Таки возможно

Геркулес ощутил тягость руки Лафайета, тянущей его ладонь вниз. Возмущения начались, когда на коленях появились царапинки от падения. Он всё ещё не мог понять смысла всех этих действий. Жильбер затащил их за магазинный прилавок, поползав по всей грязи пола. Геркулес расспрашивал. Его прервали нагло и бесцеремонно. Рука закрыла рот говорящему, и Лафайет стоял тихо и непроницаемо, не шевеля головой, не прикрывая глаз ни на секунду. Маллигана удивило и даже заинтересовало такое поведение его французского друга, не падково на странные действия; действие было поистине странно. Он понял, что от него хотят, и примолк. Торговый центр, стоящий в Сан-Антонио, наполнился поистине пугающей тишью; здание, полное разговоров, гула и смеха секунды назад, питало страхом до дрожи в коленях. Противная, но спокойная тишина была разбита на осколки, как стекло, спустя мгновение: крик помощи и два выстрела. Крика больше не было. Геркулес вспрыгнул от сей неожиданности. Знай бы вы этого человека хотя бы капельку, вы бы никогда не сказали, что этот человек способен на страх, граничащий с истерической атакой. Он не дёргался, а лишь глубоко дышал, ошпаривая лёгкие воздухом, как будто бы поднявшимся от напряжения на сто градусов, и думал. Никто из парней больше не придавал значения руке, лежащей на рту Геркулеса, и, кажется, это к лучшему. Доверия к Лафайету в данный момент было больше; отчёта в действиях Герк уже не соблюдал и не доверял себе от слова совсем. Единственными звуками, последовавшими за выстрелами, были четыре пары тяжелых шагов. Тот, кто стрелял, не беспокоился ни о чём: их томные шаги, шум, спрятавшийся люди; но и не говорил ничего своему коллеге. Приказа о выходе из укрытий или попытках побега так и не последовало. Герк почувствовал, как по всему телу пробежал холодок безвыходности, когда в ушах эхом отразился самый ужасный звук – вскрик одного из его друзей. Это немыслимое безумие! Это просто невозможно! Они расстались всего минуту назад, и в голову даже при самых печальных и странных мыслях такая идея прийти не могла. Теперь, когда он знал, что его друзья в опасности, ему стало больно, тошно и печально – никто из них всех не был в безопасности. Он понял, что это происходит на самом деле, а не в страшном сне, когда услышал пронзительный всхлип Элайзы, отразившийся от каменных и бездушных стен. – Анжелика! Это было таки возможно. Они приехали сюда с Джоном, Александром, Томасом, Джеймсом, Марией и сестрами Скайлер, потому что это было что-то вроде закупкт перед долгой неделей праздников, посвященной помолвке, а ребята помогали молодым. Всего пару минут назад прозвучала фраза о рациональном использовании времени от Алекса, и они решили разойтись по разным местам, с уговором встретиться позже. Внезапно Геркулес ощутил себя ещё хуже – идея о коллективной поездке сюда принадлежала ему. Неужели он действительно виноват в том, что его друзья могут погибнуть? Секунды перерастали в минуты, а шаги становились громче. В течение этих пары минут раздалось ещё три выстрела до того точных и искусных, что звуки от чьего-то бега прекратились мгновенно, не давая жертве и шанса на возвращение в уютный дом. Геркулес почувствовал, как его собственные глаза закрылись со странным чувством поражения, но без страха, как будто на грани висит не его жизнь, а очередная попытка в глупой и бесполезное игре, которую пройти хочется, тратя на это время – игра закончилась, я поднимаю белый флаг, просто дай мне попробовать ещё раз. Остатком здравого мышления он знал, что не будет никаких дополнительных попыток «поиграть» в жизнь. Он чуть не зарыдал, когда почувствовал, как дрожащая фигура Лафайета прижалась к нему, потому что это только напомнило ему о присутствии его жениха. Кто он такой, чтобы беспокоиться о своей жизни, когда его единственное обещание – защищать этого человека всем, что у него есть? Кем он был, если бы допустил смерти этого француза, любившего его и любящего им, при этом выживи сам? Подобные мысли проносились в его голове все быстрее и быстрее по мере приближения убийственных фигур. Геркулес затаил дыхание, и он знал, что Лафайет тоже, потому что в тишине было слышно всё. Время остановилось на этом решающем моменте. – Там, внизу, – эти люди услышали взволнованный, единственный и роковой вздох желающих жить, жить вдвоём, людей. В этот момент Геркулес убрал руку Лафа со своего рта, чтобы тот мог прошептать ему на ухо, стараясь, чтобы слова его были уверенными и чёткими, ведь он должен сохранять стойкость. – Я люблю тебя. Я люблю тебя больше своей жизни, прошу, помни это. Прошу. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Лафайет осознал; Геркулес прижал того в угол закрывая своим телом. Жильбер дёрнулся, начал вырываться, умолять выпустить и погибнуть за него и задрожал, приблизившись к уху Геркулеса, отчаянно нашептывая уже свои слова ласки. Оба они понимали – это нашептывание последние слова для друг друга. – Non, non, mon amour, это я люблю тебя, я, я, я и никто другой. Геркулес не проронил не слова, его лёгкая и трагичная улыбка говорила все за него. Коснувшись щеки Лафайета губами, он обернулся к входной двери. Темная дверь с грохотом отворилась, ударившись о стену, и, кажется, из-за низкого уровня материала, заполучила на себе памятную вмятину о печальном событии. Лицо вошедшего было хмурым и бесчувственным, и, казалось, оно только приобрело смесь равнодушия и отвращения, завидев двух мужчин невероятно близкими друг у другу. Рука убийцы вытянулась вперёд, и Лаф и Герком услышали гром от двух выстрелов.

***

– Чак Коуэн, Тед Никирк и их друзья – Джером и Кайл Брасс были пойманы полицией в среду, 27 июня, на площади Сан-Антонио. Они спустились из здания с полной удовлетворенностью и противной улыбкой, не боясь или не чувствуя наказания. Все четверо являются расистскими преступниками, чья очевидная цель в день стрельбы заключалась в том, чтобы устранить как можно больше людей неевропейской внeшности – афроамериканцев, мексиканцев и т. д. Может, мигрантов, до того, как их поймает полиция. Свидетель Уитни Смит вызвала полицию после того, как нашла безопасное место для укрытия. Вот её сторона сто... - Телевизор выключился. Лафайет повернулся и посмотрел на Джона, который выглядел расстроенным. Они тихо болтали, пытаясь забыть все произошедшее, устранив лишнее напоминание об ужасном дне. – Как поживаешь, mon ami? – пробормотал Лаф. – Прекрасно, – последовал вынужденный ответ Джона. – Доктора говорят, что с Алексом все будет в порядке. Я просто... всё ещё слегка потрясён всем этим, понимаешь? – Я понимаю, – Лафайет встал с кровати и сел на маленький диванчик рядом с другом и тихо добавил. – Поверь мне. – А обо мне не беспокойся больше минуты, я здоров, жив и не теряю позитив. Джеймс – это тот человек, кому нужно с кем-то поговорить. Он уже на протяжении четырех часов сидит в некогда палате, принадлежащией Томасу, и не может принять случившиеся. Врачи не могут даже дать ему успокоительного. – И вправду. Несколько мгновений они сидели молча, прежде чем Джон заговорил. – Тебе лучше вернуться в постель. – Все будет хорошо. В любом случае, она почти зажила, - ответил Лаф, глядя на обработанную и забинтованную огнестрельную рану на плече. Он с грустью в глазах и отчаянием в голосе посмотрел на капельницу, подключенную к руке и сказал: – Даже не знаю, почему они все еще подключают эту штуковину. – Подожди слегка. Ты будешь в порядке, и тогда тебя выпишут. – Ну, если ты настаиваешь на ожидании... Лафайет, человек по характеру и обыкновению настойчивый и своенравный, подчинялся лишь из-за истощения; истощен он был и физически, и морально. Он снова устроился на больничной койке, расслабившись на мгновение, прежде чем снова услышать голос Джона. – Я хочу досмотреть... Новости. Лафайет повернул голову, чтобы вопросительно посмотреть друг на друга, но, не получив ответа, нерешительно включил телевизор . Допрос свидетелей только что закончился. – Спасибо, Уитни. Приятно услышать эту историю с точки зрения свидетеля, – репортёр произнёс это сухо и отстранено, было видно безразличие к ситуации. Камера отвернулась от свидетеля и снова повернулась к ней. – Так много семей скорбят о тех, кого они потеряли в прошлую среду. В этот понедельник, второго июня*, на Центральной площади состоится мероприятие в память о погибших. Позвольте прочесть имена восьми замечательных людей, которых мы потеряли: Уилл Смит, Алексис Морган, Хендрикс Моэн, Томас Джефферсон, Анжелика Скайлер, Челси Райт, Геркулес Маллиган и Тейлор Гарретт. Родственники погибших, мы приносим вам соболезнования, и оставим эти имена в своей памяти, как жертв ужасного события. На этот раз Лафайету пришлось выключить телевизор по своим причинам. Каждое имя, которое он узнавал в этом списке, было кинжалом в груди, и он предпочитал не думать о горе, которое всем им придется нести всю оставшуюся жизнь. Он отбросил пульт в сторону и обхватил голову руками; он просто зарыдал, а Джон тихо склонил голову над убивающемся в горе другом, пустив слезу. Это было таки реально.