детективное кино

— Где чертова Говард? — вопрос, безусловно, интересный. Уже стукнуло два часа и пятнадцать минут, как этой суки нет. Беннет заебали её опоздания. Остро заточенный грифель простого карандаша оглушающе трескается, ломаясь ровно посередине. Беннет ругается. Воздух спертый, окна не открывали лет восемьдесят как минимум. Пожелтевший местами фикус пристроен в углу у стены цвета рвоты. Беннет никогда не замечала растение, но сейчас даже оно заставляло её сжимать челюсть от раздражения. А все эта чертова Говард. Беннет отбрасывает карандаш и вскакивает со стула. Комната перекашивается, но Беннет продолжает мерять шагами помещение. Черт бы побрал Говард. Такое дело, а её не пойми где носит. Беннет останавливается у огромной маркерной доски. Её оформляла Говард: это было видно по аккуратно закрепленным фотографиям с места преступления. Вокруг фотографий красовались неразборчивые, нервные подписи тонким черным маркером. Никто не мог даже примерно прочитать пометки, кроме их неизменного автора — Беннет. Убийство. Но не такое, какое обычно случается в их затхлом городе, который нервная Беннет знает, как свои пять смуглых пальцев. Изощренное. Говард повторяла, что дело — висяк, легче приписать пьяные разборки. Но Беннет послала её нахуй в своей обычной манере. Когда-то жертва была красива, с фарфоровым лицом и золотыми волосами, но Беннет этого не видела, не видела и Говард. Они обе видели лишь размозженный череп, липкую присохшую к дешевому линолеуму кровь, кость, разодранный живот, свернувшуюся в соке кишку. Жертву убили поражающе жестоко в мотеле. Местная шлюха? Нет, жертва была старшеклассницей. Недавно переехала в город. Безупречная репутация. Отличные оценки. В тихом омуте черти водятся? И не только черти. И связи с местными преступниками. Говард утверждала, что все это притянуто за уши недосыпом и зависимостью Беннет, но Беннет послала её нахуй. Это не рядовое убийство. Девяностые годы. Девятилетнюю девочку хладнокровно убили в кафешке соседнего города. Тогда еще мать Беннет была девственницей, поэтому Беннет не знала подробностей. Но мать рассказала. Не её, мать Говард. Мать Говард была безнадежной алкоголичкой, её бледный язык было распутать легче дела с несчастным случаем. Мать Говард сказала, что девятилетке размозжили череп и выпустили кишки. Мать Говард сказала, что девчонку звали Джулия. Беннет не приходится копаться в чертогах разума, чтобы вспомнить имя свежей жертвы: Джулс. Мать Говард испугалась безумной улыбки Беннет, но та лишь подлила ей вина. Белого, дорогого. Ведь если пьешь дорогие напитки, значит, не бухаешь, а культурно выпиваешь. Конечно, вменяемый человек не пустит младшекласснице кишки в светлой кафешке. Психопат. Возможно, серийный убийца. Злодей. И что главное, не пойманный. — Блять! — логики нет. Беннет швыряет маркер на пол, хватаясь за виски. Мигрень точно доконает в один из душных дней. Черт. Нет никаких улик. Дело зашло в тупик, да так глубоко, что хоть щипцами тащи. Беннет в порыве злобы ударяет кулаком по стене. Жарко. Беннет достает сигарету и старомодную зажигалку, поджигая её и с удовольствием затягиваясь. Боль отступает до следующего раза, а из-за пересохших губ скользит дымок. — Я же просила не курить здесь! — раздраженный тонкий голос. Беннет хмурится. Еще рано для раздвоения личности, неужели… Ах, да. На выцветшем диванчике у двери сидит рыженькая. Она работает здесь примерно вечность, а имени у неё нет. Во всяком случае, Беннет его не запомнила. Слишком много информации в тесной голове, чтобы запоминать имена, хоть и миловидных, но тупых секретарш. — Я тоже много чего прошу. — вырывается у Беннет. В голосе уже скользит хрипотца. Беннет вновь затягивается, резче, нетерпеливей. Рыженькая морщит веснушчатый нос. Она может сколько угодно морщиться и закатывать чересчур кругленькие глаза: тупые секретарши Беннет не указ. — Ру, иди домой. — голос рыженькой скользнул на октаву. Беннет на секунду поднимает на неё взгляд. Жалость. Да пусть рыжая тупица катится к ебеням, Беннет даже не заметит. — В могилу так себя загонишь. Ты спала вообще? — да когда же она заткнется. Беннет даже не замечает, как докуривает сигарету и агрессивно втыкает её в переполненную пепельницу. Лучше бы эта рыжая занялась ебаной уборкой. Беннет что-то раздраженно рычит. Ей абсолютно плевать на слова рыжей, пока она не упоминает Говард. Говард все еще нет, а терпение Беннет на исходе. — Не зови меня по ебаному имени намекая на то, что я не могу запомнить твое, Сэнди. — рыженькая морщится. Беннет усмехается: вновь промахнулась. Что ж, она уже перепробовала все тупые имена, так что придется и дальше звать секретаршу по цвету пушистых волос. — Тебе же мать дала зачем-то имя…- парирует рыженькая. По гранитным глазам заметно, что хочет спиздануть что-то еще, но Беннет ей не дает. Пусть идет к старому педофилу в отдел пропавших без вести и с ним лясы точит. — Где чертова Говард? — чеканит Беннет. Она продолжает ходить по кабинету, словно ногами рисуя пентаграмму вокруг чертового стола, долбаного фикуса и ебучей доски. Рыженькая двигает бледными ляжками, словно пересаживаясь на диване. Беннет надеется, что она поднимет свои булки с дивана и свалит нахрен. — Понятия не имею. Если так по ней скучаешь, выйди из этой кладовки и позвони. — рыженькая не лишена сарказма, но она слишком бесит Беннет. Беннет присаживается на стол. На виски неприятно давит, а взгляд возвращается к доске. Говард должна разобраться. Говард должна помочь. Где чертова Говард? — Я не просила указывать, что мне делать. — резко отвечает Беннет. Можно было и не так, но Беннет бесит, когда ей приписывают жалкие людские эмоции. Не скучает она по этой суке Говард, она ей нужна. Нужна не как кислород, нужна, как ебаные сигареты. Рыженькая терпелива, но не так терпелива, как могло показаться. Она вскакивает с дивана, передергивая уж слишком короткую юбчонку (точно для усатого из отдела по пропавшим без вести старается) и гневно сверкает жабьими глазами. — Ты просто невыносимая, Ру! — голос громкий, Беннет морщится, но терпит, в надежде, что хотя бы сейчас рыженькая смоется. Но та, видимо, решает закончить писклявую тираду. Беннет вновь рычит. — На месте Лекси я бы давно повесилась! Ничего нового Беннет не слышит, но не может сдержать довольного оскала, когда рыженькая распахивает дверь и решительно направляется в коридор, впустив свежий воздух. Беннет задирает ногу и ставит её на стул, наплевав на вековую грязь на ботинке. В горле пересохло, а духота точно скоро доконает, но Беннет не двигается. Когда дверь вновь раскрывается, Беннет готова воткнуть тонкие пальцы и ногтями разодрать сонную артерию, но рыженькая оказывается не настолько безмозглой, чтобы переступить порог кабинета, да и, по-видимому, еще и озлобленной. — Пришла твоя драгоценная Говард, можешь перестать вести себя, как собака бешеная. — на лице рыженькой отражается обида, а Беннет хочется смеяться. Не было бы бешеной собаки, если бы не было непунктуальной котяры Говард. Беннет выпрямляется и решительно шагает к двери, так и не закрывшейся до конца за рыженькой истеричкой. В глазах почти не темнеет, а утопленный в кофеине пульс совсем не подскакивает. У Говард плотно сомкнутые губы, недовольная гримаса на бледном лице и столь знакомая складка между ровными бровями. Она грациозно вплывает в кабинет и морщит аккуратный нос. Беннет и сама знает, что от духоты в кабинете можно рухнуть на пол и никогда больше не поднимать дряхлые молодые кости. Говард нетерпеливо смотрит на Беннет, Беннет утвердительно кивает при её появлении. — Где ты была? — Беннет рычит, приближаясь почти вплотную. У Говард нежная фарфоровая кожа, аккуратно подведенные блеском губы, глубоко карамельные глаза, мягкие волны волос и идеально выглаженная форма. У Беннет кожа смуглая и сухая, губы искусанные, вместо глаз два бездонных черных озера, вместо волос смятый пучок, а форма едва напоминает то, что люди обычно называют «форма». Говард спокойно смотрит на Беннет с толикой тревоги, Беннет вдыхает Говард, игнорируя ломку. — Сейчас восемь утра, а на календаре суббота. — голос у Говард тонкий, но спокойный, как утренняя роса. Стройные руки скрещены на груди, а глаза смотрят на Беннет сверху вниз. Беннет давится кашлем и резко отскакивает от Говард. — Что случилось такого важного? Беннет истерично смеется. Как она не понимает? Говард должна понять. Они все могут подохнуть, но Говард обязана понять. Тощие ноги сами передвигают Беннет к доске, а длинный указательный палец правой руки утыкается в фотографию. Связь. Связь тянется через их внутренние органы, протыкая их насквозь и позволяя крови покрыть все, а они не понимают и не видят. — О господи, Беннет, ты опять со своими навязчивыми идеями? — раздражение сочится из почти что ангельского тембра Говард. Она опускает руки, со вздохом спертого воздуха смотря на Беннет. — Но ведь я права, и ты знаешь это! — громко. Голос срывается на хрип, а тело Беннет вновь двигается вперед, тянется к Говард. Беннет остро хочет, чтобы Говард поняла. Они все вскоре поймут, но сначала Говард. Первой всегда должна быть Говард. Костлявое бедро задевает письменный стол, склоняя всю несчастную комплекцию вниз. Как Беннет могла врезаться в стол? Этот чертов кусок мебели стоит там с начала времен. Горло вновь рождает хриплый режущий кашель. Говард наконец перестает хмуриться, вся наигранная угрюмость слетает с её лица, как всегда и бывает, каждый чертов раз. Бархатные руки Говард обхватывают плечи Беннет, натыкаясь на выпирающие кости и поднимая вверх. Беннет выползает, задирая голову и ерошась, как мокрый котенок. — Мы обе знаем, что это был серийный убийца, но ты не хочешь это признавать, потому что…- Говард редко перебивает. Она всегда выслушивает до конца несвязную, полную матов, речь Беннет, воздерживаясь от непрошеных комментариев. В этот раз Говард почти отпихивает Беннет. — Мне все равно. — Говард не срывается ни хрип, ни на писк. Её голос ровен, в отличии от постоянно скачущего из крайности в крайность настроения голоса Беннет. — Мне абсолютно все равно, кто убил всех этих людей. Брови Беннет неровно подпрыгивают, а рваные на концах губы тянутся в чем-то среднем между ухмылкой и усмешкой. — Как аморально, Говард. — они же на стороне закона. Ловят плохих парней в старомодных детективных костюмах. Говард заполняет все бумажные отчеты на совесть, Беннет забивает на них чей-то хуй, но они обе на стороне морали. Говард не закатывает глаза, но раздражение и желание это сделать висит в воздухе. Хотя кто знает, что в этом загробном воздухе, когда даже фикус с высокой вероятностью искусственный. — Мне все равно, пока ты продолжаешь убивать себя. — Беннет ёжится, мимолетом ощущая закипающую в ней самой злость. Беннет ненавидит, когда её жалеют. Жива, сердце бьется, ноги тело носят, значит все заебись. Беннет мотает головой, а Говард еще больше напирает. — Прекрати отрицать, Беннет. Когда ты последний раз спала? Ела? Зато сколько раз в день куришь? Беннет срывается. Не то, чтобы это какое-то удивительное событие: Беннет постоянно срывается. Постоянно нервничает, остро реагирует и кричит. Говард терпит. Говард слушает, Говард поясняет, Говард рядом. — Тебе стоит перестать жевать сопли, я в полном порядке, чего не скажешь о трупах, которых мы должны расследовать. — каждое слово Беннет режет, но разве она думает об этом? В моменты срывов Беннет не думает. Говард пятится, в глазах ясно блестит обида. Беннет усмехается: иногда кажется, что Беннет и нет восемнадцати, а не двадцать три года. — Чертовы трупы уже мертвые, а чтобы умерла ты, я не хочу! — Говард совершенно внезапно кричит, но сразу же нервно прочищает горло, будто пытаясь отменить свое действие. Беннет отрывается от стены. Она так долго ждала Говард не для того, чтобы она читала бесполезные нотации. Слова, в основном матерные, так и готовы были сорваться с треснувших губ и излиться на нежные уши Говард, но Беннет спешно подвязывает их и ступает вперед. Говард инстинктивно отступает и врезается в стол. Её карамельные глаза испуганно блестят. — Беннет…- голос тихий, но все еще напоминает росу. Прохладную, но такую уникальную и редкую. Беннет слышит, но не слушает. Привычное дело. Беннет касается розоватых щек Говард, втягивая её губы в рваный и мокрый поцелуй. Тонкие руки Говард поднимаются и предпринимают слабые попытки оттолкнуть Беннет. Та же беспардонно слизывает еще свежий блеск с губ Говард, касаясь белоснежных зубов. Говард не отвечает на поцелуй, но и не отстраняется. Руки Беннет обхватывают прямую спину Говард и перемещают её на стол, ненароком сбрасывая толстую папку. Листы шелестя вылетают из папки, но Говард смотрит лишь в глаза Беннет. Беннет с громким чмоканьем разрывает поцелуй, встречаясь с взглядом глубоких глаз Говард. Теперь их цвет напоминает какао с корицей, такое желанное морозной зимой. Не совсем отдавая отчета в действиях, Беннет льнет языком к шее Говард, клыками захватывая белую шею и покусывая её. Говард перестает ленивые сопротивления и выгибается, а нежные пальцы вцепляются в грубую поверхность доисторического письменного стола. До хруста отутюженная рубашка является непростительной преградой; Беннет ловко расстегивает пуговицы, грубо целуя ключицы. Тощее колено в узких черных брюках помещается меж ног Говард, а левая рука Беннет поддерживает поясницу напарницы, словно боясь, что та рухнет и поставит точку в существовании стола. Мягкие локоны Говард спадают с голых плеч, а голова невольно поднимается. Беннет скалится и спускается ниже, ведя тропку из поцелуев, соревнующихся с укусами. С припухших губ Говард срывается низкий вздох, но она спешно закусывает нижнюю губу. Беннет почти смеется: конечно, они ведь даже до конца дверь не закрыли. Вскоре перед Беннет открывается кружевное белье Говард и вздымающаяся от глубоких вдохов грудь. Брови Беннет взлетают вверх: Говард купила новое белье? Ловкие пальцы левой руки цепляют застежку лифчика, прощаясь с ним, и приближаясь к груди Говард, а обеими руками держа её за бедра. Внезапно Говард поднимается и обхватывает гладкими ладонями вспотевшую шею Беннет. Беннет поднимает глаза на Говард: та смотрит на неё с загадочным блеском в теплеющих глазах. — Беннет. — на выдохе говорит Говард, зарываясь тонкими пальцами в непослушные вихры Беннет. Та ничего не произносит, выражая вопрос лишь взглядом бездонных глаз. — Хотя бы своди меня в кино. — Беннет не удерживается от смешка. Она медленно кивает и с еще большим нетерпением возвращается к губам Говард, прижимая её к себе. *** Перед глазами все плывет, как на картине с океаном, но Беннет открывает их, игнорируя колющую боль в обоих висках. Мирно пикают аппараты, колышутся тонкие больничные занавески, раздаются мягкие шаги медсестер за обычной дверью. Беннет пропускает момент с осознанием своего местонахождения и причин и мгновенно озирается. Больничная палата, передозировка. Снова. Беннет несколько раз моргает. К внутренней стороне локтя прикреплены почти родные провода, к теплой коже льнет больничная рубашка, а на душе глубоко тепло. Беннет слегка поворачивает голову, обнаруживая Говард. Пряди Говард растрепаны на худых плечах, покрытых голубым свитером, глаза прикрыты. Пересохшие губы Беннет тянутся в непривычной улыбке. Беннет двигается на кровати, приподнимаясь и ощущая тяжесть в теле. Глухая боль напоминает о перенесенном, и улыбка Беннет меркнет: она ведь могла умереть. Снова. Она безнадежна. Говард просыпается. Замечая очнувшуюся Беннет, Говард резко выпрямляется и сдвигается к концу выцветшего кресла для посетителей. В её глазах дрожит страх, но на лице глубокое облегчение. — Ру…- Беннет съеживается от взгляда Говард, почти соскальзывая с больничной подушки. — Ру, я так волновалась, ты…опять… На глазах Говард дрожат слезы, а Беннет жалеет, что не умерла. Сердце ноет, как разбитая коленка, а горло сохнет, как пустыня. Говард сглатывает слезы и берет Беннет за руку. Рука Говард почти ледяная, но Беннет лишь сильнее сжимает её пальцы. — Как себя чувствуешь? — Говард через силу улыбается. В её взгляде молчаливая просьба: Беннет знает, что Говард хочет попросить. Беннет знает, что не сможет выполнить эту просьбу. По щекам Беннет скользят слезы. Ладонь Говард вздрагивает. — Мне снился сон о нас. — хрипло произносит Беннет. Слова почти режут горло, но Беннет глотает слезы и проталкивает их. Говард при звуке её речи едва заметно улыбается, а на мягких щеках появляются столь родные ямочки. — И какими мы там были? — голос Говард вновь льется, как вечерняя песня под гитару. Беннет вновь игнорирует вопрос Говард, закрывая глаза. Слезы, скопившиеся в краях глаз, выступают на смуглой коже. Беннет уже не чувствует приятную ткань больничной рубашки, не чувствует провода в коже, чувствует лишь прикосновение прохладной ладони Говард. «Счастливыми». — Лекси. — Беннет наконец открывает глаза, почти сразу фокусируя их на Говард. Та подается вперед, внимательно обращаясь в слух. Она всегда слушает. Всегда понимает. Потом все, но сначала Говард. — Пошли в кино. — мягкие губы Говард тянутся в лучшую улыбку в мире Беннет.