Каждое воскресенье

Каждое воскресенье она приходит сюда. Неслышно — ее знают все солдаты, и никто не смеет преграждать путь лейтенанту Пятого отряда или спрашивать ее, что она здесь ищет. Все и так знают, почему Хинамори Момо заглядывает в Седьмой отряд, все время захватывая с собой собственноручно приготовленные пирожки с мясом — может взять просто кости, но никогда этого не делает. Наоборот — часто экспериментирует, принося разные мясные блюда. Все служащие Седьмого отряда уже привыкли к визитам Хинамори. Сначала — удивлялись, перешептывались, пока Иба не накричал на сплетников и не пригрозил, что любой, кто огорчит лейтенанта Пятого, будет сидеть на гауптвахте до конца жизни. Момо прекратили обсуждать, но она и раньше даже не думала прислушиваться к шепоткам солдат. Не в этом случае. Момо приходит в Седьмой отряд — и ее встречает Комамура, бросаясь девушке на грудь лапами и облизывая лицо широким и шершавым языком. Не совсем приличное поведение для волка, и сначала Комамура дичился, но спустя два месяца приручился, и теперь при виде Хинамори ведет себя, как будто и не свирепый хищник, а добродушный домашний пес. Ест пирожки с ее рук, тычется холодным и влажным носом в ладони, облизывает пальцы, ластится к рукам. Сначала Момо было больно видеть Комамуру-тайчо таким. Во время своей службы в Готее лейтенант Пятого отряда мало общалась с капитаном Седьмого, только здоровалась при встрече, а тот поначалу еще и носил шлем на голове, скрывая внешность, да и всегда был замкнутым. Боялся своего вида, боялся, что напугает других шинигами, боялся, что вызовет отторжение. Мнения Момо никто не спрашивал, но, впервые увидев настоящий облик Комамуры, она не испугалась. Гораздо неприятнее был тот шлем-маска — у Хинамори вообще появилось отторжение к любым маскам, если они держались на лице долго. Сначала было больно. Сначала было сложно — Комамура был диким, не хотел подходить на зов, прижимал уши к голове и скалил зубы: не тронь меня. Момо терпеливо сидела на коленях рядом с его жилищем (ни у кого не повернулся бы язык назвать это «будкой») и ждала, протянув руку с лакомством. Говорила с волком ласковым тоном — неважно, что, важно только звучание голоса. И, несмотря на то, что у Хинамори не было опыта общения с животными, постепенно Комамура начал ей доверять. Медленно подходил все ближе, брал угощение с рук одними губами, быстро убегал и прятался, поедая пирожок — потом начал возвращаться, даже если Момо не предлагала что-то еще. А Момо не могла заставить себя поверить в то, что этот волк когда-то был мудрым, добрым, благородным и храбрым капитаном. Украдкой вытирала слезы, пока он поедал ее пирожки с глухим довольным рыком, и пыталась перестать винить себя за то, что не успела его исцелить. Потому что никто не успел бы исцелить. Потому что он не умер, а просто отдал свое сердце. Потому что он сам так решил, и вовсе не ради Момо, а ради Генрюсая-сотайчо. Момо просто подвернулась ему под руку на поле боя. Да, он ее не бросил… но он никого бы не бросил. Момо приходит — и на нее налетает рыжий ураган, горячий язык лижет все лицо сразу, сильные лапы становятся на плечи. — Комамура-сан! Осторожнее! — со смехом говорит Хинамори, уже не называя волка «тайчо», как в первое время по привычке. Тайчо уже давно стал Иба. Комамура — просто Комамура. Но не «Саджин», потому что все слишком уважают его, чтобы звать по имени, да так и прижилось в итоге: «Комамура-сан». На кличку волк откликается. Услышав просьбу быть осторожнее, Комамура виновато садится на задние лапы, помахивая хвостом, и шумно дышит, вывалив язык. Момо вынимает никумаки, протягивает один на открытой ладони — волк слизывает, и ему явно нравится угощение. Момо осторожно касается головы Комамуры, и тот позволяет ей себя гладить, а после — и тискать, так как Хинамори увлекается. Вскоре они возятся друг с другом так, как возилась бы хозяйка со своим псом. Момо не боится клыков и когтей — это же Комамура. Даже в облике волка, потеряв человечность, он сохранил свой мягкий и доброжелательный характер, и никогда не обидел бы ее. Проходящий мимо Иба смотрит немного ревниво, слушает заливистый смех лейтенанта Пятого отряда, тихо хмыкает — вот ведь девчонка — и уходит по своим делам. Позже он тоже придет к Комамуре, а пока время с ним проводит Хинамори; Иба-то может целый день быть с капитаном, а Момо выкраивает время только в воскресенье. Остановив возню, уставшая Момо прижимается лбом ко лбу волка, и тот тоже затихает, сидя спокойно и не шарахаясь в сторону. И тогда Момо начинает говорить, хотя знает, что ее не поймут: — Спасибо вам, Комамура-сан. Вы очень сильный и отважный… Вы спасли мне жизнь… Спасибо вам… Спасибо… Волк слушает внимательно, и глаза у него умные, но… Он — волк, а не человек, и этого уже не изменить. Момо не питает надежд, что Комамура осознает смысл ее слов, но все равно каждый раз говорит это. Потому что ей необходимо это сказать.