Вина

Он сделал телевизор потише, хоть там и крутили наши лица, что находились в розыске. Он продолжал метаться по номеру отеля как заведенный, я же просто сидел на диване, перебирая собственные пальцы. Он выглядел так, будто был на грани начать диалог, но возможно не решался, ведь я не выглядел как тот, кто смог бы его поддержать. В итоге Шон просто удалился, а я продолжал остолбенело заниматься работой статуи. Меня начинало трясти и бросило в озноб. Простреленное плечо ныло, но не так сильно как мне казалось, когда подобное случалось в кино. Адская боль была лишь в самом начале. Я чувствовал как теплая кровь струится под курткой, мне хотелось что-то сделать, приняться перевязывать рану, но я боялся реакции Шона на мое своевольничество. Я лишь тихо, с внутренним стоном, снял верхнюю одежду, чтобы хотя бы одним глазком оценить ущерб. Голубая футболка окрасилась в багровый красный. У меня помутнело в глазах, но медленно приподняв ткань, я увидел развороченное плечо и ужаснулся тому, что пуля скорее всего до сих пор во мне. — Ты какого черта молчишь?! — Шон неожиданно вылетел из дверного проема и грубо, не обращая внимания на мои корчи, сначала рассмотрел рану, а потом содрал с меня уже и так прилипшую к моему телу, футболку. Он замешкался, когда увидел мое испуганное лицо, но спустя буквально секунду потащил меня силком в ванную. Он опять же грубо наклонил меня над ванной и, включив воду, стал промывать рану ледяной водой. Я почувствовал лишь катящиеся слезы, но они текли не от боли, а от стыда и усилий, что я принимал, когда ощущал, что голая, цвета горького шоколада кожа Шона касается моей, белой, как молоко. Он не замечал этого, потому что был занят спасением моей жизни, но я боялся, что стоит ему это понять, как он оставит меня умирать. — Что ты встал как вкопанный?! Черт, тебя дери! — он намотал на меня белоснежное полотенце и толкнул в сторону небольшой кухни. Усадив меня на высокий барный стол, он принялся рыскать по ящикам со столовыми приборами, я даже и представить не мог, что ему могло бы пригодиться, пока не увидел кухонный нож в его руке. Он был не широким, а узким и длинным, как чертова шпага. Я был на грани, влезть на стойку, лишь бы он не сделал того, что задумал. — Стой и не шевелись, салага. — он включил конфорку на плите и стал нагревать нож над язычками пламени. — Мы так делали на войне, другого шанса прижечь рану тогда не было и знаешь… если ты обмочишься, я не стану смеяться, сам когда-то терял сознание. — Шон приподнял свою футболку, где у него на животе зияли шрамы от пулевых ранений. — Терял, и целых четыре раза. — он пошел на меня с ножом наголо, улыбаясь. — Страшнее в этом деле сознание не потерять… — Погоди, погоди!!! — завизжал я словно девчонка, на что была реальная причина. — Успокойся! — он одной левой умудрялся пресечь все мои попытки обороняться. — Пуля! — Что пуля? — Она все еще внутри, она все еще внутри меня! Застыв в недоумении, Шон выглядел так словно забыл, что он здесь делает. Пожав плечами он откинул раскалённый нож на мраморную столешницу и схватив меня за шею, стал бесстыдно засовывать свой палец в мое пулевое отверстие, я же кричал как собака, которой наступили на хвост. Сознание почти покинуло меня, когда Шон с восторгом отклеился от меня и насмешливо произнес: — А вот и она, родимая. Он еще, какое-то время покрутил окровавленную пулю в своих длинных пальцах, но к сожалению, все еще помнил о своей задумке. Я лишь благословлял бога, за то, что мне не придётся делать это самому. Снова нагрев нож добела, он стал угрожающе наступать на меня, будто бы ни капли и не сожалея о том, что сейчас совершит. Я пытался отвлечься, как мог, поэтому пытался переключиться на его рельефный бицепс и торс, что проступал сквозь обтягивающую футболку. Но, как и следовало ожидать, мне это совершенно не помогло. Меня поджарили как свинью на вертеле, и визжал я соответствующе. Несмотря на этот ужасный факт, я оказался тем еще бедовым парнем и смог только ухудшить ситуацию всего навсего, своим стояком, который так удобно впился в ногу Шона. — Да уж, я разные реакции видел на данную процедуру, но чтоб такое? Чувак, ты что мазохист? — Шон отпрыгнул и я заметил в его глазах, то самое страшное, неприязнь. — Не знаю, что за хрень со мной. — сделав максимально непринуждённый вид, я лишь спрыгнул со стойки и, обливаясь потом, оттянул джинсы промеж ног. Упав на светло-бежевый диван, ни капли не боясь окропить его кровью, я уставился в огромные окна от пола до потолка и впал в раздумья, унимая внутри бушующие чувства, что смешались в ураган такой силы, что я боялся не остановиться. Конечно же, это касалось Шона и моего влечения к нему. Я находился в нервозном состоянии и мне не у кого было просить ни помощи, ни укрытия. Я совершил ошибку и снова был благодарен судьбе, что у меня был хотя бы этот сумасшедший ЦРУшник. Но это не отменяло того, что я хотел касаться его, и лучше бы мне было сбежать и перестать портить все вокруг. Я не унимался. Из-за меня погибло целых четыре человека и хоть я и заслужил наказания, я просто хотел тепла человеческих объятий, а еще лучше, жесткого секса, чтобы все эти уродливые мысли и воспоминания о разбросанных вокруг, человеческих частей тела вышли из меня вместе с оргазмом. — Я в душ. — выкрикнул Шон из-за спины. — А то, обляпался весь твоим мясом. — Я закажу еды в номер?! — Нет. Приготовь из того, что есть в холодильнике, это же все-таки люкс, как никак. Думаю, хлеб тут найдется! — кричал мне он, уже закрывая дверь ванной. — Черт. Я не мог на свои собственные сбережения даже заказать вкусной и сытной еды. Я превращался в мечтателя, я был лучшим вором в этом дурацком городе, а теперь я могу лишь наслаждаться быстрым перекусом, воображая себе, что это фуагра. И находясь в одном номере отеля с безбашенным, красивым мужчиной недотрогой, мне ничего не оставалось, как мечтать. Но то, что могло скрасить это тусклое существование, так это три бутылки отменного шампанского. Первая разливалась по бокалам, в итоге пара разбилась, и я продолжил пить красивую жизнь прямиком из горла. Я чувствовал, как опьянение разливается по всему моему телу, плечо почти не болело, а совесть вылилась в туалет. Шампанское всегда хорошо било меня по голове и я этим частенько пользовался, а после портил вечеринки, чужие свадьбы и дни рождения, а особенно гетеро-свидания в ресторанах, а позже оправдывал это тем, что она мне просто не подходит. Покачиваясь над туалетом, я сделал последний глоток и, подтянув штаны, вышел и наткнулся прямо на влажного, полуголого Шона. Он посмотрел на меня с высоты своего роста, а я неумолимо таращился на него со своего дна. — Нашел все-таки, шампунь… — его голос не был похож на его обычный тон. В этот раз он звучал ниже, но мягче. — Всего то, три бутылки. — хоть я и осознавал как выгляжу со стороны, мне не хотелось признавать, что я настолько уж пьян. — Сейчас не время расслабляться, если нам сейчас же придется вылететь из номера и бежать сломя голову, ты не сможешь, а если я стану, а я ведь стану, пытаться тебя спасти, то умру сам, ты понимаешь? — Понимаю, и мне жаль. — Так же, как жаль, что ты украл ту бомбу? Воспользовавшись слабостью той девушки? — Я ни о чем так не буду сожалеть, как о том, что украл эту чертову бомбу и оставил там, где я ее оставил. — Поздно, не думаешь, сожалеть? Ты пробовал хоть раз поступить правильно и подумать своей головой, прежде чем делать?! — Шон, зачем ты так… Я же не знал! — мой голос сорвался, я не понимал, почему Шон не может проявить хотя бы немного жалости. Я не мог понять. — Они там лежат, по моей вине, и это мой крест, моя вина! — Ладно. Майкл, успокойся. — Нет! — он будто бы хотел меня обнять, но я выкрутился, словно антилопа из лап пантеры и стал пятиться. Просто было поздно успокаивать меня, мои мысли, моя истерика набирала обороты. Я снова видел их, людей, что соскребали других с асфальта. И мне было больно не за тех четверых, ведь они мертвы, окончательно и бесповоротно, а за тех, кому жить с этим. — Перед глазами, все время с этой картинкой перед глазами… Я пятился, но в какой-то момент, потеряв контроль над всем собой, я оступился и рухнул на пол, чуть в довесок не ударив себя бутылкой шампанского по голове. Я не понял, как я перешел от одного состояния к другому, я был пьян и весел, а теперь я ревел, расположившись в дверном проеме. Шон, получше закрепив полотенце на бедрах, подошел вплотную и принялся поднимать мое бренное тело. Почти поставив меня на ноги, он неудачно задел мою рану, я подскочил от боли и оказался прямо плотно, всем телом, прижатым к нему. Я поднял стыдливый взгляд, и как только был прожжен его карим прищуром, из моей руки выпала бутылка. По звуку казалось, словно она в замедленной съемке несколько раз ударилась об пол. Рука Шона оказалась у моего лица, а его пальцы неумело тронули мои губы. Мне казалось все происходящее сном, и что все это время я лежу без сознания на том самом бежевом диване. Но я должен был действовать, ведь то, чего я так страстно желал, начинало сбываться. Я осторожно, будто бы прощупывая территорию, то приближался к его губам, то отстранялся, словно спрашивая разрешения. Шон, опустив свой взгляд на мои губы, еле заметно облизнулся, и я понял, что пора совершить бросок. Я впился в его пухлые губы, словно изголодавшееся животное, но как только он с лёгкостью подхватил меня и закинул на себя, это показало мое место, ведь здесь был лишь один хищник и это был Шон. Он сжимал меня в своих руках так, как будто долгое время не мог заключить меня в свои объятия. Именно в этот момент я понял, кто здесь на самом деле был изголодавшимся. Я себя знал и знал, что когда-нибудь, но я совершил бы промах и впился бы в этот очаровательный рот, а вот Шон, Шон мог бы хранить свои чувства навсегда запертыми в себе, ведь моя промашка не стоила бы ничего, а его, поставила бы на него клеймо позора. Но все встало на свои места и я был этому рад. Вплоть до тех пор, пока наше с ним слияние не стало превращается во что-то большее, чем просто секс. Мы оказались в спальне, и только тогда Шон позволил себе поставить меня на ноги. Мы долго стояли на пороге кровати и просто смотрели друг другу в глаза, не обмолвившись не единым словом. Лишь обеспокоенно дыша и словно думая, а правильно ли мы поступаем. Шон сам вел к этому моменту, намекая на свое тяготение словами, поступками, но в меру дозволенного. Он сказал: «если я стану тебя спасать, а я ведь стану и погибну». Он собирался погибнуть за меня, даже если бы мы никогда не оказались здесь рядом, прижатые друг к другу, от шага до падения на кровать. — Стой, остановись. — запаниковал я, как только Шон поцеловал меня в шею. Мурашки побежали по спине и я замешкался, ведь я так давно не чувствовал себя слабым и так боялся этого. — Мы же оба этого хотим, или я ошибся в тебе? — в его лице читалось другое, страх. Он до сих пор не мог поверить, что делает это и, возможно боялся, что склоняет меня к тому, к чему я не готов. И был прав, к такому я не был готов никогда. — Мы делимся, все нормально…или нет? Просто скажи, если не хочешь. Мы просто забудем. — Нет, нет. — я потянулся к его лицу. — Но это как-то не правильно, не думаешь? — Ты что, в детстве ходил в воскресную школу? — произнеся это, он скинул полотенце и я словно девица, задрал подбородок, лишь бы не видеть сию картину. — Если хочешь, можешь за него подержаться, привыкнуть так сказать. — Шон заулыбался и отвел взгляд в сторону. — Да иди ты. И чтоб ты знал, я ходил в воскресную школу. — я скрестил руки на груди и отстранился. — Хочешь секрет? — Шон подтянул меня к себе снова и нагнувшись, прошептал на ухо. — Я тоже. — Неудивительно. Там вырастают сплошные гомики и лесбы. Шон расхохотался, скорее всего от горькой правды. Он расцепил мои руки и снова поцеловав в шею, стал спускаться все ниже и ниже. Я закинул голову вверх и ощущал лишь головокружение, весь потолок крутился, я упал и утонул в мягкости пухового одеяла. Приподняв голову, я увидел лицо Шона, что снова возвращалось к моему. Когда он поцеловал мои губы, я чувствовал всю тяжесть его тела на своем, она не давала мне вздохнуть. Я издал лишь хрип, когда почувствовал как сильная рука ЦРУшника сжалась на моем члене. Мне казалось, что меня душат, было ужасно жарко, в основном я обливался потом, а одеяло не давало вздохнуть. Сверху меня укрывал Шон, кровь во мне начинала закипать. На секунду я почувствовал запах пыли от цемента, словно запах разрушенного здания, почувствовал, что я не могу встать, подняться, дышать, прямо как и в тот раз, когда взорвалась бомба. — Шон. — простонал я, но он не остановился. — Шон, пожалуйста. — по лицу проползла дрожь. — Мотоциклист… — Что? — Мотоциклист, без руки. — выдыхал я, ощущая, как готов был взорваться. — Господи, Майкл… о чем ты? — Шон остановился, и дав мне свободу, перевернул меня на бок и лег сзади, полностью повторяя мою скорченную позу младенца. Услышав как я начинаю выть от внутренней боли, от картинки что была перед глазами, которая будто заставляла поверить, что я ослеп, Шон приложил ладонь к моему горячему лбу и с силой, не давал мне сжаться в комок. — Почему ты не сказал мне, что все настолько плохо? — Наверное, потому что я не знал. Я просто не мог вздохнуть, встать… черт, как тогда, в точности как тогда! Шон резко вскочил с кровати и стал что-то делать за моей спиной, но как только одеяло прикрыло мою спину, а Шон лег на свое место, я позволил закрыть свои глаза снова и продолжил отгонять гнусные мысли. — Ты должен свыкнуться. — Не могу. — Сможешь. Когда мы найдем тех ублюдков, ты поймешь, что твоя вина меньше каждого из них, в десятки, в сотни раз. — Тогда я предлагаю забыть… — О чем? — Об этом, о том, что сейчас прошло. Не в обиду тебе, но я хочу вырезать весь этот отрезок моей жизни, связанный с этой бомбой. — Разумно. — и снова эта боль в голосе. Вытерев слезы, я как бабочка в коконе, повернулся к Шону и снова увидел его лицо, только оно было донельзя хмурым. Я хотел лишь немного разрядить атмосферу и ,потянувшись к нему, я почти коснулся его губ, а он неожиданно для меня дёрнулся назад и произнес: — Ты что пидор? — он играл роль и играл ее хорошо, но хоть сердце и щемило, я подыграл в ответ. — Нет.