What Does The Fox Say

      Зима подходила к концу. Широ, полося хвостом по плотной корке снега, бежал мелкой рысцой, поджимая уши. Как только в первый раз начало капать и птицы с раннего утра затянули озорные переклички, по лесу то там, то здесь стали раздаваться короткие тявки. Им вторили громкие подвывающие лаи, в одном из которых бурый лис уже успел узнать Лэнса. Тот пел подолгу, беря высоко и голосом словно тянулся ввысь, через горные верхушки, окружавшие Лисью Долину.       Наверное, опять будет искать Аллуру — в прошлом году белая лисичка укрывалась в привычных местах охоты Широ, но к себе не подпускала. Иногда только они загоняли вместе некрупного молодого оленя или поднимали заторможенную холодом птицу. Аллура подозрительно относилась к обществу самцов, если только они заранее не казались ей заинтересованными в паре. Таким был Широ — большой, даже для своего вида, чёрно-бурый лис с пучком белой чёлки между ушами и неровным розоватым шрамом, пересекавшим переносицу.       Лис-одиночка, появившийся в Долине как раз около года назад, он не участвовал в ежегодных «спевках», так украшавших застылую атмосферу медленно отступавшей зимы. Когда-то у него была пара, но её безжалостно подрал охотничий пес, так что Человек — огромный, мерзко пахнувший кровью и железом — даже не удосужился закопать тело. Адель осталась лежать окровавленным комком на жухлой листве, а Широ, оттащив её в оказавшуюся поблизости пустую нору, два дня кружил возле того места и надрывно выл, словно пытался разжалобить небо и выпросить назад любимую.       Потом же чёрный лис совсем пропал, и уже два года нигде не было слышно его песни, которая погибла вместе с поджарой, изящной лисицей, оставшись в чёрном замкнутом пространстве барсучьей норы.       Широ и не надеялся больше встретить пару. На один сезон? Смысл? Они с Адель провели вместе пять месяцев, она должна была родить лисят — носила последние недели — и... И всё маленькое счастье их норы рухнуло в одночасье. Нет. Широ больше не хочет такого: одному куда проще и спокойнее.       Солнце выглянуло над посеребрёнными вершинами, и опушка засверкала крупицами чистого снега, будто кто-то просыпал блестящие камни, которые с таким отчаянием искали пропахшие потом и землёй люди в его родных краях. Широ взобрался на поваленное дерево, сел, обернув лапы пушистым чёрным хвостом с проседью, и выдохнул холодный воздух — пошёл белёсый пар.       «Широ, ну ради приличия спой хоть разок! Каждый уважающий себя молодой лис должен показываться в лесном хоре!» — так увещевал Лэнс, валяясь в густой траве и косясь на него блестящим карим глазом.       Легко сказать. Широ, стоило в воздухе запахнуть приходящей весной, с резью внутри вспоминал теперь, как Адель, прыгая по валким сугробам, дразнила его коротким лаем, заманивая за собой под свод поваленного дерева. Покусывала в полутьме за ухо и никак не девала лизнуть себя в нос — разве выкинуть из головы запах любимой лисицы так просто, променять дорогие воспоминания на забаву, чтобы потом понять, что новая — не та.       Лис снова втянул носом свежий, покалывающий воздух. Никого. Можно немного полежать под приветливым, пусть и не весенним ещё, солнцем. Он почти задремал, сморенный заманчивой мечтой снова увидеть след рыжего меха, когда где-то рядом раздался звонкий, неуверенный тявк. Словно расшалившийся лисёнок пищал, только почему-то это было похоже на брачный зов.       Широ дёрнул ушами, вскинул голову, раздувая ноздри. На опушке никого не было, только дятел долбил какой-то из еловых стволов, и лис замер, стараясь не упустить новый звук. Если это зов, он точно повторится, и совсем скоро.       «Тяв! Тяв-тяв!» — и правда слишком тонко для взрослой лисицы. Широ бы решил, что это забавляется от скуки какая-то недоростка, но что-то в звонком голоске показалось ему знакомым.       До опушки эхом донесло ответный клич. Чужой. Широ его не знал. Но от ощущения поблизости другого взрослого лиса (клич был грудной, глухой, отличавшийся от ручеистого позыва его рыжего приятеля) под шерстью пошли иголочки, мышцы напряглись, и лис вздёрнулся на месте, распушив хвост.       И только-только хотел упруго соскочить с дерева, когда из голых кустов, вздымая тучи снега, вылетела маленькая рыжая лисичка, тотчас проваливаясь в подстерегавший её сугроб. С весёлым улюлюкающим лаем выкарабкалась оттуда и, вертя хвостом, подскакала к поваленному стволу, намереваясь вскочить на него.       Широ замер, не веря ни глазам, ни обонянию. Пидж, встряхиваясь, стояла буквально в паре прыжков от него, прядая ушами.       — Надья! Ты что, струсила? Эй, выходи!       — Пидж?..       Рыжая лисичка с белой грудкой и кучерявой шерстью на макушке и щеках пружинкой скакнула над толстым бревном, издав панический приглушённый визг. Но узнав лиса, замершего на прежнем месте, разом сменила страх на приветливость и наклонила голову, с любопытством перемявшись на лапах.       — Широ! Так это ты отозвался?       Тот, точно его веткой под хвост хлестануло от одного допущения такой мысли, резко попятился, приложил уши к голове. На удивлённую лисичку пахнуло непривычной угрюмостью, и она, не делая шагов навстречу, потянулась к нему острой мордочкой.       — Я не кричу, Пидж, — Широ, задними лапами нащупав, что место отступать было, однако остановился, только голову держал предупредительно низко, подобравшись. — Но твой зов слышал, — фыркнул, снова усаживаясь на холодный ствол, и только теперь немного смягчился. Принявшая это за добрый знак Пидж оживлённо махнула хвостом, сбрасывая тучку белых пушинок. — Не знал, что ты ищешь пару.       Лисичка отрывисто засмеялась, обнажая острые белые зубки. Короткой перебежкой оказалась возле него, игриво задрала голову и плюхнулась на задние лапы. Облизнулась сыто и устремила на Широ любопытно-смущённый взгляд.       — Я и не ищу. Так, с Надьей дурачимся. Я абы с кем гулять не хочу.       Чёрный лис издал глухой рокочущий звук, опускаясь животом на бревно и снизу вверх рассматривая свою маленькую соседку. Пидж ещё с поздней осени из неказистого, до ужаса непоседливого лисёнка превратилась в маленькую рыжую плутовку. Широ столкнулся с ней в поле, когда поднял выводок куропаток, а она наскочила на него из густой травы, чуть не впившись в лапу. А ведь всего пару-тройку месяцев назад до того таскала его за хвост, пискляво тявкала и мазалась землей, раскапывая нычки. И его, и свои. Широ не злился, только еду перепрятывал, а потом резко пропал, уйдя на окраину долины, вернулся к зиме в родные места и в упор не узнал приставучего ребенка.       Она была совсем не похожа на Адель: маленькая, похожая в зимней шубке на большой шарик, а в глазах вместо спокойного огонька прыгали светлячки, которых так любила ловить его лисица. И всё же когда Пидж придавила его лапами к земле, оскалившись во все зубы, его приковало к месту. В нос ворвался другой нежный запах, и Широ смотрел на маленькую лисичку, вывалив язык на бок.       Лисы ведь пару ищут надолго. Чуть ли не навсегда. Широ нашёл свою Адель, но её отняли. А потом появилась Пидж, но гоняться ли ему, одинокому бурому лису, за молодой непоседой? Широ в эту весну не пел по другой второй причине: единственная лиса, для которой он бы это сделал, не отзовётся.       — Ты поосторожнее с играми. Нарвёшься на принципиального лиса — не отвяжешься, — наставительно заметил он, свесив вниз заднюю лапу. Ему было слышно, как Пидж весело тявкнула.       — Пусть попробует! Хоть одно лето, но погуляю взрослой и свободной, а потом можно и нору рыть. Если мой лис согласится.       «Долго ты свободной вряд ли задержишься», — пронеслась в голове внезапная мысль, и по хребту мазнуло неприятной дрожью, всколыхнув шерсть на загривке. Уши снова предательски дёрнулись, но лисичка вряд ли заметила раздражение Широ.       — А ты почему не поёшь? — хотя вот тут он ошибся, ибо малышка присматривалась к нему и принюхивалась к запаху чёрной с сединой шерсти. От Широ пахло матёрым лисом — она с детства запомнила этот густой душок, отличавший взрослых от зелёных юнцов.       Запах отца всегда перебивался материнским — тёплым и родным, отдававшим норой и травой. Широ стал первым взрослым лисом, на котором не было следа подруги, и это придавало тогда маленькой Пидж особую возможность негласно считать его отчасти своим — трепать за хвост, лезть на спину и прикусывать за чёрные пятки.       — Я?       — Ага. Ты ведь до сих пор один, а у нас тут много... хороших... — её верхняя губа дёрнулась, обнажая клыки, — лисиц.       Повисло короткое молчание. Пидж ждала, машинально часто шевеля ноздрями и тонкими усиками, а Широ лежал, глядя в одну точку, только бока у него ровно вздымались и опадали. Наконец он то ли пробормотал, то ли проворчал, не поворачивая головы:       — Я одиночка. Мне не нужна семья.       — Уррр. Ясно... — рыжие ушки сникли, и Пидж расстроенно чихнула, встряхиваясь. — И у тебя совсем никого не было?       Послышался грудной вздох. Такой, словно лис вымучил его и буквально исторг из глубины.       — Была. Её загрызла собака.       Уши Пидж при последнем слове резко прижались к голове, загривок ощетинился. Она вдрогнула, вскочила, словно собака появилась прямо на опушке, готовая с лаем кинуться на них, но потом, оглянувшись и успокоившись от внезапного нервного порыва, снова уселась, так близко, что бедром касалась его бока.       — Мне жаль.       — Ничего, это было давно.       — И ты... — неуверенно начала лисичка, тоже укладываясь рядом и прижимая длинный подбородок к изящным лапкам. Два глаза-бусинки внимательно следили за большим чёрным лисом, а нос улавливал, не переменится ли его запах, — больше никого не полюбишь, да?       Широ горько фыркнул. Над головами у них защебетала синица.       — Я больше не хочу.       И не заметил, что Пидж так и продолжает жать уши и хвост. Вид у неё стал тоскливый, и лисичка бесшумно поднялась на лапы, решив, видимо, что ей пора по своим делам.       — Я тебя найду, когда снег сойдет немного. Не пропадай в предгорья, — и, скакнув пружинкой в сугроб, понеслась в кусты. Широ, отвлечённый этим порывистым движением, которое обдало его струйками ветра, оскалился уголком губ, провожая взглядом рыжий хвост.       «Лисёнок. Ей бы играть да скакать. Кто знает, может, споётся с Лэнсом, если того Аллура раньше не погрызёт».       А ему, одинокому бурому лису, нечего по весне надрывать глотку.