышит звуки шагов – далеко-далеко – кто-то заходит в дом. Скоро они заметят следы на полу и кровь. Динамик снова оживает, и Дазай приводит их к высокому платяному шкафу, за задней стенкой которого скрывается потайная дверца, ведущая в кладовку. Расёмон полощется вокруг, полы плаща касаются бедра Ацуши, его руки. Он и не заметил, что Акутагава стоит так близко. У него в очередной раз появляется ощущение, будто он мчится через лабиринт. Он не знает, куда его ведут, и поделать с этим ничего не может. Раздражает. Так сильно, что почти невозможно дальше сдерживаться. Он без слов понимает, что и Акутагава чувствует себя также. Его выдают напряженная челюсть и мечущаяся туда-сюда способность. Акутагава сам на грани терпения. Еще одна миссия, для которой их выдергивают посреди ночи, толком не объясняя ничего, и все, что им дозволено – это слушаться голоса в микрофоне. – Вы бывали здесь раньше, – говорит Ацуши Дазаю. Где-то в доме хлопает дверь, и Акутагава вталкивает его внутрь кладовки. Расёмон закрывает дверцу шкафа и сдвигает на место потайную дверь. Теперь они как будто угодили в ловушку. Так это ощущается, по крайней мере. Они заперты в тесной пустой каморке, одна стена которой занята пустыми полками. Места едва ли хватает на двоих. Ацуши прислоняется к стене и тихонько пытается выровнять дыхание. – Замечательно. Теперь сидите тихо, пока я не скажу, что все чисто. Свет почти не достает до каморки. Акутагава так и стоит, не двигаясь. Расёмон обвивается вокруг него, прощупывает стены, полки, проходит так близко к Ацуши, что он вздрагивает от почти-касания. Его настигает понимание – Акутагава совершенно ничего не видит. – Сюда, – шепчет он, касаясь руки Акутагавы. Он тянет Акутагаву – за здоровую руку, конечно, он же не дурак. Акутагава резко дергается в сторону, распахнув глаза от неожиданности. Ацуши замирает. Но Расёмон не реагирует. Они стоят так близко друг к другу. Никто из них не двигается, но Ацуши все равно задыхается, и сердце бешено стучит в ушах, будто он все еще бежит. В микрофоне раздается потрескивание. Дазай ничего не говорит, но звука оказывается достаточно, чтобы снять оцепенение. Ацуши разжимает пальцы. Он не понимает, зачем вообще потянулся к Акутагаве. Он не знает, почему Акутагава, вместо того, чтобы оторвать ему руку Расёмоном, просто закрывает глаза и прислоняется к стене рядом с Ацуши. – Убью тебя, когда мы выберемся отсюда, – шипит сквозь стиснутые зубы Акутагава. Ну, хоть что-то не меняется. – Так-так, ребятки, ведем себя прилично. – Да пошли вы, – произносят они одновременно и снова застывают. Ацуши едва слышит смех Дазая в наушниках – так оглушительно громко бьется в груди Акутагавы. Они замолкают, запертые вдвоем в кромешной темноте.***
Ацуши не знает, сколько проходит времени – час или полчаса – когда они слышат звуки шагов, но кто бы там ни был, близко он не подходит. Акутагава сползает на пол. Точнее, падает с глухим звуком. Ацуши опомниться не успевает, как уже стоит на коленях рядом с ним. – Что случилось? – спрашивает он, абсолютно точно не паникуя. Лицо Акутагавы осунулось, его всего трясет. – Меня тошнит от твоей заботы, – раздраженно отзывается он, но не отстраняется, когда Ацуши перелезает через него. – Дай мне посмотреть, – просит Ацуши и беспрепятственно тянется к раненой руке. Акутагава использует способность, чтобы закрыть рану. Ничего такого в этом нет, обычная практика, если бы не один нюанс – Акутагава уже был прилично измотан до этой миссии. Ещё год назад он бы, не задумываясь, всадил в Акутагаву когти, а тот пронзил бы его насквозь Расёмоном. Они бы все кости друг другу переломали. Они все еще могут взяться за старое, думает Ацуши, пока стягивает пальто с плеч Акутагавы. Оно сползает вниз и замирает на изгибе локтя, послушно скользя в руках Ацуши. Абсолютная противоположность своего хозяина, застывшего как каменное изваяние. Белый рукав рубашки Акутагавы весь темный, в нос Ацуши ударяет сильный запах крови. Он секунду размышляет о чем-то, потом садится на корточки, развязывает галстук и спускает подтяжки с плеч. – Что ты… – начинает было Акутагава, услышав шуршание ткани. Пальцы Ацуши касаются пуговиц на его шее. – Тигр. – Она все равно порвана, – отвечает Ацуши, как будто Акутагава спрашивает именно об этом. Но все равно это правда. После трансформации рукава у Ацуши все в лохмотьях. Микрофон оживает. – Вы же не ввязываетесь ни в какие неприятности, да? Танидзаки-кун почти на месте. Ацуши абсолютно точно вляпывается в неприятности. Он снимает рубашку, но почему-то ему без нее даже жарче. Он рад, что Акутагава не видит его шрамы. Рад, что Акутагава не видит, как он смущен, как он нервничает. Рад, что ему не видно, как дрожь прошивает все тело Ацуши от того, что он видит в темноте, как краснеет Акутагава. Он осторожно касается шеи Акутагавы, развязывает эту дурацкую манишку, начинает расстегивать пуговицы. Оказывается, тяжело расстегивать не свою рубашку, особенно если костяшки пальцев касаются худой груди Акутагавы, даже если и через ткань. Особенно, если глаза Акутагава распахнуты до невозможного широко, а его голос дрожит, когда ему удается выдавить из себя несколько слов: – Мы в порядке, Дазай-сан. Ацуши видел Акутагаву без рубашки и раньше, его бледную кожу, испачканную кровью и грязью, но сейчас все почему-то воспринимается по-другому. Здесь, в темноте и тишине, где только он может видеть. Где Акутагава не вырывается, позволяя ему увидеть свежие синяки, украшающие левый бок, темнее, чем тени между ребрами. Но не это сейчас самое страшное, поэтому Ацуши сосредотачивает свое внимание на раненой руке. Порез длинный, глубокий. У обоих случалось получать раны намного страшнее, но сейчас совсем другое дело. Акутагава получил эту рану, защищая Ацуши. И Ацуши сделает все, что в его силах, чтобы хоть как-то отблагодарить. А может он не так много. Из остатков его рубашки получилась страшно нелепая повязка, но хотя бы достаточно плотная – Ацуши галстуком обматывает для надежности. Акутагава шипит от боли, когда Ацуши затягивает слишком туго, и раздраженно шипит, когда Ацуши извиняется. Когда он заканчивает, его рука, без разрешения, касается расцвеченного синяками бока Акутагавы, ведет по коже невесомым касанием, посылая по чужому телу дрожь. Акутагава удерживает его за запястье, снова, но уже иначе, не так, как прежде. Или, может быть, это «иначе» настало уже давно. Пальцы, нежные и мягкие, чувствуют ускоряющийся пульс Ацуши. –Тигр, – выдыхает Акутагава. Предупреждает. Ацуши наклоняется ближе. Его бедро прижалось к поднятому колену Акутагавы. Он полу-нависает над ним. Акутагава сидит с откинутой назад головой, слепо смотря перед собой, приоткрыв рот. Ацуши буквально в паре сантиметров от совершения чего-то очень глупого. Нужно что-то сказать.Он должен сказать что-то. – Хей, – шепчет он. – Ацуши-кун? В эту самую секунду Ацуши понимает, что на самом-то деле Дазай ему сейчас здесь не нужен. Ацуши не знает, как им выбраться из лабиринта коридоров, но точно знает, где он находится сейчас. И что он смертельно устал от Дазая, от Мори, от судьбы, от всего этого чертова города – от всех, кто продолжает швырять его в Акутагаву. Он прекрасно может поймать его сам. Ацуши выключает свой микрофон. Затем протягивает руку вперед и отключает микрофон Акутагавы. Пальцы касаются его уха, путаются в мягких волосах, и всего ничего остается, чтобы ладонь коснулась бледной щеки. – Я хотел сказать спасибо, – тихо говорит Ацуши, – за то, что спас меня сегодня. Акутагава смотрит вверх и затем в сторону, как будто случайно подставив беззащитную шею под пальцы Ацуши. – Я и раньше так делал, – с усилием, будто слова причиняют ему боль, отзывается Акутагава. – И сделаю это снова. Ты глупый и безрассудный. – Ну, почему с тобой всегда так сложно? – спрашивает Ацуши, касаясь ладонью щеки Акутагавы. Потом наклоняется к нему – рискуя быть пронзенным Расёмоном, но оно того стоит – и целует. Поцелуй – легче воздуха. Едва ли что-то большее, чем просто поделенное на двоих дыхание. Ничего такого, что мог бы себе представить Ацуши – не то, чтобы он уже успел это сделать. Акутагава замирает под ним – под его губами, под его руками. А потом его пальцы сжимаются на запястье Ацуши сильнее, и он целует в ответ.