Наперекор

Стать Опаленным — явно не то, на что Гало рассчитывал, когда шел в Пламенные Спасатели. Думал, станет взрослым, красивым, мускулистым — прямо как Крэй Форсайт! — и будет тушить пожары, разрушающие чьи-то семьи, поглощающие чью-то память, уносящие чужие жизни. Думал, не зажжет огонь под угрозой жизни, ведь он слишком опасен и непредсказуем, чтобы пытаться его контролировать. Думал, никогда не поймет Опаленных, ведь они — звери, чудовища, террористы, взрывающие жилые дома ради забавы. Теперь он стоит напротив главаря Ультра-Опаленных и держит в ладони лепесток пламени. Кто бы мог подумать. Пламя сияет нежно и ласково, переливаясь из темно-синего в небесно-голубой и обратно, и его свет стекает с ладони, мягкими струями проливаясь меж пальцев. Этот огонь не причиняет вреда, хоть и греет; этот огонь… защищает. Он сам так говорит, хоть Гало не разбирает и половины того, что тот беззаботно напевает на своем инопланетном языке, но Тимос ему почему-то верит. Лио говорил, что это из-за резонанса, ведь Промары, сливаясь с людьми, выбирали себе идеальных партнеров для симбиоза. Даже причины для этого называл — мол, иначе бы чуть ли не весь мир перевернулся, или что-то в этом духе. Гало даже запоминать не пытался, потому что Лио звучал так же, как тот металлический дедуля из лабораторий под замерзшим озером — занудно и заумно, а его миленькой маленькой мордашке в обрамлении пушистых волос это не шло совершенно. Впрочем, на правду сказанное определенно походит: если подумать, Гало с той самой секунды, как почувствовал в себе присутствие Промара, должен был в ужасе пытаться это принять, а вместо этого спокойно себе живет, никого не трогая. Лио смотрит на пламя так, будто весь мир сжался до размеров огонька на ладони у Гало, и синие отблески мерцают в его лиловых глазах, напоминая пламя других Промаров. Синий — нетипичный цвет, и, кажется, так считает даже сам Лио, ведь его тонкие пальцы в черных перчатках тянутся к огню, хоть так и не решаются его коснуться, зависнув над ним в воздухе, будто греясь. — А теперь раздуй его, — командует Лио менторским тоном, и Гало, недолго думая, дует на пламя, за что получает ребром ладони по голове, — Идиота кусок! Не ртом, а усилием воли! Гало легкомысленно пожимает плечами, а Лио устало вздыхает, скрестив руки на груди. — И что я здесь вообще делаю? — спрашивает у себя Фотиа так, будто Гало его в конец заколебал, хотя тренировка началась минут пять назад, не больше. Гало от его слов обиженно дуется, но пламя на своей ладони раздувает, да так, что кажется, будто бы перчатка горит целиком. Лио не отводит от огня взгляда широко распахнутых глаз, будто тот его гипнотизирует, но говорит спокойно и уверенно, наставляя нерадивого ученика. Это выглядит чертовски странно, ведь одно противоречит другому, и Гало не знает, чему верить — лицу или голосу. — А чего ты так пялишься? — спрашивает он наконец, и Лио наконец-то одаривает его холодным, будто двойной выстрел из ледяной пушки, взглядом, полным царственного величия. — Потому что он странный. Может, лучше делом займешься? Гало закатывает глаза, сдерживает зевок и пытается придать огню форму матоя, хотя это сочетание должно заставлять его далеких предков из далекой восточной страны вертеться в гробах. Хотя, наверное, от них уже совсем ничего не осталось — все-таки, пару месяцев назад Лио сам сотворил огромный матой из огня Промара, а Гало — черт побери, потомок пожарных! — сжег с ним планету, чтобы возродить ее из пепла. Выполнять задания Лио получается с переменным успехом, но Гало старается изо всех сил. У него, как оказалось, довольно мощный Промар, хотя и отказывающийся принимать форму оружия: его всполохи движутся неловко, едва-едва подчиняясь, но все-таки становятся материальными. Лио говорит, что у многих нет и такого уровня, и, если тренироваться, Гало сможет однажды превратить свой Промар и в байк, и в броню, и даже в тот чертов матой, который так и не получился, потому что Промар не понимает, как тот выглядит и из чего состоит. Жаль, что Лио исчезает сразу после тренировки, скупо попрощавшись, но Гало все понимает, хоть и ноет отчаянно. Ультра-Опаленные теперь нарасхват, ведь абсолютное большинство населения сейчас понятия не имеет, что делать со свалившимися им на голову инопланетянами и сверхъестественными силами, и потому нуждаются в обучении. Вообще, это очень мило со стороны Лио — собственноручно обучать Гало. Тимос ценит. Даже очень, потому что Лио классный, любит острую пиццу и смеется над шутками про огонь. Хотя лучше бы Лио пошел домой и поспал, потому что выглядит он чертовски уставшим. Он все еще красивый, как никто другой, холеный и изящный, но… Не такой, как тогда, когда они только познакомились: тогда он горел во всех смыслах, сражаясь изо всех сил, а теперь… Теперь он кажется потухшим, хотя Промар в его руках сияет даже ярче, чем раньше, избавившись от бесконечной боли, заставляющей сжигать все дотла. Лио мотается из одного уголка Промеполиса и обратно, как угорелый, мелькает то здесь, то там, по пятнадцать раз на дню, успевая засветиться повсюду, будто не ведая усталости. Многие Опаленные из его компании делают так же, и это немного беспокоит власти — Игнис делится с Пламенными Спасателями этой закрытой информацией, и теперь обеспокоен уже Гало. Лио улыбается, но Гало видит мешки у него под глазами даже несмотря на то, что они тщательно пытаются спрятаться за отсветами синего огня. — Мы просто пытаемся разобраться со всем поскорее, — отвечает Фотиа мягко, и Гало не может понять, верит в это или нет. Промар мурлычет все более разборчиво, и одним утром Гало, продрав глаза только с зубной щеткой во рту, обнаруживает у себя на груди черный треугольник, похожий не на татуировку, а на окно в другой мир — как тот, куда продирал страданиями опаленных путь прометический двигатель. За этим окном звезд не видно, но Гало уверен, что пейзаж за ним меняется, если смотреть под другим углом, хотя это все та же темнота. Этот портал пугает не на шутку, но боли не причиняет. Промар не сообщает ничего путного, легкомысленно распуская всполохи по комнате — те обвиваются вокруг Гало и качают драконьими головами, — и посылая его сознанию образы из двух огней, но, судя по всему, это странное явление достаточно безвредно, так что Гало крепче хватает панику за поводок и стирает с лица зубную пасту, потому что работу никто не отменял, а Тимос из-за этой ерунды и так почти опаздывает. Дня, когда Лио снова прикатит на своем непомерно огромном байке, чтобы продолжить натаскивать Гало, он ждет как праздника. Лио все еще выглядит уставшим, просто безумно уставшим, но держится со все той же царственной грацией, что и раньше. Его хочется запеленать в одеяло, чтобы не смог выпутаться без помощи Промара, и бросить на первый попавшийся диван, чтобы он наконец-то поспал и перестал выглядеть так болезненно, что Гало не знает, куда себя деть. Будь он слабее, не будь он носителем столь разрушительной силы, будь он чуть добрее к себе… Может, Гало бы и попытался, но знает, что настоящий Лио зарычит, будто раненный лев, и спалит все здание к чертям при попытке провернуть такой трюк. Пожарный департамент Гало все-таки нравится, так что вместо этого он споро стягивает футболку, черной тряпкой скидывая ее куда-то на пол. — Не в курсе, что это за хрень? — бодро интересуется Гало, тыкая в черный треугольник, и темнота под пальцем пружинит и прогибается внутрь, будто резиновая, что немного пугает, ведь прогибаться ничего не должно. Лио смотрит на Гало своими огромными лиловыми глазами, круглыми, будто луна. В глазах этих плещется что-то болезненное, лихорадочное, почти безумное. — Все плохо? — упавшим голосом спрашивает Тимос. Приблизившийся Лио отрицательно мотает головой, и его волосы порхают мягким облаком сладкой ваты, пришедшим откуда-то из беззаботного детства. Гало так и тянет качнуться вперед и понюхать, но собственная жизнь его как-то больше беспокоит, чем то, пахнет Лио сахаром или каким-нибудь пафосным шампунем, потому что такая мудреная укладка просто не может существовать без полочки всяческих баночек-скляночек в ванной. — Нет, просто… — начинает Лио негромко, глядя на темноту в треугольнике, и Гало усилием воли заставляет себя отвлечься от мысли о том, как выглядит место, где живет Лио, — Такое случалось раньше, но известно только про человек десять. Раньше это было сродни легенде. Он протягивает руку, и кончики его затянутых в перчатки пальцев касаются кромки между тьмой и обнаженной кожей — тончайшей сияющей линии, искры которой цветом похожи на мяту с лавандой. У Гало от этого ощущения секунду гром рокочет в ушах, хотя на улице — жаркое лето и солнце без намека на облака. — Такое происходит, если ты синхронизируешься со своим Промаром. Начинаешь понимать его, — мягко говорит Лио, поднимая взгляд на Гало. Странное, болезненное выражение лица внезапно пропадает, будто его и не было, и теперь на лице у Лио маска из дружелюбного спокойствия. — Вы не обсуждали с ним это? — Он показал два огня и решил, что с него хватит, — пожимает плечами Гало. Лио улыбается. — По сути, так и есть. Другое дело, что твой Промар — такой же дурачок, как и ты. — Эй! Когда Лио улыбается, его болезненная усталость чуть меньше бросается в глаза. — Твой Промар считает, что нашел для вас обоих идеальную партнершу, вот и все, — говорит Фотиа, нажимая на центр треугольника пальцем. От давления он вновь прогибается внутрь, и невидимая пленка натягивается, но не рвется. — Обменяетесь с какой-нибудь девушкой пламенем, и оно будет гореть прямо здесь. Здорово, правда? Гало не слишком-то в этом уверен, поскольку не может вспомнить ни единой девушки, которую счел бы для себя идеальной. Ну, разве что Айна... Но она не то чтобы когда-то вызывала у него бурю чувств или что-то вроде того. Некоторое время она ему нравилась, и, кажется, он ей тоже, но потом заварилась эта каша с Промарами, и стало не до того. С остальными девушками у Гало вообще не то чтобы когда-нибудь ладилось, что удивительно, ведь он — самый пламенный пожарник Промеполиса! — Ну... — тянет Гало задумчиво, — Наверное, здорово. Это ведь еще от девушки зависит… Погоди, а как понять, что это она — ну, та самая? Улыбка Лио становится насмешливой и почти хищной; он скалится, и глаза его сужаются до маленьких щелочек, от взгляда которых Гало чувствует себя как-то неуютно, хотя это он тут возвышается и превосходит в размерах. — Сам догадайся. У Гало в голове ни одной приличной мысли, хотя он понятия не имеет, что Лио имеет в виду. — Че?! Лио отступает на пару шагов — подошвы стучат по серым плитам гаража на удивление громко, — и разводит руками. — Откуда мне знать? Промары просто ощущают, а тех людей, которые встречали своих идеальных партнеров, больше нет. Известно только, что ты свою партнершу встречал лично и поддерживал с ней связь какое-то время, когда у тебя уже появился Промар. Можешь отталкиваться от этого… А теперь давай, черт побери, займемся тренировкой, у меня нет времени на болтовню. Гало соглашается, конечно, но по ходу тренировки пытается спрашивать про «идеальных партнеров», потому что мысль об этом не дает ему покоя. Действительно ведь, интересно — а как оно? Как он поймет, что это именно нужная девушка, а не какая-то другая? Лио на все его вопросы только морщится, пробивает каждый раз только созданный пламенем Гало наруч и требует сосредоточиться на деле, а не на глупостях, про которые он все равно ничего не знает. — Эй, — окликает его Гало, когда Лио уже почти выходит из гаража, где они занимались, на рыжеватое вечернее солнце, — А твой Промар уже нашел тебе, ну, «партнершу»? Лио оборачивается, улыбается тускло и отвечает: — Нет. В правом ухе у Лио не чернеет сережка, и от этого его лицо кажется Гало невыразимо светлым. Потом наступает новая череда дней, все так же полных огня, адреналина и веселья. После долгих и довольно жарких, что уж сказать, споров правительство Промеполиса соглашается оставить Пламенных Спасателей, но сильно сокращает число станций. Тимосу везет работать в одной из немногих оставшихся, чему он несказанно рад, хотя теперь он зовется пожарником лишь формально — огонь теперь никому не может навредить чисто физически, однако полностью устойчивых к нему материалов до сих пор не обнаружили, а потому в городе часто что-нибудь так или иначе горит. Спасатели теперь действительно только спасают население, вытаскивая их из рушащихся зданий, ведь от огня легко и просто может избавиться любой обученный Опаленный, способный втянуть пламя, будто воздух. Еще однажды он обнаруживает, что Лио показывают по довольно быстро восстановившемуся телевидению. Он появляется на важных мероприятиях, как раньше это делал Крэй — все-таки, лидер Ультра-Опаленных, с которыми приходится считаться. В чем именно, Гало понятия не имеет — хотя, может, потому что Лио однажды смог превратиться в чертового дракона, в отчаянии устроившего хаос в Промеполисе? По крайней мере, это похоже на правду, и Гало смотрит в телевизор с буквально пламенным восхищением, поскольку Варис, оторвавшись от своего подобия баскетбола, хмыкает и просит его не заливать все огнем, хоть оно у Гало ни разу ничего не подпалило. Тимос дуется, но просьбу выполняет, стягивая в себя зеленоватое пламя, охватившее весь диван. Еще бы, ведь Лио даже в бою выглядит так, будто только сошел с рекламного баннера. Что уж говорить о таких важных мероприятиях? Было бы удивительно, если бы Лио НЕ выглядел настолько хорошо, чтобы зажигать пламя восхищения в сердце даже самого пламенного пожарника из всех, что когда-либо были, есть и будут — Гало Тимоса. Неудивительно, что Гало каждый раз, когда видит по телевизору Лио, послушно восторженно смотрит на экран. Да и вообще, как можно на Лио НЕ смотреть? Вот уж чего Гало никогда не сможет понять. Возможно, проблема в том, что Лио появляется на их пожарной станции все реже и реже, а выглядит все таким же чудовищно уставшим. За то время, что утекло со слияния с Промарами, Гало успел узнать Лио получше и, наверное… Наверное, они стали друзьями. По крайней мере, вражды между не было с тех пор, как они впервые сели в кабину Deus Ex Machina, а то и раньше. Обычно Тимос липнет к друзьям, как только можно, что с Лио так не работает, и потому Гало ужасно по нему скучает, не имея при этом ни единой возможности как-то это исправить. Лио ведь, оказывается, как ветер… Ну, или как кот бродячий: его не зовут — он сам приходит, и то, если захочет. Но приходит же! И Гало приходится балансировать на тончайшей грани между желанием потащить Лио есть пиццу и трепаться обо всем одновременно и страхом довести и без того измученного Лио. Иногда ему удается вытащить Лио на улицу, и они, как и ожидалось, едят Инферно-Вулкано-Маргариту — иногда в компании остальных пожарных, иногда нет. В обоих случаях Лио выглядит дохлым, но наедине — особенно, потому что позволяет себе развалиться особенно сильно, закинув ноги на сиденье соседнего стула. Гало в таких случаях не может не смотреть на его маленькие стопы в черных сапогах до колена. Как-то его мысли после долгого рабочего дня завертелись настолько, что он подумал, что мог бы без проблем таскать Лио на себе — прямо как Варис Люсию, потому что Лио хоть и сильный, но маленький и легкий, будто пушинка. После таких вылазок они еще немного шатаются по улицам, потому что Лио жалуется, что слишком сыт, чтобы садиться за руль, а занимать столик в пиццерии им как-то совестно. Иногда заходят куда-то еще, вроде магазинов со всяким барахлом, потому что Гало периодически загорается идеей купить себе пафосные солнечные очки или что-то в этом духе. Лио хохочет, когда Гало облачается в плащ и какие-то безумные угловатые очки с цветными стеклами, пародируя героя старого шоу, и Тимос тогда особенно доволен собой, ведь Лио выглядит живым и здоровым. — А что там с твоей сережкой? Той, треугольной? — спрашивает он, указывая на совершенно безликий «гвоздик» в ухе Фотии. Ухо, выглядывающее из-за мягкой зеленоватой пряди, без этого черного треугольника кажется голым и беззащитным. — Потерял, — коротко и просто отвечает Лио, и Гало ему верит, но абсолютно неприметный аксессуар мозолит ему глаза слишком сильно. — А эту почему выбрал? — Да просто так, — бросает Фотиа и снимает со стенда солнечные очки, чтобы повертеть их перед глазами и повесить обратно, — Не хочу, чтобы прокол зарос. Гало, наверное, тысячу раз видел серьгу в ухе Лио, но только сейчас полностью осознает, что оно проколото. — Дай глянуть. Лио скрещивает руки на груди и хмурится, определенно недовольный такими запросами, но все‐таки поворачивает голову. Гало убирает упавшую зеленую прядь, заправляя ее за злосчастное ухо, и ощущает внутри какой-то неразборчивый трепет. Хотя, впрочем, не такой уж и неразборчивый — Лио же хорошенький, как картинка, а у Гало по жизни горячее сердце, которое согревает даже вид собак, которых выгуливают в соседнем парке. Как тут не заволноваться? Верно, никак, а потому остается только смириться и продолжить созерцать прекрасное. У Лио уши маленькие и изящные, и в сравнении его собственная рука рядом с аккуратным ухом в обрамлении пушистых волос кажется огромной и грубой в очертаниях. Гвоздик в мочке уха, правда, портит всю картину, ведь он настолько скучный и бесполезный, что Гало почти больно его видеть. Этот стиль не идет Лио, вот ни капли; кажется, даже сам организм Фотии это понимает, поскольку вокруг прокола виднеется легкое покраснение. — Выглядит отстойно, — доверительно сообщает Гало, сжав между пальцев хрящ уха Лио, за что тут же получает удар прямо в челюсть. Удар, скорее, с намеком, что язык стоит держать за зубами, чем с желанием навредить — Гало это по лицу Лио видит, потирая ушибленное место, — Да мы это сейчас исправим, успокойся! Фотиа определенно хочет прописать ему в челюсть еще раз за такие высказывания, но Гало отшатывается, поднимая руки в знак поражения, и ныряет в спасительные глубины куч бижутерии, потому что там Лио точно не станет пытаться сжечь его или что-то в этом духе. Разве что взглядом, стоя рядом, будто изваяние самому себе, и периодически фыркая на то или иное предложение. Когда Гало не слышит насмешливого фырканья на очередную пару серег, он уже поздравляет себя с победой в этой ожесточенной битве. Бросив взгляд на выбранную пару, он даже понимает, почему, хотя схватил ведь, не подумав: по форме напоминающие предыдущий треугольник, они изображают серебряных драконов, и Тимос не может не вспоминать того, огненного, что летел над Промеполисом, призывая Крэя отпустить Опаленных. — Как тебе эти? — спрашивает Гало, и, пользуясь возможностью, за плечо поворачивает Лио к ближайшему зеркалу и прикладывает серьгу к его уху. В зеркале рассмотреть получается разве что то, что Лио на фоне Гало все еще выглядит сопляком, а глаза у него в отражении круглые и удивленные. — М? — Выглядит… Неплохо, — отзывается Фотиа неохотно, отбирая у Гало серьги и разглядывая их у себя на ладони. Лицо у него при этом напряженное, будто он решает в уме сложную задачу, к которой Гало не решил бы притронуться, ведь он никогда не дружил с математикой и ей подобным. Спустя десяток секунд, за которые Тимос успевает уже заскучать, Лио поднимает свои фиолетовые глаза, повернувшись, и все в нем выражает странную решимость, которую Гало понять не может, — Но мне не нужны две серьги. Тимос непонимающе склоняет голову набок. — А в чем проблема? Одну потеряешь — будет запасная, делов-то, — но в ответ на это Лио продолжает смотреть на него с вызовом, упрямо повторяя: — Мне не нужны две серьги. Лио, конечно, хорошенький, как картинка, но в то же время упрямый, как баран. Гало все равно собирается его убедить, потому что серьги с каждым взглядом кажутся все более идеальными. А он ведь тоже может быть упрямым бараном, да похлеще кого бы то ни было! Чего еще выдумал — бороться с самым пламенным пожарником во всем мире? Не в его смену! — Когда я их тебе подарю, можешь вторую хоть выбросить, — и Лио сжимает руку с серьгами в кулак. Вызов во взгляде Фотии трансформируется, перетекает в хитрую усмешку, растягивающую его губы, и он произносит медленно и тягуче: — Я надену ее, — и Гало уже празднует победу, хотя и не стоит, ведь слишком уж самодовольно усмехается Лио для того, кто просто согласился носить чужой подарок, — Если ты наденешь вторую. Завершение фразы воспринять как-то не получается. — Погоди, что? — лицо Гало удивленно вытягивается, и он смотрит то на кулак Лио, то на его лицо, пытаясь понять, что вообще происходит. Его реакция немного запаздывает, ведь мозги виснут при попытке состыковать его самого с серьгами, так что Гало только и делает, что хлопает глазами в полной растерянности. Лио растягивает губы еще сильнее в своей шкодливой усмешке, будто напакостил и рад, и подкидывает пару серег. — А… А как? Лио насмешливо фыркает, поднимает руку и мягко сжимает мочку уха Гало, как будто бы там уже есть прокол. — Иглой, конечно же. У Гало все внутри сдавливает, но он на одну лишь секунду представляет, как Лио будет смотреться с серебряным драконом в ухе, и это уже решает все. — О-окей. Кажется, Лио первую секунду сам не верит в то, что Гало согласился, но после улыбается с предвкушением в глазах, сияющих загадочным светом Промара. Этот взгляд не покидает его все время, пока Гало расплачивается на кассе — не так уж и дешево они стоят, эти побрякушки, но Тимосу даже особо не жалко, ведь Фотиа выглядит таким увлеченным идеей зачем-то нацепить на Гало серьгу… Трусит немного, правда, увидев иглу в аптеке, когда та отправляется в крохотный пакетик с еще каким-то медицинским барахлом, но мужается. Силы воли едва не покидают его тогда, когда Лио сажает его на стул посреди бардака кухни, за который Гало отчаянно стыдно, бросает свои черные перчатки на стол и протирает руки купленным антисептиком. Его маленькие, тонкие пальцы двигаются уверенно, будто по изученному давным-давно маршруту, и какой-то совсем больничный запах спирта бьет в нос, заставляя думать об уколах, лекарствах и всяческих неприятностях. Когда Лио протирает антисептиком левую мочку уха Гало, это ощущение только усиливается, вцепившись в испаряющееся с кожи ощущение влажной прохлады. — Ты, э-э-э… — запинается Гало, не зная, куда ему смотреть, потому что игл он, как и все нормальные люди, опасается, а бардак на кухне только сильнее смущает. Ему только и остается, что вцепиться в сиденье стула под собой, и пытаться отвлечься, — Ты делал это раньше? — Да, — доносится сбоку ровный голос Лио, и там же раздается бумажный шелест, из-за которого Гало изо всех сил пытается не думать о страшных длинных иглах, хотя это все равно что не думать о белой обезьяне. — Мне какое-то время хотелось кучу проколов, но не было возможности сходить в салон. Пришлось справляться самому, так что первые несколько попыток были довольно неудачными, но, как видишь, сейчас все отлично. Закончив шуршать, Лио подходит так близко, что избегать прямого взгляда на него действительно проблематично; и все же, стоит Гало только посмотреть на него, как тут же замечает у него между пальцев иглу — тонкую, длинную и угрожающе блестящую. Тимос только тревожно сглатывает и пытается забыть об увиденном, стискивая зубы, пока Фотиа прощупывает мочку его уха. — Не напрягайся ты так, — хмыкает Лио, ободряюще скользнув костяшками по его щеке, — Это почти не больно, а ты сидишь, будто я тебя сейчас убивать буду. И без малейших сомнений прошивает иглой несчастное ухо, будто слой бесчувственной ткани. В некотором роде так и есть, потому что даже сам Гало успевает только недовольно поморщиться, закрыв глаза. И все. — Это что, все? — спрашивает он опасливо, не открывая глаз, и Лио весело это отрицает, вытаскивая иголку и заменяя ее на что-то потолще и значительно неприятнее. Гало недовольно шипит до тех пор, пока не щелкает едва слышно застежка. — А теперь, — командует Лио, похлопывая его по щеке, — залечивай. — Да как я ее тебе залечу-то?! — ноет Гало, и Фотиа легонько хлопает его по другой стороне головы, имитируя оплеуху. — Промаром, идиотина. Гало сам едва не бьет себя по лбу, но тут же просит свой Промар залечить их общие раны. Благо, лечить практически нечего — разве такая мелочь, как проколотое ухо, считается? Промар тоже так думает, так что огонь прокатывается по коже Тимоса лишь на мгновение, сверкнув синей волной синхронных языков пламени, и тут же утихает. — Давай сюда серьги, мерить будешь, — довольно фырчит Лио, и Гало покорно лезет в карман, вытаскивая оттуда пару серебряных драконов. Те, едва увидев свет, тут же пропадают с глаз, и на кухне снова пахнет спиртом, правда, совсем недолго. Вскоре Лио уже второй раз меняет содержимое прокола. — Если бы не Промары, тебе бы месяц пришлось бегать по пожарищам с великолепнейшим украшением из титана, так что, считай, вообще легко отделался. Часа не прошло, а выглядит, будто так и было. Он легким касанием большого пальца оглаживает мочку уха, спотыкается об украшение и обводит его по контуру, уделяя особое внимание точке прокола, которая пока кажется Гало до болезненного нежной. Это все так странно, чудовищно странно, что Гало не может не взглянуть на Лио. Тот кажется задумчивым, почти завороженным тем, что открывается его глазам, но вскоре осознает, что за ним наблюдают, и вопросительно поднимает бровь. — Твоя очередь, — напоминает Гало, и Лио, приоткрыв рот в беззвучном возгласе понимания, начинает возиться с «гвоздиком» в собственном ухе. Возится, как кажется Гало, чересчур долго, но в результате все равно кладет этот абсолютно безликий предмет на стол и меняет его на серебряного дракона. Новое украшение… Оно не выделяется так сильно, как это делал тот черный треугольник, что носил Лио долгое время, но выглядит спокойно и гармонично. Без пятна черной детали и без того милое личико Лио кажется еще более нежным и юным, совсем невинным и почти ангельским, хотя он и хмурится, как только может, что несколько портит картину. Это с трудом, но все-таки напоминает, что Лио вот уже сколько времени выглядит так, будто спит пару часов в сутки, а большую часть времени занят критически важными делами, доверить которые можно только лидеру Ультра-Опаленных. — Раньше было отстой, — сообщает Гало и улыбается, хотя у него уже шея затекла странно держать голову и смотреть снизу вверх, что обычно бывает совсем уж редко. — Теперь намно-о-о-ого лучше! — Вот уж спасибо, — недовольно отзывается Лио, хотя по лицу видно, что на самом деле ему приятно. После этого он почти не задерживается у Гало, довольно резво вскакивая на свой пылающий Промаром байк. В результате все остается почти так же, как было: Лио объясняет, как взаимодействовать с Промаром, а Гало треплется, как только может, пока пытается объяснить Промару, чего от него хочет. Разве что теперь у них одинаковые драконы в ушах — на следующий день все довольно удивленно взирали на обновку, и из всех только Рэми нашел время и желание пояснить, что что-то столь хрупкое и изящное для Тимоса настолько нехарактерно, насколько это вообще возможно. Гало с ним даже согласен, потому что подобные украшательства ему никогда не приходили в голову, а с компаниями, в которых мог бы нахвататься всяких дурных привычек, не общался, предпочитая им своего героя — Крэя Форсайта, оказавшегося мудаком. В любом случае, все идет своим чередом. Фотиа приезжает, учит, слушает болтовню и изредка вспоминает о треугольнике на груди Гало. — Нашел уже свою «идеальную»? — примерно так он каждый раз и спрашивает — с небрежной усмешкой и прищуром покрасневших от усталости глаз. Его волосы все еще напоминают сладкое облачко, а самого Лио все еще хочется завернуть в одеяло и убаюкать, однако голос его звучит каждый раз все более отстраненно, чем в предыдущий, переходя от дружеского тепла к бесцветной вежливости, похожей на ледяное лезвие. Это немного разбивает Гало сердце, потому что он к Лио со всей душой, а тот… И все же, злиться, обижаться и так же отдаляться не получается — не в его это стиле, не для настоящего пожарного с горячим сердцем и сияющими глазами. Вместо этого он пожимает плечами и радостно машет Лио, стоит тому только появиться на горизонте. К тому же, Лио все еще носит дракона в левом ухе. Может, конечно, ему нравится дизайн, но Гало рад ощущать, будто у них есть еще что-то общее, даже если Лио ведет себя, как будто на это нет даже намека. На вопрос про «идеальную» Гало поначалу рассказывал удивительные истории про то, что не всех еще опросил, хотя, честно говоря, он не то чтобы и пытался, а спрашивать перестал сразу после того, как выяснил, что ни у Люсии, ни у Айны треугольника на груди так и не появилось. Можно было бы, конечно, поинтересоваться и у Элис… Но она слишком увлечена всякими заумными вещами, чтобы быть для Гало «идеальной», да и сам Тимос не думает, что это был бы гармоничный союз, хотя в своей неотразимости не сомневается ни капли. Еще чего — он же самый крутой пожарный во вселенной! Когда он жалуется на то, что у наиболее подходящих кандидаток нет и следа треугольника, и тоскливо вздыхает, подпирая кулаком щеку, Лио — все еще внешне пламенный до безобразия, но уже находящийся в процессе охладевания к Гало, а потому уже с почти что безразличием на лице — сообщает загадочно: — Необязательно, что у нее уже есть треугольник. И замолкает, будто бы ничего такого не сказал. Гало даже концентрацию от этого теряет, и огонь, растекающийся по его коже в попытке превратиться во что-то достаточно материальное, вспыхивает и исчезает, растаяв в воздухе. Тимосу только и остается, что всплеснуть руками и выругаться, но пламя Промара уже не вернуть. — Погоди, что?! Лио только неопределенно покачивает головой, намекая недовольно дернувшейся бровью, что Гало стоит вернуться к делу. Удостоверившись, что тот не отлынивает, Фотиа продолжает: — Помнишь, какие условия были для возникновения треугольника? Ты не только должен найти человека, который тебе подойдет; тебе нужно еще и синхронизироваться с Промаром. О. Об этом Гало как-то не подумал. Возможно, потому что эта часть выветрилась у него из головы, ведь она ничего нового ему не давала — достиг же нужного уровня. — То есть, фиг я узнаю, кто это, пока «она» не прокачается до того же уровня?! — вскрикивает Тимос в отчаянии, и огонь, которым он только начал покрываться, вновь исчезает. — Ты серьезно?! Лио пожимает плечами и усмехается: — Откуда мне знать? Это всего лишь догадка. Таким образом Гало оказывается в начале своего не особо заинтересованного блуждания в трех соснах, но Лио не относится к нему с былой теплотой, так что оно того точно не стоило. Зато теперь он пытается больше времени проводить с Айной и Люсией — как-то же должно работать то, что девушка должна подходить ему так же идеально, как его поющему детским голоском Промару подойдет его огненная подружка, дым которой тот учуял. Не то чтобы это что-то дает, потому что он не чувствует ничего особенного по отношению к ним — классные девушки и боевые подруги, за которых Гало хоть в огонь, хоть в воду, но не больше, хотя Тимос помнит, как некоторое время испытывал некий трепет при виде Айны. Давно дело было; сейчас он испытывает только желание шутить про огонь и болтать о всякой ерунде. Он бы с радостью поменял половину ежедневного общения с каждой из них на лишний час в компании Лио, да только увы, это так не работает. На самом деле, общение с Лио теперь вообще никак не работает, особенно после того, как Гало все-таки научил свой Промар превращаться в доспех. Никаких посиделок в пиццерии, никаких беззлобных шуточек и подтруниваний — Фотиа просто перестал появляться вообще, все еще мелькая в прессе, здоровый и невредимый, хотя все еще ужасно усталый. Гало не может рассмотреть на экране телевизора, блестит ли их общий дракон в его ухе, но спустя какое-то время решает, что нет. Гало считает это намеком на то, что его обучение закончено, и Лио Фотиа больше никогда не переступит порога Пламенных Спасателей. Это решение остается только принять, хотя Тимос все еще понятия не имеет, почему Лио так холоден к нему… Ко всем ним. В один из дней Гало замечает вслух, что Лио в последнее время не мелькает на публике, а Игнис смотрит на него, как на глупого ребенка, и сообщает, что, вообще-то, Лио с частью Ультра-Опаленных укатил куда-то в пустошь, и о предстоящем возвращении ничего не говорил. Люсия из-за поднятого Гало крика ругается, но выводит на огромный голографический экран статью про ужасы режима Форсайта и то, что многие, ставшие Опаленными до того, как Промары слились с людьми, так и не смогли стать частью нынешнего общества, а потому вздумали покинуть Промеполис и основать новый город. Странная, безумная идея, ведь Промеполис все еще лежит в руинах, как, впрочем, и вся Земля. Зачем еще один город? Зачем им вообще уезжать? Серебро в ухе жжет, будто расплавившись за мгновение, а Промар гудит от разочарования. Гало понятия не имеет, зачем это все, но уверен, что бросился бы в погоню, если бы следы уже давным-давно не остыли, затерявшись среди клочков сухих трав пустошей. Вскочил бы на байк, и только его и видели. Вместо этого он действительно вскакивает на байк, но едет к замерзшему озеру, хотя там только кратер от взрыва лаборатории Деуса и ни намека на лед. Никто даже не кричит ему вслед. Пейзаж Гало не остужает нисколько. Наоборот, делает все только хуже, потому что потом Гало гонит вдоль Промеполиса по границе безжизненной пустоши. Это ничего не дает, потому что мотоциклы никогда не прекращали отправляться в пустынные дали, и следов слишком много, так что Гало понятия не имеет, какой из них ведет к Лио. Сотни, тысячи, десятки тысяч следов мотоциклетных шин переплетаются, разбегаясь в сотнях тысяч направлений, а Гало смотрит на них и явственно понимает, что Лио он так не найдет никогда. До утра он сидит в этой холодной безжизненной пустоши, привалившись к застывшему байку, и вокруг него полыхает синий огонь. Промар в нем завывает на одну ноту, а дракон впивается в ухо сотней клыков. Утром Гало возвращается на работу и делает вид, что ничего не произошло, ведь все так и есть — сделать не вышло абсолютно ничего, и от этого Тимос ощущает удушливую, отчаянную беспомощность — как тогда, с Крэем Форсайтом, когда тот оказался двуличным подонком, пускающим живых людей на опыты. Громоздкие наручники тянули вниз, вытягивая из Гало все силы. Оставалось только ждать... ждать, пока Лио не проломит стену его тюрьмы, хотя Тимос и не думал об этом. Он-то тогда почти поверил в то, что «Парнас» улетит, а он так и останется в пустом здании умирать от голода. Не остался. Фотиа спас его, хоть этого и не планировал, и благодаря этому они смогли вместе спасти Землю. Гало до сих пор помнит шлейф огненных слез, следующий за головой дракона, полного отчаяния, гнева и боли. Гало помнит, но лучше бы забыл. Тускло сияющий бирюзой Промар с ним согласен, но спалить серьгу, так напоминающую того дракона, даже не предлагает. Не то чтобы Гало страдает, на самом деле. У него на это мозгов не хватает, и он просто... Просто скучает по Лио, потому что Лио действительно классный. С ним было действительно весело, пока тот не охладел к Пламенным Спасателям, не отдалился настолько, что разглядеть его стало возможно только через камеры правительственных телеканалов. Наверное, это был закономерный итог, ведь Лио в руках держал голодное пламя, а Гало - ледяную пушку. И все же, потеря эта все равно дает о себе знать, хотя они в последние несколько недель их общения пересекались лишь изредка, на грани случайного, будто Фотиа оказывался на пожарной станции невольно, и это рушило все его планы. Хотя, может, именно так все и было — Лио не выглядел так, будто горел желанием встречаться с Гало. Айна говорит, что Гало выглядит побитым щенком, когда думает об этом, и заботливо кутает его в пламя своего Промара, с которым уже наловчилась управляться. У нее на удивление дружелюбный и общительный Промар, на самом деле, хоть Гало и не ощущает со стороны своего огненного дружка большого интереса, издающего смутное задумчивое мычание каждый раз, когда Гало спрашивает у него, не передумал ли тот. Словно навязчивый официант, не иначе... Ну а что ему еще думать? У него из кандидаток только Айна и Люсия, потому что секретарь Крэя определенно не в счет, а Элис… Ну, Гало на грани того, чтобы заснуть, когда она открывает рот. Он даже честно пытается наладить с Элис контакт, когда та заходит за Айной. Заговаривает, готовый к тому, что, возможно, придется слушать много всего заумного. Вместо этого он обнаруживает себя через пару часов в лаборатории где-то за городом, а Элис, наблюдающая за ним из-за стекла сияющими глазами, через динамик просит его окутаться пламенем и подставить руку под пипетку с прозрачной жидкостью в руках человека в костюме химзащиты. Гало чувствует подвох, но руку подставляет — правда, не понимает, что должно было произойти, потому что капля с шипением растворяется, стоит ей лишь слегка коснуться огня. Догадывается он тесте на десятом, когда испытующий после ничего не показавшей проверки случайно капает на стол, и в нем немедленно возникает дыра. Фанатичный блеск в глазах Элис его теперь немного пугает, однако особенность огня, которую он раньше не замечал, завораживает, так что он с опаской сообщает, что готов продолжать испытания дальше. Дальнейшие тесты, впрочем, тоже не дают других результатов, хотя антураж немного меняется, и теперь вместо капанья на руку ему подают баллончики с масками, которые нужно прижимать к носу и рту. Дышится странно, и это все; Гало даже становится интересно, как далеко его Промар может зайти в своих защитных функциях, но в окне появляется недовольная Айна, и эксперимент приходится свернуть. — Она давно хотела узнать, на что способен твой Промар, раз уж ты защитил им всю Землю, — поясняет Айна, когда они едут по освещенной дороге, за которой расстилается тьма: она — на пожарном мотоцикле, Гало — на созданном из пламени. — А ты и рад подставиться. Думай в следующий раз головой, ладно? Гало и думал головой, да только не вышел номер — откуда он мог знать, это будет не ужин в каком-нибудь кафе, а лабораторное испытание? Зато уж точно убедился, что им с Элис не по пути, а значит, из кандидаток у него остались только Айна и Люсия. Фекс спустя пару дней говорит, что у нее с Промаром огромная куча идей, как сделать их роботов еще лучше, и в качестве доказательства их гармонии демонстрирует космическую темноту чуть ниже ключиц. При виде бездонного треугольника на груди их безумного гения Гало холодеет изнутри, хотя вообще не понимает, почему, но, приглядевшись к поведению Люсии, успокаивается — та все еще считает его не больше, чем своей лабораторной мышью, перебирающей лапками в экспериментальном колесе. Странные это ощущения, честно говоря — должен радоваться возможности и ухлестывать за всеми подряд, но желания нет совершенно. Люсия хороша собой, хоть мелкая еще и ростом с табуретку, но Тимос интереса к ней, как к расцветающей девушке, не испытывает вообще. Это самую малость сбивает его с толку каждый раз, когда он слышит, как парни на улице или из очередного кино, которое он смотрит дома на развалюхе-диване, обсуждают привлекательность очередной красотки. Через месяц-два после отъезда Лио, спустя неделю после синхронизации Люсии со своим Промаром... Тимос обнаруживает, что в некогда чернильной пустоте на ее груди начинает сиять ровное пламя. Гало вскрикивает, когда его замечает. — Я поцеловала Вариса, вот и все, — ехидно ухмыляясь, сообщает Люсия, похлопывая по огромному плечу Вариса, на шее которого сидит. Вообще, там две, а то и три Люсии могли бы спокойно устроиться на каждом плече, и Гало даже не хочет думать, как они будут вместе, если Фекс к своему совершеннолетию так и не вырастет. Они же сейчас как слон и мышь, и выглядит это просто нелепо. Впрочем, судя по их виду, не то чтобы их что-то сильно смущает — разве что Люсия стучит ногой по груди Вариса и уныло вздыхает с полным разочарования лицом. — Правда, данных из этого удалось извлечь всего ничего… Черт, черт!!! Почему так мало информации?! Фекс разгневанно колотит пятками по груди Вариса, а тому от этого ни жарко, ни холодно — только продолжает пить кофе из рекламной кружки и шутит про то, что такими темпами их безумный ученый навернется. Гало не понимает, что не дает ему покоя, пока в раздевалке не видит абсолютно чистую, без малейших следов вмешательства Промара грудь Вариса. Треугольника там нет и в помине, и Тимос даже знает, почему: Трасс не стремится развивать свои отношения с Промаром, а потому владеет им едва-едва, на уровне контроля над эмоциями, чтобы не поджигать все подряд от всплесков адреналина. У него, говорят, все равно довольно слабое пламя, так что он даже не пытается. — А как ты, э, понял, что вы с Люсией… Ну, совпадаете? — неловко спрашивает Гало, удерживая себя в шаге от того, чтобы начать разговаривать из собственного шкафчика, и неясно жестикулирует руками. Варис останавливается на пару мгновений, после чего продолжает переодеваться. — Да никак, на самом деле. — А?! — Она всегда была приятной, — поясняет Трасс, натягивая форменную желтую футболку, — Только слишком мелкой, чтобы об этом задумываться. А так она сама все решила, обвешала нас обоих датчиками и вперед, покорять науку. Гало неловко смеется, на мгновение представляя эту картину, и чешет затылок. — Похоже на нее. Только не думаю, что ваше совпадение позволяет вам, ну, того. Он взмахивает рукой в жесте, который сам не разбирает, но Варис понятливо кивает. — Я тоже, — Трасс надевает красную куртку и цепляет бейсболку, — Да и ей это все равно пока не интересно. Посмотрим потом, может, она все-таки перерастет мышь. Гало смеется и успокаивается по этому поводу, поверх униформы облачаясь в доспех из огня Промара. Смотреть на мир приходится сквозь хищный оскал шлема, зато смотрится эффектно. Покрасоваться, правда, получается далеко не всегда — робот все еще эффективнее любого доспеха, а в случае Гало — в особенности, ведь его Промар отказывается принимать форму всего, что заведомо может являться оружием. Зато с этим прекрасно справляется Айна, хоть ей и не надо, ведь она продолжает заниматься эвакуацией с воздуха. Гало улыбается ей, но где-то внутри окончательно осознает, что они друг другу точно не предназначены. Эта мысль приносит облегчение, и в этом умиротворении Тимос проводит несколько дней, пока вновь не натыкается в зеркале на пустующий треугольник в своей груди. Возникает закономерный вопрос: если не Айна, не Люсия и не Элис, то кто остается в итоге? Вот уж Лио задал ему задачку, хоть и знал, что у Гало в одиночестве мозгов не хватит ее разгадать. И чего Гало потянуло выяснять, что это такое? Мог бы жить припеваючи, ничего не зная, и нашел бы свою «идеальную» девушку совершенно случайно, волей судьбы, а вместо этого потратил кучу времени на самоанализ, который терпеть не может, и все без толку. Ситуация такая же, как с Лио — прогресс был, но все, что осталось в итоге — это серьга в левом ухе, которая ему совершенно не подходит и, на самом деле, вообще не нужна, но о том, чтобы снять ее, речи вообще не идет. Черт знает, по какой причине — может, потому что достаточно одного взгляда на нее в конце паршивого дня, чтобы почувствовать себя лучше? Как знать, ведь копаться в себе Гало не хочет ни капли, но в результате Тимос окончательно забивает на поиски. Недели утекают сквозь пальцы синим светом Промара, Пламенные Спасатели тушат пожары и вытаскивают из опасности уже поджигателей, и все остается почти таким же, как прежде. О Лио и его Ультра-Опаленных не слышно ни слова. До некоторых пор. Познакомившись с Элис в такой экстренной ситуации, как угроза уничтожения мира из-за ее собственных исследований, Гало по ее лицу мог легко понять, что грядут проблемы. У нее такой же подавленный и угнетенный вид, как тогда, рядом с Крэем у обзорного окна, за которым пытали пекаря из пиццерии, и уставшие глаза испуганно прячутся за толстым стеклом очков. Да, совсем как тогда; Гало на секунду даже пугается, что Крэй вернулся и снова что-то замышляет, но тот должен содержаться в своей же собственной тюрьме. По крайней мере, Гало хочется в это верить, потому что мысль о том, чтобы опять сражаться с Форсайтом, да еще и без Лио, ему определенно не нравится. Да и их ГалоЛиотрона тоже нет… В общем, плохая идея, и Промар поддерживает Гало в этой мысли. Судя по тревожному пламени, невольно окутавшему Айну, она тоже о проблемах не слышала. Значит, это не Гало тупит, а произошло что-то действительно неожиданное. К тому же, не зря Элис появилась в разгар рабочего дня, бледная, будто смерть, и встревоженная. — Что случилось? — охает Айна, и Элис нервно поправляет очки, будто действительно пытается за ними спрятаться. На линзы свет падает так, что глаз за ними не видно, но все остальное лицо никуда не девается, так что попытка провальная. — Ультра-Опаленные… Вернулись, — отвечает Элис, и отовсюду раздаются пораженные возгласы, ведь вся команда обратилась во слух, стоило только сестре Айны появиться на станции. — Им нужна помощь. Она жестом указывает Тимосу на черную машину у въезда в гараж, на которой и прибыла, и Гало ныряет за черные стекла без малейших раздумий. Дело действительно серьезное, судя по всему. Все это чувствуют, и тревога растекается в воздухе густым дымом и сгустками тут же тухнущего пламени, вырвавшегося из-под контроля. — Зачем я им нужен? — спрашивает Гало, повернувшись к Элис, и та отрывается от просмотра невыносимо длинного текста на планшете. Лицо у нее все еще тоскливо-виноватое, будто рядом с ней сидит Крэй, принуждающий ее обречь на гибель миллионы людей. — Я объясню позже, — с извиняющимся видом отвечает она, возвращаясь к чтению текста. Гало ненавидит неизвестность, ненавидит бояться незнамо чего, ненавидит чувство беспомощности и бесполезности, глодавшее его всю ту неделю, что он провел в одиночной камере по воле Форсайта, где он не мог сделать абсолютно ничего, зная, что планете грядет конец, а его герой собирается эгоистично сбежать в другой, новый мир, заплатив за это множеством тысяч безвинных жизней и бросив еще миллионы в пучину огня. Гало сжимает кулаки и ругается сквозь зубы шепотом, усмиряя разгорающийся внутри страх. Они выходят из машины за несколькими воротами где-то глубоко под землей, попадая в белизну и стерильность навороченных лабораторий, которые, как кажется, нисколько не пострадали ни от нападения дракона, ни от землетрясений, вызванных ответом на боль Опаленных Промарами в центре земли, ни от борьбы за спасение мира на упавшем «Парнасе». Все вылизано и выглажено до идеальной симметрии и зеркального блеска полов, стен и приборов. Место кажется неживым, почти механическим, хотя не имеет ничего общего с ворчащими внутренностями роботов, — скорее, с космической фантастикой... или все теми же лабораториями Крэя Форсайта, будь он проклят за то, сколько страданий причинил его план абсолютно всем людям. Поганая ассоциация, от которой Гало вспоминает ощущение от дула пистолета, приставленного к его спине, и дробящий кости удар Крэя под ребра. Холод и боль фантомные, но сменяющиеся почти реальным весом наручников и унизительной беспомощностью. Спустя десятки ворот и замков Элис приводит его в помещение, ни капли не отличающееся от того, откуда Крэй демонстрировал Гало телепортацию — белое и стерильное, как и все остальное, но с обзорным окном. Гало боится увидеть там повара из пиццерии, прикованного к кольцу и разбитого. Вместо этого он видит тело, рассыпающееся пеплом, черный провал треугольника и облако мягких зеленых волос, рассыпавшихся ореолом. Все вокруг глохнет, хотя перед этим Гало успевает услышать окрик охранника. Что произошло дальше, Тимос вспомнить не может, хотя и пытается, но в какой‐то момент он обнаруживает себя скованным льдом по рукам и ногам, будто самый настоящий Опаленный, пойманный во время поджога какого-нибудь общественного здания. Он садится, ощущая, насколько неподъемными кажутся прямоугольные куски льда, обернувшиеся вокруг шеи, запястий и щиколоток. — Эй! — вопит он и бьет ледяными оковами на руках об пол. — Что это за хрень?! Выпустите меня! Откуда-то из-за спины тут же раздаются несколько шагов, и в поле зрения возникает маска охранника в черном. — Очнулся, — доносится из-за ткани незнакомый голос. — Держи себя в руках, ясно, парень? Это тебе не улица, чтобы безнаказанно что-то жечь. Гало кивает, и от сдерживающего его льда тут же избавляются прибором, который рассмотреть не удается. Он шевелит руками, досадливо морщась, и поднимается на ноги; охрана ведет его до соседней двери, не упуская из виду. За дверью находится комната отдыха, и сидит там, конечно же, Элис, и выглядит она подавленно, сжимая в руках дымящуюся кружку кофе. — Прошу прощения за доставленные неудобства, — бледно улыбается Элис, отставляя напиток, хотя чашка полная и, судя по ее лицу, далеко не первая по счету. Место кофе в ее ладонях занимает привычный планшет. — Пришлось вывести Вас из строя ради Вашей безопасности. Гало ее ни в чем не обвиняет, но пострадавшую от прямого контакта с кристаллами шею все равно трет, вспоминая, что было до провала в памяти. Увиденная картина предстает перед ним урывками, с белыми пятнами и черными дырами, но главное он все равно вспоминает. Воспоминание бьет по нервам, и Гало хрипнет. — Это… Это ведь был Лио, да? Элис кивает. Промар, вечно что-то напевающий детским голоском, молчит, и тишина эта кажется мертвой. Элис говорит, что Ультра-Опаленные появились глубоко прошлой ночью, когда их никто не ждал. Честно говоря, никто и не думал, что те когда-нибудь вернутся назад, в Промеполис, покинув его однажды; на это ничто не указывало, но той ночью из темноты пустошей вынырнул метеор, оставляющий за собой пылающий след. С Элис связался Мэйс с номера Лио, едва не крича, что ситуация экстренная, и Фотиа на грани жизни и смерти. Без предпосылок, без единого намека Лио Фотиа начал рассыпаться в пепел, будто был смертельно ранен, и известно об этом стало тогда, когда под черными перчатками перестало хватать первых фаланг. Убедить его вернуться в Промеполис удалось лишь тогда, когда перчатки стало не на что надевать, и то, ценой кучи потраченных нервов, уговоров и угроз. По дороге Лио потерял сознание, и превращение в пепел ускорилось так сильно, что по дороге до города исчезла четверть предплечья. Гало помнит, что у Лио, лежавшего в белой комнате за стеклом, руки рассыпались пеплом до самых локтей, и сам он напоминал сломанную фарфоровую куклу, бледную и безжизненную, с осколками вместо крови. Знакомая картина, только в тот памятный день было слишком темно и слишком мало времени, чтобы рассматривать и думать; тогда, в ядре двигателя, он вдыхал в Лио жизнь, будто от этого зависела его собственная. — А вдохнуть в него Промар? — спрашивает Гало тут же, сразу ловя на себе вопросительный взгляд из-за толстых линз. — Ну, с искусственным дыханием. Элис понятливо кивает, опуская взгляд на планшет. — Уже пытались. И мы, и Ультра-Опаленные. Мелькнувшая в Гало надежда рассыпается тем же пеплом, что и Лио, но это ощущение тут же распаляет в нем пламя еще сильнее, еще мощнее, еще жарче. Лио еще не рассыпался до конца, еще жив, хоть и показался издалека мертвым. Гало уже сдался тогда, когда тот взлетел на мотоцикл и скрылся в пустошах с самыми верными своими последователями, не попрощавшись; Гало сдался и даже не стал искать, ведь пустоши казались ему слишком огромными, чтобы найти в них одного крохотного Лио. Гало сдался тогда, но не может сдаться сейчас, потому что на кону стоит не дружба Лио, а его жизнь. — У Вас есть идея. — Четыре, если точнее, — соглашается Элис, — И две из них требуют Вашего непосредственного участия. Конечно же, Гало соглашается, даже не слушая. Никто из них двоих определенно этим не удивлен, так что Элис приглашает следовать за ней. За дверью оказывается белый коридор с длинным обзорным окном, показывающим разве что механизм с множеством проводов и деталей, стоящий этажом ниже, и десяток людей в белых халатах, копающихся в нем. Что это такое, Гало не скажет при всем желании, ведь не разбирается в технике сложнее, чем доспехи Пламенных Спасателей, да и то — лишь благодаря инструкциям, а его собственные интересы закончились на содержимом байков. О разворачивающемся внизу масштабе работ он может сказать только то, что он… масштабный. И сложный. И, возможно, замыканием не в том месте разнесет половину галактики. — Первое решение — просто прожечь Вашим пламенем Фотиа, поскольку есть шанс, что обращение в пепел — следствие отравления или болезни. Если дело действительно в этом, то Ваш Промар успешно справится с вредоносным воздействием, — рассказывает Элис, перелистывая страницу файла на планшете, и указывает рукой на окно, — А это — второе, проект «Мыслитель». Гало не уверен, что не уснет, если поинтересуется, что это за куча машин, так что просто кивает в ответ, продолжая следовать за Элис. Они спускаются этажом ниже, идут мимо механизма, с этого этажа кажущегося еще более масштабным, чем сверху, хотя работать все должно наоборот. Поныряв туда и обратно, они выбираются к очередной двери — Тимос даже думать не хочет, как бы выбирался из этого лабиринта одинаковых помещений, если бы произошло что-то экстренное. Скорее всего, плутал бы по этим белым переходам до тех пор, пока либо не нашел выход, либо не умер, и в последнее ему верится как-то больше, потому что эти лаборатории кажутся ему бесконечными и повторяющимися из раза в раз. — Дальше один, — заявляет Элис. — С чего бы это? — У меня нет природной защиты Промара, в отличие от Вас. Гало бы поспорил, будь у него хоть какая-нибудь причина, но вместо этого шумно выдыхает и закутывается в синее пламя Промара, чтобы в одиночестве пройти в комнату. Спустя одну комнату перед носом у него пролетает крохотный треугольник пепла, и Гало ступает в помещение. Увиденное раньше, за прошедшее время оно нисколько не изменилось, оставшись все таким же блистательно белым, будто снег под стеклом. Провода по линейке, приборы под стеклянными крышками, минимум вещей, максимум освещения — неприятное, гнетущее место, едва ли не пахнущее антисептическим спиртом. Ощущение это усиливается, стоит только взглянуть на такой же, как и все остальное, блестящий и белый стол, гладкое сияние поверхности которого омрачают очертания из ровного слоя пепла, а невинную белизну — черная кожа штанов, выделяющихся, будто чернильные линии на благородной бумаге. У Лио кожа ненамного ярче все того же стола, и из-за этого пульсирующая тьма треугольника чуть ниже ключиц выделяется особенно сильно, призывая коснуться, погрузиться в нее до локтей, не боясь запачкаться. По той же причине Гало не сразу замечает в ухе Лио блеск серебра. Сдвинув прядь, на том месте он видит дракона. Тот, что в ухе Гало, едва не рычит в знак приветствия, повстречав родного брата-близнеца, хоть и потускневшего от выпавших на его долю невзгод и испытаний. Гало же только вздыхает, ведь то, что Лио носит подарок… От этого на душе становится легче, хоть и всего на мгновение, пока мозг не возвращается в реальность, где Лио на грани смерти. Промар, услышав его безмолвный призыв, начинает петь, и мелодия его замысловатого треска все нарастает, разгораясь, будто костер. Синее пламя сворачивается в огнеупорных перчатках, как танцующая змея, то стягивающая кольца, то взвивающаяся в воздух, раскаляется почти добела и бьет в Лио, словно стрела из лука. Огонь распространяется лесным пожаром, но навредить никому не должен. Промар Гало — настоящий миротворец, на самом деле, ведь даже при необходимости сжечь весь мир он предпочитал тушить. Огонь растекается по коже Лио, пытается уцепиться за пепел на столе и взвивается вверх языками пламени. Промар внутри Гало рычит от напряжения, а воздух вокруг — от жара, и из-за всего этого Тимос покрывается потом. — Есть изменения?! — перекрикивает Гало рев пламени, и первое время ему кажется, что ответа не слышно из-за поднявшегося шума. Он открывает рот, чтобы переспросить, но из динамиков все-таки доносится голос Элис. — Нет. Можете заканчивать. Промар ревет еще отчаяннее, переходя на вой, и Гало выбрасывает из себя еще больше пламени, еще голоднее, еще жарче. Гало заставит причину страданий Лио сгореть. — Прекратите! — кричит Элис из-за стекла, — Есть еще другой план, у него больше вероятность успеха! Оставьте Промар вокруг Лио и ждите. Промар воет, но Гало опускает руки, стягивая большую часть пламени обратно. Лицо Лио в синих отсветах кажется мертвым, однако он все еще дышит, и это внушает надежду. Чернота треугольника на его груди почему-то пугает... Может, потому что он выглядит бездонной дырой, вытягивающей из Лио все силы. Двери открываются, и в комнату входят люди в защитных костюмах, огромные и все такие же белые, как и все вокруг. Они окружают Лио, что-то делают, возятся со столом — тот вдруг плавно скатывается с места, подчиняясь общей воле людей в костюмах. — Следуйте за ними, я сейчас подойду. Гало следует, хотя первым порывом было крикнуть, чтобы Лио не трогали. Лио везут через пройденные уже комнаты, останавливая у одной из частей машины, занимающей огромное пространство; там много проводов, что-то светится, мигает, пищит и свистит, особенно когда самого Лио начинают запутывать в провода, будто собираясь поместить его внутрь жесткого электронного клубка. — Пойдемте, — возникает Элис из ниоткуда, и Гало идет с ней, бросив на Лио, тут же пропавшего за спинами безликих людей в халатах, короткий взгляд. — Что это вообще за ерунда такая? — спрашивает он, пытаясь сосредоточиться на чем-то одном, но не получается, ведь вокруг столько всего перемешано, что глаза разбегаются. Элис указывает жестом на стол, точь-в-точь похожий на тот, на котором лежит Лио, и Гало замечает, что даже место похожее. Он с опаской похлопывает по столу, выглядящим довольно хлипким, но все равно садится на белую поверхность. Подскочившие люди в халатах убеждают его лечь и расслабиться. Первое у него получается, а второе — не особенно. — Проект «Мыслитель», — говорит невидимая для него Элис, и на Гало начинают цеплять провода, покрывая перед этим кожу холодным и липким гелем, от которого ему не по себе. Единственное, что успокаивает его в этом — то, что то же самое уже сделали с Лио. — По первоначальным планам должен был позволять корректировать сознание человека, однако в ходе разработки стало ясно, что возможно только временно объединить сознания двух людей в искусственном пространстве. — Что-то вроде чтения мыслей, да? — спрашивает Гало, едва не заснув при этом объяснении. — Да, только работает это в обе стороны, — соглашается Элис. — А нахрена? Сестра Айны где-то за спинами людей молчит, явно обдумывая ответ. — Мы подозреваем, что проблема может крыться где-то в разуме Лио, но не можем спросить об этом напрямую, ведь тот не приходит в сознание. Если удастся с ним связаться, то Вам потребуется прояснить этот вопрос, а так же выяснить, не происходило ли ничего подозрительного перед тем, как он начал рассыпаться, — говорит она, — и просмотреть всю возможную информацию касательно его «идеального» партнера. Эта информация может помочь в решении проблемы. Гало втягивает воздух. «Идеальный» партнер. Действительно, ведь на груди Лио чернеет пустой треугольник, в котором не горит огня. — Окей, — отзывается Тимос нервно, позволяя цеплять к себе все больше и больше проводов. Часть людей в халатах уходит, и теперь Элис хотя бы видно. Она подходит ближе, и Гало видит, что она хоть и бледна настолько, что едва не сливается со своим халатом, но уже не выглядит перепуганной насмерть. Нет, в глазах у нее пылает решимость, и теперь у нее мало общего с той запуганной женщиной, что стояла рядом с Крэем Форсайтом со скорбным лицом — нет, теперь она действительно выглядит родной сестрой Айны, а не похожей на нее женщиной. — У Вас огромное преимущество по сравнению с любым другим человеком, — сообщает Элис, твердо глядя Гало прямо в глаза, — Ваш Промар сможет уберечь от того, что может обрушить на Вас разум Лио, пытаясь защититься — обычно Опаленные мысленно защищаются огнем, но изредка встречаются и токсичные жидкости, но ничего из этого вам не страшно. К тому же... Ее взгляд едва-едва смещается в сторону. — У Вас действительно больше всего шансов спасти его, — со стороны доносится ничего не значащая фраза про показатели, на которую Элис кивает и вновь обращает внимание не Тимоса, — Когда сочтете свою миссию завершенной, дважды обратитесь к «Мыслителю» с требованием завершить сеанс. Не стесняйтесь делать это при угрозе жизни. Гало хочет ответить, но Элис нажимает что-то на планшете, и Тимос резко проваливается в темноту. Ему кажется, что что-то сломалось, и теперь он застрял здесь навеки — один, в глухой тишине и темноте, без верха и низа, повиснув в пустоте без пространства и времени. — Эй! — кричит он, и в ответ не звучит ни звука, будто голос его увяз в темноте, — Есть тут кто-нибудь?! Никого нет, но, когда Гало зовет свой Промар, тот послушно зажигается на коже, показывая, что у Тимоса здесь есть и руки, и ноги — будто в реальности. Он перебирает пальцами в огнеупорных перчатках, дергает за ткань красных штанов униформы, приподнимает ремень рукава на плече — даже приметные царапины на месте. Что уж говорить о сплошной темноте треугольника на груди? Тьма в нем так похожа на тьму, развернувшуюся вокруг, что он кажется Гало сквозной дырой. Гало оборачивается, ища хоть какой-нибудь признак того, что вокруг есть хоть что-нибудь еще, двигает ногой и обнаруживает под ней невидимую поверхность пола. Он идет, и из-за отстутствия какой-либо реакции пола на свет Промара Гало кажется, будто идет он по воздуху. — Лио! — зовет он, оглядывая тьму вокруг в поисках хоть чего-нибудь инородного. С какой-то из сторон раздается не звук — намек на него, отдаленный фантом, больше похожий на мираж вдалеке, и Гало бежит. — Лио! Звук повторяется. Гало продолжает бежать. Звук походит на звонкий стук капли, но с каждым зовом Гало он трансформируется, звучит ближе, дольше и явственнее, нарастая и усложняясь. Когда что-то мелькает на границе зрения, звук уже похож на перебирание клавиш пианино — медленное и печальное, но растекающееся по темноте эхом. Гало дергается, поворачивается в нужную сторону, но ничего не видит, и пятно мелькает уже в другом месте. — Лио, это ты?! Играющий промахивается мимо клавиши, и это режет по уху не только Гало, но и ему самому, так что звук обрывается на пару мгновений, после чего продолжает свой медленный шаг, чуть ускорившись. Следующее туманное пятно держится чуть дольше, и точно напоминает по форме Лио, хоть и размытого до крайности. — Выходи! Перед ним возникают три ступени винтовой лестницы — просто три полированных куска мрамора, ведущих в пустоту на высоте примерно колена. Взбежав по ним, Гало видит дрожащую кромку четвертой ступени, похожую больше на полосу бумаги, повисшую в воздухе. Она пытается проявиться еще секунду, но вместо этого пропадают все ступени, а Гало остается стоять на уровне последней из них, ведь падать в этой темноте некуда. Пианино продолжает играть, а отблески Лио — появляться, порой по три сразу, смотрящих куда-то вверх перед собой, будто там стоит кто-то высокий. Эти фигурки всегда далекие и размытые, но Гало кажется, что они детские. Одна из них однажды даже возникает совсем близко, на расстоянии шага, и да — это совсем еще ребенок, и у него огромные фиолетовые глаза и кружевная рубашка. Он тепло улыбается и протягивает руку. Видение тает в воздухе прежде, чем Гало успевает протянуть свою. Не просто исчезает — его будто дергают за предплечье, грубо оттаскивая в сторону, и он рассыпается пеплом, распахнув рот. Музыка звучит угрожающе. Вдалеке мелькают зеленые волосы, и Гало бежит. Клавиши пианино стучат, быстро перебираемые пальцами. — Лио! Фотиа исчезает раньше, чем Гало успевает его догнать — стоит только окликнуть его. Лио оборачивается, встряхивая волосами, и Гало видит, что ухо у него усыпано блеском металла. Игла в его руках ловит отсвет синего пламени и падает вниз, пропадая с глаз, но звука падения так и не слышно. У Лио, возникающего на отдалении, то же ухо сверху донизу залито кровью, капающей на белоснежную рубашку. Он медленно поворачивает руку, которую держит перед собой, и с нее дождем сыплется горсть серег-«гвоздиков», которая не тонет в темноте, а рассыпается по куче барахла под ногами Лио, в которой Гало успевает рассмотреть только изрезанную кожанку. Лицо Лио искажается яростью; он беззвучно бросает что-то ядовитое, сжимая кулаки, и темнота вокруг взрывается пламенем Промара. Жар мгновенно становится почти нестерпимым, но не сжигает Гало дотла, хоть тому так и кажется — синее пламя делает свое дело. Когда огонь исчезает, Лио отступает в панике и растворяется в темноте. Пепла нет, и это единственное, что радует Гало в этой ситуации. Пепел ждет его впереди, ведь немногим позже он находит почти рассыпавшегося Лио. Он выглядит настоящим, но у него нет ни треугольника на груди, ни дракона в ухе, и это похоже на воспоминание о дне битвы с Крэем. Не хватает только обломков вокруг и модуля где-то рядом, чтобы воссоздать картину, ведь Лио смотрит на Гало с истинным страданием, когда тот падает рядом с ним на колени. С его губ срывается дрожащий вздох, а центр груди резко чернеет, и спустя мгновение Лио уже нет. В воздухе все равно медленно парит пепел. Гало поднимается просто усилием воли и гудением пламени Промара внутри. Видеть Лио здесь, где есть только темнота и мелодия клавишных, тяжело, даже если он ненастоящий и может безболезненно рассыпаться пылью. Из темноты выступают предметы, все больше и больше, хотя напоминает это все свалку: груды мусора и обломков, на которых лежат потрескавшиеся картины в дорогих рамах, груда грязного тряпья, наваленная на роскошный диван с атласной обивкой, а вдалеке посреди темноты несуществующий ветер раздувает длинный ряд полупрозрачных горелых штор. Абсурд, но среди темноты возвышается даже слегка обожженное многовековое дерево с воткнутым в корни знакомым мечом, рукоять которого горит Промаром. Рядом лежит забытый мотоцикл, черный, как ночь, и заметный лишь из-за того, что синее пламя отражается в нем, как в множестве изогнутых зеркал. Когда Гало вновь обращает внимание на дерево, Лио опирается на рукоять меча обеими руками, и, хоть Тимос не видит его лица, все равно читает в согнувшейся фигуре отчаянную усталость. Лио отпускает оружие, отстраняясь, и его руки повисают вдоль тела, как плети. Он поворачивается, и сквозь его в клочья разорванную на груди рубашку проступает черный треугольник с расцарапанными докрасна гранями. Лио прижимается спиной к дереву и съезжает вниз. Лицо у него... отстраненное, как у куклы. Вдавливая ногти в кожу на границе с треугольником, он говорит что-то беззвучно и пропадает. Воткнутый в дерево меч продолжает гореть. Гало не понимает, что ему об этом думать и что это значит, и вновь пытается идти к источнику звука. Он приходит к... роялю? Тот, как и байк, выделяется из темноты лишь потому, что отражает огонь, покрывая изгибы синими отблесками. За ним сидит, конечно же, Лио, и из-под его тонких пальцев в черных перчатках льются звуки музыки. — Лио, это ты? Фотиа промахивается, нажимая не на ту клавишу, застывает на мгновение и начинает снова. К Гало он не оборачивается, будто не заметив, хотя это явно не так. — Эй, не игнорируй меня! — Гало подскакивает ближе, хватая Лио за плечо в черной куртке, но тот стряхивает его руку, не глядя. — Да что такое-то? Лио резко выдыхает и бьет по клавишам, не разбирая, где что, и тьму сотрясает грохот нестройного хора. — Думаешь, я такой тупой, что куплюсь на тот же трюк дважды?! — кричит он, и Гало едва не отступает, глядя на сгорбившуюся фигуру. — Использовать этот голос, это лицо... Неужели так страшно?! А ведь кричал, что лучше убьешь нас обоих, чем изменишь решение! Гало моргает, пытаясь понять, что это все значит, ведь такого поворота событий он не ждал вообще. Думал, стоит ему отыскать Лио в этой череде иллюзий, и дело будет сделано, ведь Лио будет помогать ему если не из теплых чувств, то хотя бы ради собственной жизни. — Ты... Ты думаешь, я фальшивый, что ли? — переспрашивает Гало, и от таких заявлений у него внутри бурлит целый котел недовольства, похожего на магму, как две капли воды. — Да это же я — Гало Тимос, самый огненный пожарный Промеполиса, а огонь в сердце настоящего пожарного просто так не подделать! Мы же вместе мир спасали, как ты мог меня с кем-то спутать?! Лио сидит за роялем, как изваяние, и Гало действительно сильно хочет увидеть его лицо и понять, что у него в голове... Хотя он уже у Лио в голове, что довольно бессмысленно. Разве они не должны сейчас читать мысли друг друга? Или машина Элис работает по-другому? Гало не очень понял, что она имела в виду. — Убирайся. Как отрезал. — Чего? — Катись обратно в свое измерение, я не передумаю! Вместо ответа Гало дергает его за плечо, роняя и придавливая его за плечо к обивке сиденья, и едва успевает поймать у лица летящий в него кулак. Кулак у Лио маленький, но по скорости похожий на пулю, а глаза — совсем болезненные, яростные, широко распахнутые и с таким маленьким зрачком, будто ему в лицо светят прожектором. Гало даже зелень длинных рестниц успевает заметить, обхватывая кулак пальцами. Взгляд Лио смягчается, но в нем отчетливо читается что-то мучительное, почти отчаянное, будто он загнан в угол. Это определенно не так — зная силы Лио, Гало мог бы уже раз пятнадцать получить другим кулаком под ребра, если бы тот хотел вырваться и превратить Гало в мессиво. Вместо этого рука в тонкой перчатке свисает с сиденья и, может, даже проходит сквозь весьма условный пол. — Я настоящий! — заявляет Гало, приблизившись, и отводит кулак Лио в сторону. — И я хочу вытащить тебя отсюда! Лио ему не верит — по лицу видно, по кривой улыбке, пытающейся быть снисходительной, по столь беспросветному отчаянию в глазах, что Гало становится страшно. Он молча лежит на сидении, не шевелясь и не предпринимая попыток вырваться, и явно больше ни во что не верит. — Почему ты умираешь? — спрашивает Тимос и слышит надрыв в собственном голосе. Лио смотрит на него беззвучно, даже не пытаясь ничего отвечать, и Гало сжимает его плечо. — Твои парни были в ужасе, когда привезли тебя, и мы пока ничего не можем сделать с тем, что ты рассыпаешься, и... — И не сделаете, — заканчивает за него Лио бесцветно и тихо, но со все той же кривоватой улыбкой на губах, будто его все устраивает. Гало вспыхивает синим пламенем, что до этого более-менее ровно сияло, стелясь по коже. — Мечтай! Что это за хрень, от которой ты рассыпаешься?! Лио слегка отворачивает голову, и его нежные светлые волосы ложатся чуть по-другому. Их легкий, едва ощутимый аромат отвлекает, окутывая мозг мягким и теплым облаком. — Это как синхронизация, только наоборот, — наконец, отвечает он. Голос его звучит тихо и мягко — похоже на его игру на рояле, но в то же самое время и нет. — Мы с Промаром настолько не сходимся во мнениях, что не выносим друг друга физически, и это будет убивать нас обоих до тех пор, пока кто-то не сдастся. У Гало сердце падает. — Ты тупой, что ли... Что может быть важнее жизни? Лио смотрит на него холодно, но с непоколебимой решительностью, которую Тимос прекрасно помнит. — Свобода. Это, конечно, хорошая причина, вот только Гало вообще не понимает, как это связано с Промаром. Работа мысли отображается у него на лице, так что Фотиа поясняет, прикасаясь пальцами к треугольнику под своей рубашкой: — Промар выбрал мне «идеальную» партнершу. — И что? Ты же говорил, что Промар выбирает человека, идеального и для него, и тебя. Разве не так? Лио поджимает губы, хмурится, и его пальцы впиваются в жабо у него на груди, вздымающееся белыми волнами. Белое на черном, черное на белом, гладкие блики на коже и мягкие отсветы в складках — все это, перепутавшееся, выглядит завораживающе, ведь Гало знает, что под этой красотой кроется бездонный треугольный провал. — Даже если и так, если это лучшая девушка на всей планете, с которой мне суждено было умереть в один день... Я не стану снова жить и любить по указке. Я все решил сам и не приму ту, кого он выбрал. — А кого... Он выбрал? — спрашивает Гало хрипло. Лио улыбается. — Не тебя. Это должно звучать шуткой, подколом, словами, что должны принудить сменить тему; будь интонация лишь совсем другой, чуть более жесткой или холодной, Гало бы так и подумал, но теперь... теперь он смотрит на Лио, подобие улыбки на его губах, принятие подступающей смерти, и изнутри весь покрывается россыпью ледяных кристаллов. — Ты хотел бы, — Гало сглатывает, пытаясь уложить столь странную мысль в голове, — Быть моим «идеальным» партнером? Лио поворачивает голову, и дракон в его ухе сияет в свете Промара. — Да. Голос его такой обреченный, что Гало больно. — Я... Думаю, я тоже. Лио хмурится, вглядываясь в лицо Гало, а потом неожиданно смеется, хотя ему точно не весело: — А я ведь почти поверил, что он здесь, — его смех дрожит и трескается, трещит, ломается ледяными осколками, и фиолетовые глаза влажно блестят. Он моргает, и на зеленых ресницах сверкают мелкие капли, хотя выражение его лица не меняется вообще — только губы подрагивают едва заметно. — Почти поверил... Гало выдыхает раздраженно, вновь окутываясь синим пламенем, склоняется к Лио — тот, кажется, в этот момент даже дыхание задерживает — и целует. Знакомое ощущение, хотя сейчас Гало не держит во рту сгусток пламени, чтобы вдохнуть его в Лио — нет, он сам охвачен огнем изнутри и снаружи, так что оно происходит как-то само, без дыхания, через контакт. У Лио мягкие, подрагивающие от шквала эмоций губы, тепло которых идет до самого сердца Гало, колотящегося и пылающего, как у самого настоящего пожарного. Лио разжимает кулак, покоившийся в объятиях пальцев Гало, чтобы с ними переплестись. — Я здесь, — шепчет Гало. Щеки у Лио влажно блестят в синем свете, будто покрытые искрами. — Так что и ты не исчезай, Лио. Он сжимает их переплетенные руки, и Лио отвечает ему тем же. Тепло проходит даже сквозь две пары перчаток, но греет не оно, а то, что это все происходит на самом деле. — До Промаров люди тысячи лет встречали людей, которые им не подходили на все сто процентов, но все равно были счастливы! Рождались, встречали друг друга, умирали, рождались снова... Изменилось только то, что теперь Промар предлагает тебе конкретного человека, но разве вам что-то мешает стать лучшими друзьями? Из глаз Лио медленно текут слезы, скатываясь к ушам, но за руку Гало он цепляется все так же крепко, будто тот растает иллюзией. — Разве это... возможно? — он шмыгает носом, и Гало невольно улыбается, ведь так Лио кажется совсем маленьким и милым. — Разве нет? Твой Промар возненавидит тебя, если ты примешь его выбор таким образом? Лио задумывается, но Гало уже давно знает ответ, ведь его собственный Промар пожал несуществующими плечами еще в тот момент, когда Тимос забил на поиски, решив, что найдется сама, да и невелика потеря, если нет. Сейчас, судя по ощущениям, ответ Промара остается тем же, ведь Гало не идет наперерез его инстинктам и воле, не ломает ни его, ни себя. Они просто... живут в гармонии. Так, как отказался жить Фотиа, когда их с Промаром мнения разошлись. Наконец, Лио качает головой. — Тогда давай свалим отсюда, подлечим тебя и будем жить долго и счастливо? — предлагает Гало, в ответ на что видит неуверенную, робкую улыбку, проступающую на губах Лио. Прекрасную улыбку, ведь столь же робкая надежда расцветает и у него в глазах, подобно первому цветку пробившись сквозь толщу беспросветного, мерзлого отчаяния к весеннему свету. Они садятся, и Лио отпускает его руку лишь для того, чтобы вцепиться в него самого, черными перчатками сжимая его обнаженную спину. Гало принимает его в свои объятия без промедлений, окутывая своим пламенем и мыслями взывая к огромной машине глубоко под землей, чтобы та вернула их с Лио обратно, в реальный мир. За спиной у Лио, в стороне от рояля, грациозно склоняет голову огненный дракон, от которого нет ни единого лилового отсвета, ни жара, ни треска огня. Перед тем, как перестать видеть что-либо вообще, Гало осторожно кивает ему, и тот ему кажется... благодарным. Следующее, что видит Тимос — далекий белый потолок и небоскребы приборов, гудение которых неуклонно идет на спад, хотя болтовня вокруг становится громче и громче. Мысли у Гало никак не собираются в кучку, разбросанные тут и там по мозгам, будто у него в голове что-то взорвалось и разворотило все извилины, перепутав их между собой. Ему очень настойчиво светят в глаз чертовски яркой лампочкой, и он пытается отмахнуться, но что-то держит его за руки. — Вы слышите меня? — доносится откуда-то смутно знакомый голос, и Гало мычит. — Словами, пожалуйста. — Да, — выдавливает из себя Тимос. Вокруг что-то происходит, но он не понимает, что именно. — Скоро все придет в норму — это просто побочный эффект. Лио тоже пришел в себя, и сейчас им занимаются наши лучшие медики, так что можете не беспокоиться. Гало бы и рад побеспокоиться, только мозги у него не работают вообще, так что его стремительно вырубает, и просыпается он только на следующие сутки в больничной палате где-то над поверхностью земли. Ветер раздувает полупрозрачные занавески, как парус, и Гало невольно вспоминает те, опаленные и дорогие на вид, что колыхались посреди темноты. Ему говорят побыть в больнице еще пару дней, хотя он чувствует себя довольно неплохо – мог бы и роботом управлять, если бы потребовалось, но требуется от него только лежать и плевать в потолок, нюхая запах антисептического спирта, которым больница так или иначе пропахла. Впрочем, ничего не мешает ему сбежать из палаты и отправиться на поиски Лио. Пускают в палату Лио его с большим сомнением, ведь, говорят, Фотиа никого не хочет видеть и все в таком духе. Гало в это не верит, и открывает дверь едва не пинком. — Лио, эй, Лио! — голосит он, и Фотиа подпрыгивает на своей койке вместе с книгой в руках. Всегда тонкий и изящный, в светлой больничной пижаме, обнажающей ключицы, он кажется хрупким до боли, будто переломится от дуновения ветра, хотя Тимос прекрасно помнит, какая жуткая силища кроется в этом обманчивом теле. Фотиа делает недовольное лицо, но Гало без спроса приземляется на край койки. — Как, жив? Лио вздыхает и захлопывает книгу, откладывая ее в сторону, и Гало невольно провожает взглядом его тонкие кисти рук, лишенные черных перчаток. — Жив. — Класс, я тоже! — смеется Гало, и повисает какая-то странная, почти неловкая тишина. Тимос чешет плечо под ремнем рукава и думает, как ее прервать. В голову ничего не идет, пока не всплывает самая насущная из прошлых проблем. — Так ты помирился с Промаром? — Да, его все устраивает, — нейтрально отвечает Лио, и Гало понимает, что его так смущает в этой ситуации — то, что Лио выглядит абсолютно безразличным — будто говорит с незнакомцем. Это снова его слегка разочаровывает. — Так значит, можно уже начинать жить долго и счастливо? Лио смотрит на него пристально, и полуденный свет, льющийся из окна, превращает его глаза в два сиящих аметиста. Прекрасные, человеческие глаза, а не стекляшки в отсветах синего пламени, переполненные отчаянием и безысходностью; Гало счастлив видеть эту перемену, как и то, что постепенно Лио оживает и сам, проступая сквозь фарфоровую маску безразличия. — Думаю... Можно, — отвечает Лио едва слышно, и Гало протягивает руку, заправляя Лио за ухо прядь мягких зеленых волос. Серебряный дракон сияет, показавшись на яркий свет; Гало не может не погладить его, мазнув ненароком пальцем по нежной коже без единого шрама, которых должно было быть там целое множество. — Здорово, что ты носишь его. Лио определенно смотрит на такого же дракона в ухе Гало, гипнотизируя его взглядом. — Знаешь, зачем я потребовал, чтобы ты носил второго? — неожиданно спрашивает Фотиа так осторожно, будто за этим кроется тайна, которую он собирался унести с собой в могилу, и так же касается украшения в ухе Гало. — М? — Эгоистично, но я хотел, чтобы на тебе было что-то мое. Гало хмурится, пытаясь состыковать украшение и заявление Лио. Получается из рук вон плохо, так что он просто поворачивает слегка голову, оставляя поцелуй на узкой ладони. Лицо у Лио сразу же становится растерянным, будто он не знает, как на это реагировать. — Так я же его купил, — говорит Гало после этого. — Нет, не в этом дело, — быстро качает головой Фотиа, плотно сжимая губы, и да, он определенно чувствует себя виноватым, хотя Гало не видит ни единой причины для этого. — Ты обычно не носишь ничего такого, да и белых вещей у тебя нет, так что с первого взгляда было бы видно, что это не просто украшение... И на мне такое же. Гало понимает. — О, — Тимос представляет, как это должно было выглядеть со стороны, и теперь ему понятно, почему на него так странно смотрели. Рэми даже говорил ему нечто похожее, но Гало тогда даже не думал, что это может быть чем-то кроме шутки Лио. — Как ошейник с биркой. Эти слова определенно бьют по больному, так что Гало тут же склоняет голову набок, делая самые преданные глаза, на какие только способен. — Гав? Лио облегченно хихикает и треплет ему волосы, и Гало не может не улыбаться из-за этого. — Вообще, я тоже чувствовал что-то похожее, — неопределенно ведет плечами Гало, — Было приятно знать, что у нас есть что-то общее... Ну, физически. Особенно когда ты стал реже приходить. Лио вновь виновато опускает взгляд, и Гало готов дать самому себе подзатыльник, чтобы заткнулся и не поднимал неприятные темы. — Я пытался смириться с тем, что ты ищешь свою «идеальную», — говорит Фотиа негромко, явно вспоминая те дни, когда он выглядел особенно усталым и болезненным. — Так и не смог, а тут как раз слишком многие начали говорить о том, что жить в Промеполисе им слишком тяжело. Фотиа ловит на себе непонимающий взгляд и поясняет: — От большей части из нас отказались сразу же, как только проявился Промар — знаешь же, как обходились с теми, кто пытался их укрывать. Что сливки общества, что самые отбросы — никто не был застрахован, что от них не откажутся самые близкие. Гало вспоминает груды хлама в темноте, мусор и крошащееся от старости застиранное тряпье на роскошном диване. Вспоминает мальчика в белых кружевах, утянутого во тьму грубой рукой неизвестного взрослого, разорванное ухо, изрезанную кожанку и блестящий черный рояль. И кивает. — Большей части не к кому возвращаться, а треть вообще не могла вспомнить ничего, кроме тюрьмы и лабораторий, так что мы мечтали о городе для Опаленных. То, что Опаленными стали все, ничего не решило, ведь они не проходили через то же самое, что и мы... Так что да, большинство проголосовало за то, чтобы уехать, но для этого нужна была длительная подготовка. Мне это показалось хорошей возможностью сбежать от необходимости видеть тебя с твоей «идеальной». Это звучит... Печально. Гало как-то не задумывался о том, как Опаленные после спасения мира устроились в новом, куда более безопасном для них; как оказалось, не так хорошо, как он мог подумать. — Жаль, — но Лио в ответ на это лишь легко улыбается. — Сейчас мы неплохо устроились, так что не стоит. Место так вообще выглядит, как пасторальная картинка — только стада овец не хватает. Гало опускает взгляд ниже, по шее Лио ему на грудь, скрытую под больничной пижамой. В самом низу ворота, чуть ниже ключиц, беззвездным космосом чернеет угол треугольника. — А твоя «идеальная»? — спрашивает он, кивая на треугольник. Лио пожимает плечами. — Без понятия. Знак появился через несколько дней после боя с Крэем, и сначала мне было не до этого. Потом, когда он появился у тебя, я понял, что ты мне нравишься, и возненавидел все это — что у меня нет ни шанса на взаимность, а мой Промар хочет, чтобы я любил кого-то еще, — Фотиа вздыхает, — Мы просто ругались, пока я был здесь, но потом мы уехали, не планируя больше возвращаться, и он взбесился. Сказал, что либо мы умрем вместе, либо я сдамся. Как видишь, я сдался. Лио беспомощно улыбается, но Гало эта улыбка не нравится абсолютно. — Но при этом ты в выигрыше: ты любишь меня, я люблю тебя, «идеальные» разберутся как-нибудь сами, и при этом все живы, — улыбается Гало, — Чтобы жить долго и счастливо по всем канонам, нам остается только однажды пожениться и завести собаку. Лио вспыхивает во всех смыслах: краснеет до корней волос и окутывается двухцветным пламенем, но почти тут же гасит обе реакции, отворачиваясь. — Кошку, — бурчит он, и Гало использует всю силу воли, чтобы не рассмеяться и сделать самое милое лицо, какое только может: — Кошку и собаку? — По рукам. Гало смеется, сгребает Лио в объятия и целует. Этот раз ему определенно нравится больше всего, ведь Лио не умирает — наоборот, ластится, будто довольный кот, отвечает охотно и дарит ему объятия ничуть не слабее собственных. Промар Гало довольно что-то поет, наслаждаясь солнечным светом, теплом Лио и жаром его Промара. Лио теперь тоже смеется и, отстранившись, открывает рот, чтобы что-то сказать, но застывает, и выражение лица у него... странное. Гало непонимающе поднимает брови, но опускает взгляд, и у него самого все мысли из головы вылетают. За треугольником на груди Гало постепенно разгорается лилово-зеленый огонь. У Лио за тонкой тканью пижамы — синий.