Не (Про)любовь

      Меня зовут Лука. Лука Сподрин. Мне почти тридцать лет. Я проектный лид отдела программистов крупной компании по разработке игр. Работаю в Москве. Недавно купил там квартиру. Почти — осталось продать двушку в родном городе и как раз закрою последний платеж за нее. Веду активный и здоровый образ жизни. Часто путешествую. Увлекаюсь кайт-серфингом. Обожаю ездить с друзьями на рок-фестивали и джаз-концерты. Люблю британский рок, японскую мангу и старые голливудские черно-белые комедии. Коллекционирую виниловые пластинки и первые компьютерные игрушки.       Не женат. И не женюсь.       Потому что.       Не так давно, что-то около трех месяцев назад, я расстался с… бойфрендом. Без драм и трагедий, к слову, просто надоели друг другу. Вот поэтому и не женюсь. Его имя называть не буду — оно в этой истории не имеет никакого значения.       Что еще рассказать о себе?       Блондин, глаза карие, рост — выше среднего, если в общем. Если по частностям: у меня все в порядке с лицом и фигурой. Поэтому владельцы компании очень любят отправлять меня на разного толка, но всегда несомненной важности мероприятия, где необходимо создать самое благоприятное впечатление. У меня неплохо подвешен язык, я грамотный специалист, на меня приятно смотреть — комбо!       Мне хватает уверенности, чтобы тщательно следить за собой и не скрывать того, что мне важно, как я выгляжу. Не пренебрегаю посещением фитнес-клуба, косметолога и хорошего дорогого стилиста. Одежду предпочитаю качественную, практичную, неброских расцветок, но с изюминкой. По стилю что-то между смарт-кажуал и легким намеком на преппи.       И да, мне нравится парень, которого я вижу в зеркале по утрам. Он отлично выглядит. Потому что, твою мать, я приложил массу усилий, чтобы выглядеть отлично. Выглядеть, как состоявшийся мужчина, у которого все под контролем. Этот вид отражает и мое внутреннее состояние полной гармонии с собой.       Я очень долго к этому шел. К тому, чтобы утром просыпаться с улыбкой, потому что у меня все зашибись. Все, как я хотел. И будет так, как я захочу. Я умею ставить цели и добиваться их.       Я. Очень. Долго. К. Этому. Шел.       И вот сейчас я взял отпуск, чтобы вернуться в родной город и завершить сделку по продаже старой квартиры. Приехал буквально на пару дней и застрял.       Почему?       А я не знаю.       Не знаю, какого черта я здесь застрял, ударившись в поиски одного парня… Из прошлого, которое кажется уже не моим и нереальным. Но почему-то все, что связано с ним, я до сих пор помню слишком хорошо.       Семь лет прошло. Достаточный срок, чтобы распрощаться с какими-то странными и неясными надеждами, точнее — иллюзиями, что являются мне иногда в туманных снах. В этих снах я все еще отчетливо помню цвет его глаз, запах его кожи и хриплый прокуренный голос. В этих снах я все еще до одури его люблю. В этих снах я все еще тот, кто по-прежнему верит… Он тоже меня любил. Несмотря на дикую, больную связь, что вряд ли назовешь любовью.       Может, чтобы ответить на этот вопрос, мне нужно рассказать эту историю заново? Вам? Но на самом деле я расскажу ее себе. Потому что…       Не понимаю. Себя не понимаю.       Дурь. Глупость.       Или незакрытый гештальт? Кажется, так это называют психологи.       Возможно, мне просто надо поставить точку. Поэтому я и пытаюсь его найти. ***       Что я о нем знал? О том парне?       Практически ничего. Поначалу практически ничего.       Только имя. Ярик. Так его звали в компании.       Знаете, практически в любом стандартном дворе, окруженном пошарпанными многоэтажками, есть такие компании: парни от четырнадцати до восемнадцати лет, что целыми днями болтаются по району, вечерами допоздна торчат на детских площадках, в плохую погоду трутся в подъездах, делают штаб-квартиры в пустующих подвалах. Их часто можно встретить на крыльце магазина «Продукты». У них обязательно есть знакомая продавщица, которая из-под полы продает им пиво, водку и сигареты.       Они пьют, курят, балуются травкой, ржут как кони, фоном качает какой-нибудь забористый русский рэпчик или трэшовый «смертельный металл», кто-то обязательно фальшивящим голосом подвывает под перебор вконец расстроенной гитары. Они играют в карты, залипают на ютьюбовские ролики, задирают девчонок, нарываются на драки… Ну, это, типа, дело чести — набить морду залетным, не с этого района. Прогуливают школу или техникум. Может, подрабатывают — грузчиками на складе или чернорабочими на стройке. Возможно, промышляют мелкими гоп-стопами и воровством. У кого-то стопроцентно есть приводы в полицию.       Они не думают о будущем, потому что этим будущим не особенно озабочены их родители. Не факт, что все они из так называемых неблагополучных семей. По-разному бывает. Факт, что в тусовке таких же, как они, эти ребята чувствуют себя «своими». Думаю, первопричина кроется в этом — в возможности самоутвердиться, в возможности в некой закрытой части социума с жесткой иерархией, ценностной градацией и определенными стереотипами поведения стать «своим», «избранным». В максимальной зоне комфорта с минимальной зоной ответственности и обязательств.       И на этом этапе их жизнь ограничивается моментом «здесь и сейчас», что вовсе не значит, что каждый из них кончит дерьмово, что бы это ни значило в представлении простого обывателя. Да, кто-то из них застревает в этом моменте на всю жизнь, а кто-то перешагивает его… И «темное дворовое прошлое» остается этапом взросления, поводом не без гордости упомянуть о нем в подпитии.       Такая компания имелась и в моем дворе.       Я проходил мимо них каждый день, возвращаясь из университета, я слышал их пьяные вопли и хохот каждый вечер под своим балконом, я сталкивался с ними на входе в палаточный магазинчик «Продукты». И не замечал их. Они существовали для меня в параллельном закадровом измерении, которое никак не пересекалось с моим миром. Этакая неотъемлемая часть микрорайона, как старушки на лавках или мамаши с колясками.       И я понятия не имею, почему в мое поле зрения попал Ярик. Но я точно помню день, когда приметил его среди безликой компании ребят, сливавшихся для меня лицами в неразличимое цветастое пятно.       Среда. Сентябрь. Я учился на пятом курсе, семестр только начался, и моя голова была забита исключительно мыслями о двух предстоящих семинарах и главой дипломной работы. Никакие другие мысли я туда не допускал — у меня имелась вполне четкая цель: закончить с отличием универ и свалить из родного города. В Москву или Питер. Где повезет с работой.       А в том, что я ее обязательно найду, был уверен: не зря же я угробил пять лет юности на образование IT-специалиста широкого профиля, изучая в параллель основному курсу все, что только мог осилить. Я знал, куда хочу пойти работать, как составить грамотное резюме, в какие конторы его отправить — я с первого курса целенаправленно мониторил рынок вакансий, отслеживая подходящие компании. Я твердо знал, почему хочу уехать из родного городка и что для этого нужно сделать.       Я мечтал сбежать…       Сбежать от одиночества. Глобального, вселенских размахов одиночества, настигшего меня в тот день, когда я по глупости и пылкости чувств признался в любви единственному другу. Это было в школе. В одиннадцатом классе.       Его реакция меня… уничтожила. Морально раздавила. После моего признания — неловкого, но искреннего, без надежды на взаимность, но продиктованного острой необходимостью открыться человеку, которым я дорожил и которому не хотел больше врать — он скривил лицо. Не презрение и не отвращение. Нет, это был странный коктейль из жалости, брезгливости и разочарования. Словно я прокаженный. Чумной и заразный. А еще были слова: «Не подходи ко мне». Он никому ничего не рассказал — подозреваю, что им двигал инстинкт выживания: расскажи о таком — и как будто сам уже такой.       Я лишь молча кивнул в ответ, принимая правду: так и есть. Я больной. Чумной и заразный. Неправильный. И если я хочу выжить, я должен скрывать дефектность. Тогда-то у меня и появилась цель: сбежать. Сбежать в большой город, где я смогу выдохнуть. И вдохнуть уже свободно. Затеряться в разношерстной толпе большого мегаполиса. Отрезать от себя прошлое провинциала-неудачника, заклейменного печатью прокаженного.       Я мог бы попытаться поступить в питерский или московский вуз сразу после школы, но не сложилось. Заболела мама. Рак. Я должен был остаться с ней. С отцом они семь лет как развелись. Он нам помогал, но вся его поддержка ограничивалась алиментами строго по судебному предписанию. Я ему в новой жизни был не нужен. От слова «совсем». Он не всегда вспоминал, когда у меня день рождения. Звонил как правило с опозданием на неделю, а то и две-три.       Про период, когда на моих руках умирала мама, ни рассказывать, ни вспоминать не хочу. Он остался в памяти мрачно-тягучим, мучительно-больным воспоминанием. Беспросветным. Сплошная черная полоса. А после ее смерти я остался один в двухкомнатной квартире. На грани тотального отчаяния. С пустотой в сердце.       Но я очень хотел жить.       Эта жажда была сильнее, чем гнетущее ощущение безысходности.       Я очень сильно хотел жить.       Полно, объемно, не отказывая себе в маленьких и больших удовольствиях. Хотел иметь хорошую работу, классную квартиру, может быть, комфортную машину — опционально. Хотел стильно одеваться, тратиться на модные гаджеты, обедать и ужинать в ресторанах, посещать разные интересные общественные мероприятия, ездить в путешествия. Хотел иметь массу хобби, может быть, коллекционировать что-нибудь крутое и бестолковое.       Хотел влюбиться. Удачно. И не один раз. Чтобы в итоге найти кого-то, с кем смогу разделить и рутину быта, и радости удовольствий.       Я очень хотел жить.       Я обещал маме.       Она не считала меня неправильным.       Она считала, что я замечательный сын и хороший парень.       Она повторяла: «Я тебя очень люблю».       Она просила: «Живи, Лука, живи. А я всегда буду рядом. Обещаю тебе, я всегда буду рядом».       И я решил, что буду жить. Что не могу ее подвести.       Я взял себя в руки, аккумулировал силы, настроился на главную цель. Сосредоточиться и перетерпеть. И все будет. У меня обязательно все будет.       Жизнь в большом городе на отцовские алименты я не потянул бы, поэтому, пропустив год, поступил в местный университет на нужный мне факультет. Пробившись на бесплатный, да еще со стипендией. И с головой ушел в учебу. Старательно отсекая от себя любые знакомства, закрываясь от людей. Мне не нужны были друзья. Я не нуждался в общении. Мне хватало однокурсников, преподавателей и кипучей университетской жизни, чтобы не ощущать себя асоциальной личностью. К тому же я таким не был. Просто вынужденная мера, продиктованная логикой, рассудком и инстинктом самосохранения.       И это работало. Работало целых четыре года.       А потом я заметил Ярика… В компании малолетних придурков, чьи запросы ограничивались убогим набором: найти денег, чтобы купить бухла и сигарет, чтобы затем найти с кем потрахаться.       И моей первой мыслью было: «За что?»       Обычный день, клонящийся к вечеру. Обычные обстоятельства. Привычная обстановка: двор, парковка, детская площадка, газончики с кустарниками и цветами, мусорные баки. Сплетничающие бабушки, замотанные мамочки с орущими детишками, неспешно прогуливающиеся собачники с питомцами, пара что-то бурно обсуждающих мужичков, тетки с авоськами, сцепившиеся языками на полпути к дому, тусовка бездельников, облепивших крыльцо подъезда и ближайшую лавочку. Грызут семечки и лениво огрызаются на жильцов, делающих им замечания.       На этот раз это было крыльцо моего подъезда, поэтому мне пришлось остановиться перед ступеньками и вежливо попросить позволить пройти. Кто-то нехотя пододвинулся, и я продолжил путь, злорадно заметив про себя, что заседание этих товарищей здесь скоро закончится — вернется с работы тетя Света, соседка со второго этажа, и энергично разгонит компашку к «едрене фене». Я почти дошел до заветной двери, как вдруг почувствовал легкое, дуновением ветра лизнувшее пальцы правой руки касание.       Возможно, оно мне причудилось, возможно… Но я помню, как вздрогнул и невольно оглянулся, вслед за касанием краем глаза зацепив чей-то пристальный, тяжелый взгляд.       Рядом со мной, прислонившись к перилам подъезда, стоял парень в черном спортивном костюме, заношенных кедах и с криво повязанной клетчатой арафаткой. Лет семнадцати-восемнадцати. Иссиня-черные, прямые волосы рваными прядями падали на лоб, щеки и сзади длиной достигали середины шеи; с их цветом резко контрастировала белая чистая кожа; угольные брови выделялись красивыми дугами; прямой нос и выразительно очерченные, полные губы подчеркивали четкий овал лица с аккуратными, гармоничными чертами. Идеальные пропорции, идеальные линии. Уже этого хватило бы, чтобы назвать его красивым, но было кое-что, что делало его невероятно красивым.       Нереального синего цвета глаза в обрамлении длинных жестких ресниц. Они ярко выделялись на лице, гипнотизируя фантастической глубиной. В тот момент, когда мы встретились взглядами, мне показалось, что я с разбегу ухнул в холодно-спокойное, равнодушное море, какое бывает в штиль при полуденном солнце.       Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на меня. В упор. Я завис прямо перед дверью подъезда и пялился на него. И это длилось по ощущениям вечность.       — Нравлюсь? — низкий хриплый голос, издевательская ухмылка. И мгновенно разорвавший установившуюся на секунду тишину конский ржач. Я вдруг понял, что вся эта толпа малолетних придурков с интересом наблюдала за нашей затянувшейся игрой в гляделки. И, наверное, это был какой-то их внутренний прикол. Парень с арафаткой на шее прекрасно осознавал свою привлекательность и, видимо, я не первый, кто терялся в пространстве и времени, подвисая на его внешности. Выражение самодовольства и высокомерного превосходства на его лице в этот момент можно было ложкой собирать и в трехлитровую банку сливать.       Наглый тон, нахально сощуренные глаза и насмешливая ухмылка сигнализировали, что ситуация в некотором роде спровоцирована — он хотел, чтобы я его заметил. Передо мной стоял дворовый гопник из тех самых, что вечерами торчат на скамейках под моим балконом и порой доводят меня до белого каления пьяными воплями и громкой музыкой. Я их воспринимал и соответственно игнорировал некой единой общей массой, поэтому, вероятно, и парня этого не видел. И не увидел бы, не привлеки он таким образом мое внимание.       Только вот зачем? Постебаться? Ну так себе, стеб. На десять минут. Или… замазать меня клеймом «педика», чтобы сделать объектом для издевательств? Просто так, от скуки. Повыпендриваться перед «своими». Потому что я одеваюсь, как задрот, живу, как задрот, хожу, дышу, мыслю, как задрот?       Я вдруг разозлился. Никто из вас ни черта обо мне не знает! Может, рожа у этого парня и смазливая, и глаза — невероятные, но сам он — никто. Дерьмо собачье. Ограниченного мышления с ограниченными потребностями.       — Нет, — произнес я, окатив парня с головы до ног презрительным взглядом. — Не нравишься, — и зашел в подъезд, прикидывая, значит ли сегодняшний инцидент, что у меня появились проблемы. Я хоть и был старше этих ребят, но, прямо скажем, ненамного. Крепким телосложением не отличался, жил один и выглядел тогда как тот, кого можно избить безнаказанно.       — Эй, Ярик, давай отпиздим его? — в подтверждение моим опасениям услышал я задиристо-громкое через подъездную дверь.       Ответ синеглазого я не расслышал — пулей взлетел на свой этаж. Я не трус, но и не дурак. Со шпаной беспредельщиков мне не справиться. Хотя уступать им я не собирался. В итоге решил, что это проблемы завтрашнего дня, а бояться раньше срока — непродуктивная трата времени. Поэтому пообедал и сел за подготовку к семинарам.       А ночью не мог заснуть — я без конца возвращался мыслями к синеглазому Ярику. Парню, который не мог быть мне интересен — у нас нет ни одной точки пересечения. Ни в чем. Но я думал о нем. О том, какой он красивый. И какой я, оказывается, примитивный, раз несмотря ни на что, чувствую к нему нечто вроде… симпатии?       Повелся на внешность.       На следующий день я, спрятав нож в сумке, с гордо поднятой головой вошел во двор, незаметно огляделся — он пустовал: моросил дождь, задувал штормовой ветер, желающих проводить время на улице не нашлось. Как и на второй день. А на третий я столкнулся с компанией Ярика возле магазина «Продукты». Но… никто из них не обратил на меня внимания. Ноль реакции. Я спокойно зашел, купил хлеба, яиц и так же спокойно вышел.       Через пару недель я убедился, что бояться нечего. Меня снова не замечали. И я успокоился, решив, что и мне пора вернуться к привычному «незамечанию».       Только не получалось.       Теперь я их видел. Постоянно. Ярким пятном, среди которого отчетливо различал Ярика. Его красивое лицо, его невероятные глаза. Ругал себя и ничего не мог поделать. Каждый раз, возвращаясь домой, я выискивал компанию взглядом, чтобы увидеть Ярика. С болезненной одержимостью я весь день ждал именно эти несколько секунд, чтобы пройти мимо, задержав дыхание. Осторожно покоситься в его сторону. И поймать его встречный пристальный взгляд.       Может, наваждение схлынуло бы и прошло без последствий, если бы он меня игнорировал. Ведь существовали же мы раньше в разных мирах? Что поменялось? Почему он смотрел на меня? Равнодушно, без особых эмоций, но въедливо, прожигая синевой глаз насквозь.       Больше ничего не было. Только эти взгляды.       И мое нездоровое сталкерское любопытство, заключавшееся в том, что я порой часами стоял или у окна, или на балконе и следил за ним. Без малейшего разумного объяснения, зачем я это делаю.       Я ничего не знал о Ярике, кроме того, что мог увидеть глазами и сделать на этом основании приблизительные выводы. Довольно скудные.       В компании он держался особняком: вроде со всеми, но в то же время как-то отстраненно. Словно ему дико скучно, и он случайно затесался в левую тусовку. Большую часть времени он просто молча сидел, с отрешенным выражением на лице наблюдая за происходящим, и курил. В целом у меня создалось впечатление, что вся эта компания ему нужна просто для того, чтобы где-то и с кем-то убить время. Лишь бы не быть дома и не быть одному.       Курил Ярик много. Но не пил — ни разу не видел его пьяным, может, пару раз с бутылкой пива в руках. Если он что-то говорил, то к нему оборачивались все. Девки липли к Ярику, как к медом намазанному. И иногда он на полчаса исчезал, прихватив с собой, видимо, самую настойчивую — особой заинтересованности в общении с ними я тоже не заметил. Куда и зачем исчезал — догадаться несложно.       Ярик никогда не зависал с компанией до поздней ночи — ровно в девять вечера он вставал и уходил. Но не домой — я уже знал, что он живет через два подъезда от меня. А еще знал, что живет Ярик с матерью и отчимом. Оба запойные.       Тетя Света как-то обсуждала его родителей с тетей Мариной из его подъезда — я стоял рядом и слушал, делая вид, что роюсь в почтовом ящике. Мол, живут как бомжи — в квартире настоящий притон, все деньги на водку спускают, дерутся постоянно, посуду бьют — то и дело приходится полицию вызывать, успокаивать. И понятно, что из сына ничего путного не выйдет. Да и с чего бы? Даже в школе не доучился. Сопьется или снаркоманится — без вариантов. Тетя Света заметила, что, вроде, Ярик где-то работает. На что тетя Марина отмахнулась, мол, грузчик на складе — не работа с перспективой на хорошую жизнь. Жрать-то тоже на что-то надо. А вообще парня жалко, конечно. Отчим и его избивает периодически, пока мать в бессознанке валяется. Хоть из дома беги, да только некуда ему. Ни профессии, ни денег, чтобы профессию получить. И все в таком духе.       После услышанного я начал примечать еще нюансы: Ярик практически все время ходил в одной и той же одежде. Или спортивный костюм, или клетчатая рубашка с джинсами. Когда ударили первые холода, он сменил кеды на высокие, также видавшие виды ботинки, влез в дешевый дутик, натянул шапку, прибивавшую рваные пряди к лицу. Неизменной осталась арафатка. Мобильник у него — допотопный, кнопочный. И по моим наблюдениям, это все его вещи.       Кроме того… Иногда я замечал на его лице и руках царапины и синяки. Раньше я решил бы, что они остались после драк с соседскими дворовыми. Но теперь был уверен, что у их появления другое объяснение.       Жалость — естественное чувство в этом случае, не правда ли?       Нет.       Я не мог равнять наши обстоятельства, хотя мне тоже приходилось тяжело, но я не жалел Ярика. Я понять не мог, почему он просто смирился. Смирился с тем, как живет. С тем, что про него говорят. С тем, что его лишили будущего. И палец о палец не ударит, чтобы себе его вернуть.       Торчит целыми днями во дворе, работает грузчиком, трахается со случайными девками и принимает как должное происходящее. Объяснение этому я нашел банальное — не хочет. Ограниченный человек с ограниченными потребностями. Точка.       И я должен прекратить эту пытку. Прекратить следить за ним. Прекратить думать о нем. Прекратить представлять, каково это… заняться с ним сексом. Я должен выгнать Ярика из своих больных фантазий и сосредоточиться на учебе.       И начать нужно с элементарного — не смотреть в его сторону каждый раз, когда возвращаюсь домой. Не надо искать в синеве его глаз того, чего там нет — некую прекрасную возвышенную душу, которую просто никто еще не разглядел.       Так я и поступил. Я вам говорил, что умею ставить цели и добиваться их? Я не бахвалился. После трех мучительных месяцев беспочвенных иллюзий я вычеркнул Ярика из своих мыслей. Начался декабрь, близились сессия и предварительная защита дипломных тезисов — мне было куда направить вектор активности.       Только судьба не собиралась мне уступать, решив подкинуть новую проверку на прочность.       Я стоял у подъезда и не мог найти ключи от дома. Перетряхнул сумку, несколько раз вывернул карманы — нет их. Посеял? Вот это попал! Запасные есть, но… дома. И что теперь? Вызывать аварийное вскрытие? А у меня денег — пара тонн осталась до стипендии. Можно, конечно, попросить денег у отца, но… нет. Спасибо на том, что еще помогал, хотя уже не обязан. Мне и так тяжело с ним общаться, поэтому лишний звонок и встреча — пытка.       Я попытался вспомнить, когда в последний раз видел ключи… Отщелкнуло, что вроде на выходе из автобуса как раз доставал их из сумки… Может, выронил где-то по дороге от остановки до подъезда? Я растерянно огляделся и вдруг наткнулся взглядом на Ярика.       Он, нахохлившись как воробей, сидел в одиночестве на детских качелях, буквально в паре-тройке метров, и… смотрел на меня. Все также без лишних эмоций, высверливая глазами дыру в моей груди — не меньше. От промозглого холода кончик его носа покраснел, бледные щеки зарумянились. Я засмотрелся. Я опять, как в тот раз у подъезда, залип на него. Словно видел в первый раз, хотя по факту старательно игнорировал его от силы не больше пары недель. Но мне хватило.       Хватило, чтобы признать…       Я соскучился.       Все, что нас связывало, — мимолетный обмен взглядами, а по ощущениям… нечто гораздо большее. Что придумал я себе сам, конечно. Но оно было.       Это большее.       Гулко билось в грудной клетке.       — Твое? — его низкий, простуженно-прокуренный голос взрезал привычный гул улицы, вырвав меня из сомнамбулического состояния прострации, в которое я впал, как зачарованный кролик перед удавом. Ярик неторопливо приподнял руку и лениво побренчал моими ключами.       — Да, — очнулся я. Сморгнул. Едва удержался от того, чтобы тряхнуть головой, отгоняя дурман. Застегнул сумку, перекинул ее через плечо и шагнул к нему. — Спасибо, — приблизившись к качелям, протянул ладонь.       — Спасибо на хлеб не намажешь, — бросил Ярик, жестом фокусника пряча ключи.       — В смысле? — растерялся я. Но тут же сообразил: тот факт, что я месяцами наблюдал за ним через окно и кое-что про него узнал, не делал нас не то что приятелями, но даже знакомыми. Он — все еще уличный гопник, я — все еще студент-лошпед. Мы живем через пару подъездов друг от друга, но между нами — пропасть.       — В прямом, — хамовито ответил Ярик и добавил емкую тираду, согласно которой мои умственные способности оставляли желать лучшего.       — Бутылки пива хватит? — проигнорировав нелестную характеристику, предложил я, прикинув уровень его потребностей. Препираться с ним не собирался. Во-первых, я чувствовал себя неуютно под его взглядом. Из-за тех мыслей о нем, что ему вряд ли понравились бы. Во-вторых… холодно и лень.       — Лучше сигареты, — хмыкнул парень. — «Винстон», синие.       — Сам купишь, — огрызнулся я, вытаскивая из кармана мятый стольник. Бегать в ларек ради оборзевшей малолетки за пивом или сигаретами не планировал в принципе. Протянул ему купюру. — Гони ключи.       — Сам возьмешь, — Ярик, похабно оскалившись, кивнул на пах, склонил голову набок и выжидающе замер, намекая, что ключи у него лежат в кармане спортивных штанов. И если он думал, что чем-то меня смутит, то ошибся. Я устал, я хотел есть и мне еще до ночи предстояло писать диплом. Поэтому в следующее мгновение я показал нахалу стольник, мол, все честно, наклонился к нему и принялся засовывать в карман, собираясь подменить им мои ключи.       И сбился с дыхания, когда понял, что у него стоит.       Сбился и завис над ним, как дурак, с рукой, застрявшей у него в штанах.       Он же топил меня глазами, прилипнув взглядом к моим губам. Его возбужденное дыхание обжигало щеку, кадык нервно дергался, а костяшки пальцев, вцепившиеся в перекладины качелей, побелели от напряжения.       Дикая, нелепая ситуация.       Ставшая еще более дикой и нелепой, когда меня с головы до ног прошибло электрическим током бешеного желания, от которого в глазах потемнело.       «Он вкусно пахнет», — проскочила у меня тотально абсурдная мысль. Стиральным порошком, потом и сигаретами. Я не знаю, что может быть приятного и «вкусного» в подобной смеси ароматов, но в ней было что-то еще — нечто очень индивидуальное, что странным образом подействовало на мои рецепторы: мне захотелось уткнуться лицом в его шею и вдохнуть полной грудью этот запах.       Позади хлопнула подъездная дверь, мимо пронеслась Бася, овчарка соседей, живущих со мной на одной лестничной площадке.       «Кретин! — очнулся здравый смысл, а вместе с ним и я. — Какого лешего ты творишь?»       Я выдернул ключи из его кармана и собирался сбежать, но он вдруг перехватил мою руку за запястье, крепко сжал и тихо произнес:       — Три тонны. И я тебя трахну. Так, что поскуливать будешь, как течная сучка.       Я сглотнул вязкую слюну. Унизительное, мерзкое предложение. Но вместо того, чтобы высвободить руку, послать его нахуй и уйти, я прошептал:       — Есть рублей триста. И трахну тебя я.       Сдал себя с потрохами. Признал, что он с самого начала был прав — я из этих. И он мне нравится. Сломал то, что так тщательно оберегал.       За доли секунд. За мгновения. Потому что хотел его. Три месяца я пялился на него по одной простой причине — я хотел его. Вот правда. И какой у него там бэкграунд, кем он там является — перестало иметь значение. Никакие доводы рассудка не перекрыли бы это сильнейшее животное возбуждение. Со школы я втаптывал куда-то в недра подсознания все свои желания — считал, что справлюсь. Надо немного потерпеть, хотя порой меня скручивало узлом от того, как хотелось трахаться. Но я каждый раз силой воли брал верх над собой.       А тут сорвало чеку…       — Не-а, — Ярик пожирал меня глазами заживо. — За триста могу подрочить. Качественно. Хочешь?       — Хочу.       Я сошел с ума.       — Номер квартиры? — спросил Ярик, хмыкнув. В его глазах высветилось удовлетворение напополам с самодовольством, мол, я знал. Я знал, что ты именно такой.       — Двести пятнадцатая, — ответил я, стряхивая его ладонь.       — Через десять минут приду, — бросил Ярик и отвернулся, высвободив меня из-под гипноза синих глаз.       «Ничего хорошего из этого не выйдет», — промелькнуло у меня, когда я, уже переодевшись в домашнее, открывал ему дверь.       Это неправильно. Неправильно платить за секс. Неправильно ввязываться в эту абсурдную связь, последствий у которой могло быть масса, и ни одно из них не виделось мне в светлых тонах. Неправильно впускать в свой дом человека, который в моем представлении ушел в развитии недалеко от амебы. Неправильно хотеть его — он явно не моего уровня, но я открыл ему дверь.       Тем самым опустив себя ниже его уровня.       Потому что ни одно из этих «неправильно» не перекрыло желания почувствовать его руку на моем члене.       Я жалок. Убог. Я слишком перестарался с вынужденным воздержанием.       Ярик деловито вошел, скинул ботинки, стянул куртку, окинул меня насмешливым взглядом и требовательно произнес:       — Деньги покажи.       Я достал заранее заготовленные триста рублей из кармана домашних треников и положил их на комод. Ярик на них даже не взглянул — продолжал буравить меня насквозь синими глазищами.       — Зачем ты так смотришь на меня? — не выдержал и спросил я. Мне до тошноты стало неуютно от его до печенок пробирающего взгляда.       — Может, нравишься? — предположил он, ухмыльнувшись.       — Да. Конечно, — пробормотал я. Будто он ответит честно.       — Ванная где?       — М?       — Руки помыть, — пояснил Ярик. — А то мало ли… чьи еще члены я трогал этими руками, — издевательски. Он ясно видел, как именно я воспринимаю ситуацию, как именно я воспринимаю его, и откровенно измывался. Читалось в его выражении лица, в интонациях голоса.       — Там, — я кивнул на дверь ванной комнаты и щелкнул выключателем.       — Идем? — он приглашающе кивнул. — Или прямо здесь? В коридоре? — и снова пошлая ухмылка.       Ярик потешался. Надо мной. Над происходящим. Его все это забавляло. И мои жалкие триста рублей ему нахрен не нужны — он просто развлекался. Окей. Я слишком много думаю. И анализирую то, что не нужно анализировать. Хочешь отдрочить мне за три сотни — вперед, давай.       Я вошел вслед за Яриком в ванную. Он с методичностью хирурга помыл руки и развернулся ко мне. Шагнул вплотную — меня окутало его запахом, щеку обдало мятным дыханием. Черт, он, типа, готовился, жвачку пожевал? Блять, как же все нелепо… Хуже было то, что у меня стоял. И крепко.       Но я не хотел с ним целоваться. Поцелуи — это очень интимно. Это про любовь. А в нашем случае… Все совсем не про любовь. Навязчивая идея. Одержимость. Нереализованная сексуальность. Животные потребности… Что угодно. Но только не любовь.       Поэтому когда Ярик подался вперед, я отвернулся. Он проехался губами по моей скуле, хмыкнул куда-то мне в шею. Чувствительно прикусил кожу у основания. И мягко засосал ее, вызвав бешеный бег мурашек по телу.       — Ты вроде собирался качественно отдрочить, — напомнил я, невольно обмякая. То, что Ярик делал… было приятным. Он пошло, широко вел языком вдоль шеи, оставляя влажный след, от которого кожу холодило, и от сочетания обжигающих прикосновений и прохлады меня уже пробивало ознобом лихорадки.       — Маленький бонус, — прошептал Ярик мне на ухо и легонько дунул. Я вздрогнул, поймал его взгляд. Мутный, невменяемый. И вдруг подумал о том, что если он захочет, то без особых усилий загнет меня прямо здесь, в моей же собственной квартире, куда я впустил его добровольно. Но развить эту параноидальную мысль я не успел…       Ярик чуть подрагивающими от нетерпения пальцами прошелся по моей груди, животу, остановился возле резинки штанов. Оттянул ее и погладил мой член поверх нижнего белья. Осторожно. Нежно. Я охнул и стиснул зубы. Меня тряхануло от одного этого прикосновения. Я, тяжело дыша, уткнулся лицом в его плечо — ноги не держали. Ярик прижался к моему бедру горячим, пульсирующим через плотную ткань спортивок пахом, одной рукой крепко обнял за талию, а второй скользнул под резинку боксеров. Я с шумом выдохнул.       Ярик водил плотно сжатой ладонью по моему стволу, жадно вылизывал основание шеи, прикусывал мочку уха и терся о мое бедро пахом в том же ритме, что и дрочил. Я глушил стоны в его плечо, цеплялся пальцами за его толстовку и не знал, чего хочу больше: быстрее кончить или продлить эту пытку до… бесконечности.       — Хо… хо… хорошо? — сбиваясь дыханием, рвано спросил Ярик.       — Да…       Он опустил руку, придерживающую меня за талию, ниже и сдавил мою левую ягодицу. И тут же больно впился зубами в шею. Ускорил темп. От контраста ощущений и напора я выплеснулся ему в ладонь. Замер, потряхиваемый посторгазменной судорогой.       — Сожми… Там… — неожиданно услышал я шепот Ярика.       Как только я это сделал, он задрожал всем телом, захлебнулся воздухом и резко отстранился. Потеряв опору, я чуть не упал, но, поймав равновесие, нащупал позади себя стиралку и прислонился к ней. Ярик стоял, опустив голову, и тяжело дышал. Наконец восстановив дыхание, он отвернулся к раковине, так и не взглянув на меня. Молча смыл с рук белесую жидкость, вытер руки и вышел.       — А тебе не надо… — неуверенно произнес я, следуя за ним.       — Не надо, — пробурчал Ярик, натягивая ботинки.       — Ты левша, — зачем-то сказал я.       — И что? — он вскинул голову и, насмешливо сощурив глаза, уставился на меня.       — Ничего, — пожал я плечами.       Ярик натянул куртку, прихватил деньги с комода, замер на выходе. Помолчал.       — Дай мне свой телефон, — вдруг бросил он.       — Зачем? — не понял я.       — Дай!       Я протянул ему мобильный. Вообще в этот момент не соображая, почему слушаюсь его. Ярик взял его, покрутил, открыл вкладку с контактами и вбил номер.       — Что это? — спросил я.       — Мой номер телефона. Будут деньги — кинь смс, — и он похабно оскалился. — Повторим.       — Вряд ли, — я поджал губы. Будучи на сто процентов уверенным, что это был первый и последний раз.       — Ну-ну, — Ярик хмыкнул и потянулся к дверной ручке…       — Ты ведь этого хочешь не меньше, чем я, да? — с кривой усмешкой бросил я. — Ты ведь такой же, как и я, да? Тебе просто хочется трахаться с парнями, а не с девками. А тут подвернулся я. Лошок, которого еще и на бабки можно развести. Ведь так? — не знаю, зачем я так рисковал. Зачем лез туда, куда лезть не стоило. Зачем хотел его разозлить. Может, ждал, что он врежет мне, изобьет, и тогда у меня точно не будет повода даже думать про… «повторим». Просто все закончится сразу и сейчас.       А может, надеялся на какой-то… другой ответ. Тот, который позволил бы мне изменить мое мнение о нем. Чтобы я смог его принять. Смог смириться с тем, что нам только что было охуительно хорошо. Вдвоем. Ведь он не фальшивил… В своем желании. В том, как мягко и нежно касался губами моей шеи. Смирился бы с тем, что меня ни капли не отпустило. И я действительно хочу еще. С ним. Не только быстрой дрочки с приспущенными штанами.       — А если и так, то что? — Ярик склонил голову набок и нагло ухмыльнулся.       — Уйди.       Ярик вышел, хлопнув дверью. Я прислонился к стене, сполз на пол и ткнулся лбом в колени.       Я себя презирал, ненавидел. Потому что у меня было сто тысяч аргументов, почему надо взять телефон, стереть номер Ярика и вернуться к тому плану, в котором его больше не существовало в моем мире. И всего лишь один за то, чтобы сохранить его номер в мобильном.       Один. Перечеркивающий к чертовой матери все эти сто тысяч.       Впервые за последние несколько лет я чувствовал себя… живым.       Это чувство не вписывалось ни в какие рамки и границы, не поддавалось логике и рассудку, не контролировалось волей разума. Ничто из только что произошедшего не было правильным, но оно было… настоящим. И все эти эмоции во мне, кидающие от одного полюса к другому… настоящими.       Мне будет больно.       Я знал, что если снова встречусь с ним, мне будет больно. Потому что я рано или поздно сдамся и приму.       Я влюбился в него сразу. Сразу, как увидел. И меня к нему тянет.       Тянет к парню, о котором я знал немного, но знал главное — у нас нет точек пересечения, кроме одной: мы оба предпочитаем парней и можем в этом друг другу помочь. И речь идет только о сексе. Еще о деньгах.       Дурацкая история. Совсем не про любовь.       Я отправил Ярику лаконичное сообщение: «Приходи» через две недели. Наблюдая за ним из окна. Он достал телефон, глянул на экран и задрал голову, выискивая глазами мои окна. Усмехнулся, приметив меня. Что-то сказал «своим» и исчез из кадра. Все те полчаса, что я его ждал, я просидел в коридоре на полу.       Две недели ломки и борьбы с собой. Проиграл с разгромным счетом — не смог даже убедительного оправдания придумать. Я просыпался каждое утро после визита Ярика с ноющим стояком, во снах умирал от множественных оргазмов, грезил им наяву. Традиционный проход мимо Ярика превратился в пытку — от мимолетного взгляда на него меня прошибал пот и низ живота скручивало в тугую спираль. Он же едва заметно ухмылялся при виде меня и отворачивался. Мол, ты знаешь, как помочь нам обоим неплохо провести время.       Да, знал. Наш маленький грязный секрет.       — Ну и? До чего дозрел на этот раз? — без приветствий спросил Ярик, разуваясь и снимая куртку. От него снова пахло мятной жвачкой.       — Я хочу минет, — стесняться в данном случае не приходится. У нас честные товарно-денежные отношения, ведь так?       — Тысяча рублей, — Ярик растянул губы в широкой улыбке и подмигнул мне. Типа, выбор одобряю.       — Не много ли? — фыркнул я скептически.       — Ну, ртом-то работать придется мне… — он подвигал языком за щекой, имитируя акт минета.       — Ладно, — торговаться при таких обстоятельствах — как-то уж совсем… мерзко. Тем более, промелькнувшей перед глазами картинки, где Ярик стоит передо мной на коленях и берет до горла… одна из любимых фантазий… хватило, чтобы у меня мгновенно вспотели ладони.       — Идем? — Ярик кивнул на ванную.       — Может, для разнообразия спросишь, как меня зовут? — не то чтобы это было важно, но хоть немного снижало градус циничности.       — Лука. Тебя зовут Лука, — бросил Ярик, не ошибившись в ударении — акцентировал первый слог. И добавил: — Странное имя.       — Нормальное, — пояснения, что так меня назвали в честь прадеда, известного чешского биолога, оставил при себе. Это уже личные подробности и детали, которые могут что-то обо мне рассказать — ни к чему они. Сближаться с ним я не собирался, поэтому и о нем не хотел знать больше того, что знал. Узнавание предполагает следствием эмоциональную привязанность… Я через шесть месяцев планировал уехать. Лишнее.       — Красивое, — тихо исправил Ярик и сунул руки под тугую струю воды.       «Красивое…» — эхом отдалось в ушах.       — Снимай штаны, что ли? — Ярик вырвал меня из секундного замешательства. Кроме мамы, никто не считал мое имя красивым.       Я неловко стянул треники вместе с бельем до колен — Ярик цокнул языком, закатил глаза и плюхнулся передо мной на колени. Надавил на бедра, усаживая на край ванны, и избавил меня от штанов с трусами, откинув их в сторону. Развел ноги и устроился между ними. Провел ладонями от лодыжек до тазовых косточек. Замер, разглядывая мой стояк. Я задержал дыхание, глядя на то, как он прикрывает глаза, словно его офигенно все это заводит, облизывает и прикусывает нижнюю губу.       А затем Ярик… коснулся деликатным, мягким поцелуем моего живота, обвел языком пупок, ткнулся носом в паховые волосы, коротко вдыхая и выдыхая мускусный запах возбуждения. Я издал тихий стон и робко дотронулся до его волос. Жесткие, гладкие. Запустил в них пальцы… Ярик мотнул головой, как довольный кот, подставляясь под мои руки. Я, осмелев, нетерпеливо дернул его за пряди, направляя. Ярик смешливо фыркнул, на пробу лизнул головку, подул на нее… И широко провел языком по всему стволу.       — Ах-ха… ха… ха… — попытался я вдохнуть, но воздух застревал где-то в глотке, не достигая легких. От переизбытка новых, острых, ярких ощущений судорогой свело мышцы, мелко, дробно затряслись руки. Я смотрел, как Ярик заглатывает, прикрывая от наслаждения глаза, дрочит себе, и без конца облизывал губы, обкусывая их до нездоровой красноты. Мне очень хотелось грубо и резко толкнуться ему в рот, не сдерживаясь, не контролируя себя. Хотелось громко стонать. И видеть, как он прется, как сильно ему нравится сосать. Мне. Хотелось сказать ему об этом… Какой он сейчас…       Красивый. С поплывшим взглядом, лихорадкой румянца на щеках, распухшими губами.       — Расслабься… — услышал я шепот Ярика. — Чо ты такой зажатый? Кайфово же, да?       — Да.       Я подался бедрами вверх, один толчок, второй, третий… Вцепился в его волосы и не разрешал отстраниться. Ярик давился, по его подбородку текла слюна, но он старательно держал темп и самозабвенно дрочил себе. Его перло… Перло от того, что он делает. От того, что с ним делаю я.       Я спустил ему в рот. Ярик резко отстранился и сердито уставился на меня. Я, как зачарованный, протянул руку и размазал остатки спермы вокруг его губ. Он дернул уголком рта и внезапно прихватил зубами кончик указательного пальца. Обласкал подушечку. Выпустил. Я сполз вниз и сжал его член. Ярик от неожиданности закатил глаза, откинул голову назад — его кадык беспомощно дернулся, с губ сорвался протяжный стон. Я подался вперед и провел языком от яремной впадины до подбородка, зажал его зубами. Помог ему кончить.       Ярик, держась за мои плечи, прислонил свой лоб к моему, и выдохнул мне в губы:       — Воды… Дашь воды?       — Да.       Пока я ходил на кухню, Ярик привел себя в порядок. В несколько глотков осушил стакан воды, оделся, прихватил с комода деньги и, не прощаясь, ушел. Я, закрывая за ним дверь, подумал о том, что мог бы предложить ему чая или поужинать вместе — поступить как человек, а не как мудак, но тут же отмел эту идею.       Ни к чему. Это опять все из тех тем, что ведут к сближению и эмоциональной привязанности. Он четко дал понять, в чем его интерес ко мне. Я тоже должен оставаться в той же зоне.       Время полетело. Я все так же прилежно учился, ходил на дополнительные курсы, писал диплом, готовился к госам, отсматривал вакансии, строил планы — шел к своей цели.       И трахался за деньги с Яриком. Кидал ему смс-ки, когда мог выделить из скудного бюджета наличку. Он приходил, мы занимались сексом, и он молча уходил — с первых раз ничего не изменилось. Наше общение сводилось к обмену парой дежурных фраз и изредка ничего не значащих подколок.       Изменилось то, что происходило между нами во время интимной близости. Потому что это был не тупо трах — очень быстро это стало именно… близостью. И не от меня исходила инициатива — Ярик так себя вел. И вовлекал меня в этот лабиринт непонятных недоотношений с непонятной эмоциональной связью. Которую, как мне казалось, я физически мог руками потрогать.       На самом деле ему было плевать на деньги, которые я мог ему дать. Цена каждый раз прыгала в зависимости от его настроения и желаний. Однажды за пятьдесят рублей мы три часа не вылезали из постели. Экспериментировали. Вот тут без подробностей — мне до сих пор стыдно вспоминать, чем мы в тот раз занимались. Упомяну только, что в деле фигурировали веревка, солидных размеров огурец и три порванных презерватива.       Ярик был жаден до всего, что касалось секса. И у него напрочь отсутствовали тормоза и понятие запретного. С какой-то бескомпромиссной любознательностью он провоцировал меня на безумные выходки, от которых я потом неделю приходил в себя, пытаясь уложить на полочку еще один факт о себе — мне нравилось все, что он мог предложить. Все, что он хотел со мной сделать. Все, что он позволял делать с собой. Да, мы не играли в пассива и актива — Ярику просто нравилось трахаться. Во всех комбинациях, что придут ему на ум.       И он тащился не просто от секса. Он тащился от меня.       Я это знал. Я это чувствовал. Я это видел.       Каждый раз, когда Ярик раздевал меня, у него подрагивали руки от нетерпения, и первым делом, избавив меня от одежды, он приникал губами к моему животу, утыкался носом в паховые волосы и несколько секунд рвано дышал, как наркоман в ожидании прихода. Затем поднимал голову и смотрел мне в глаза уже пьяным, обдолбанным взглядом. После его ухода мое тело пестрело засосами — Ярик умудрялся оставить их даже на лодыжках.       Единственное, чего мы не делали… Не целовались.       Ни разу. С того первого раза, когда я отвернулся, он больше не предпринимал попыток меня поцеловать. А я не предлагал. Хотя уже умирал от желания это сделать.       Но боялся. На дворе стоял май, мне скоро уезжать — меня уже ждал оффер от одной московской компании, и я боялся одним-единственным поцелуем разрушить установившийся статус-кво. Вне тех пары-тройки часов, что мы проводили в постели, мы по-прежнему оставались чужими друг другу людьми, у которых нет ничего общего.       Он приходил и уходил, а я гордился тем, что умею держать дистанцию.       Дурак. Наивный дурак.       Это произошло случайно.       В этот раз Ярик лежал подо мной и выгибался от удовольствия, с пошлыми стонами насаживаясь до предела. Я нависал над ним, придавливая его одной рукой к кровати, а второй удерживая под колено правой ноги. Так угол проникновения был тем самым, от которого Ярик порой начинал подвывать и материться на всю спальню.       Я трахал его. И смотрел на него. Безотрывно. Полуприкрытые глаза — длинные ресницы слиплись в иголки, а из-под них поблескивала притягательная синева сапфиров, выразительные брови — красивые дуги выгнулись в страдальческом изломе, идеально белая кожа — только на скулах полыхали яркие пятна румянца, приоткрытые влажные губы — рот зиял на его лице красной раной громкого крика наслаждения.       Безотчетное движение — я почувствовал жизненно важную необходимость испробовать на вкус его стоны, заткнуть его рот своим, присвоить себе его голос. Слиться с ним в тонкую нить электрического тока.       Я его поцеловал. Наклонился и впился в его губы.       Ярик широко распахнул глаза, интуитивно уперся в мои плечи руками, отталкивая, но в следующее мгновение обхватил меня за шею и притянул к себе. Его пальцы зарылись в мои волосы, а губы перехватили инициативу. Жадно, влажно, глубоко, ненасытно — он не целовал, он топил меня. Топил, лишая воли и рассудка.       Я забыл, что надо двигаться. Я обхватил его лицо ладонями и обцеловывал каждый сантиметр. Лоб, веки, щеки, нос, подбородок… Снова губы. Он отвечал. Отвечал истерично. Мы больно сталкивались зубами, отстранялись друг от друга на доли секунд, чтобы вновь слиться в каком-то ненормальном по накалу поцелуе, от которого саднили губы, кружилась голова и заполошно билось сердце.       Это был мой первый поцелуй.       — Дви… гай… ся… — толчками выплюнул Ярик, через каждый слог шумно вбирая воздух. Я сделал несколько движений, продолжая его целовать.       Цепь замкнуло, лампочки закоротило, из глаз посыпались искры.       Я сорвался на крик, растворив его в легких Ярика. Он сжал меня ногами, несколько раз крупно вздрогнул и обмяк. Я упал на него сверху. Лежал и слизывал капельки пота с его шеи. Нащупал его губы.       Я не помню, как долго мы целовались. Лениво и неторопливо, снова голодно и страстно, затем — нежно и невесомо, и опять — глубоко и жадно.       А потом пришла простая мысль.       «Нельзя так целоваться с человеком, который для тебя ничего не значит. И для которого ты — ничего не значишь».       Мы можем уехать вместе…       И тогда я тихо спросил:       — Останешься на ночь?       Пауза.       И твердое:       — Нет.       А я ведь знал, что будет больно. Не предполагал только, что настолько.       Ярик одевался, а я сидел и смотрел на его спину.       — Я уезжаю. Через две недели. В Москву. Предложили работу. Наверное, надолго.       Ярик замер, натянув толстовку до середины груди. Постоял, опустив голову. Обернулся ко мне. И хмыкнул:       — Печаль. Вряд ли я найду здесь еще одного такого же, как ты.       Лжец.       — Вряд ли, — согласился я с ним. — Дверь закроешь сам.       Он разбил мне сердце.       Я раньше не верил, что сердце можно разбить.       Можно. В мелкое кровавое крошево.       Ярик зашел ко мне вечером накануне отъезда.       Я как раз упаковывал вещи, по третьему кругу прикидывая, что действительно важно взять с собой на первое время. С учетом ограниченной суммы денег. Отец подкинул мне немного, плюс каким-то невообразимым образом я кое-что подкопил. Радовал еще тот факт, что компания оплачивала переезд сотрудников, даже на испытательном сроке, и первый месяц оплаты за съемное жилье. Впрочем, мне не привыкать к такого рода обстоятельствам и нехватке финансов. Это ненадолго — я докажу, что меня, вчерашнего студента без опыта работы, взяли не зря.       О Ярике я не думал. То есть… я думал о нем постоянно — ноющая, тянущая боль в грудине напоминала мне каждую секунду о том, что есть цель, которой я так и не сумел добиться. Я облажался. Но я не думал о нем как о конкретном человеке. Я думал о нем, как о болезни, от которой, видимо, нескоро получится излечиться. А еще я думал о том, что предложение остаться на ночь было опрометчивым, а его отказ — правильным. На самом деле мне не нужен балласт. Мне не нужен Ярик в моей новой жизни. Наше совместное будущее — сопливая розовая иллюзия без шансов на выживание.       Я ведь даже не знаю, какой у него любимый цвет, что он любит слушать, какие фильмы смотрит, что предпочитает из еды… И так далее. Я ничего не знаю, кроме того, что он по-прежнему торчит во дворе целыми днями, без конца курит и работает по ночам грузчиком. А то, что нам охуенно в постели — так себе знание. Не про реальную жизнь.       Звонок в дверь меня удивил — я никого не ждал.       Ярик стоял, прислонившись к дверному косяку и сложив руки на груди. Окинул меня с головы до ног знакомым изучающим взглядом и спросил:       — Пустишь?       — Заходи. Но денег у меня нет. Извини.       — Последний раз бесплатно. Акция, — бросил он насмешливо. Только прозвучало как-то… тоскливо.       — Ладно. Тогда я в душ.       Зачем согласился? Из циничного желания: натрахаться напоследок.       Только вот когда я вышел из душа, Ярика в спальне не было. Нигде не было. Ушел.       На кровати лежала пачка денег.       Моих денег.       Все, до последней мелкой купюры, что я заплатил ему за секс. А сверху четыре пятитысячных и записка: «Удачи, Лука. PS: Нет».       Я сел на пол, прислонился к остову кровати и закрыл глаза.       Нет. Это было «нет» на все: на желание догнать его, вернуть деньги, спросить, зачем он их мне отдал, почему ни на что не потратил, что-то предложить, куда-то позвать, в чем-то признаться.       «Нет» на попытку исправить мою ошибку.       Я так и не понял, что он за человек. И чем живет. Зато понял он. И не оставил мне ни шанса стать кем-то другим, пойти по какому-то другому пути. Потому что у меня была цель, и он ей только мешал. Рано или поздно…       Я бы его возненавидел за то, что он ей помешал.       Все правильно. Все наконец-то правильно.       А слезы… Это так. Минутная слабость. Я давно не плакал. Даже на похоронах матери. Иногда надо. ***       — Он свалил из города сразу, как ты уехал, — Артем активно насаживал мясо на вилку, запивал его пивом и между делом неспешно рассказывал про Ярика.       Я несколько дней не мог найти даже малейшую зацепку, от которой оттолкнулся бы в поисках Ярослава. Тетя Света, после долгих расспросов о моей столичной жизни, сообщила, что давно его не видела. Мать Ярика от пьянки года три назад умерла, отчим квартиру здесь продал и уехал куда-то в деревню. А о сыне их, почитай, лет семь как не слышала. Мол, Ярик после моего отъезда еще какое-то время ошивался во дворе, а потом пропал. Я нашел кого-то из тех «дворовых», что зависали с Яриком в одной компании. И тоже безрезультатно. В сетях я его не обнаружил: на запрос «Ярослав Тихий» результатов выпадало много, да все не те. Тихий… Я только сейчас узнал его фамилию.       Повезло случайно. Неизменная продавщица в магазине «Продукты» на мой вопрос (от отчаяния, честное слово) вдруг вспомнила, что тот темненький мальчишка, Ярик, с этим же крепко дружил… как его… Артемкой Спиридоновым. Еще одно открытие: я был уверен, что Ярик ни с кем не дружил. Пообещала найти его номер телефона.       На следующий день я уже набирал Спиридонова, а тот неожиданно с энтузиазмом предложил встретиться, посидеть в ресторане. Артема я при встрече не вспомнил, но он, басовито отсмеявшись, добродушно заметил, что его сейчас мало кто узнает — поднабрал веса, ага. Работает фитнес-инструктором — вот, раздуло мальца. Ну, не мальца, прямо скажем — передо мной сидела тестостероновая гора мышц. А он меня узнал сразу. Сказал, что я, конечно, изменился — такой себе важный московский фрукт, типа, круто выгляжу. Не то, что раньше…       — Никак не мог понять, чего Ярик так по тебе сох, — неожиданно выдал Артем и посмотрел на меня в упор.       — Ч-что? — я подавился куском стейка.       — Да ладно, — Артем усмехнулся. — Никто не знал. Кроме меня. Ярка мне как брательник был. Да и сейчас тоже. Мы с ним с детского садика дружим. Хороший он пацан. Мировой кореш. Последнюю рубаху ради друга снимет. В любой замес влезет. А я в детстве мелкий был — меня постоянно норовили отпиздить. Только хуй там. С Яркой никто связываться не хотел. Он в этом плане малость отбитый был. Да оно и понятно. Дома у него адский пиздец творился. Иногда он у меня неделями жил — мамка сама приглашала его у нас оставаться. Ну и как-то признался он мне, что того… По мальчикам, короче. Да похуй, честно. Только с чего вдруг в тебя втюхался — вообще не понял. Он же красивый, сука. Девки вены из-за него резали. Табунами бегали. Драки устраивали. А Ярка… На тебе зациклился.       Я молчал. Смотрел в тарелку, поджав губы, и молчал.       — Целыми днями пас тебя во дворе. А ты… Не замечал.       — Не замечал, — тихо повторил я.       — Слышь, я не знаю, что у вас там случилось. Он не рассказывал, — Артем с интересом меня рассматривал. — А о чем не знаю, то не обсуждаю. Да и дело прошлое. Лучше скажи, на хрена ищешь его?       — Не знаю, — я пожал плечами. — Увидеть его хочу. Узнать, как он.       — В порядке он. В Москве сейчас. Фоторепортером работает… Но не таким фоторепортером, как обычно, а этим… Блять, слово такое… Стрингером, во! — с гордостью пояснил Артем. Я удивленно вскинул глаза.       Я знал, кто такие стрингеры. Охотники за сенсационными кадрами. Работают на фрилансе, иногда заключают контракты с крупными медийными компаниями. Делятся, как правило, по специализациям. Больше всех зарабатывают те, кто по горячим точкам ездит.       — Не, он чисто в столице имя себе сделал, — мотнул головой Артем, успокоив меня. — Криминальная хроника. Светские сплетни. Громкие расследования. Везде успевает, — он хохотнул. — Добился, короче, своего. Ярка еще в школе решил, чем хочет заниматься. Постоянно с фотиком старым возился. Но просто фоткать ему неинтересно было — цель нужна, драйв, адреналин. Вычитал про такую профессию. И загорелся. В школе решил не доучиваться — мол, нафиг, только время теряю. Днем фотографировал. Ночами пахал, как проклятый, на складах в рыбном порту — деньги копил. На технику хорошую. И на съемную хату в Москве. Деньги у меня хранил — боялся, как бы отчим не нашел и не пропил их. А потом ты случился…       — И что? Что дальше? — я даже не анализировал услышанное. Я просто с каждым словом, каждой новой деталью понимал, как сильно облажался.       — Ничего. Как будто… потерялся. Ярка как-то раньше не особенно тусил с дворовыми, а тут торчит целыми днями с ними. Курит и молчит. В итоге кольнулся мне. Ну… Жопа. Чо тут скажешь? В курсе, что вы там чет мутили. Потом ты уехал. Он следом за тобой свалил. Если честно, я думал, что к тебе. Как выяснилось, нет. Первое время еще тупил, потом оклемался. За семь лет сделал себе имя. Недавно ему контракт крупный предложили. Так что, нормально с ним все.       — У него… кто-то есть? — спросил я, не глядя на Артема.       — Не, блядует потихоньку, — хмыкнул он. — Да и некогда ему. Все время в бегах.       — Ты мне… дашь его номер телефона? — решился попросить я.       — Давай так… Я ему твой оставлю. Скажу, что ты его искал. А он пусть сам решает, надо оно ему — встречаться с тобой — или нет, — предложил Артем.       — Хорошо, — кивнул я и продиктовал свой номер. На всякий случай адрес.       Мы еще с час просидели в ресторане — Артем рассказывал о себе, об общих дворовых знакомых, о Ярике. Я жадно слушал. Сравнивал с тем, каким он был со мной. С тем, что между нами происходило. И не мог понять одного…       Зачем он тогда предложил мне деньги?       И очень надеялся, что Ярик со мной свяжется. Мне очень нужно было получить ответ на этот вопрос.       В Москву я прилетел поздно вечером, взял такси и рванул домой.       Устал. И физически, и морально.       Но от моей усталости не осталось и следа, когда на лавке возле своего подъезда я увидел… Ярика.       Он изменился и не изменился одновременно. Возмужал, стал выше ростом, раздался в плечах, но остался таким же стройным и подтянутым. Темные волосы собраны в куцый низкий хвост, рваные пряди заложены за уши, кожа посмуглела, приобретя бронзовый оттенок, глаза скрыты солнечными очками, хотя на улице темень кромешная, хорошая одежда — простая, но дорогая: я в этом уже разбирался. Светлая тонкая кофта с треугольным вырезом, плотно обтягивающая торс и четко обозначающая рельеф мышц, классические темно-синие джинсы, удобные ботинки. На шее… все та же арафатка. Через плечо перекинут ремень кофра для камеры. На руке — многофункциональные умные часы.       Ярик сидел, вытянув длинные ноги, и задумчиво курил, глядя прямо перед собой. Я помедлил, не решаясь подойти. Просто стоял и смотрел на него. И чувствовал… чувствовал, что… нет никакого незакрытого гештальта. Есть не начатый. Наша история… На самом деле она так и не началась. Я не забыл Ярика, потому что в глубине души надеялся… что когда-нибудь она начнется. Так, как полагается.       — Я тебя вижу, если что, — раздался знакомый низкий, хрипло-прокуренный голос. Ярик отбросил бычок, указательным пальцем сдвинул очки на лоб и обернулся ко мне. — Привет.       Его глаза… Такие же ясно-синие. И взгляд — тот же. Пристальный. Пулей насквозь пробивающий.       — Привет, — я подошел к нему и опустился рядом на лавку.       — Артем звонил, сказал, что ты меня искал. Дал твой номер и адрес. Я решил сразу приехать. Внимательно, — выдал Ярик одним потоком.       — Давно ждешь?       — Пару часов.       — Пару часов… — эхом повторил я. — Это странно, тебе не кажется? Сорваться по первому звонку и ждать кого-то так долго. Кого-то, кого ты не видел семь лет.       — Странно платить деньги за секс тому, кто трахался бы с тобой бесплатно, — с невозмутимым видом пожал плечами Ярик. — А сорваться к кому-то, кому до сих пор очень хочется уебать… До кровавых соплей… Не странно.       — Уеби, — хмыкнул я.       — Оставлю на сладкое, — Ярик достал сигарету. — Говори, — сквозь зубы. — Говори! Какого черта ты меня искал?       — Ты… тогда… сам так поставил… себя, — заметил я тихо. — И я до сих пор не понимаю… Почему? Зачем ты так поступил?       — Потому что это с самого начала была история про вонючую любовь, без единого шанса на хэппи-энд. А так хоть… вышла занятная присказка про деньги и секс, — зло, едко проговорил Ярик.       — Был. Шанс был, — процедил я, тоже начиная злиться.       — Не было! — Ярик подорвался со скамейки и пнул бордюр. — Не было!       — Откуда ты знаешь? — вспыхнул я, сорвавшись на крик. — Ты… Ты! — я подскочил и подошел к нему вплотную. — Ты ни хрена не знаешь!       — Знаю, — Ярик вперился в меня немигающим взглядом. — Точно знаю. У тебя на лице все было написано. Ты же меня за человека не держал. И ни разу… Сука, ни разу даже чая не предложил. Потрахались и свободен. Думаешь, я забыл? Забыл, как ты с брезгливой рожей отвернулся… Лишь бы не поцеловал тебя. А трахаться-то хотелось, да? И вроде как деньги — хорошее оправдание собственной никчемности. Заплатил, свое получил и как бы чистеньким остался. С пятнышком червивым, но зато не замазанный отношениями с отбросом!       — Ты не помогал. Не помогал изменить мнение о тебе, между прочим! — привел я свой довод и ткнул его пальцем в грудь. — Издевался надо мной, ведь так? Тебе нравилось меня унижать!       — Издевался? Издевался?! О, это, наверное, было в те моменты, когда я собакой побитой сидел во дворе и ждал твоего сообщения. Потому что с ума сходил. От любви этой блядской, от тебя… Твари самовлюбленной. От… — Ярик силой толкнул меня в грудь и отвернулся. — Ты не хотел менять своего мнения, — договорил он еле слышно. — Не хотел. Потому что боялся узнать обо мне что-то, что поломало бы твой шаблон. Что заставило бы пересмотреть свои планы и цели. Ведь… на самом деле… ты мог просто меня спросить. О чем угодно. Пригласить на чай. Предложить вместе посмотреть фильм. Так просто. И так сложно. Ты не знал, что тебе потом делать с этими знаниями. Просто признай это.       — Да, — я кивнул. — Да. Не знал, — трудное признание. Но Ярик его заслужил. И я… заслужил. И если он сейчас уйдет — это будет вполне логичный поступок с его стороны.       — Я просто облегчил нам обоим жизнь, — Ярик вздохнул. — И подкопил тебе денег на переезд, — он горько усмехнулся. — На самом деле, я рад, что у тебя все хорошо. Я… ну… наводил о тебе справки пару лет назад. Твоя сегодняшняя жизнь… Ты ведь о такой мечтал?       — Да.       — Так что… не о чем жалеть, правда? — он наконец посмотрел на меня.       — Ты все еще можешь дать мне по роже, — я скривил губы в жалкой недоулыбке.       — А ты? Чего хочешь ты? — Ярик замер напротив меня. — Зачем ты меня искал?       — Не отпустило, — я всматривался в его лицо. — Ты меня не отпустил.       — И?       — Останешься на ночь?       Ярик молчал, ответно всматриваясь в мое лицо. А потом спросил:       — Зачем?       — Хочу угостить тебя ужином — я хорошо готовлю. И обалденным чаем. Хочу узнать, какой у тебя любимый цвет, какую музыку ты слушаешь в машине, дома на кухне или в наушниках, какие фильмы смотришь, есть ли у тебя хобби, нравится ли тебе путешествовать… Поехал бы ты со мной на концерт Arctic Monkeys или Йена Брауна в Европу? С какой стороны кровати предпочитаешь спать? Каким шампунем пользуешься? Хочешь ли завести… собаку? И… разрешишь мне тебя поцеловать?       — Да.       Я улыбнулся.       — Я тебя люблю, — Ярик сглотнул. — Я тебя до сих пор люблю.       Я его поцеловал. Прямо на улице. Возле собственного подъезда. Под электрическим светом ночных фонарей. Вряд ли мое признание покажется ему убедительным. После всех этих разборок. Но я собирался сказать ему то же самое. Немного позже.       И надеялся…       Нет, верил, что смогу это делать… всю жизнь.       Ведь мне так много еще нужно о нем узнать. О человеке, которого я люблю.