Где твои крылья?

"Если завтра начнется пожар И все здание будет в огне, Мы погибнем без этих крыльев, Которые нравились мне" (с) Наутилус Помпилиус - Крылья

      Я вошёл в комнату и сразу учуял что-то не то, нечто странное, противоестественное. Когда оглядел его, не понял, что так разительно поменялось во внешнем виде. Он тяжело дышал, это я заметить смог. Он не стал меня выгонять, просто отвернулся лицом к окну и стащил с тела рубашку через голову.       Идеально-белая некогда, сейчас она валялась серой тряпкой на полу. А на спине его красовались бинты, отмеченные багряно-красным. Я смотрел на него и не мог поверить, из глотки рвались сотни воскликов. Но я только смог прошептать, разбив на мелкие осколки тишину и безликость момента. — Зира…       Где же твои крылья, прекрасный Азирафаэль? Я отшатнулся, почувствовав непривычный ком в горле и слабость в ногах. После всего, что мы прошли бок о бок с тобой, видеть, как твою спину уродуют свежие шрамы, мне было невыносимо. Это величайшее наказание для любого из нас. Где твои крылья, которые нравились мне? Лишиться крыльев было равноценно смерти. И приравнивалось оно не просто так: крылья залог нашего бессмертия, остаться без них значило, что отныне ты смертен. Ты становишься человеком. Которому рано или поздно суждено будет уйти и предстать перед Великим Судом в чистилище.       Что ты такого сделал, мой прекрасный белый ангел? Я шагнул навстречу, но ты, будто чувствуя, сжался, всадив коротко стриженные ногти в бока, обнимая себя. Что ты мог такого сотворить, Зира?       Ничего. Ты так холоден ко мне, будто меня бросили под толщу льда в прорубь и закрыли ее. Ты хочешь заплакать, кажется, но слишком устал, и не позволишь мне видеть больше того, что я увидел.       Ты разворачиваешься порывисто, с мокрыми глазами, наставив на меня исхудавшие до ужаса пальцы. Как если бы ты указал на меня. Но мне только показался этот жест, ведь ты протянул ладонь мне, как коршун в полете. Готов схватить и утащить в логово. Но ты этого не сделаешь. Ты боишься, что сделаешь больно мне. Все как и должно быть в нашей природе, ангел боится, а демон — делает.       Я беру твою руку осторожно, не разделяю напущенного задора. Тебе не скрыть боль от меня, прости. Я обнимаю, сжав ладонь крепче. Почему ты сейчас решил подарить мне обещанный танец? Неужели на прощение?       Ты не смотришь в мои глаза, как прежде, ты выцвел и потускнел, закрываешь глаза, чтобы я не видел. Будто я не замечу, как, вновь открыв их, ты затравленно смотришь на мои крылья. И в глазах твоих ненормальный огонек, будто бы над самой поверхностью слезной пленки я вижу быстро сменяющие друг друга кадры, как ты валишь меня, на пол, седлаешь и рвешь из них перья. Как больно сознавать, что одним своим присутствием я делаю тебе больно. Ты двигаешься плавно, но иногда пропускаешь шаг, путаясь в ногах, и тогда я держу тебя, прижимаю к себе, боясь коснуться спины. - Кроули...       Ты выворачиваешься из моих рук за секунду до конца музыки, иначе — неприлично. А ты чтишь хороший тон. Ты, неловко перешагивая с одной ноги на другую, ковыляешь в ванную комнату. Ты не намерен выходить раньше, чем я покину твою обитель. И, кроме одного, ты не скажешь мне ни слова. Как и я — тебе.       Но я вернусь обратно спустя три дня, Она ведь любит троицу. Я приду к тебе, ты будешь смотреть на меня, как на дикого зверя, потому что весь мой вид будет подстать тебе, я стану бледным и выцветшим, волосы мои, возможно, обретут другой цвет, но глаза, уставшие так невозможно, будут смотреть на тебя все с такой же нежностью. Я ангел, не столько падший, сколько катящийся по наклонной.       Ты будешь смотреть с непониманием, где же мои крылья, а я задорно похвастаюсь ещё кровоточащими ранами, улыбаясь и смеясь.       Ты спросишь, болен ли я. Я отвечу, что здоров.       Ты скажешь, что теперь мы оба смертны. Я возражу — мы люди.       Ты извинишься, что не хотел для меня участи быть на Великом Суде подсудимым. Я покачаю головой — нам туда ещё рано, целая жизнь впереди.       И я хочу провести ее всю с тобой.