С клоуном Билл летал

— Н-не думаю, что изнасилование настолько страшно, насколько ж-женщины его выставляют, — слегка поморщился Билл, разглядывая свой кусочек пиццы. Он не очень любил, когда друзья поднимали эту тему. Его мнение не совпадало с их, так что спор каждый раз выходил неприятный, но молчать Билл не хотел. — Билл. Я говорила тебе уже не раз об этом. Изнасилование — это ужасно. Я не понимаю, почему ты не можешь согласиться наконец. Это больно, это противно, это унизительно. Никто не захочет переживать подобное, — пыталась в очередной раз втолковать Беверли, поджимая губы. Каждый раз она сама чувствовала себя плохо от того, как её лучший друг говорит такие вещи, но девочка так же знает, что не может промолчать, чтобы они не нервничали попусту. Её пугало, что кто-то из её друзей мог быть такого мнения. — Бев, я не гов-ворю о том, что н-насильник не д-должен нести наказание. Я говорю о том, что это не настолько уж и трав-травматичный опыт, чтобы бежать к психологу и вп-падать в депрессию на полгода, как Линда. Ну, если там просто изнас-силование, а не нанесение каких-то травм. Тогда чувак уже не только насильник, но и маньяк какой-то. Отбиться от мужика сильнее т-тебя довольно сложно, почему тогда бы не р-расслабиться, чтобы не травмироваться, может удовольствие получить, а потом уже идт-ти в полицию, — попытался оправдаться Билл, видя, как на лице его подруги отражается с трудом сдерживаемая злость и немного страх. Он видит, как она нервно сжимает кулаки, а Бен очень бережно приобнимает её, стараясь показать, что он рядом. Потому что он чувствует (а Билл видит), как Беверли напрягается, подаваясь вперёд. От прикосновения она слегка подрагивает, как корова в жаркий день у водоёма, стоит кому-нибудь укусить её. Едва заметная судорога страха, которую она не может контролировать. Просто потому что Бен тоже парень. Потому что её хороший друг уже несколько лет так спокойно рассуждает о том, что ужасает Беверли до слёз, с таким спокойствием и даже недоумением от того, как она реагирует. Билл ничего не знает о мужских приставаниях. О том, как это противно и страшно. И больно. Беверли от его слов только сильнее сжимается, с трудом заставив себя прикрыть глаза, чтобы сдержать злость, поднимающуюся изнутри. Она устала разговаривать с ним, слыша одни и те же ответы, одно и то же равнодушие на лице. Она просто замолкает, кусая губу и прижимаясь к сильно сдавшему в весе Бэну. — П-прости, Беверли, — наконец пытается идти на примирение Билл, видя осуждающие взгляды друзей. — Я не в-виноват в том, что у меня такое мнение. Я не могу д-думать иначе. Это не значит, что я сам буду принуждать кого-то без согласия. Эт-то незаконно. Таким занимаются только такие, как Бауэрс. П-полные уроды. Девочка поднимает на него взгляд и всё же пытается улыбнуться, чтобы показать, что она тоже не любит обсуждать эту тему и готова простить его на этот раз за неосторожные слова и не самые лучшие мысли. Но внутри. Она вспоминает отца, нависшего над ней, его сильные руки, полное гнева лицо и отвратительные слова, что он с перегаром выдыхал ей в лицо: «Ты всё ещё моя малышка?» Остальные облегчённо выдыхают. — Ну наконец-то! Теперь мы можем продолжить восхищаться огромной жопой мамаши Эдди? — вскрикивает Ричи, старательно уводя тему подальше. Сегодня им повезло, что Билл и Беверли не горели желанием разносить друг друга аргументами, доводя себя до срывов. Дальнейшее время проходит весьма приятно. Дети переругиваются на менее волнующие темы, жгут костёр, прыгают в реку, едят маршмеллоу и обсуждают всё, что произошло за последние дни. Атмосфера становится совсем расслабленной. «Неудачники» этим летом снова в полном составе. Сперва они разъехались кто куда, но затем постепенно вернулись обратно в Дерри. Кто-то сам просил родителей и те согласились, у кого-то уже опекуны решали вернуться в более тихий городок. Тётя Бев в нём никогда не жила, но через год после отъезда девочки, сама продала свой дом и переехала сюда, вернув племянницу её друзьям, которые были счастливы вновь видеть свою дорогую Беверли. Дерри не позволит им уехать. Биллу точно не позволит. Мальчик чувствовал это. Наблюдал, когда его родители в десятый раз за год вытаскивали вещи из машины обратно в дом, так и не отъехав от него достаточно далеко. Каждый раз они отменяли всё и снова оставались в городе, где погиб их любимый сынок. Пеннивайз не отпустит Билла. Мальчик слегка вздрогнул от неожиданной своей мысли. Солнце уже зашло и Биллу хотелось домой. Он медленно поднялся с прохладной земли, осмотрев своих друзей и с улыбкой прощаясь с ними. — М-мне уже пора. Д-дома переживать будут. — Да, мне тоже уже скоро, — улыбается Эдди, всё ещё не отнимая руки из хватки Ричи. — И мне. — Ну. Я хоть всю ночь сидеть могу. — Домашка сама себя не сделает, но кому она нахер сдалась? Билл совсем расслабляется, слушая дорогие сердцу голоса, с которыми он уже успел в своё время несколько раз попрощаться, каждый раз думая, что больше никогда их не услышит. Но вот они. Трусишка Эдди, шутник Ричи, больше почти не толстячок Бен, прекрасная Беверли, верный Майк и Стенли. Просто лучший из лучших. С теплом на сердце мальчик уходит от них, улыбаясь и вспоминая их совместное время. Им было всегда так хорошо вместе. С тех пор, как они победили Пеннивайза, дети продолжали свою счастливую, почти беззаботную жизнь. Теряли друг друга, а затем снова встречались. Столько всего произошло. Майк начал больше интересоваться историей, записывать интересные мысли о Дерри и других местах. Стэнли стал более уверенным в себе. Делал то, что считал нужным, закрывая глаза на старпёрские возмущения. Если ему что-то было нужно, он просто шёл к своей цели, восхищая всех успешным результатом. Беверли… Она осталась такой же. Где-то мягкой, где-то сильной. Всё такой же доброй. Только более счастливой. Больше никакого контроля отца. С тётей ей явно нравилось больше. С Беверли у них так ничего и не получилось. Девочка довольно скоро перестала смущаться и улыбаться на его неумелые попытки флиртовать. Он и сам их делал уже как-то автоматически. От смущения. Зато подруга была счастлива узнать о чувствах Бена. И Билл был на самом деле рад за них. Он видел, как друзья обнимаются, как Бен смотрит на неё. Как на ценнейшее сокровище в своих руках. А она рядом с ним чувствовала себя очень спокойно и умиротворённо. Весь мир мог сойти с ума, а она бы так и сверкала своими хитрыми глазками, обнимая своего парня со спины. Потому что сам Бен, возможно, был самым надёжным из них. Никуда не бежит, не несёт с собой опасность или перемены, всегда рядом и всегда готов успокоить одним прикосновением. Просто показав, что он рядом. Эдди и Ричи… Тоже практически не изменились. После того, как Эдди узнал про обман, он перестал верить матери, но не перестал принимать кучу таблеток. Зато более спокойно убегал из дома, даже не предупреждая, что похоже радовало Ричи. Денбро никак не мог понять их отношений. Ребята были ближе друг с другом, чем с кем-либо из «неудачников», но при этом никогда не затыкались, пытаясь перекричать и переспорить друг друга в любом вопросе. И при этом обычно сидели в сантиметрах друг от друга, держась за руки. Мальчик выдохнул, улыбаясь. Он любил своих «неудачников». Они были ему дороже семьи, но… Кое-чего они до сих пор не знали. Перед глазами снова замелькали кадры той ужасной ночи. Беверли была уверена, что Билл говорит о том, чего не знает. Хах. Билл знал больше, чем она. Он всё ещё помнит, как длинное тело клоуна вжимало его в кровать. Как Пеннивайз пускал на него слюни, сверкая глазами. Как сам Денбро не мог даже пошевелиться от ужаса. Только плакал и умолял не трогать его. В ту ночь его же слова о том, что они не должны бояться, рухнули к чёрту. Потому что Билл сам стал для Пеннивайза, словно выпечка мамы, раздающаяся ароматом на весь дом. Клоун сам ему сказал об этом. Билл не хотел и думать о том, откуда у монстра такие сравнения в голове. Он ни о чём тогда не думал, а после старался не думать. Уничтожал из памяти каждый кадр, стремясь забыть окончательно, но каждый раз трепетно доставал из глубины прошлого. Бережно сдувал пыль и демонстрировал себе худший день в жизни после смерти Джорджи. Чертов кошмар, о котором он вспоминал каждый раз, когда оставался дома один, доставая свои тайные журналы. Он искренне старался до последнего смотреть на красивых девушек, представляя сюжеты с ними, но в итоге каждый раз всё равно возвращался к той ночи. Его слёзы, крики. Смех Пеннивайза. И ни с чем несравнимое удовольствие от того, как в него вгоняли член, вжимая лицом в подушку. Билла изнасиловал гребаный клоун. И Биллу понравилось. — В-всё было не так… — в очередной раз прошептал сам себе Билл, быстро идя вперёд по тёмной улице. — Это прост-то не так с-страшно. Я просто не мог со-опротивляться. Любой б-бы получил удовольствие, если не дёргаться лишний раз. Действительно. Пеннивайз ведь страшнее любого насильника в сотни раз. Билл крутил в своей голове эти мысли каждый раз, как они всплывали. Обычно каждый раз после споров с Беверли. Она подобного не испытывала. Её просто пугали и всё. Она не может говорить наверняка. Только путает всех. Мальчик остановился, выдыхая и заставляя себя успокоиться. Это было давно, и клоун уже снова заснул. Ничего подобного больше не повторится. Глупо постоянно себя накручивать, как та же Линда и ей подобные. Дом Денбро находился достаточно далеко от места встречи ребят, так что у Билла было много времени на свои мысли, несмотря на то, что они ему совершенно не нравились. Мальчик уже почти смог их обуздать, как вдруг за его спиной раздалось нарастающее гудение, взвизгнули шины и до дёрнувшегося от неожиданности Билла донёсся самый ненавистный на свете голос: — Билли, детка, какая встреча! Твои друзья-педики сегодня не провожают свою подружку до дома, м? Генри Бауэрс. Мальчик нервно выдохнул, быстро отступая назад с расширенными от ужаса глазами, а затем оборачивается и начинает бежать. Так быстро, как только может. Потому что это Бауэрс. Поехавший ублюдок, неизвестно как выживший тогда и откосивший от лечения в психушке, куда его собирались отправить. Он продолжил ходить в школу вместе с другими. Продолжил издеваться над ними с большим усердием. Продолжил отравлять жизнь всему городу. И последнее время особенно взялся за Билла. Началось всё хорошо. Генри прекратил его доставать. Физически. Просто постоянно оказывался там, где был Денбро, но никак не вредил ему, что не могло не радовать «неудачников». Дальше у Билла под окнами или в сумке начали появляться какие-то подарки, которые парень опасался принимать, аккуратно складывая их в одном месте в саду, чтобы их могли забрать. Только вот на нежные ухаживания Бауэрса долго не хватило. Уже через пару недель Билл прятался от огромного парня по всей школе, старался не оставаться наедине, убегал подальше, как только видел, потому что тот очень упрямо шёл к нему и пару раз даже зажал у шкафчиков, высказывая ему всё, что хотел бы сделать с его маленькой задницей. Кажется, это было признание в любви. Генри такой романтик. За спиной послышался тяжёлый топот от погони. Билл был быстрым, но каждый раз он всё равно опасался, что вечно сильный Бауэрс и в этом обойдёт его. Сможет догнать, схватить за шиворот и уебать лицом об стену, вырезав на спине собственное имя. Слишком сильно у него было желание пометить. Может ещё и обоссыт на всякий случай. Мальчик напрягся, стараясь бежать быстрее. У него даже был шанс. Генри уже устал и подумал остановиться, как вдруг под ногой у мальчишки оказался выступ, за который он зацепился самым носочком, но этого хватило, чтобы с разгона рухнуть вниз лицом, издав болезненный вскрик. Бауэрс не мог упустить такую удачу. Билл не успел придти в себя, как его схватили сильные руки и поволокли в сторону машины. Мальчик сильно ударился, так что сопротивлялся довольно слабо, пока его не закинули на заднее сиденье, нависнув сверху. — Вот мы и одни, мелкая сука. Довыёбывался, — раздалось злое рычание над головой. К щеке прижалось лезвие любимого ножа парня. Тот нервно облизнулся, не отводя безумного взгляда от Билла. Денбро чувствовал себя некомфортно. Он наконец начал приходить в себя от удара и резко задёргался под сильным телом. — Маленький ублюдок… — никакого сопротивления. Руки Билла легко перехватили, а ноги зажали коленями. Генри наклонился к нему, жадно кусая и целуя в шею. — Хватит… — жалко попросил Билл, не переставая дёргаться, но чувствуя себя снова таким же слабым, как и несколько лет назад, когда не мог оказать сопротивления клоуну. Мог только дёргаться и извиваться, принося тому только дополнительное удовольствие. Глаза предательски защипало. Он не хотел переживать ужасный опыт снова. Запястья мальчика легко прижали к грязному сиденью одним локтём, свободной рукой быстро стягивая с него брюки и жадно проводя ладонью по открывающейся нежной коже. От туши, навалившейся на него, отвратительно несло потом, кровью и помоями, от чего Билл отворачивал голову, морщась и стараясь не выблевать те сладости, что съел за вечер, прямо в машине. Тогда он не отделается простым изнасилованием. Отвратительно. Но он ведь сможет потерпеть. Бауэрс больше не доставал нож, не угрожал ему. Только гладил и стягивал одежду. Билл уже переживал подобное. Ничего необычного не произойдёт. Только вот слёзы всё настойчивее бились в уголки глаз, заставляя его чувствовать себя слабым и грязным. Даже более грязным, чем ебучий Бауэрс, что тёрся промежностью о его ногу, словно собака, и, безумно глядя в лицо Денбро, шептал, какая он милая блядинка с самой сладкой задницей во всей школе, а то и Дерри. Билл с трудом сдерживается, чтобы не скулить, всё равно дёргаясь под тяжёлым телом, пытаясь хоть минимально отодвинуться от него. Он не хочет. Не хочет. Не может себя остановить мыслями о том, что иначе Бауэрс просто проткнёт ему живот ножом, чтобы сделать новую дырку, куда уже можно будет без сопротивления протиснуть член. Генри ебанутый. Генри может. Но Генри только резко разворачивает парня спиной к себе и трётся полувозбуждённым хером о его ягодицы. Он уже успел приспустить с себя трусы и Денбро чувствует небольшую влажность от предэякулята на своём оголённом бедре. И мальчик всё же начинает плакать, вырываясь из хватки насильника. Он даже не знал, что в нём может быть столько сил. Билл просто не может позволить коснуться себя такому отвратительному ублюдку. В животе мутит, вызывая рвотный рефлекс от каждого прикосновения, каждого унизительного слова. Денбро наконец кричит, уже не в состоянии себя успокоить. Он не хочет больше успокаивать себя. От этой туши воняет. От его слов просыпается лишь ненависть. Прикосновения вызывают страх и отвращение. Билл не может расслабиться, чтобы не получить травм. Он хочет сопротивляться. Хочет вырвать нож и выколоть глаза ублюдку. Он скорее сдохнет, чем ляжет под Бауэрса. Он скорее снова ляжет под клоуна. Бауэрс материт его и пиздит тяжёлыми кулаками, покрывая хрупкое тело подростка болезненными ударами, обещающими расцвести огромными гематомами на следующее утро. Билл впивается в него зубами, пинается и отчаянно кричит, словно зовя кого-то на помощь в тихом, мирном Дерри, где никто и никогда не поможет. Когда Билл наконец дотягивается до ручки, Бауэрс блокирует дверь, оттаскивая его назад под себя, и врывается пальцами в Денбро, грубо растягивая, чтобы было возможно на сухую просунуть член. Мальчик вскидывает голову и вместе с болью и неприятными ощущениями в его голову вторгаются непрошенные воспоминания. Спрятанные в самой глубине, которые он не доставал никогда из памяти, столько бы не воскрешал ту ночь с Пеннивайзом. Он вдруг вспомнил. Вспомнил собственное смятение. Вспомнил тёплые руки, облачённые в приятную ткань. Они бережно касались его везде, где Билл хотел, чтобы они были. Билл вспомнил запах, сопровождавший ту ночь. Сладкая вата, попкорн, хот-доги. Приятный запах цирка, которым Пеннивайз заманивал детей. Заманил и Билла. Никакой пошлости. Никакой крови, грязи, кожи, которой пропахла старая машина. Денбро вспомнил вдруг, что кричал он той ночью первые минут десять, когда Пеннивайз даже не начал. Билл тогда правда боялся его. А затем перестал. И ему стало хорошо. С Пеннивайзом он летал. И Билл хотел всего, что с ним делали. А сейчас он не хотел. Сейчас он ненавидел Бауэрса всем сердцем. Он был не прав. И Денбро выдёргивается в последний момент, со слезами пиная огромного Генри в пах. Тот сгибается, а Билл вылетает из машины, падая на асфальт. Брюки спущены к лодыжкам, не дают нормально подняться. Билл царапается об асфальт, но ползёт прочь, пытаясь подняться. Внутри неприятно ноет после толстых пальцев этого урода, но Денбро почти не замечает этого от всех повреждений, что ему нанёс Бауэрс. А тот уже выползает из машины, сверкая полными злости глазами. — Ублюдыш… Я хотел с тобой по-хорошему… Теперь я разрежу к хуям твою дырку и трахну так… Билл всхлипывает от ужаса, пятясь назад и понимая, что он уже не сможет сбежать из-за боли, как вдруг утыкается спиной в что-то мягкое и чертовски знакомое. Над головой раздаётся тихий рокот, полный несдержанной ярости. Мальчик не видит его источник. Но зато он четко наблюдает ужас, отразившийся в глазах мучителя. Огромная ладонь с когтями накрыла его глаза, погрузив Билла в темноту. Мальчик послушно зажмурился и почувствовал, как ладонь медленно отстраняется вместе с телом, находившимся за его спиной. Пару секунд ничего не происходит. А затем в ушах раздаётся крик Генри. Полный ужаса, отчаянья и боли. Так не вопят даже свиньи на бойне. Генри выходит на визг и хрюканье, когда раздаётся треск костей и чавканье оторванной плоти. Билл продолжает сидеть, закрыв глаза руками даже тогда, когда звуки затихают. Остаётся лишь собственное рваное дыхание, грозящее перейти в истерику, и тихое рычание в паре метрах от него. — Можешь открыть глаза, — наконец произнёс голос, который Билл не слышал с того момента, как с друзьями отправил его обладателя на тот свет. Как они тогда думали. Мальчик отрывает ладони от лица и тихо всхлипывает, поднимая взгляд на клоуна. Тот хмурится, разглядывая мальчика. Он стоит прямо перед ним, склонившись. Глаза цвета кровавой меди всё ещё зло сверкают в темноте, а изнутри раздаётся недовольное рычание. Денбро продолжает смотреть на клоуна, а затем наконец тянет к нему руки, позволяя себе заплакать. Разрыдаться, словно маленький ребёнок на руках у монстра, вжимаясь в его плечо, пахнущее сладкой ватой, попкорном и горячим шоколадом. Билл только сейчас понимает, как хочет чашку горячего шоколада, который так успокаивал его с детства. Билл теперь всё помнит. Помнит, как засыпал в длинных руках, улыбаясь. Помнил, как на следующий день ненавидел себя. Как бегал по канализации со своими друзьями, как «убивал» своего брата, как наконец наносил удар за ударом Пеннивайзу после того, как сам же едва сдерживал дрожь, чувствуя его бережные прикосновения, когда монстр решил попытаться избавиться от детей обманом. Мальчик уже тогда понимал, что клоун не причинит ему боли. Тогда он ещё помнил тёплый блеск в глазах и бережные прикосновения к тому, что Пеннивайз очень боялся сломать. Ко всему Биллу. «Изнасилование не такое страшное, каким его выставляют» Ложь. Грязная, трусливая, вшивая ложь. Кто его насиловал? Билл запутался. Билл наврал сам себе, поверив, что всё действительно произошло без его согласия. Он заставил себя забыть, как сам же позволял себе в присутствии клоуна любоваться им. Допускать мысли, что даже с этим огромным лбом, гримом, рыжими искусственными волосами, Пеннивайз выглядел привлекательно. К нему хотелось приблизиться, прикоснуться, провести по аккуратному, идеальному носу, чтобы удостовериться, что он точно принадлежит этому монстру. А через несколько ночей уже стонал, чувствуя его в себе. Делал вид, что сопротивляется, а мысленно кричал: «Что бы ты не слышал, что бы я не говорил тебе. Не останавливайся!» Билли сжимает белую ткань странного клоунского костюма, дрожа, но уже почти не плача. Всё высохло. Тёплая рука бережно проводит по спине мальчика, успокаивая. Пеннивайз не сделает ему больно. Единственный, кто не сделает ему больно. Монстр несёт хрупкого подростка домой, прижимая к себе и позволяя утешаться. Монстр не хочет говорить о том, что проспал ужасно мало, что ему больно, что у него всё трещит после их битвы, что внутри у него чёрная дыра, требующая насыщения. Пеннивайз сам проснулся от криков своего единственного человека. Сам бросился на помощь, цепляясь когтями за стены колодца, пока голова разрывалась от боли. Всё потом. Билли снова вдыхает сильно усилившийся аромат горячего шоколада и прикрывает глаза, прижимаясь к клоуну. Больше он ничего не забудет.