Расскажи мне сказку

      Она давно забыла, что значит любить, уважать, сочувствовать. Вещи, которые раньше казались чудовищными и аморальными, стали обычными, как поход в магазин за свежими фруктами до войны. Слёзы и мольбы напоминали помехи из старой рации, и в этом тихом шуме ещё и надо было что-то разобрать.       Низ живота и ноги всё ещё сводит лёгкой судорогой. Пульсирующий жар, растёкшийся по всему телу, подобно воде, постепенно отступает. Старые простыни неприятно прилипают к влажной коже. Шан морщится практически в полусне и пытается перевернуться на другой бок. Не получается. Чьи-то сильные руки крепко обнимали её хрупкое, старое тело, прижимали к тёплой, рельефной груди, сплошь покрытой жуткими шрамами. Шан знала, что их оставляет. Лезвия, огонь, пули. Она медленно проводила тоненькими, облезлыми пальчиками по неровным рубцам и даже не чувствовала их, не могла отличить от обычной кожи. Проклятая гулификация.       Вот здесь прошло ровное лезвие, хорошо наточенное. Такой идеально ровный след. Здесь рана рваная, наверняка очень долго заживала. Остались даже шрамы от неровных, нечастых швов. Возможно, сам себя зашивал. А вот этот ожог, напоминающий какую-то букву, перекрыт странными рубцами, будто след от огня пытались срезать. И его лицо. Такие глубокие порезы и разрывы, которым она не могла найти объяснения. Однако даже с этими жуткими шрамами по всему лицу, этот псих был дьявольски красив: мягкие черты лица, аккуратный носик, большие глаза, впалые щёки с выделяющимися скулами и тонкие, словно навечно застывшие в улыбке, губы.       — Интересная выставка, дорогая? — шёпотом интересуется Гектор, нежно сжимая её бок.       — Ты никогда не рассказывал о себе, — тихо, практически беззвучно отвечает девушка и поднимает взгляд на светлое, расслабленное лицо Гектора. — Откуда все эти шрамы?       — Милая, мне же не пять лет, — засмеялся Гектор, прищурив спокойные небесно-голубые глаза. — Я много где был, прежде чем оказался здесь.       Шан приподнялась и села на заскрипевшем раскладном диване, который после ремонта, произведённого ещё Зэном, был перевоплощён в кровать. Из-за этого в запертой ото всёх на базе комнате Шан стало гораздо меньше места. Однако ни её, ни единственного гостя это не смущало. Она потёрла облезлую шею и достала со стула, выполняющего роль прикроватной тумбочки, пачку сигарет. В полутьме ночной комнаты игриво щёлкнула зажигалка, освещая тёплым огоньком уродливое, облезлое лицо с жуткими глубокими шрамами вместо морщин и щёлкой рта вместо губ.       Дым глубокой затяжки тихонько щекотит уже давно прожжённые лёгкие. Иногда Шан кажется, что она скоро перестанет чувствовать даже эти гадкие сигареты, которые кроме неё на базе никто не выносит. Не исключая захаживающего последнее время слишком часто Гектора. Несколько секунд он смиренно ждал её, чтобы вновь сжать в своих объятиях, но не дождался.       Женщина испуганно вздрагивает, когда тонкие, но сильные, ладони хватают её за плечи и одним резким движением опрокидывают на диван в подушку лицом, тут же придавливая коленом к мягкой обивке. Она злобно рычит, чувствуя, как ловкие пальцы забирают сигарету, тушат её, с силой зажав меж указательным и большим, даже не вздрогнув.       — Ты больной, — хрипит Шан, когда давление колена уменьшается.       — Тебе это нравится, — усмехается Гектор.       Нежно, практически невесомо вдоль по остаткам кожи тянется его рука. Шан прикрывает глаза и расслабляет старые мышцы именно там, где ощущает прикосновение. Стоит Гектору провести кончиками пальцев по её боку и двинуться к груди — тело практически сразу отвечает и невольно приподнимается. Шан не сразу понимает, что самостоятельно уже поднялась на локтях. Гектор мягко, поворачивает её голову к себе, придержав за тоненькую шею, и женщина чувствует только появившиеся ранки от ожога затушенной сигареты.       Шан замирает и практически не дышит, чувствуя его настойчивый, требовательный поцелуй. Касания становятся ощутимее. Руки сильно, почти до боли сжимают её тощие бёдра и маленькую грудь. Когда Гектор наконец отпустил её и завалился рядом на бочок, прижимая к себе, Шан наконец смогла отдышаться и спросить:       — Ты не дашь мне покурить, да?       — Ни за что, — пропел Гектор и уткнулся в её шею, ощутимо смыкая зубы на плече, ближе к ключице.       — Чёрт, — шипит она сквозь зубы. — Если ты оставишь следы…       — Будет не видно, моя богиня, — промурчал Гектор, поднимаясь обратно к её уху. — Я бы не рискнул нанести твоему чудесному телу раны.       — Гектор, — мучительно выдохнула Шан, прикрывая глаза тыльной стороной ладони.       — Да?       — Перестань нести всякий бред.       — О чём ты? — искренне недоумевая, спросил Гектор.       Шан тяжело вздохнула и накрыла его руки своими. Гектор прикрыл глаза, прижал её к себе покрепче и расслабился, пытаясь настроиться на хороший сон, но женщина вдруг просит:       — Гектор, расскажи мне о своём прошлом.       — Только если ты расскажешь тоже, — ставит он условие и поправляет огромное шерстяное одеяло.       — Идёт, — соглашается она через минуту раздумий.       Гектор закрывает глаза и тяжело выдыхает:       — Тебе не понравится.

***

      Ему никогда не везло.       — Паршивец мелкий! — раздался пьяный, разъярённый вопль практически в полной темноте. — Куда ты делся?       Этот голос постоянно сотрясал родной дом. Везло, если только один голос.       Прятаться и скрываться в темноте для него обычное дело. Зализывать раны без лекарств, словно дикое животное, а потом мучиться от жуткой боли — ежедневная рутина. Не важно, кто его бил, кто в него стрелял, кто резал. Был ли то родной отец и мать, случайный маньяк или очередной работодатель, клиент борделя или такой же брошенный ребёнок. Не важно кто, важно — почему. И он не понимал.       Впервые он убил, когда ему ещё не было двенадцати. Можно сказать, это произошло случайно. Сухая трава в стоящем слишком близко к жилому домику амбаре по какой-то неизвестной ему причине загорелась. Пламя быстро перекинулось на маленький ветхий дом и захватило его полностью. В тот день он спал на улице в старой собачьей будке без крыши, почти на голой земле, в одной лишь старой дырявой рубашке и истёртых джинсах. Обуви у него никогда не было, даже носочков или вшивых тапочек.       Его разбудил неожиданно приятный запах дыма. На секунду ему показалось, что это кто-то жарит какие-то овощи на костре, но потом перед глазами встала картинка ещё не так уж и сильно горящего дома. Мысль пришла почти мгновенно.       «А если заблокировать единственный выход стулом?»       Он сидел на голой земле прямо напротив горящего крыльца и слушал, как в стельку пьяные люди, которых он считал своими родителями, которых искренне пытался полюбить, ломятся в двери, пытаются выбить наглухо заколоченные окна и вопят, как грязные животные:       — Открой блядскую дверь, мелкий урод!       — Гектор! Гектор, открой дверь!       — Сынок, умоляю!       Подпирающий дверь стул тоже загорелся и вскоре развалился, но это было уже не важно. Крики утонули в треске горящего трухлявого дерева, в воздухе витал аромат горелого мяса, но мальчик всё ещё сидел прямо напротив дома с практически немигающим взглядом и ни о чём не думал. Не мог думать. Всё его тело парализовало новым чувством, которое раньше он никогда не испытывал.       Это был покой.       Гектор наконец вспомнил, как дышать, и пытался делать это полной грудью. Некоторое время ему это даже удавалось. Он путешествовал с бродячим торговцем, который согласился «приютить» мальчика в обмен на помощь в уходе за брамином. Это было не так уж и сложно. Гектор работал за еду и вскоре даже обзавёлся одеждой. Так продолжалось до первого нападения бандитов.       Караван разграбили, торговца убили, а Гектору связали руки за спиной, привязали верёвку к шее и потащили с собой.       — Грех такое смазливое лицо портить. Оставим тебя себе, — усмехнулся прямо ему в лицо один из них, прижимая дуло двухствольного дробовика к животу стройного, беспомощного ребёнка.       Этот период Гектор запомнил очень хорошо. Помнил, как его привязывали к фонарным столбам, пока бандиты развлекались в казино, борделях или барах. Хотя, чаще всего бордель им был не нужен, ведь рядом есть смазливый мальчишка, с которым можно делать что угодно. Иногда, они приводили его в «публичные дома» и временно продавали там почти за бесценок.       Гектор быстро сообразил и стал вести себя хорошо: научился строить глазки, быть вежливым, просить прощения и глотать слёзы отвращения и боли, подставляя задницу. Привыкшие к нему, как к любимой зверушке, рейдеры смягчились, подарили одежду, стали развязывать руки и разрешать спать с ними в одном помещении.       Гектор знал, где лежат ножи.       Однажды ночью, банда, терроризирующая округу бывшего Гранд-Форкса прекратила своё существование.       И вновь блаженное чувство облегчения и покоя.       Гектору было всего четырнадцать, когда он в одиночку вырезал банду крепких мужиков. Его лицо, шея и руки были настолько сильно залиты кровью, что он не узнавал себя в зеркале. Смотрел в свои чистые голубые глаза и не узнавал их, будто на него смотрел кто-то совсем чужой. Он вглядывался в своё лицо и вдруг перевёл взгляд на нож с уже начинающей сворачиваться кровью. Дыхание спёрло, стало трудно дышать, воздух отказывался попадать в лёгкие. Он с нечеловеческим рёвом сбросил со стены зеркало, разбив его на десятки осколков, и упал на колени, хватаясь за собственное лицо, желая сорвать «маску незнакомца» и найти то, что осталось от себя самого.       Крик жуткой, нестерпимой боли разорвал ближайшую округу. Все, кто слышал этот рёв в ту ночь, решили, что где-то умирает раненый медведь.       Гектор скитался по городу призраком. Бледный, в лохмотьях, залитый своей и чужой кровью вперемешку с ног до головы, с уродливыми ранами на лице, парочка из которых даже начала гноиться, с ножом в изящной, тоненькой ладони. Люди обходили его стороной, как прокажённого. Только однажды ранним утром его остановил высокий, сильный на вид мужчина с густой чёрной бородой и толстой, самоскрученной сигаретой в зубах. Он встал прямо перед призраком и внимательно осматривал его.       — Работа нужна? — спросил он наконец, когда Гектор поднял на него практически полностью отсутствующий взгляд.       — Да, — одними губами прошептал парень и выронил нож.       Он уже не помнит, как звали этого мужчину, который помог с ранами и взял к себе на работу помощником. Не помнит, как звали его жену — добрую, милую женщину, всё рассказываю что-то о Боге, о смертных грехах, из которых Гектор запомнил только блуд, жадность и тоску. Она рассказала ему о «душе», о некой высшей сущности, таящейся где-то внутри человека. Душа обладает волшебной силой, целительной, и душу надо «чистить», но никто уже не знает, как именно.       Мужчина работал мясником. У них было довольно большое хозяйство и много работы. Мальчик быстро научился правильно держать в руках самые разные ножи: выкидные, боевые, столовые, рыбацкие, с зазубринами; ловко управлялся с мачете, умел всё своё добро точить и использовать на живых, будь то брамин на разделку, забрёдшая на хозяйство дикая собака или странно посмотревший на Гектора бродяга. Он боялся странных взглядов, потому не работал с людьми. Только с животными.       Однажды, женщина — жена мясника, подарила ему книгу и даже научила по ней читать, где в красках описывались жуткие ритуалы во имя древних богов. Гектор в богов не верил. Если кто-то такой добрый, милосердный и всесильный позволил допустить всё, что произошло, то с какой стати он имеет право на чьё-либо поклонение? Подростку это казалось по меньшей мере несправедливо.       В Форксе всё начало быстро меняться. Люди стали ещё более осмотрительными, носили оружие навиду, дети не выходили на улицы, да и вообще люди старались лишний раз не выходить. Гектор сразу понял — кто-то вновь подминает город под себя. Прошло всего-лишь полтора года с того момента, как он вырезал тех мерзавцев. Первое время ему было интересно, но потом всё резко изменилось, когда однажды он проснулся от шума в доме приютившей его семьи. Сам он жил в соседнем небольшом домике, где раньше хранился всякий хлам.       Дальше всё было как шок. Гектор полностью отключился и ничего не помнил, и только потом, когда он смывал кровь со своего обезображенного шрамами лица и рук, он осознал, что вокруг него куча трупов. Весь пол первого этажа всё ещё заливала горячая кровь. Охотничье ружьё, стоящее рядом с умывальником, до сих пор выпускало из дула дым. Гектор негромко что-то напевал, пытаясь отмыть свой боевой нож и вслушаться в дом, однако не услышал ничего, кроме стрекочущей тишины.       Он нашёл хозяйку наверху. Связанную, с разорванной одеждой в области груди и паха. Она раз за разом читала молитву, просила спасти её. Просила не Гектора, стоящего с чистым ножом прямо перед ней. В ту ночь мясник ночевал в городе, в самой лавке. Гектору было очень интересно, как эти подонки смогли проникнуть в дом, ведь замок изнутри хороший. Должно быть эта дура сама их впустила. Никто ей уже не поможет. Подросток сжалился и разрезал верёвки, но не остался. Он покинул дом той же ночью, наполненный успокаивающим чувством.       Это было облегчение, будто Гектор переродился в новом, совершенно безгрешном теле, будто его душа очистилась. Но озарение пришло не сразу. Он не хотел делиться этим чувством. Это был его индивидуальный метод «чистки».       Гектор вернулся в Форкс, пытаясь не бродить слишком близко к мясной лавке, чтобы его не нашли. Он понимал, на что способен, и мальчик не хотел этого для хороших людей. Когда человеческие потребности вновь нажали на его бренное тело, он устроился на работу в бар. Гектор мыл полы, бегал по мелким делам, выполняя поручения мерзкого владельца бара. Он знал, что этот человек делал с официанткой, со своей женой и очень уж странно непохожей на него дочерью, но ничего не делал. Возможно, этот человек так очищает душу. Кто смеет его судить?       В закоулке здания бара на огромной каменной стене Гектор однажды обнаружил огромный, местами потёртый рисунок человеческой фигуры в длинной чёрной одежде с широким капюшоном. В тоненькой, практически стёршейся от времени руке он держал до сих пор словно блестящую косу. Самую обычную косу, с помощью которой люди убирают траву. Из-под кромки капюшона едва-едва выглядывало что-то отдалённо напоминающее человеческое лицо с двумя совершенно чёрными, пустыми глазами.       — Это богиня, — пояснила подкравшаяся в один из моментов любования рисунком дочь владельца бара.       — Богиня? — уточнил Гектор скучающим тоном, даже не взглянув на неё.       — Да. Однажды она придёт, и всем будет хорошо, — попыталась улыбнулся девочка, скрывая волосами фингал под правым глазом. — Мама сказала, что однажды она придёт за нами, и тогда мы все будем освобождены. Это богиня смерти. Дама с косой. Она забирает всех и отправляет туда, где им самое место: в Рай ли Ад.       — Глупо верить в богов. Я знаю, — хмыкнул Гектор и провёл ладонью по рисунку, ни на секунду не поверив словам маленькой, избитой, замученной девочки.       Пусть Гектор и был уверен в том, что говорит, рисунок завораживал, притягивал. Его хотелось трогать, гладить, говорить с ним, представлять касания ледяных тоненьких ладоней и услышать голос незнакомки. В чёрных глазах на секунду виделись искры жизни, но стоило хоть на мгновение закрыть глаза — они исчезали. Гектор не мог вспомнить, когда в последний раз испытывал такой интерес к чему-то, кроме собственных ощущений. Он хотел знать, что это за «богиня», кто её изобразил, зачем и насколько давно. Только вот ответов не было нигде. Никто ничего не знал. Мать девочки сказала, что этот рисунок был тут с самого начала. Гектор им не верил.       — Вымой полы, — поступил приказ от владельца бара, и прямо перед лицом Гектора на его уже, наверное, двадцатый рисунок «Дамы с косой», опустилось наполненное грязной водой ведро и мерзкая, источающая отвратительный запах швабра. Пожелтевшие от времени листы бумаги залило водой, а от швабры остались грязные пятна.       — Хорошо, — по-доброму улыбнулся Гектор, скрывая гнев, и слегка трясущимися руками взялся за ручку ведра и швабру.       — Учитесь, тупые суки, — засмеялся шепелявящий неприятный слуху голос владельца, и, зачесав пальцами грязные пакли, которые он называл волосами, назад, вернулся за стойку, шлёпнув по ягодицам вытирающую столик единственную официантку. — Так себя должен вести хороший работник.       Гектор проводил его немигающим взглядом, представляя, как разорвёт его жирное брюхо от одного небольшого пореза, как вывалятся кишки и польётся кровь отовсюду, откуда только можно. Эта мысль позволяла поддерживать улыбку.       Гектору пришлось вымыть непонятно в чём измазанную швабру, заменить воду, и только после этого начать протирать деревянные, убитые, местами покрытые плесенью, которую он усиленно заливал химикатами, полы. Он слушал, как владелец орёт на жену, как пищит зажатая в кладовке несчастная официантка, умоляет перестать делать что-то дочка. Пытаясь спастись от жутких звуков, Гектор начал напевать и думать о том, что его спрятанные под матрасом рисунки испорчены водой и грязью.       Почти ночью, когда Гектор в очередной раз протирал полы после одного из клиентов, которого вырвало прямо на себя и пол, запертую хлипкую дверь с ноги выбили, и в бар спешно прошло несколько хорошо экипированных людей с серьёзным оружием наготове. Вместе с ними с ночной улицы в здание прополз густой белый туман. Рисующая что-то в углу маленькая девочка испуганно закричала и закрыла голову руками, её мать быстро прибежала из-за стойки и крепко обняла ребёнка, внимательно наблюдая за рассредоточившимися в здании крепкими людьми.       — Какого хера? — закричал вынырнувший из подсобного помещения владелец бара, на ходу пытающийся застегнуть спущенные брюки. За ним вынырнула заплаканная официантка, пытающаяся застегнуть рубашку.       — Лицо в пол! — воскликнул один из мужчин, прицелившись точно в жирдяя. Странный акцент показался Гектору забавным.       — Эй, ребята, я могу дать денег! — попытался улыбнуться он, но резкий удар с ноги по яйцам заставит рухнуть на колени кого угодно.       Под многоэтажный мат и жуткие ругательства, в проём, где некогда была дверь, окружённая мистическим туманом и дымом тут же заполнившего помещение запахом отвратительных сигарет, вошла она — «Дама в чёрном». Большая чёрная куртка с огромным капюшоном закрывала её маленький, хрупкий силуэт. Тоненькие пальцы с зажатой сигаретой, изящные ладони с блестящим, словно новеньким, пистолетом в одной из них и стройные, костлявые ноги за выцветшими бледно-голубыми джинсами завораживали, но стоило ей только опустить капюшон, глазам Гектора предстала куда более прекрасная картина. Её широкое лицо было полностью покрыто одним огромным шрамом от очень странного, словно глубокого поцелуя огня. Пухлые щёки сжались, глубоко втягивая густой белый дым, который она выдохнула из отверстий, где должен быть нос. И вот наконец он заметил её глаза. Большие, полностью чёрные и бездонные, как ночное небо.       — Ну и паршивое место, — она усмехнулась. Её скрипучий, грубый голос успокаивал, действуя как сильнейшее седативное. Гектор тут же бросил швабру.       — Не паршивее других, — хмыкнул прошедший за ней человек в тёмно-зелёной куртке с нашивкой с красным крестом на плече.       — Вы долго, — подала негромкий голос официантка и прошла в сторону богини.       — Мы немного заплутали, — засмеялась та, и Гектор различил в её голосе тот же приятный акцент, как и у одного из мужчин с оружием.       — Забирайте их. Пустите жирного урода на мясо для собак, — процедила официантка сквозь зубы.       — Мы найдём им применение, не сомневайтесь. Бэй, проверь состояние товара, — улыбнулась «Дама» и чуть обернулась. Мужчина с крестом и небольшой сумкой слегка кивнул и прошёл сначала к уже подбитому владельцу.       Мужчины с оружием ловко, почти без применения силы надели на владельца и его семью большие металлические ошейники, назойливо запищавшие. Жирдяй тут же начал возмущаться, но его предупредил Бэй:       — Рыпаешься — умираешь. Ошейник делает «бум», и твоя голова отлетает.       Дергаться и огрызаться тот сразу же перестал. Бэй внимательно осмотрел руки, закатав людям рукава, лица, волосы, просил открыть рот и приспустить брюки. Он не трогал, только осматривал. Женщину и девочку даже пытался немного успокоить фразой:       — У нас будет лучше, чем с ним.       После внимательного осмотра всех новоиспечённых рабов, он обернулся к богине и не сдержал усмешки:       — Порядок, Шан. Только этот урод ещё более уродливый, чем нам говорили.       Шан усмехнулась в ответ и протянула девушке плотно набитый крышками мешочек:       — Как и договаривались: полторы за девочку, семьсот за женщину и триста за урода.       — Триста? Мы договаривались на пятьсот, — хотела было возмутиться девушка, взяв мешочек.       — Мы не думали, что он настолько уродливый, — засмеялась богиня и недобро прищурилась. — Поосторожнее в выражениях. Мы всегда носим с собой запасные ошейники.       — Спасибо, — тут же переменилась в настроении официантка и немного отступила.       Богиня с улыбкой на отсутствующих губах провожала своих людей, уводящих «товар», но потом вдруг заметила всё ещё стоящего с восхищенным видом Гектора.       — Ты не говорила, что есть пацан, — искоса глянула на официантку Шан, бросив уже вторую по счёту сигарету на пол и затушив её носком высокого кожного сапога.       — Он здесь недавно. Я о нём не подумала. Да и он вообще тут ни при чём, — тут же испуганно попыталась оправдаться девушка, но богиня заткнула её лёгким взмахом руки.       Неторопливо и медленно, сопровождаемая ароматом дыма, никотина и смерти, она неслышно прошла к Гектору, наблюдающего за ней влюблёнными, неморгающими глазами, с застывшей на лице восхищённой улыбкой. Стоило ей подойти совсем близко, он встал перед ней на колени, чему богиня даже не удивилась, словно такое с ней происходит постоянно. Гектор прикрыл глаза, когда она приподняла его голову за подбородок ледяными, шершавыми пальцами. Гектор блаженно прикрыл глаза, не в силах сопротивляться исходящей от неё энергии и поворачивал голову в нужную сторону ровно тогда, когда чувствовал давление её пальцев.       — Красивая мордашка, но немного покоцанная. За сколько отдашь? — поинтересовалась у официантки Шан, даже не взглянув на неё.       — Он не продаётся. Бедняга тут не виноват, — подала девушка голос и посмотрела на Гектора. — Эй, Гектор. Что надо сказать, чтобы тебя не забрали в рабство?       Долго думать Гектор не стал и тут же выдал, встретившись с богиней взглядом:       — Я люблю вас.       Шан застыла с немым вопросом на лице. Все присутствующие разразились смехом. Даже Бэй не сдержал глупой усмешки. Однако богине было совсем не весело, потому что мальчишка ласково и нежно, совсем не трясущимися руками взял её за ладонь и прижал к своей щеке, потёршись, словно желающий ласки и любви домашний зверь. Гектор закрыл глаза от удовольствия совсем, наслаждаясь лучшими мгновениями в его жизни и невольно потянулся вслед за рукой, когда Шан отстранилась.       — Тихо, — вдруг шикнула она на всех, и те почти мгновенно замолчали. — Мы получили то, за чем пришли. Уходим.       — Не берём пацана? — уточнил Бэй.       — Нет, — отрезала Шан и отступила от странного паренька.       Гектор растерянно, словно брошенный, смотрел на неё, не понимал, что он сделал не так, где ошибся и желал двинуться за ней, вновь ощутить чувство, которое не могут дать никакие вещества.       Это была нежность. Искусственная, но такая необходимая.       Богиня вылетела из здания первой, следом за ней даже не обернувшиеся Бэй и оставшиеся люди. Официантка приобняла всё ещё стоящего на коленях Гектора и пыталась что-то сказать, в чём-то убедить, даже помогла встать, но он посмотрел на неё испуганным взглядом и спросил:       — Она… Она меня отвергла?       — Малыш, ну ты чего? — слегка улыбнулась девушка.       — Она отвергла меня. Отвергла, — всё испуганно повторял Гектор, будто не мог в это поверить.       — Тише, Гектор, всё нормально, — погладила она его по голове. — Понимаешь, таких девушек, как она, трудно впечатлить.       — Впе-ча-тлить? — повторил за ней по слогам парень и наконец до него дошло. — Я должен её впечатлить. В чём же я хорош? Я… Я… Я знаю, как очистить душу. Я покажу ей «чистку».       — Чего? Ты, наверное, устал. Да, такой шок, — слегка улыбнулась девушка и осмотрелась. — Теперь это наше место. Поверить не могу.       — Ты же… Ты продала ребёнка, — вдруг осознал Гектор и посмотрел в спину официантке.       — И что? Подумаешь. Из неё выросла бы такая же сука, как и её папаша, — отмахнулась девушка и направилась в спальню, где раньше ей даже появляться было нельзя. — Нужно будет делать что-то с дверью.       Гектор глянул на выбитую дверь, а после в спину девушки. Она только что продала маленькую девочку, которую каждый день за просто так бил и не только огромный, жирный мужик, называвший себя её отцом. Он не сдержал улыбки.       — Сегодня ночью будет «Чистка».       Официантка стала первой.