Подарок

Даже в помещении неприятный ветер забирался за шиворот и пробирал до костей. Матсукава грел руки о кружку с горячим чаем и задумчиво наблюдал за хаотично плавающими лепестками в ней. — Да ты не расстраивайся, — ставит перед ним тарелку со сладким Куроо, садится напротив, с удовольствием откидываясь на спинку стула и сжимая в ладонях такую же горячую кружку. — С Цукки сложно, но не невозможно, — улыбается Тетсуро. Делает глоток и наконец расслабляется, чувствуя разливающееся внутри тепло. — Да, — кивает Матсукава. — Но домой-то мне как вернуться? — приподнимает он густые брови. — Н-да, это проблема, — делает задумчивый вид Куроо, упираясь подбородком в кружку. Матсукава пинает его под столом и довольствуется тем, что Куроо подпрыгивает, как ошпаренный, стараясь разлить на себя как можно меньше. Иссей лыбится и тянется за кусочком шоколадки, отправляя его в рот и запивая сладость чаем. Хлопок двери, и Куроо незаметно подбирается на месте, смотрит в окно на своё отражение и поворачивается ко входу в кухню, как раз когда там появляется Яку. Тот, казалось бы, чуть не разрывается от волнения и облегчённо выдыхает, замечая Матсукаву. — Привет, — кивает он, проходя к столешнице и вытаскивая купленные продукты. Подпирая щеку ладонью, Куроо улыбается, наблюдая за обыденным поведением Яку и совсем не замечая друга напротив. — Куроо, — слышится где-то рядом, и Тетсуро, все ещё не отрывая расплывчатого взгляда от светло-русого парня, лопочет: — Да? — Давай, помоги мне, ты общался с ним в старшей школе, — снова пинает его Иссей, складывая на груди руки. — Чего? — недоуменно опускает темноволосый ладонь. — Вы о ком? — спрашивает Яку, поворачиваясь лицом к ребятам и опираясь ягодицами на столешницу. — О Кее, конечно же. — О, — вырывается у парня. — Опять поссорились? — усмехается Мориске неудаче Матсукавы. Тот вздыхает, закидывая ногу одну на другую. — Не совсем, — уклоняется Иссей, засматриваясь в окно. — Ага, — усмехается Тетсуро. — Ты просто мешал писать ему доклад, пока приставал. — Что ты делал? — делает глаза-шарики Яку. Куроо невольно сравнивает их с шариками для пинг-понга и глупо прыскает. — Но это ещё не всё, — прикрывает глаза он, поднимая палец вверх. И, пофыркивая, добавляет: — он ему очки разбил, пока приставал. Яку издает какой-то непонятный звук, отворачиваясь обратно и принимаясь убирать продукты в холодильник. — Ну, — недолго помолчав, Матсукава подталкивает друга, опираясь предплечьями на стол. — Ты должен его удивить, — выдает Куроо, подумав. — Продолжай, — кивает Матсукава. Куроо делает глоток ещё теплого чая, смотрит недолго на друга, потом на Яку и подскакивает, как если бы и впрямь кипяток на себя пролил. — Точно, — подлетает к Мориске, вырывая у того из рук листовой салат. — Яку, ты гений. — Куроо обхватывает ладонями щеки парня, притягивая к себе и целуя в губы. Тот отшатывается, краснея и тараторя вредное «придурок». — Удиви его тем, что умеешь! Их глаза встречаются, а губы растягивает довольная ухмылка, и Яку старается не думать о том, что задумали эти двое, искренне сочувствуя Цукишиме. Впервые за долгое время Кей может спокойно поужинать, приготовить сладкий-сладкий какао, сесть за ноутбук и в тишине доделать ненавистный доклад. В маленькой комнате больше не ощущается чьего-то присутствия, не слышится низкого, хрипловато-насмешливого голоса, и не чувствуется привычного жеста рукой по плечу, когда Иссей идёт вечером в душ. Кей отрывается от белого марева на экране с рябящим и до ужаса раздражающим текстом. Снимает очки, растирая уставшие глаза, прикрывает их, запрокидывая голову на спинку дивана. И нехотя открывает, наблюдая перевёрнутое окно, за которым размеренно и волшебно-чарующе спускаются с неба хлопья снега. Цукишима засматривается, впитывая тишину и умиротворённость. По телу разливается приятная сонливость, глаза смыкаются сами по себе, дыхание выравнивается, мысли пропадают одна за другой, рассеиваясь, оставляя после себя лишь приятный осадок усталости. Пушистый белый кот устраивается под боком, о чем-то мурчит, затевая свою колыбельную. Он бы так и уснул с незаконченным докладом, если бы не вырвавшие из пелены сна мужские голоса с улицы. Зажмурившись, Кей поднимает голову, вновь устало трёт глаза и надевает очки, уставясь в экран ноутбука. Недолго подумав и послав все к чертям, Цукишима собирается написать заключение завтра утром, а пока он направляется только в долгожданный душ. — Да откуда я мог знать, что пойдет снег? Доносится с улицы, и Кей морщится. То ли от раздражения, то ли от понимания, насколько ему знаком этот голос. За тот короткий путь, что Цукишима преодолел к окну, он перебрал в голове множество комбинаций предложений, как послать этого неугомонного придурка как можно дальше. Но прежде чем длинные пальцы обхватывают пластиковую ручку окна, чтобы открыть его, в стекло несколько раз стучат костяшками руки, сжатой в кулак. Вдохнув как можно глубже, Цукишима с силой открывает окно, впуская в комнату холодный, первоморозный ветер. — Вы ебанутые или да? — только и может выдавить блондин, поражаясь тупости своего парня и его такого же недалекого друга. Матсукава только и смог, что достать рукой до окна Цукишимы. Парень сидел на плечах у Куроо и протягивал Кею тарелку с клубничным пирожным, посыпанным шоколадной крошкой, а Тетсуро, в свою очередь, стоял на стремянке, и Цукишима старается даже не впускать в свою голову мысль о том, как они это сделали. Казалось, что хрупкая конструкция держалась лишь на слабом «крякнем, плюнем и надёжно склеим пластырем». Вообще, он думал, что эти оба по жизни живут с подобным девизом. — Цукки, — противно и все так же, как и раньше, раздражающе тянет кошак. - Прости его. Он никогда не страдал от маленького кругозора или словарного запаса, но именно сейчас весь цинизм и сарказм испарились, оставляя лишь удивление такой тупости. Цукишима складывает руки на груди, натягивает на свое лицо самую естественную маску, дающую ложную надежду, что все хорошо. — Вы старались, да? — слабо заинтересованно спрашивает он. Иссей кивает, а Куроо бодро отвечает «конечно». — А вам не холодно? — сводит Кей слегка брови, прикрывая ладонью губы. — Не очень, мы же все равно быстро, — отвечает Иссей, стараясь сам поверить в эти слова. — Вот как, — двигает вверх головой Цукки, как будто что-то сам для себя отмечает. — Тогда ладно, — прикрывает глаза блондин. Перегибается через оконную раму, легко целует Иссея в щеку и забирает десерт, закрывая окно. Он правда хочет доиграть до конца, но не выдерживает и смеётся, наблюдая смесь непонимания и отчаяния на лице Матсукавы. Куроо с самого начала заподозрил что-то неладное. С того момента, когда Цукишима вообще окно открыл. — Что я там говорил вчера про Цукки? — мрачно спрашивает он. — С ним сложно, но не невозможно? — разочарованно выдыхает Матсукава. — Да. Забудь это, — ворчит Тетсуро, сжимая чужие ноги на своих плечах. — Что будем делать? — спрашивает Иссей. Голодно и холодно, большие снежинки безжалостно опускаются на конструкцию из двух тел и взятую из университета стремянку. Цукишима саркастичен, язвителен, ироничен и вообще записан в телефоне у Куроо "Вредная какашка Цукки", но это ещё не значит, что находчивость самого Тетсуро находится на нуле. — Куроо, — прерывает его злобные мысли Иссей. — Мы будем петь, — ухмыляется кошак, и Матсукава, хохотнув, предлагает первую песню. Цукишима выходит из душа и раздражённо выдыхает, собираясь и дальше игнорировать этот цирк. Он рад, что пластиковые окна хорошо изолируют звук, но даже это не способно сопротивляться чему-то такому: — Знаешь ли ты, — горланит Куроо. — Вдоль ночных дорог, — подхватывает Матсукава. — Шла босиком, не жалея ног, — тянут они вместе до ужаса отвратительно. Сначала Кею было забавно и он, возможно, собирался пустить Иссея домой, но он никак не ожидал, что они будут петь песни ему под окном в полночь. Наушники спасают ненадолго, ровно до того момента, пока чутье не подсказывает блондину, что нужно проверить, что да как. Живы ли они там вообще. Но снятия наушников хватило, чтобы различить очередной вой, и Кей было хотел вернуть спасительную гарнитуру на место, как невольно вслушался, узнавая песню. — Далекоооо. — Далекоооо. — В дальние, дальние страны. Цукишима на понимает, но догадывается, начиная выползать из-под теплого пледа. — Ты наверное спросишь, мама, почему я так плачу в последнее время, — жалобно и хрипло тянет Тетсуро. — Откуда женское белье в моем шкафу тебе придётся поверить. Вдвоем они справляются неплохо, поэтому Матсукава продолжает, перекрикивая Куроо: — Все решено... — Стоп! — прерывает их Кей, открывая окно нараспашку. Тетсуро даже как-то расстроился, только во вкус вошли, эх. — Даже не смей думать, что это было весело, — цедит Цукишима, смотря на Куроо и его жалкие попытки поднять голову. — Ты, — смотрит он на Иссея. — Залезай. — Цукки, а как же я? — делает брови домиком Куроо. Цукишима улыбается своей самой милой улыбочкой, отвечая: — А ты жди, за тобой уже едут. Помогает Матсукаве перелезть подоконник и закрывает окно. — Я надеюсь, что это не полиция, — бормочет Куроо, спускаясь со стремянки и еле передвигая руками и ногами. У Иссея есть вероятность не умереть от переохлаждения, а это уже плюс, но все равно как-то слабо мотивирует против Цукишимы. Матсукава кое-как передвигает конечностями, боясь представить, что же тогда с Куроо. Постепенно согревается, даже быстрее, чем ожидал, переставая вжимать шею в плечи. — Садись, — говорит Цукишима будничным тоном, отправляясь на кухню готовить чай. Иссея передёргивает от этого тона, но он устало плюхается на мягкий диван, забираясь на него с ногами. Укутывается, превращаясь во что-то непонятное с торчащей наружу головой. Кей возвращается и отдает Иссею его кружку с теплым чаем, и снова куда-то уходит. Либо блондин на самом деле заботится, отогревая его, либо старается отвлечься, чтобы не прибить на месте. Матсукава склоняется ко второму варианту и слышит звук льющейся воды. Он уже представляет, как погружается в теплую воду, и как она охватывает все его естество, согревая. Кей возвращается незаметно. Прислоняется плечом к косяку, сложив руки на груди и вперив недовольный взгляд в непонятный кокон на диване. Ему очень хочется сказать какую-нибудь гадость, колкость, да так, чтоб неповадно было, но этого чертовски мало. Слишком мало, чтобы выразить всю ту степень крайнего недовольства, злости и всего, что Цукишиме пришлось испытать за сегодня. Но он пока молчит, выжидая, чем же его ещё сегодня удивят. Поставив пустую кружку от чая на темный журнальный столик, Матсукава недолго смотрит на Кея и неуверенно говорит: — Прости, — приподнимает он брови. — Я одного не понимаю, — прикрывает глаза Кей, проходя в комнату и садясь рядом на диван. — Почему нельзя было подождать до завтрашнего дня? Иссей чешет нос пледом, кладет подбородок на колени. — Сегодня твой день рождения, — неуверенно начинает Матсукава, поднимая глаза и вытягивая одну ногу, укладывая ее на колени Кея. Цукишима поглаживает вытянутую ногу, забравшись под плед и даже через джинсы холодя кожу кончиками пальцев. Матсукава вытягивает вторую ногу, устраиваясь на Кее. Тот перекладывает чужие ноги на диван, переползая и нависая над темноволосым. Матсукава тот ещё придурок, но злиться почему-то не получалось. Его странная наивность, не такая, как у Бокуто или Куроо, очаровывала блондина. Сейчас ему хочется только прижаться близко-близко. А потом трахнуть. Цукишима садится парню на бедра, уверенно притягивает к себе за плечи, и Матсукаву от этого ведёт. От приказных, но все ещё сквозящих обидой и злостью движений, фраз. Сухие губы накрывают его губы, и Иссей теряется в ощущениях. Хочется больше, глубже, и он подаётся ближе. Кей слегка усмехается, кладет ладонь на грудь, останавливая. Держа дистанцию, на которой он ещё может дразнить, не поддаваясь сам. Кей целует рвано, прикусывая и зализывая ранки на треснутых от мороза губах. Дыхание сбивается, ладони потеют, а руки дрожат. Цукишима наваливается, ведёт ладонью вниз, медленно, цепляя длинными пальцами мурашки, собирая их в комок, который, кажется, вот-вот взорвется. Устраивается между ног Иссея, укладывая одну на спинку дивана, а другую оставляя свисать с него, касаясь пола. Именно такого Иссея Кей и хотел: открытого, искреннего в своих действиях, так просто раскинувшегося перед ним, так легко доверившегося. Цукишиму самого от этого ведёт, он склоняется, смотрит в глубину темных глаз, утопая, теряясь в ней, совсем немного зависая. Его отпускает, лишь когда Иссей окольцовывает его шею, притягивая к себе для поцелуя. Мокрого, глубокого. Иссей трётся бедрами о стояк Кея, кайфуя от чужой твердости. Они в четыре руки избавляются от одежды, оставаясь абсолютно голыми. У Матсукавы татуировка на плече, уходящая на грудь и ниже. Цукишима обводит ее кончиками пальцев, целует, лижет, а Иссей только и может, что тереться задницей о каменный стояк и глубоко вдыхать, когда покрытой мурашками кожи касаются сухие губы, задерживаясь и оставляя невесомый отпечаток. Иссей хочет, чтобы Цукишима его трахнул, вбиваясь глубоко, размашисто, со вкусом. Чтобы дыхание западало, а яйца шлёпались о ягодицы. И Матсукава подрагивает в нетерпении, и Кей разделяет с ним это повисшее в воздухе чувство. Оно тянет, заставляя ускориться. Но Кею хочется сделать все медленно, поглощая, впитывая в себя Иссея. Цукишима склоняется, опираясь на руки и вжимаясь стояком в ягодицы парня, выдыхая и дурея от нетерпеливой дрожи. Иссей был именно таким, каким Кей всегда хотел его взять, натянуть на себя, вбиваясь как можно глубже. О да, он бы достал до самых сокровенных мест, заставляя взрываться фейерверки перед глазами Иссея. Матсукава глотает воздух безмерными порциями, но этого слишком мало, чтобы восполнить воздух, который он потерял, когда Цукишима широко лизнул вдоль ствола и взял в рот. Кей насаживался глубоко, слабо, еле слышно стонал, кайфуя от реакции Иссея, но и этого хватило, чтобы парень вжался в кровать, впиваясь ногтями в мягкий подлокотник за головой и пропуская через пальцы другой руки короткие пряди светлых волос. Цукишима снова целует, вылизывает рот, не дав перевести дыхание. Матсукава трётся ягодицами о каменный стояк, прижимая ногами бёдра Кея к себе. Так и хотелось прошептать «трахни уже меня», но Кей и сам знал, сдерживая себя из последних сил. Пальцы Кея длинные, красивые, немного несуразные, ловкие. Цукишима оглаживает сжавшиеся мышцы и Иссей чувствует прохладный гель. Задыхается, подаваясь навстречу. Блондин растягивает его быстро, хорошо, поглаживает бугорок простаты, а Иссея слабо потряхивает. Цукишима входит в податливые мышцы, приподнимает бедра Иссея, притягивая к себе как можно ближе. Матсукава подаётся навстречу, и их обоих встряхивает от ощущений. Так хорошо, так ярко. Цукишима был в нем так глубоко, что хотелось пищать от удовольствия, продолжать толкаться, широко, размашисто, так, как хотелось им обоим.