***
Чужак не стал наутро медведем, волком тоже не стал, остался человеком. Юра чуть не сбил ворона, пролетающего над головой. Меж пальцев стало щекотно, жар собрался у самых кончиков, вышли искры, и тонкая ниточка дыма поползла в серое небо. — Эй-эй, он со мной! Оленьи рога, верёвки с нанизанными на них костяными бусинами, кожаная рубаха, крупные камни на блеклых перстнях. Чужак поднял голову, сверкнул удивительно белыми зубами и посмотрел, будто ребёнок, встретивший знакомого и получивший шанс поздороваться. Действительно одичал. — Сними рога, мы тут без шлемов ходим. — Правда? Мне не сказали. Под рогами были жидкие тёмные волосы, чуть неряшливые, заросшие. Ещё и щетина эта. Чужак подошёл ближе, слишком близко, Юра поёжился, меж пальцев от напряжения щёлкнула молния. — Я Жан-Жак. Рад тебя снова видеть. Как рука? Юра захлопал глазами, чуть приподнял ладонь, показывая белую кожу без ожогов. — Ничего себе! Ты сам вылечил? Я видел, как ты метал огонь, должно быть, сильный волшебник. Сильный, да, Лилия видела потенциал и многому учила. Собственно, сейчас в лагере они были единственными волшебниками, но способность исцелять Юра так и не смог освоить. Стоило ли в этом признаваться? — Это не твоё дело. Ты достаточно отдохнул? Можешь проваливать. Он развернулся, чтобы уйти, но этот Жан-Жак оказался упёртым, схватил за руку, чуть выше запястья, пальцы не трогал, чувствовал, опасался, сам ведь должен был владеть какими-то магическими банальностями. — Ты уже меня прогоняешь? А где благодарность? Падший шаман чуть не поджарил тебя. Вот же скотина самодовольная. — Слушай сюда. — Юра выпутал руку без сопротивления. — Благодарность тебе уже оказали, быть в долгу я не обязан. Есть ещё вопросы, прежде чем мы забудем, как ты выглядишь? Жан-Жак наклонил голову в сторону, посмотрел сверху-вниз и вдруг показался неприлично высоким. Точно медведь. Он поднял руку и махнул пальцем в воздухе возле своей головы. — У тебя кончики волос подгорели. Вот здесь. — Ты меня слушал вообще? — Юра, — произнёс он так, будто клал что-то новое на язык, — пошли вместе, я знаю, что ты направлялся на кладбище, я помогу, я умею, ты уже убедился. — Он осмотрелся и наклонился к самому уху, так, что аж током прошибло. — Торговцы болтают, что Ворон — ваша бывшая союзница. На неё не идут в одиночку, сёстры знают о твоих намерениях? Юра почувствовал себя в ловушке, на него буквально навалились и прижали своей внезапной осведомлённостью. В горле стало холодно, магия лезла отовсюду. Было гораздо проще держать себя в руках один на один с толпой монстров, чем при напоре живого человека. — Зачем тебе мне помогать? Жан-Жак отстранился, наконец, стало, чем дышать. На его лице проскользнула растерянность, а затем улыбка, снова эта странная одинокая детская улыбка. — Ты мне нравишься. И мне хотелось бы внести свой вклад в победу над Андариэль. — Тебе просто скучно? Как давно ты путешествовал не один? Жан-Жак беззвучно захлопал губами. Наверное, не стоило спрашивать, на этой войне все кого-то потеряли. Но этого парня хотелось чем-то прошибить, пускай тоже чувствует давление. — Понятно всё с тобой. — Юра выдохнул ледяным воздухом, сам поёжился. Стоило ли доверять чужаку и посвящать в свои планы, те самые, которыми он не мог поделиться ни с Милой, ни с Лилией? Шанс на какую-никакую помощь болтался в воздухе тонкой нитью. Вот только никто не мог гарантировать, что за этой ниточкой не скрывается чужая изощрённая выгода. У Юры особо нечего было красть, да и некромантом Жан-Жак не был, чтобы иметь пользу от трупа волшебника. Юра поднял глаза. Зверь. За глупой улыбкой на молодом лице определённо скрывалась неизвестная сила. Возможно, куда более страшная, чем стоило опасаться. В горле стало тепло. Хорошо. — Ладно, но ты держишь рот на замке. Мы уходим очищать близлежащие территории. — Конечно, именно их! — Жан-Жак просиял и даже неловко поднял руки, будто… хотел обнять? — Готовь свои манатки. И сходи к Виктору, попроси у него что-нибудь, чтобы избавиться от бороды, ты же постоянно её чешешь. — Да, — он чуть смутился, — приму к сведению. Встретимся часа через два, напарник! И как он только свалился на голову?***
В лицо кололся холодом моросящий дождь, на голове болталась только тонкая повязка, собирающая волосы назад. Посох отяжелял руку, им особо не помахаешь, но он отлично пропускал через себя магию и помогал с контролем. Жан-Жак не затыкался, чем знатно подбешивал. Он побрился и чуть подстригся, за шлемом было не видно, но всё равно тот похорошел, перестал выглядеть совсем диким. — Я какое-то время слонялся по лесу, там много заброшенных домиков, совсем разучился нормально спать. Только закроешь глаза, а по стенам уже барабанят или мычат. Но самое пугающее — охотницы! Они умные, нападут внезапно, ещё и быстрые такие. — Он вдруг заткнулся и посмотрел на скривившегося Юру. — Я сейчас только подумал… — Да ты что! Ты умеешь? Поразительно. — Ты очень строг ко мне. Юра открыл рот, но уловил шипение, будто скрип несмазанного механизма. И эти шаркающие по песку когти. — Иглокрысы, — прошептал Жан-Жак, и как бы они только выжили без его догадливости. — За стеной, всего пара шагов. — Если бы кто-то не страдал словесным поносом, мы бы заметили их сразу. — Всё под контролем. Я разберусь. — Стоять! Но было уже поздно, Жан-Жак достал дубину (из очень редкого старинного древа, как отмечал он сотню раз, отвечая на смешки) и, подтянувшись, перепрыгнул через стену. По камню тут же забарабанили иглы, отлетая и втыкаясь в землю. Удар и треск, будто кому-то переломили кости, удушливый скулёж и хлюпанье, такое, как когда кровь кипятком пузырится на губах. Перед глазами перекатывались яркие образы, над головой прокричал ворон. Жан-Жак помахал кончиком дубинки из-за стены, а потом стал наполовину вылезать, сел на холодный камень, сложил ноги, поправил шлем, улыбаясь. Рисовался. — Слезай. И лицо вытри, ты испачкался. — Ой. — Он потёр ладонью щёку, размазывая кровь. Она шла к его глазам, будто хищник в боевом раскрасе, наевшийся дичи.***
У ворот на кладбище их встретили охотницы. Стрела пролетела в паре сантиметров от головы. Юра всегда колебался перед ними. Серая кожа и чёрные, будто обугленные пальцы, натягивающие тетиву для новой атаки. Налетевший ворон стал клевать охотницам глаза, чёртова птица. Рукам было горячо, трава загорелась, радиус заклинания чуть не задел Жан-Жака и его зверушку. Запах палёной кожи неприятно сдавил грудь. — Здорово ты их. Так бам и бум! Юра смотрел, как из убитых тонким зеленоватым свечением выходят души. Даже Жан-Жак замолк. — Они были нашими воинами. Пойманных демонами сестёр обрекли на такие муки. — Юра опустился на одно колено, трогая пепел кончиками пальцев. — За воротами на кладбище находится Кровавый Ворон — наша боевая соратница, возлюбленная Милы. Ей досталось больше всех и теперь, не управляя собой, она воскрешает мёртвых. — Это ужасно. — Да. И насколько ни казались бы сейчас сильными сёстры, им непросто сделать шаг на пути к её умерщвлению. Жан-Жак опустился рядом, прижимаясь плечом, и обхватил пальцами выше запястья. Тёплый. И ладони у него большие. Медведь. — И поэтому ты решил в одиночку освободить их от этой ноши? Очень благородно, Юра. Нет, безрассудно. Если его здесь убьют, никому не станет легче. Жан-Жак отстранился, поднялся и, чуть прихватив за пояс, поставил Юру на ноги.***
Кладбище кишело зомби. Переваливающиеся с ноги на ногу, гниющие, с отваливающимися кусками плоти и копошащимися в пустых глазницах червями. Они надвигались толпой, стонали, тянули рыхлые пальцы. Вонь стояла непередаваемая. На огромном дубе в петлях покачивались мёртвые воины. Жан-Жак замахнулся дубиной, слетела голова, стукаясь краями открытого черепа о жёсткий камень. Молнии летели цепью, охватывая и проходя искрами по голым костям. Кровавый Ворон стояла за дубом и метала стрелы. Красные доспехи и мраморная маска с выбивающимися чёрными волосами, её было не узнать. Юра вскрикнул, когда совсем рядом из-под земли вылезли цепкие синие пальцы. Молния ударила под ноги, прошёлся болезненный разряд. Колени подогнулись. — В порядке? — Жан-Жак обернулся, от него пахло магией, удары были такими сильными не просто так. — Да! Надо почувствовать, что тело лёгкое, энергия текла от головы, посох дрожал в руках. Телепортация трудно давалась даже на близкие расстояния. Кровавый Ворон выставила вперёд арбалет. Посох зазвенел, ударило холодом, всё стало покрываться ледяной коркой. Магия льда была самой бесконтрольной. — Сейчас! Бей её! Удар со спины, Кровавый Ворон наклонилась вперёд, отовсюду полезли руки, поваленные зомби потянулись к живой плоти. На ногах, на животе, на плечах, гнилые зубы у самой шеи. Дыхание, казалось, остановилось. Огненный шар пролетел сквозь красную броню Кровавого Ворона и врезался в Юрин посох. Лицо обдало тёмной кровью. Всё замерло. Руки-ноги-зубы, всё начало таять, разваливаясь, отпадать с хлюпающими звуками. Под сапогами стало скользко и мерзко. Кровавый Ворон стояла со скованными льдом руками и зияющей дымящейся дырой в груди. Глаза её на секунду оживились, сверкнули ясностью. И снова свечение души, с муками вырывающейся из тела. — Покойся с миром, Сара. По телу лился холод, руки дрожали. — У тебя льдинки в волосах. — Жан-Жак провёл рукой ниже повязки, растапливая кристаллики горячими ладонями. — Хватит цепляться к моим волосам. — Тебе стало легче? Юра дёрнул плечами. Как же холодно. И эта вонь повсюду. И какая-то пустота. — Не знаю. Ещё не почувствовал. — Он не готов был видеть лицо Милы. Красные доспехи упали маской вниз, та треснула, волосы рассыпались по земле. Завыл ветер, качая над головой повешенных воинов. — Оно такое мимолётное, знаешь? Вчера она была с нами, сегодня оживляла мертвецов, через мгновение умерла. И с нами тоже так будет. — Из тебя получится красивая охотница. — Я не это хочу услышать. — А что? — Не знаю, но у тебя хреново получается поддерживать важные мысли. Юра пнул чью-то не до конца разложившуюся голову. Это злило, хотелось куда-то выплеснуться. Руки коснулись, опустились к пальцам, подушечки к подушечкам. Холодно. И горячо. А потом запах кожи, едва различимый за мертвечиной, ладони на спине и губы на губах. Покусанные, шершавые, размораживающие горло. — Зачем? — Поддерживаю твои мысли о мимолётности. — Даришь мгновения? — Именно. — Тогда сделай так снова.***
Мила знала о случившемся ещё до того, как они вернулись. Разведчицы доложили. Она надвинулась, как гроза, смерила таким взглядом, будто готова была разорвать в один момент. Юра сглотнул и подавился словами, как только попытался вытянуть из себя оправдания. Мила кричала, ругалась, сёстры обходили их тройку стороной. Жан-Жак пытался вставить слово, но даже ему этого не удавалось. Юре казалось, она сейчас заплачет, но командир не плакала. Она прогнала всех, кто слонялся поблизости, велела Жан-Жаку уйти и осталась с Юрой наедине. Позже, когда опустилась ночь, Юра, замученный и уставший, но, наконец, вымытый и сытый, явился в палатку к Жан-Жаку. Тот сидел спиной и перевязывал раны на руках. У шеи и вниз по позвоночнику наливался бурый синяк. — Вижу, она тебя не убила. Страшная. Я думал, живыми не уйдём. — Он хихикнул и поспешил натянуть рубаху. — Она успокоилась. Насколько могла. И вроде даже поблагодарила. Тебя тоже. — Юра присел рядом и дёрнул за ткань. — Снимай обратно. — Будешь лечить? — Попробую. Пальцы тронули синяк, под подушечками чуть дёрнулись от холодного касания. Жан-Жак везде был горячим: спина, руки, плечи, губы. Юре хорошо давалась огненная магия, но обрастал он именно холодом. — Скажи, если станет неприятно. — С тобой мне всегда приятно. Юра хмыкнул и согнул пальцы, прижал центр ладони, стал водить по кругу, от запястья пошла щекочущая вибрация. — А теперь стало легче? — Жан-Жак заметно расслабился и наклонился чуть назад, подставляясь руке. — Да, — уверенно ответил Юра. — Я рад. — Теперь ты останешься здесь? — А можно? — Ты получил доверие сестёр, когда помог мне одолеть Сару. Жан-Жак медлил с ответом, чуть сместил ноги, шурша колючей соломой. Юра поддал магии, но та потухала, как только выходила из тела, не получалось, зря силы тратил. — Я действительно постоянно бродил. Почти с самого рождения у меня не было дома. Мои родители любили меня, но не очень-то принимали из-за особенностей трансформации. Да и вообще у друидов принято быстро отпускать детей в свободное плаванье. Ты, дух природы и мир. Вот и семья. — Жестоко. Особенно сейчас. Ладонь начало жечь, энергия разбегалась, выходя тонким серым паром. Не так как у Лилии, неправильно. — А теперь кто-то предлагает остаться. Не для того чтобы переждать толпы монстров снаружи, выгодно сторговаться или элементарно выделить ночлег. Это так странно. Юра погладил спину, а потом убрал ладони и прижался лбом, провёл губами ниже лопаток. Хотелось везде трогать. — Привыкай. Будешь моей зверушкой. Что ты там говорил про трансформацию? Покажешь? Спина напряглась. Жан-Жак чуть повернул голову, смотря через плечо. — Да что не так? Мне же интересно. Бояться не буду. — В другой раз, это неприятная процедура. — Он улыбнулся и стал чуть разворачиваться. — Мне тоже кое-что интересно. Почему ты носишь юбку? Я понимаю, что ты вырос среди женщин… Юра отстранился и медленно поднялся на ноги. Одежда как одежда, но странники постоянно спрашивали его об этом. Пальцы подцепили подол и приподняли зелёную юбку, под которой находились короткие штаны чуть выше колена. Тяжёлая одежда, броня и прочее — сильно сковывали движения, Юра не специализировался на ближнем бою и высокой физической силой не обладал, а для хорошей чувствительности во время циркуляции магии так и вовсе лучше быть нагим, но природные условия ограничивали. И, конечно, люди не одобряли. — Красивые ножки. — Не пялься так. — На щеках заиграл лёгкий румянец. — Тебя смущает, когда люди смотрят? — Меня смущает, когда смотришь ты. Жан-Жак поднялся и натянул рубаху, чтобы скрыть раны. Не стал спрашивать, почему исцеление не помогло, это хорошо, освободило от лишних неловкостей. На лицо снова натянулась улыбка, эта глупая, детская, но уверенная, Юра, кажется, уже привык к ней. — Ты красивый. Ты мне нравишься. В горле стало горячо, как будто проглотил суп, едва снятый с костра, вкусно и обжигает до боли. Жан-Жак тоже был красивым и тоже нравился. Его голос, горячие руки и губы, детская улыбка, глупость и сила. Юра не умел говорить о таком прямо. — Я ходил в бой один. Сначала Мила посылала в сопровождение своих наёмниц. Одна погибла, а потом вторая, у меня не было решительности брать кого-то ещё. — Сейчас ты хочешь сказать, что я отличный напарник? Только этим я тебя привлекаю? — Не только. Я хочу попросить, чтобы ты не умирал. Жан-Жак не ответил, протянул руку и коснулся пальцев, от выпирающих косточек до кончиков ногтей, а потом с силой сжал ладонь.***
Грязь пузырилась под руками, камень с посоха потухшими красными осколками был разбросан по земле. Немели ноги, по груди бегал обжигающий холод, сковывающий боль, но Юра чувствовал, как намокала ткань, а перед глазами всё смазывалось, звуки отдалялись. Блестели алебарды, Лунный клан, передвигающийся на раздвоенных копытах, козлиные головы, будто положенные на алтарь для жертвоприношения. Их окружили, превосходили количеством, были быстрее и сильнее, чем кучка зомби. Глаза бегали по полю в попытках выловить знакомый силуэт и нашли труп чёрного ворона в паре метров от себя. Юра хрипел, пытаясь что-то прокричать. Это не должно было стать его мигом смерти. Нет-нет-нет, не так. Блеск, копыта, большое тёмное пятно, стоящее перед ним, всё плыло и сливалось. Руки не слушались, приподнять удалось только голову, прищуриться, сфокусировать взгляд. Чёрное и рогатое, огромное, зверь сносил каждого, пыхтел, барабанил копытами и напоминал разъярённого буйвола. Юра улыбнулся и почувствовал, как солоно было на губах. Они прорвутся. Хрипы, сломанные кости, лязганье железа. Огромные копыта подкосились и зверь повалился. Глаза угольные, нос большой и мягкий на вид, шерсть густая, жёсткая. Он смотрел так, будто произошло что-то, что уже не могло повернуться иначе. Рука опустилась в начавшую замерзать грязь, пальцы ослабли. Зверь не поднимался. Хотелось крикнуть ему что-нибудь, что могло быть личным и невысказанным, что уместилось бы в нескольких коротких словах. Потому что, кажется, другого мгновения не будет. Страшно. Юра напрягся, и всё почернело, не получилось ни выкрикнуть, ни даже прошептать.***
Под грудью плавало тепло, конечности едва ощущались, знобило, всё тело казалось не своим. В голове билась мутная тревога. — Не поднимай голову, будет кружиться, ты потерял много крови. Голос был замученным и хриплым, очень знакомым. — Лагерь близко, потерпи. Произошедшее медленно всплывало в голове и наваливалось тяжёлым валуном, грудь сдавило. Будь силы, он бы заплакал. — И не дёргайся, не тревожь рану. Чёрт. Он помнил, что чувствовал на себе ледяные костяшки пальцев, как они сдавливали у горла и велели долго и спокойно спать. Смерть была так близка. Юра не послушался, открыл глаза, в голову тут же ударило болью, зрение помутнело, затошнило. Его несли на спине. Тёмный затылок подрагивал, идущему было трудно, он будто переваливался с ноги на ногу. — Поставь меня, Жан-Жак. — Голос осип, но так сильно хотелось говорить. — Осталось чуть-чуть. Я справлюсь. Твой герой не бросит тебя. Герой. Безумец. Глупец. Всё это одно и тоже. — Я перевязал рану юбкой, не холодно? Он едва чувствовал ноги, повертел головой, прижался лбом. Жест почувствовали. — А ты не медведь. И не волк. — Не судьба. Я довольно необычный для своего рода. — Потому что лось? Или потому что болтаешь много, хотя едва на ногах стоишь? — Тебе, вижу, тоже уже лучше. Юра зажмурился и глянул в небо, чуть задрав голову. Такое же серое, как и всегда. И они живы. — Ты же встал потом, да? Почему ты так посмотрел? — Потому что ничего не обещал. Встал, дальше в основном отпугивал. Всё обошлось, выкинь из головы. Ещё будут сложные бои. — Но ты же останешься? Спина не напрягалась. Или Юра просто потерял чувствительность, язык всё ещё заплетался, силы брались на чистом энтузиазме. — Конечно. Хотелось потянуться к губам, но рядом был только затылок и ставший родным запах. А в горле снова было горячо. — Я тогда хотел сказать кое-что, но, кажется, снова не могу. — Горло болит? Или ты опять стесняешься меня? — Он хрипло хихикнул. — Первое. — Так и знал. Жан-Жак продолжал разговаривать. Юра не отвечал, но чувствовал себя в безопасности. Лагерь был уже близко, их общий дом.