Пока никто не видит...

      Раньше Джесси просто обожал копчёные свиные рёбрышки с перцем, румяные отбивные, хрустящие золотистой панировкой шницели — это было до тех пор, пока Рубен, один славный поросёнок, не стал его питомцем и другом. Тогда он решил, что ради него не будет есть свинину. Всё-таки он считал поросёнка одним из своих лучших друзей, и есть теперь мясо подобных ему было как-то... Неловко?       Он никогда не настаивал на том, чтобы Аксель и Оливия тоже отказались от свинины, но в том, чтобы они не ели её в присутствии Рубена, Джесси был непреклонен. Хотя не то, чтобы кто-то из них пытался.       Каждый раз во время прогулки среди рядов уличных торговцев, копчености, солонина, прочие вкусности щекотали ноздри Джесси своим манящим ароматом, и рот его тут же полнился слюной.       — Нельзя, — говорил он сам себе, — нельзя, я не могу съесть это!       Но он очень хотел.       Мысль, что теперь-то, когда Рубена больше нет, он может позволить себе хотя бы биточек, впервые пришла к Джесси в голову спустя пару месяцев после этой трагедии. Он некоторое время стыдился этого, но по прошествии года он всё чаще стал думать, что, может быть, уже пора прекратить траур и просто есть то, что хочется? Не тут-то было. Горожане, эти фанатичные чудаки, только узнав, что Джесси отказывается от свинины, раздули из этого чуть ли не целую религию, строго запрещающую своим верным приверженцам употреблять свиное мясо.       Теперь на него давило общество, вернее образ, этим обществом созданный, пусть он и не был слишком далёк от истины, всё же тот Джесси, каким он воспринимал сам себя, и Джесси, которого в нём хотели видеть горожане, несколько отличались. Настоящий Джесси грезил запечёнными свиными рульками, а Джесси, которого придумали горожане, на дух не переносил людей, которые хотя бы слюнку пустят от запаха жареного бекона. Должно быть, для них было настоящей дикостью, что этот человек вдруг заставил одного из фермеров пустить всех своих свиней на стейки.       Конечно, это был не Джесси. Это был принявший его облик, но не повадки, Администратор — по-видимому, довольно древнее существо, обладающее невероятным могуществом. И скверным нравом.       Джесси, расхаживая по городу, сцепив руки в замок за спиной, притворялся самозванцем, изображающим его самого. Горожане неестественно улыбались ему, и даже с самого близкого расстояния, на котором они не боялись стоять от своего героя(около десятка блоков), было видно, как они дрожат. Вот и самозванец показал себя во всей красе — настоящий наблюдал из тёмного проулка, как тот щелчком пальцев заставил исчезнуть бедолагу, случайно споткнувшегося у него на пути.       Он подслушивал опасливые разговоры, разыскивая Стеллу, его, если можно так выразиться, тайного агента. Казалось, все были твёрдо убеждены, что самозванец и есть Джесси. Для него самого оставалось непонятным, как можно было не догадаться, что тот Джесси — это не настоящий он. Он считал, с таким же успехом можно было бы спутать эндермена с чёрной кошкой. Он был смятён, и чувствовал всё разрастающуюся пустоту внутри.       А может, это просто был голод?       Хмурый взгляд заприметил ларёк, где тот парень, что отвечал за подготовку свиней на "роль" Рубена, продавал поджаренные останки своих питомцев. Джесси понял по его припухшим глазам, что тот уже не в силах даже плакать и подошел к нему.       — Как жизнь? — спросил он. Куда доброжелательнее, чем хотелось бы.       — П-процветаем только б-благ-годаря В-в-вам, — ответил несчастный фермер.       Джесси было уже всё равно. Чёрная кошка и эндермен — совершенно разные существа. Но раз уж кто-то не способен отличить их друг от друга, то...       — Два стейка, пожалуйста. Средней прожарки, — сказал он, бросив на прилавок несколько золотых самородков.       Парень вздрогнул и побледнел. Дрожащими руками он взялся за лопатку и принялся обжаривать мясо. По разным причинам для них обоих минуты тянулись куда дольше, чем обычно позволяло время. Когда Джесси, наконец, дождался своего свиного стейка, то нетерпеливо отрезал кусок и обжёг им себе губы и язык. От его шипящего вскрика фермер спрятался за прилавок, а Джесси, как ни в чём ни бывало, продолжил есть.       Джесси смаковал каждый кусочек, едва не постанывая от удовольствия. Давно забытый вкус, такой сочный, такой насыщенно-мясной, наполнил его рот. Сколько лет прошло с тех пор, пока он в последний раз ел так обожаемую им свинину? Лет семь? Больше?       Какая-то часть Джесси даже думала, что его давно забытое любимое кушанье покажется отвратительным на вкус, но нет. Это было самым вкусным блюдом, что он ел за последние семь лет — хорошо, что взял сразу два. Во время трапезы он был глух и нем, и совесть тоже почему-то помалкивала, будто бы сама ела что-то очень-очень вкусное в тот момент. И это его немного беспокоило.       С другой стороны, он не ел свинину только ради Рубена, и раз его теперь нет, то почему бы её не поесть? Такие мысли уже давно звучали для Джесси логично и правильно, пусть и на миг, когда он взглянул на портрет своего почившего друга, стало как-то неловко. Он отвернулся от портрета и посмотрел на него снова. Спустя четверть минуты отвернулся и зашагал прочь.       — Если что, это был не я, — пробормотал Джесси себе под нос, так что никто и не услышал.