Шесть поцелуев

Эдди Каспбрак ненавидит своего соулмейта, кем бы тот ни был. Нет, серьёзно. Ненавидит. Потому что думает, что поступать так с человеком, которого ты даже не знаешь – просто нечестно. По отношению к самому себе – в том числе. Эдс опять закатывает рукав кофты; жжение в правой руке медленно угасает, а на месте точечной боли появляется чёрная полоса. Ещё одна. На сегодняшний день Каспбрак насчитывает их ровно четыре из шести. И последние две появились всего за неделю – пугающая торопливость, заставляющая поджилки трястись в животном ужасе. В страхе смерти, в конце концов. Его соулмейт – мудак конченый. Собирается угробить и себя, и Каспбрака, утаскивая на страшное дно совершенно незнакомого ему человека, который, с какого-то хера, назначен ему свыше. Судьбой, Богом, вселенной – плевать. Это глупо. Глупо, что Эдди должен переживать это только из-за того, что его «родственная душа» сосётся с кем попало. Что он должен вечно шипеть от жгучей боли, прорезающей сквозь кожу, и затягивающейся на добрых несколько дней. Что он должен ужасаться того факта, что он может даже не дожить до следующей недели, если его херовый соулмейт не перестанет совать свой язык во всех подряд. И, что хуже всего, что сам Эдди должен упускать с каждой отметкой возможность. Возможность, о которой он бы и не подумал, если бы не эти появляющиеся чёрные полоски на запястье. Как засечки, мол, посмотри, Эдди, сколько твой соулмейт уже перецеловал, и все – не ты. Каспбраку плевать. Правда. Едва ли ему есть дело до того, с кем обменивается слюнями его родственная душа. Потому что сам Эд был бы совсем не против того, чтобы поцеловать одного человека, который и близко его соулмейтом не является. И сейчас, пока полос всего четыре, у него ещё есть самый последний шанс, который он может ухватить, не отбросив при этом коньки. Несправедливость дикая, почему его соулмейт сосётся направо и налево, а сам Каспбрак должен колебаться? В конце концов, если он не использует эту возможность, то тогда это сделает за него его родственная душа, и тогда полос на запястье станет пять. А это значит – всего шаг до обоюдной смерти. Это не такая уж и редкость, если подумать. Все всегда останавливаются на самом последнем шагу. Доходят до края, а прыгать не прыгают. Оставляют одну полоску в запасе, и не сделать с ней нечего, кроме как искать своего соулмейта, чтобы убежать от хриплого придыхания смерти прямо за спиной; ну, либо продолжать жить в гордом одиночестве. В конце концов, можно обойтись и без поцелуев в своей жизни, так? Но до тех пор, пока полосок на запястье всего четыре, у Эдди есть возможность. Возможность найти Ричи Тозиера и… и что? Осмелеть в кой-то веки? Сделать то, что давно хотелось? Эдди хочется. До больной хрипотцы, до дурного желания. Просто потому что времени с каждой полосой остаётся всё меньше и меньше. Быть может, будь его соулмейт не таким мудаком, то Каспбрак и не решился бы вовсе на это. В конце концов, очень просто отложить свои желания в долгий ящик, если тебя не преследует возможность умереть, которая даже не от тебя зависит. Каспбрак ругается, натягивая рукава кофты до середины пальцев. Никто не должен видеть. Никто не должен знать. Никто не должен его жалеть. Со всеми такое может случиться. Эдди оббегает почти весь первый этаж школы. Почему-то кажется, что время неумолимо ускользает песком сквозь пальцы. Как будто, если парень не поторопится и не найдёт Ричи, то на правой руке снова появится чёртова полоска, отделяющая Каспбрака от Тозиера огромной пропастью. Поэтому Эдди ускоряет шаг, вспоминая расписание друга; заворачивает в сторону кабинета химии и не добежав буквально пару метров, понимает, что руку снова начинает нестерпимо жечь. Нет. Нет-нет-нет, да быть такого не может просто. Каспбрак остервенело сжимает собственное запястье; не от боли даже, а от удушливого понятия, что только последняя возможность разбилась к херам на тучу осколков. Пошёл ты нахуй, соулмейт. Пошёл. Ты. Нахуй. Ты не мог просто взять и забрать себе все возможности до последней, не оставив ему даже одной-единственной попытки. Видит Бог, Эдди всегда терпел. Сжимал челюсть от боли и страха, но терпел. До самого. Последнего. Дня. И всё, что Каспбраку было нужно – это лишь один маленький шанс на чёртов поцелуй с человеком, который ему нравится. Он действительно просит так много? До кабинета Эд так и не доходит. Останавливается, не успев пробежать всего пару метров и чувствует, как глаза начинает предательски щипать. Голова кругом, взвыть хочется; Надо было пользоваться возможностью раньше. Боже. Придурок, придурок, придурок. — Эдс? Ты чего здесь? – Опешив, спрашивает Ричи, выходя из кабинета химии. То, как Каспбрак, дрожа, прижимает ладони к лицу, Тозиер замечает не сразу даже: – Погоди, ты… Ты чего? – Взволнованный тон давит на горло, и парень буквально подлетает к Эдсу, тут же аккуратно хватая его за плечи. – Что случилось? Но Эдди молчит. Вдыхает глубоко-глубоко, прикусывает губу почти до крови и понимает: как же он проебался. Само время его пнуло под дых, а он и сделать ничего не может, кроме как жалеть сейчас себя и все свои упущенные возможности. Хватка Ричи становится сильнее, и Каспбрак жмурится. Мотает головой и пытается сделать спокойное лицо. — Ничего. Просто… всё в порядке. – Ну же, Эдс, если ты хочешь убедить кого-то в собственном счастье, то следи, чтобы твой голос не дрожал. Не дрожал так жалостливо и умоляюще. Не показывал, что ты не с п р а в л я е ш ь с я. — Какой в порядке, ты же плачешь почти! – Всё так же не унимается Ричи. От его привычного тёплого голоса в груди становится тесно; а от больших рук, сжимающих плечи Каспбрака – мурашки проходятся вдоль позвоночника. И никуда не деться от этого чувства, никуда не деться от этой нежности, которая заполняет Эда целиком и полностью, лишь добивая осознанием, что последняя возможность была потеряна. А ещё осознание того, что он теперь совсем на волоске от смерти, если его соулмейт, кем бы он ни был, вздумает зайти так далеко, чтобы убить их обоих. Шестая полоса будет последней, Эдди знает это. — Ну же, Эдс, расскажи мне, что с тобой происходит? – Голос у Тозиера мягкий и удручающе грустный; печальный настолько, что Эдди хочется проклясть себя за ту сцену, которую он тут устраивает. Страх смерти пугает до безумия. Всё это кажется таким несправедливым и глупым. Подумать только, они живут в таком абсурдном мире. Мире, где Эдди понимает, что сейчас, кажется, ставит свои желания куда выше собственных страхов; а потому говорит ещё даже до того, как понимает: — Можно поцеловать тебя? Выпаливает это так быстро и внезапно, что сам удивляется. Как будто и не он сказал вовсе. О, дьявол, если его лицо выражает то же самое, что и лицо Ричи, то он, должно быть, выставляет себя совсем конченым идиотом. Тозиер немеет поначалу, но как только собирается уже что-то сказать, как Каспбрак выставляет перед собой руки и начинает тараторить: — Так! Нет. Забудь! Я не это имел в виду, я просто… Кажется, я плохо себя чувствую, то есть… Всё в порядке, просто вырвалось. Боже. Блин. Придурок. Я хочу сказать, ты не мог бы сейчас забыть это всё и притвориться, что ничего не слышал? – Выдаёт это на одном дыхании, на друга даже не смотрит, и заходится весь позорными красными пятнами; даже уши краснеют. Вся уверенность теряется за смущением и давящей тоской. В груди и в голове всё путается, мешается. Он только что готов был умереть, подставляя себя и своего соулмейта, только для того, чтобы поцеловать человека, который считает его другом. А друзья не целуются. Парни уж тем более. — Ох. – Многословный ответ из уст Ричи звучит… паршиво. – Я конечно понимаю, что от такого парня, как я, крышу сносит, Эдди-спагетти, – натягивает ухмылку парень, поправляя очки. – но я правда не могу. Каспбрак бледнеет. Всё это пиздец как несправедливо. С одной стороны, долгожданный поцелуй и последующая за ним удушливая смерть, а с другой… А на другой стороне он сейчас и оказался. — Я… Боже, я же попросил – забей. – Ворчит Эдс, отводя взгляд от вымученной ухмылки Тозиера. Видеть её не может. Сердце в груди, кажется, обрывается с концами и падает вниз. Пустота внутри размером с дом. И хоть плачь, хоть кричи – нихрена уже не сделаешь. – Увидимся… как-нибудь. – Бросает парень и обходит Ричи, сворачивая в коридор. Не смотрит на Тозиера. Не пихает его плечом, ничего не делает по сути. Не получается у него на Ричи злиться. Да и за что? За то, что отказал другому парню в поцелуе? Это же естественно. К тому же, вряд ли бы Тозиер захотел растрачивать свои возможности на такого как Каспбрак. Эдди уверен в этом. Вечером, когда неудачники собираются все в кино, на новую часть «Кошмара на улице вязов», Каспбрак отказывается. Говорит что-то, мол, заболел, не получится ничего. А сам, вместо привычной дороги домой – сворачивает в сторону карьера. На запястье красуется ровно пять чёрных полос. Пять упущенных Каспбраком возможностей. Да и, если честно, будь у Эдди хоть сто шансов, он уверен, что и их бы эпично потерял. Честно? Сейчас хочется, чтобы его соулмейт, кем бы он ни был, решился на последнюю полосу. Полосу, которая их убьёт, но так и легче даже будет. Спокойнее. Каспбрак сидит под лунным светом, свешивая ноги вниз, где с обрыва можно увидеть сверкающее в полутьме озеро. И не хочется уже ничего: ни плакать, ни злиться, ни даже жалеть. Потому что, в общем-то, к этому всё и шло с самого начала. С того самого дня, когда Эдди Каспбрак понял, что он по уши влюбился в Ричи Тозиера в этом безумной мире, где тебе даётся всего шесть попыток на поцелуй. И шестая – летальная. — Эдс! – От знакомого до боли голоса в груди сердце заходится в бешеном темпе, набирая обороты. А Эдди-то казалось, что там и биться уже нечему. Оборачивается и видит силуэт Ричи совсем рядом. Тозиер весь запыхавшийся, подходит совсем близко и упирается в собственные колени руками, сгибаясь пополам. — Ты что, бежал сюда? – Спрашивает Каспбрак, даже не вставая. – Что ты здесь делаешь? — Я… – Дыхание всё ещё позорно сбито, но Ричи давится, говорит с хрипотцой на коротких выдохах: – Я тебя искал. И нашёл! Эдс. Я… – Тозиер усаживается рядом, точно так же свешивая длинные ноги с обрыва. – Я извиниться хотел, знаешь. За сегодня. Смешно и грустно одновременно. На лице у Эдди мелькает истеричная ухмылка. — За что? Сказал же – забудь об этом. Ляпнул, не подумав. – Каспбрак фыркает и хмурится. Серьёзно, он не готов выслушивать извинения. Он вообще не готов ни к чему, сидит вот только да гадает, когда же его родственная душа его прикончит. — Я соврал тебе сегодня. – Признаётся Ричи, глядя в небо. – Точнее, не совсем. Я сказал, что «не могу». Но это не значит, что я «не хочу». Если честно… – Тозиер пододвигается чересчур близко, и Эдди чувствует, как сам начинает резко напрягаться. Поджимает к себе ноги и приподнимает узкие плечи. – Если честно, то «хочу» я сильнее, чем «не могу». – Выдыхает Ричи и переводит взгляд на Каспбрака. Улыбка у него такая обречённая, но спокойная, почти довольная даже. И Эдди хочет что-нибудь сказать. Правда хочет. Придумать какой-нибудь обидный ответ или глупую шутку, как обычно делал сам Ричи, но не успевает. Потому что Тозиер наклоняется так резко и рвано, что Эдс даже не понимает, когда его губы встречаются с губами Тозиера. Сначала неуклюже, но после – размеренно медленно и нежно Ричи прижимается сильнее, берёт правую руку Эдди в свою, легко поглаживая, и жарко выдыхает ему в рот, проводя языком по нижней губе. Каспбрак и пискнуть не успевает: его ведёт настолько, что он податливо отвечает. Его первый поцелуй. И он же станет и последний во всей его чёртовой жизни. Потому, наверное, Эдди тут же напирает, тихо стонет в чужой рот и просит большего. Просит горячее, больше, голоднее. Дрожит весь, и Ричи, не разрывая поцелуй, обнимает его, зарывается пальцами в коротких волосах на затылке. В груди заходится глухой и резкий стук, сбивающий дыхание; разрывать этот момент не хочется совершенно. Даже не потому что страх неизбежной смерти напирает с каждой секундой, нет. Просто потому что он не хочет, чтобы этот поцелуй прекратился. Но прекращать его приходится. И Каспбраку хочется завыть, когда Ричи медленно и с придыханием отстраняется от него, нажимая на узкие плечи. Улыбается так понимающе и грустно, как будто знает всё. Ну, вот он и сделал это. Шестая отметка появится с секунды на секунду, и станет в миг последней. — Извини. – Шепчет Ричи, чувствуя лёгкую дрожь в собственных руках, сжимающих чужие плечи. – Мне хотелось это сделать. Очень. Это стоило того, чтобы отбросить коньки. О. Эдди мысленно соглашается с ним так сильно и громко, что… Что? — Чё. – Многозначно произносит Эд, напрягаясь. – Нет, Ричи, погоди. Вообще-то, это я тут помирать собрался. Тозиер моргает в ответ и пялится так по-тупому, что хочется его ударить. Что это вообще сейчас было? — Нет. – Возражает он, хмурясь. – Это у меня на руке пять ёбаных полосок, Эдс, так что я умру, вообще-то. – Он оскорбляется так, как будто они членами меряются, и пока Каспбрак недоверчиво пялится прямо, Ричи фыркает и демонстративно закатывает рукав собственной рубашки: – Вот, смотри. Руки у него красивые, – Думает Эдс. – Красивые и без единой чёрной полосы. Но… что? Хоть одна-то у него должна была появиться. Они ведь только что целовались! Эдди хмурится, потом бледнеет, потом снова хмурится и закатывает свой рукав, пока ничего не понимающий Тозиер пытается понять, куда делись его отметины. Внутри что-то замирает, когда Каспбрак видит руку снова чистой. Без единой. Чёртовой. Полоски. — Ты… Это… Ричи, у меня было пять полосок. Но теперь… – Медленно, но верно мысли стыкуются, и Каспбрака озаряет вспышка: – Да ладно. Ты мой соулмейт? — Что, как? Как это вообще может быть? – Тозиер хватается то за свою руку, то за руку Эдди. А потом медленно ухмыляется так тепло и довольно, что кажется, будто у него лицо вот-вот треснет. – Вау, Эдди. Я не умру. И ты тоже. Мы не умрём. – Нервно хихикает он, на что Эдди смотрит пронзительно долго и молча. – Ну же, Эдс, ты чего? Разве ты не рад? Я вот сейчас пиздец как рад. Я был готов с жизнью попрощаться, когда поцелую тебя. — Ты. Уёбок. Тозиер. – Шипит Эдди сквозь зубы и хмурится, морща свой веснушчатый нос. – Какого хрена ты сосался с кем попало? У меня было пять чёртовых полос! Пять! И все от тебя, ты, придурок! – Каспбрак злостно вопит и тычет парню прямо под рёбра, но, если честно, не чувствует злобы совсем. В груди что-то разливается так приятно и тепло, что хочется расплакаться. И чтобы не заныть прямо здесь и сейчас, Эдс ворчит как заведённый и пытается спрятать лицо за недовольством. — Ахах, ай, Эдс, больно же! – Смеётся Ричи, перехватывая руки Каспбрака и сжимая их, притягивая к себе. – Первые четыре полосы – это моя вина, признаюсь. Я искал своего соулмейта, и подумал, что если четыре раза пролечу мимо, то наплюю на всё и пойду к тебе. Даже если ты и не моя родственная душа, Эдс. – Тозиер тихо хихикает и исправляется до приятного непривычно: – Точнее, я думал, что ты ею не был. Но сегодня утром, в кабинете химии, одноклассница меня силой поцеловала считай. Сказала, что тоже искала своего соулмейта. А я ей ничего и не ответил даже, так расстроился, что у меня появилась пятая полоска. А ты сам знаешь, что это значит, Эдс. Было страшно. Умирать не хотелось, правда. Но когда я пришёл в себя, то подумал, что чёрт с ним. Из-за поцелуя с тобой умереть не страшно совсем. — Ты такой придурок… – Выдыхает Эдди, прижимаясь к чужой груди. С плеч, кажется, сейчас такой огромный груз упал, что Каспбрак взлететь готов. Утыкается носом в шею Ричи, улыбается в перекат плеча и чувствует себя настолько счастливым, что голова идёт кругом. — Значит, – Ричи многозначительно подводит итоги, мягко отстраняет от себя Каспбрака и довольно улыбается: – Я теперь могу целовать тебя столько раз, сколько захочу? — Не обольщайся слишком сильно. Я всё ещё злюсь на тебя. – Говорит Эд, но злости не чувствует совсем. Да и по лицу его это заметно – парень чуть ли не светится от радости. — Ну, это я исправлю. Ты никогда не можешь сердиться на меня слишком долго. – Смешком выдыхает Тозиер в чужие губы, а потом целует снова. На этот раз – без страха того, что это будет их последний поцелуй. Без страха того, что они потеряют друг друга. И Эдди понимает, что это правда чистой воды. Он действительно не может злиться на Ричи слишком долго. Да и в принципе, если честно, злиться на него не может совершенно.