***
Некий служитель Мандоса, имени которого никому не было охоты припоминать, шел по своим делам, иногда обмениваясь вежливыми кивками со знакомыми душами. Это случалось редко, ибо переходов в Мандосе было великое множество, и простора для душевных скитаний там хватало. Однако сегодня на пути служителя встретилось небывалое оживление — возле одной из полуоткрытых дверей стояли Куруфин и Финрод, а Келегорм и Карантир одновременно подпрыгивали, пытаясь набросить на дверную створку какую-то веревку. Как раз сейчас им это удалось. Куруфин немедленно принялся что-то плести на одном из веревочных концов. Служитель всполошился: — Что вы делаете?! — Вешаем Финдарато, — ответил Келегорм. «Это же очевидно, — говорили его интонация и выражение лица. — Зачем задавать дурацкие вопросы?» — За что?! — За шею. — Но почему вы это делаете?! Закончив вязать петлю, Куруфин накинул ее на шею Финрода и сказал: — Он нам надоел. — Если вы интересуетесь моим мнением, — сказал Финрод своим ангельским голосом, — то я совсем не против, чтобы меня повесили. Порой я действительно бываю невыносим. Служитель недоверчиво покачал головой. Его нельзя было винить — никто на его месте не поверил бы Финроду. Слишком невинным агнцем тот выглядел, а пеньковая петля на шее и вовсе превращала его в великомученика. — Мандос не место для забав! — воскликнул служитель. — Здесь вы должны каяться и думать над своим поведением. Келегорм тут же ответил: — Мы как раз подумали и каемся. Каемся, что не сделали этого раньше. — Я позову Намо! — Очень страшно, — саркастически хмыкнул Куруфин. — Мы твоего Намо… в Арамане видали, — Карантир подхватил свободный конец веревки, обмотал вокруг запястья, чтобы тот не соскользнул, и обратился к кузену и братьям: — Ну что, готовы? Финрод поправил веревку поудобнее, но ответить не успел — у дверей возник Намо. Владыка душ выглядел слегка запыхавшимся, как будто очень спешил. — Прекратите немедленно! — А то что? — поинтересовался Карантир. Намо остро ощутил несовершенство Арды. Будь он хоть десять раз вала, что можно сделать тому, кто уже мертв? Разве только… Но как раз этого и было нельзя. — На счет «три», — тем временем скомандовал Куруфин и начал отсчет: — Один… Нужно было что-то делать немедленно. Намо взмахнул рукой. Веревка рассыпалась на мелкие волокна. Келегорм разозлился: — Да с какой вообще стати ты вмешиваешься?! Участники согласны, остальных не касается! Твое же пророчество исполняем! Ты сам сказал, что брат будет убивать брата. Намо пошел на крайние меры. Ничего другого ему не оставалось. Манвэ потом санкционирует. — Надо было убивать раньше. А теперь исцеление Финдарато завершено. Ему надлежит обрести тело и вернуться в мир живых. Финрод даже перестал отряхиваться от пеньковых огрызков и воззрился на Владыку Душ в полнейшем изумлении: — Но я думал… — Мало ли что ты думал, — оборвал его Намо. Пожалуй, это было слишком резко, но его и впрямь приперли к стенке. — Валар сказали. Ступай за мной! Ничего не поделаешь, зов Мандоса не такая штука, которой можно пренебречь. — В другой раз, — виновато сказал Финрод своим кузенам. — Попрощайтесь за меня, ладно? — Ты там тоже всем приветы передавай. — Я жду, — напомнил Намо холодно. — Ни пуха ни пера! — пожелал вдогонку Келегорм. Обернувшись, Финрод три раза сплюнул через плечо: — К Моринготто! В Эндорэ нолдор успели набраться смертных предрассудков. Темная троица переглянулась. — Вот так так! — выразил общее мнение Карантир. — При экспериментах часто бывают непредвиденные ситуации и даже жертвы, — заметил Феанор, когда его известили о случившемся. — Но дождемся свежего выпуска гобеленов.***
Гобелены не умедлили. На новом, только что с ткацкого станка, полотнище было прекрасно видно и обнимающую сына Эарвен, и ошеломленного Финарфина, и всплакнувшую на радостях Индис. Смущенная Амариэ изо всех сил делала вид, что заглянула совершенно случайно. Поодаль толпились домочадцы и прочие аманские нолдор. Цветы разве что не свешивались с потолка. — Вот так и передумаешь никогда отсюда не выходить, — сказал Аэгнор. — Не знаю, почему ты решил, что страдать душой можно только здесь, — ответил ему Феанор. Финголфин рядом не сводил глаз с гобелена. Чуть в стороне были изображены Анайрэ и Нерданель, тоже в праздничных одеждах. За прошедшие со времени исхода века они сделались очень похожи: глаза обеих напоминали теперь Анфауглит. Кто-то дернул полубратьев за края одежд. Оба обернулись. Идриль с видом заговорщицы поманила их пальцем. — Встаньте сюда, — сказала она, понизив голос, и тихонько хихикнула. Так они и сделали. Присмотрелись внимательнее и невольно прыснули — над головой Индис отчетливо проступала пара небольших рожек, созданная игрой теней на фактуре гобелена — Надо как следует изучить все остальные, — сказал Феанор. — Может найтись еще много интересного. Он не сомневался, чьих рук это дело. Но смотреть на гобелены теперь приходилось через решетку. Отчего-то Намо, во власти которого было изменять внутренность Мандоса как угодно, вдруг расширил коридоры и проходы, а все гобелены оградил решетками на расстоянии вытянутой руки. Так что любоваться гобеленами можно было всласть, а вот потрогать — уже нет. Одновременно с этим стряслось еще одно нововведение. У всех обитателей Мандоса отобрали привычные одежды, выдав взамен юбки из травы. Сумрак Обители Душ наполнился потусторонним шуршанием. — Так были одеты ваши предки у Куивиэнен, когда их впервые встретил Оромэ, — разъясняли служители, распределявшие эти охапки. — Вернувшись к корням, вы будете быстрее исцеляться. — И громче каяться, — ругался Маэдрос. Все имеющиеся юбки оказались слишком коротки на его рост. В Мандосе генералов не было, но даже при всеобщем равенстве лорду Химринга неприлично было сверкать голыми коленками. — В таком я даже в Ангамандо не сидел! Фингон успокаивал друга: — Ну, не преувеличивай. Как будто ты не помнишь, в чем был, когда я снимал тебя со скалы. — Не помню. — Может, оно и к лучшему, — вздохнул Фингон. В новой соломенной юбке Идриль казалась Маэглину краше, чем в любом гондолинской моды платье.***
— Финдарато мы потеряли, — объявил Феанор на очередном сборище рода Финвэ. …Некоторое время назад — точнее сказать нельзя, ибо в Мандосе оно текло странно и неопределенно — донельзя взволнованный Финрод разыскал Феанора. — Кажется, я сделал открытие! — сообщил он. — Знаешь, что надо делать, когда кажется? — сварливо буркнул Феанор. В чертогах Мандоса Мастер маялся от вечного безделья. Исцелению это никак не способствовало. Финрод отнесся к обстоятельствам с пониманием и не обиделся. — Я размышлял… — эта привычка осталась у него еще со времени жизни во Внешних Землях, — об устройстве мироздания и вдруг пришел к неожиданному выводу. Феанор пока молчал, но на лице его ясно показывалось все, что он думает об этом ходячем телерском недоразумении. — Конечно, для попадания в Мандос нужно желание. Против воли душа сюда не попадет. Но одного этого недостаточно. Самое главное, то, без чего никак — душа должна покинуть тело. — Зачем ты мне рассказываешь то, что всем и так известно?! — вспылил Феанор. — Скажи еще, что в начале был Эру Единый, который в Арде зовется… — Я хотел показать, как добрался до своего открытия, — кротко перебил Финрод. — Но я могу и короче. — Сделай одолжение! — Если, покидая тело там, мы попадаем в Мандос, значит, расставшись с телом здесь, мы попадем из Мандоса обратно! Феанор несколько мгновений смотрел на Финрода как врач, уверившийся в точности своего предварительного диагноза. Потом брови Великого Мастера поползли к переносице. Взгляд серых глаз сделался пронзительным. — Клин клином вышибается? — Я бы сказал, смертью попирается смерть. — Поэтические красоты после! — отмахнулся Феанор. — А откуда возьмется тело? — и тут же ответил себе сам: — Хотя фану здесь мы получаем без всяких церемоний, сразу, едва попав сюда. Значит, там тело может возникать точно так же, само собой. Это слишком просто, — заключил он, глядя на Финрода. — Ты сам говорил, что все гениальные вещи очень просты, — сказал тот. — Простота не равна примитивности, это и потомку ваниэ должно быть понятно, — Феанор смотрел на давно изученный до последнего стежка гобелен так, словно это был свежесозданный палантир. — Чертоги Мандоса век от века становятся все пространнее, поскольку каждый лишившийся тела эльф приобретает в них фану, занимающую определенный объем… В этом что-то несомненно есть!.. На что ты опирался в рассуждениях, приведших тебя к такому несколько… хм… неожиданному выводу? — На эту мысль меня навели легенды людей, — объяснял Финрод. — Они представляют себе мир мертвых словно обратный миру живых. Конечно, Младших Детей Эру никто не учил, и знать о Мандосе им неоткуда. Но я подумал, что и смертным открыты какие-то крупицы истины. Пренебрежительным взглядом Феанор указал в самый дальний конец коридора. Финрод вспомнил, что там развешаны гобелены с историей Диора. — Нет, я совсем не собираюсь уверять тебя, что даже эти крупицы доступны абсолютно всем людям. Но если какие-то представления распространены очень широко, они, эти представления, никак не могут быть совершенно беспочвенными. Скажем, некоторые племена опускают в могилы своих сородичей нарочно изломанные вещи, считая, что в мире мертвых эти вещи станут целыми. Потому вполне можно допустить, что… — Но ведь есть еще Пустота. А что, если умерший здесь оказывается не в мире живых, а в Пустоте? — Это невозможно, — уверенно отвечал Финрод. — Души эльдар навечно связаны с Ардой. В Пустоту мы никак не попадем. — Валар тоже связаны с Ардой навечно, однако Моринготто в Пустоту отправился. — Но это же Моринготто… — Они и он одного рода, — напомнил Феанор. — Если кто-то из них оказался в Пустоте, хотя не должен был, такая возможность не исключена и для Воплощенных. Твоя теория интересна, но очень умозрительна, — Феанор снова уставился на гобелен. — Впрочем, что мы знаем о Пустоте? Точнее, о том, что отделяют от нас Стены Ночи? Окна жилища Ниенны, по словам самих валар, смотрят за их пределы. Если там только Пустота, стоит ли делать окна в ее сторону? Все равно ведь смотреть не на что… Нет, любая теория только тогда чего-то стоит, если она подтверждена экспериментально. — Я готов быть добровольцем, — заявил Финрод… — Его теория выглядит теперь еще больше похожей на правду, — продолжал Феанор. — Неспроста Намо так засуетился. Но единичный эффект может оказаться случайностью. Для получения бесспорных результатов нужен по крайней мере еще один эксперимент. Безусловно, эксперимент опасный. Предлагаю… Он даже не успел закончить фразу, как поднялось с десяток рук. В добровольцах не было недостатка. — Давайте бросим жребий, — сказал Ородрет. Он руки не поднимал, но ему показалось, что Феанор смотрит прямо на него. — Справедливо, — согласился Маэдрос. — Ты же с нами? После такого отказываться было уже нельзя, и Ородрет сказал поспешно: — Я имею в виду, пусть тянут все. Это увеличивало его шансы вдвое. Или уменьшало — с какой стороны смотреть. После такого неудобно было бы отказываться даже Тургону. Предложение Ородрета приняли единогласно, хотя Эленвэ невольно вздрогнула. — Нисси могут не участвовать, — сказал Келегорм. Из своей травяной юбки Куруфин надергал соломинок по числу присутствующих, тщательно их подравнял и на виду у всех отломил от одной половину. — У нас равноправие, — непримиримо возразила Арэдель. Прижизненные злоключения нисколько не охладили ее духа. Куруфин, не споря, добавил к пучку еще четыре соломинки, подравняв их так же тщательно, как и предыдущие. — А если жребий на тебя падет? — поинтересовался тем временем Маглор у своей воинственной кузины. — Насчет убийства женщин равноправия пока не ввели. — Эола позовем, — сказал Карантир. — У него хорошо получается. — Думаешь, он и сюда ухитрился что-то пронести? — С него станется. И ходит теперь где-то тут с ядовитым зубом. — Не знаю, как насчет прав на убийства женщин, а вот на то, чтобы умереть, у женщин точно равные права, — с иронией заметила Белая Дева. — Посмотри, сколько нисси в Мандосе застряло. И все удостоверились, что делопроизводство у Намо для обоих полов ведется одинаково. Если жребий падет на меня, обязуюсь никого не ввергать в дополнительные страдания. Сама героически подавлюсь вот этим сеном. Она презрительно встряхнула шуршащую юбку. Келегорм в знак одобрения показал приятельнице сжатый кулак. Этот разговор навел Тургона на мысль: — А не взять ли в подопытные Эола? Должна же от него хоть раз быть польза. Его и не жалко в случае чего. И никаких жребиев не надо. — Он вряд ли согласится. — Мы и спрашивать не станем. Вот еще! Отловим где-нибудь и отправим. — А если теория верная? — подал голос Маэглин из своего угла. — И будет он задарма по Валинору гулять? — Пусть гуляет, — едко усмехнулся Куруфин. В свое время он не убил Эола и до сих пор о том жалел. — Этот мориквэндо так ненавидел всех нолдор и так не хотел жить среди них! — Посторонних в наши дела вмешивать не будем, — сказал Финголфин. И так Эол оказался навсегда вычеркнут из родичей дома Финвэ. Амбаруссар протолкались между братьями и кузенами: — Пап! А можно, если один из нас короткую вытащит, мы оба станем жертвами эксперимента? — Не жертвами, а объектами, — привычно одернул младших Куруфин. Потом поразмыслил и тоже обратился к Феанору. — Может, отстраним мелких? На них ни у кого рука не поднимется. — У меня поднимется! — совершенно неожиданно заявила Арэдель. — За клей на крыльях седла, когда мы с Турко поехали на кабанов. За обсыпание бумажками в дверях. За... — Надпись на скамейке, которая отпечаталась у тебя на штанах, — подсказал Фингон. Амбаруссар выглядели несколько оторопевшими: — Так это когда было... — Память эльфов не тускнеет, — заметила Нолофинвиэн. — На общих основаниях, — распорядился Феанор. — Подопытным становится только вытащивший короткую соломинку. В очередь! Амбаруссар вздохнули и вернулись на свои места почти в самом хвосте. — Убери еще одну, — сказал Феанор Куруфину. — Отец не участвует. — Но это же не… — У тебя слишком сложные обстоятельства, — тут же ответил Финголфин. — Статут и все прочее. Вдруг из-за этого что-нибудь пойдет не так. — Да, — встрял Карантир, — вот не понравится Индис звание второй жены, и прибежит она сюда разбираться. Очень она тут нужна. Финвэ посмотрел на обоих сыновей, подумал и веско сказал: — Хоть у меня уже есть звание первого убитого в Амане, за право быть первым убитым в Мандосе я буду состязаться наравне со всеми. Не спорьте с главным из Верховных королей, — добавил он. Что правда, то правда: Верховных королей нолдор присутствовало целых пять штук, но Финвэ уж точно был среди них самым главным. Куруфин выставил вперед кулак с зажатыми в нем соломинками. Посерьезнев, каждый по очереди вытаскивал по одной и показывал всем результат. — Хоть бы Айканаро короткую вытянул, — вырвалось вдруг у Ангрода. — Это еще почему?! — Потому что он до Дагор Дагорат просомневается, выходить ему или погодить. А так вопрос решится сам собой. Но до Аэгнора очередь не дошла. Восьмая вытягиваемая соломинка кончилась слишком быстро. Тургон держал в пальцах обломанный стебелек, отказываясь верить своим глазам. Потом он бросил отчаянный взгляд на оставшийся в кулаке Куруфина пучок, уповая, что случайно обломил соломинку сам, когда тянул. Но Куруфин разжал ладонь, и все убедились, что других обломков нет. Финголфин смотрел на младшего сына с тревогой и радостью. Несмотря на благословенного Эарендила в родных внуках, Тургон отбывал срок в Мандосе по общему приговору всем участникам Исхода. Теория Финрода давала надежду на благополучное возвращение домой. Но жесткие методы Феанора пугали. Фингон хлопнул брата по плечу: — Не подведи! И маме сразу скажи, что у нас тут все хорошо, понял? В подробности не вдаваясь. — Будь спокоен, снова спрятаться мы ему не дадим, — громко заявил грубый Карнистир, за что получил тычка от самого старшего брата. Тургон обреченно посмотрел на соломинку в пальцах. Бежать было и впрямь некуда, хотя выдумки кузенов и дяди доверия не внушали. Феанор уже размышлял над очередной практической задачей: — Только как тебя отправлять на тот свет? Веревки у нас больше нет, и другой взять неоткуда. Прежнюю они получили от Мириэль, осторожно перестукиваясь через общую с владениями Вайрэ стенку. Вышивальщица прикрепила заказ к изнанке очередного гобелена. Но этот путь теперь отпадал. — Так вот для чего поставили решетки и переодели нас в траву! — воскликнул Тургон. Карантир фыркнул: — А ты только сейчас догадался? Придется теперь руками тебя душить. — Лучше не надо, — нервно сказал Тургон. Идея нравилась ему все меньше и меньше. Маглор посмотрел на него оценивающе и сказал: — Можно попробовать шею свернуть. Но ты же дергаться будешь. — Буду! — Светильник, — сказал Маэдрос, глядя куда-то вверх. — Я думаю, он достаточно тяжелый. Тургон возмутился: — Опять?! Я уже сюда попал с проломленной головой. — Значит, тебе уже привычно. Светильников в переходах Мандоса хватало. Они напоминали яйца каких-то странных птиц, излучали бледное с прозеленью свечение и почти тонули в вечно колышущемся тумане под сводами. Один такой мерцал в укромном тупичке как раз над их головами. — Курво, покарауль, — скомандовал Маэдрос. — Турукано, иди сюда! Бывший король Гондолина вздрогнул. Но, вспомнив, что согласился быть убитым, все же подошел. — Становись напротив, клади руки мне на плечи, — продолжил распоряжаться Маэдрос. — Я хотел на всякий случай с женой попрощаться... — Попрощаешься еще. Морьо, Айкьо! Вставайте нам на плечи. Двое прежних приятелей уже сообразили, что задумал владетель Химринга. Мгновенно они составили второй этаж, в свою очередь сложив руки «мостиком». — Питьо, Тельво! Тургон крякнул было под весом двух Феанорингов, но вспомнил, что мандосская фана куда легче живого тела. Близнецы попробовали даже подпрыгнуть. Но их руки все равно не доставали до светильника. — Надо еще одного! — сообщили они хором. Маэдрос наклонил голову, оглядываясь из-под руки: — Финдуилас, ты самая легкая. Лезь наверх. — Прямо по головам? — Да! — Почувствуй себя Береном, — съязвил Карантир, когда она встала на его макушку. Спустилась Финдуилас победительницей, прижимая к себе драгоценную добычу. Пирамида рассыпалась обратно. Келегорм взвесил светильник в руке. — Подойдет, — только и сказал он. Слабонервные удалились. Тургон собрался с духом: — А это не больно? — Все зависит от массы светильника, — тоном знатока отвечал Келегорм, — и точки приложения усилий. — А масса у него подходящая? Донесся тихий предупреждающий свист. Дольше медлить было нельзя. — Какая есть. Наклонись чуть-чуть. А то я не достаю. Тургон повесил голову ниже плеч. — Встретишь в Пустоте Моринготто, — напутствовал Карантир, — передай ему, что он козел. Тургон хотел ответить… …Нет, это была не Пустота! Пару раз моргнув от яркого света, Тургон обнаружил себя на крыльце собственного тирионского дома. Дом мало изменился за прошедшее время. Он выглядел слегка необитаемым, что было неудивительно, но совсем заброшенного впечатления не производил. Наверное, кто-то присматривал за ним все эти годы. — Сработало! — Тургон едва не подпрыгнул от радости, потом с шипением потер шишку на затылке — Охотник явно терял навыки и не справился с одного удара — и открыл дверь. Внутри все оказалось совсем по-старому. — О, и цветочки на окнах без меня поливали! — Тургон упал в кресло и вытянул ноги, совсем как раньше. — Сейчас искупаюсь, переоденусь, а потом пойду к фонтану, возле которого с Эленвэ познакомился. И по дороге мороженого съем... И еще надо было подумать, как показаться на глаза матери. Чтобы не напугать и не обрадовать слишком сильно. Передать от всех привет… Дверь неожиданно отворилась. Вошли Намо со свитком и Тулкас с веревкой. Тургон встал и машинально одернул юбку. — Здравствуйте! — сказал он. Валар оставили приветствие без внимания. — Поужинал? — участливо спросил Тулкас. Тургон даже удивился: — Нет, а что? — Ничего, как раз к ужину в Мандосе успеешь, — и Тулкас принялся разматывать петлю. — Вы что?.. — насторожился Тургон. Намо развернул свиток: — Советом Аратар принято постановление вернуть тебя в Мандос и увеличить срок исцеления там еще на две эпохи — за самовольное оставление указанного местопребывания. — Давай шею! — скомандовал Тулкас. Тургон попятился, наткнулся взглядом на кувшин с водой и, наклонившись над ним, закричал внутрь: — Ульмо! Спаси! Из кувшина высунулась синяя голова: — Кричать ни к чему. Я уже проголосовал, так что будь любезен обратно. — Ты же тогда в Эндорэ мне снился и велел тайный город построить, чтоб спастись... — Чтоб красоту спасти, а не тебя. Ты просто неправильно понял. Счастливого исцеления! — и голова нырнула обратно в кувшин. Тургон панически заозирался, и вдруг его осенило: — Постойте! Это не побег! Я не по собственному желанию! Это все Феанаро! Я даже не знал! Это несчастный случай! — Не переживай, мы сейчас все исправим, — Тулкас накинул Тургону петлю на шею и посмотрел вверх, отыскивая подходящий крюк или балку. Тургон попытался потихоньку снять петлю, но рука Намо остановила его: — Не надо. Голос был скрипуч, как ржавая петля ворот. — Но... — ухватился Тургон за последнюю соломинку. — Вы же клялись, что нас любите! — Любим, — согласился Намо. — Я так больше всех. Потому и стараюсь держать вас к себе поближе. Тулкас забросил веревку на крюк для люстры и резко ее дернул...***
— Сородичи! Акустика в Мандосе была прекрасной. Отражаясь от сводов без искажения, звук растекался по коридорам и достигал слуха каждого даже в дальних тупичках. У самого свежего гобелена клубилась толпа душ. Пришли все. Над головами нолдор мерцали снятые с потолков светильники — совсем как когда-то факелы в Тирионе. Множество синдар, никогда еще не видевшие таких сборищ, смотрели на происходящее с любопытством и постепенно поддавались общему воодушевлению. Элу Тингол старательно делал вид, что он просто шел мимо. В толпу затесались ваниар, изо всех сил прикидываясь, что это не они. Где-то вдалеке по краям стояло множество телери и чувствовало, что очередная нолдорская ажитация опять выйдет им боком. Феанор произносил речь. Ни ступеней, ни пьедесталов в Мандосе не водилось, и Пламенному пришлось взобраться по заградительной решетке повыше, чтобы быть видимым всем. Там он и стоял, держась одной рукой за прутья, а другую простирая к народу. Чуть ниже находился Тургон, и на его шее болтался кусок веревки. — Идея Финдарато подтвердилась самым блестящим образом. Утратив фану, души эльдар выходят из Мандоса и обретают тело. Турукано испытал это на себе. Крики ликования прервали его речь. — Но почему он снова здесь? — спросил кто-то, когда все чуть успокоились. Феанор поднял конец веревки на всеобщее обозрение и потряс им: — Валар тут же отправили его обратно. Души разочарованно загудели. — Сородичи! — кулак с зажатой в нем веревкой взлетел вверх, и только рост спас Тургона от немедленного возвращения к жизни. — Вот что мы ответим валар! Нас тысячи! Всех не перевешаете! Выход отсюда в наших руках. Но действовать надо решительно, — Феанор окинул толпу собравшихся острым взором, словно высмотрев в ней каждого. — Тот, кто захочет отсидеться за спинами, останется тут навеки. Телери! — возвысил он голос. — И часть синдар! Мы вас сюда отправили — мы вас обратно и вернем! — Спасайте короля! — закричал Тингол. Маблунг и Белег, не давая синдар разбегаться, принялись выстраивать некое подобие боевых порядков. Телери тоже спешно сбивались в кучу. — Вперед, нолдор!