Like You Need it to Survive

Аэропорт шумел путешественниками, на лицах которых были маски дорожной усталости разной степени. Джон нашел в телефоне наши билеты, и мы прошли к терминалу. Когда мы заняли свободные места, на некоторых сидениях уже посапывали люди. Я поставил ноги на чемодан. Джон закинул ногу на ногу и стал наблюдать за машинами, подвозящими людей к самолетам. По его глазам было видно, как он вымотан. — Хочешь чего-нибудь? Он покачал головой. — Ты уверен? Он кивнул, стянул резинку с хвоста, пригладил волосы и перевязал его. Его смесь усталости с тревожностью делала его похожим на любого другого путешественника, но я чувствовал его личную боль, и беспокойство за него отвлекало меня от собственных переживаний. Объявили посадку в первый класс, и Джон стал собирать наши чемоданы. — Мы летим первым классом? — я не смог скрыть удивление в голосе. — А как же, — он сказал это таким обыденным тоном, что до меня не сразу дошло. Я поднял брови и встал, вспоминая, что мы из разных миров. Мы стали в очередь и быстро заняли места. Они были роскошными, учитывая короткий двухчасовой перелет. Джон сел у окна, я же с радостью занял место в проходе. Мимо нас прошла симпатичная стюардесса и остановилась, чтобы спросить: — Доброе утро, джентльмены, желаете заказать напиток? — Мимозу, пожалуйста, — Джон улыбнулся девушке. Ох, черт, нам можно выпивать? — А вам, сер? — она повернулась ко мне. — Виски с колой, пожалуйста? Она улыбнулась и ушла. — Ты в порядке? — он погладил мое колено. Я накрыл его руку своей, поглаживая его запястье большим пальцем. — Все хорошо, не волнуйся за меня. Это я за тебя волнуюсь. Пока остальные пассажиры садились в самолет, стюардесса принесла наши напитки. Джон отпил мимозы и положил голову мне на плечо. Я сделал большой глоток из своего стакана и почувствовал, что ужасно хочется закурить. Пытаясь побороть это желание, я наклонился и зарылся носом в волосы Джона, чувствуя запах его клубничного шампуня. Мы высидели все объявления и инструктаж по безопасности. Я глубоко задышал и сделал ещё глоток. Он сжал мое колено. — Боишься? — Вроде того. Я и летал-то всего несколько раз. — Все в порядке, детка, — прошептал он. — Я знаю. Я пренебрег процедурами безопасности и допил виски. Мы начали двигаться, и я крепко закрыл глаза, чувствуя, как мы взлетели и покинули землю. — Дыши, сладкий. Прекрасно, он снова успокаивает меня. На этот раз это должна быть моя работа. Соберись, Гамильтон. Самолет выровнялся. Я расслабился и заказал ещё одно виски с колой, когда вернулась стюардесса. Джон сперва смотрел в окно, а затем достал скетчбук, и на бумаге грубыми штрихами карандаша стали появляться человеческие фигуры. Я наслаждался возможностью следить за его работой, так как обычно давал ему личное пространство и смотрел, только если он сам хотел показать. Принесли новое виски с колой. Через некоторое время он издал разочарованный звук и перевернул страницу, чтобы продолжить работу над более старым наброском. Это был более прорисованный бюст с длинными темными волосами, прищуренными от усталости глазами и губами, уголки которых были загнуты в подобии ухмылки. Я ахнул, и он быстро обернулся ко мне, густо покраснев. — Это я, — прошептал я. Раньше он показывал мне только пейзажи. — Да. Я часто рисую тебя, Алекс, — он стал листать скетчбук и показывать мне разные наброски меня. Он остановился на одном, где я стоял над столом, убрав волосы рукой, с дымящейся сигаретой между пальцев, и смотрел на свою работу. Он перевернул страницу. Завернутый в его белую простыню, я был похож на отдыхающих святых — элегантный, чистая кожа без изъянов, россыпь волос на подушках, светлый пучок волос на груди, закинутые за голову руки и расслабленное, умиротворенное лицо. — Боже, Джон. Это прекрасно. Я провел пальцами по рисунку и вздохнул. — Таким я вижу тебя. Красивым, — он прикусил щеку. Он стал дорабатывать мой бюст, дорисовывая тени на моих мешках под глазами. Я попивал напиток, облокотившись на него, и пользовался бесплатным вайфаем, листая Твиттер и удивляясь идиотизму, творившемуся в политике. Время прошло незаметно, и не успел я опомниться, как объявили посадку. Я одним глотком допил виски, а Джон отложил скетчбук, закончив прорисовывать мои глаза и придав им жизни. Я крепко закрыл глаза и схватился за складки на джинсах, пытаясь ровно дышать. — Все в порядке, детка. Мы скоро прилетим и будем в полной безопасности. Ты даже не можешь его успокоить. Господи, Александр, ты такой подонок. Нам повезло приземлиться мягко. Я снова открыл глаза и принялся осматривать местность из окна, пока нас везли к терминалу. Пилот сказал нам, что было 7:43, 16 градусов, частично облачно. Джон с кем-то переписывался, договариваясь, чтобы нас забрали. Мы встали и собрали чемоданы, высаживаясь вместе с остальным первым классом. Мы подождали у ленты, пока к нам приедет наш багаж. Я услышал, как Джон вскрикнул и отошел. — Джон, ох, я так рада тебя видеть. Где он, братик? Это Александр? Я обернулся и увидел обладательницу сладкого южного голоса. Джон сжимал низенькую темноволосую женщину. Вскоре он отпустил её и представил нас. — Детка, это моя сестра, Марта. Петси, это Александр. Она сгребла меня в объятия. Я напрягся от неожиданности и похлопал её по спине. — Он не очень-то любит обниматься, Петс. — Ой, прости. Привет, — она взяла меня за предплечья на расстоянии вытянутых рук и осмотрела. — А он милый, Джеки. — Я знаю. Оставь его в покое, — Джон оттащил от меня свою сестру и забрал мой чемодан с карусели. Его чемодан ехал несколько позади. Он взял меня за руку, и мы пошли к машине Марты. Он закинул наши чемоданы в багажник её Рендж Ровера. Я удивился такой машине и сел на заднее сидение, чтобы дать Джону с сестрой возможность наверстать упущенное. Он пропустил ремень безопасности за головой, чтобы тот удерживал только его талию, и обернулся, чтобы видеть и меня. — Как он? — спросил Джон, прищурив глаза. — Не очень. Вчера вечером был низкий гемоглобин, сегодня с утра ещё не вставал. — Дети до сих пор не ходят в школу? — допытывался Джон. — Ага, все дома, — она обратила внимание на меня. — Александр, расскажи о себе. Джон описал тебя очень размыто, я даже сначала подумала, что он тебя выдумал. Теперь он говорит совсем по-другому. — Я, эм, я живу в Нью-Йорке, пишу статьи, работаю с Джоном, — съехал я. — Ну, это я знаю. А что-нибудь ещё? Я закусил губу. — Эм, я из Пуэрто-Рико и… я Козерог? — Это уже что-то! — она засмеялась. Я осматривал пригород, пока она пыталась выехать на трассу. Это был совсем другой, непохожий на Нью-Йорк мир. Мы провели добрую половину дороги на трассе, прежде чем она свернула. Солнце поднялось над деревьями. Мы поехали по петляющей дорожке. За окнами не было ничего кроме ферм и деревьев. Дома становились все больше. Марта снова свернула, заезжая в кованные ворота, украшенные витой буквой «L». Когда я увидел дом, у меня отвисла челюсть. Огромный, двухэтажный. Перед дома окаймляли окна и крыльцо. С крыши крыльца свисали две качели и, танцуя на ветру, спускался папоротник. Марта припарковалась на закрученной подъездной дороге. Из двери дома выскочила и побежала к машине девочка-подросток. Джон бросился из машины, наклонился, чтобы поймать её, когда она прыгнула ему на руки, и они вместе закружились. — Полли, моя девочка! — Джеки! — она поцеловала его в щеку и спустилась на землю. — Алекс, детка, это моя сестра Полли, Полл, это мой парень Александр. — Привет, — я помахал рукой. — Хэй, — она помахала в ответ, улыбаясь. Она была копией Джона. Длинные волосы были заплетены в две косички, и, судя по кудрявым концам, они вились так же, как у Джона. — Вот, Полл, возьми, — он передал ей рюкзак и достал наши чемоданы. Мы зашли в огромный дом, и я снял обувь у входа. Джон заметил, но ничего не сказал, видя мое опасение. Он сжал мою руку. Вышли двое мальчишек: оба долговязые, как Джон, один с темными волосами, как у Марты, а второй рыжеватый и веснушчатый, как Джон и Полли. — Хэй, мальчики, — он по очереди обнял братьев. — Это Александр, детка, это Гарри и Джем. Я помахал мальчикам. — Парни, а вы можете взять вон то? — он указал на чемоданы. Мальчик с веснушками закатил глаза, но они выполнили поручение. — Идемте, — Марта провела нас на кухню. Джон открыл холодильник, нашел какие-то ягоды, перекусил ими и протянул тарелку с ними мне. Я отказался — слишком устал и был немного подшофе, чтобы еда меня интересовала. — Тебе поставить чайник, Джон? Александр? — Кофе? — взмолился я. — Конечно, какой ты пьешь? — Черный. — Черный? Ничего себе, а вы, янки, совсем другие. Я улыбнулся, и она подала мне дымящуюся кружку. Свой кофе она сделала светлым и сладким. Она села рядом с Джоном. — А где моя маленькая девочка? — спросил Джон. Его уставшие глаза зажглись. — Элли с Девидом. Он сегодня смог взять её на работу. Вечером увидитесь. Я пожал плечами, пытаясь понять, о ком идет речь. — Элли — моя маленькая племянница, — пояснил Джон. Я кивнул, и Марта достала телефон, передав его Джону, который пролистал галерею, показывая мне фото маленькой кучерявой девочки с темными волосами и ярко-голубыми глазами. Милая. Джон ворковал над фотографиями, показывая и поглядывая на меня, оттопырив губу. — Через четыре месяца ей будет уже два, — напомнила Марта. — Черт, и правда, — Джон покачал головой. — Ну что, ребята, освежились? Я поеду в больницу, вы со мной? — Да, я готов. Просто хочу туда добраться. Александр, поедешь? — Всегда, — я встал и взял его за руку, поглаживая его кисть большим пальцем. — Эм, можно я сперва быстро перекурю? Джон отвел меня к задней двери. Крыльцо выглядывало на все владения, огромный бассейн и неухоженный сад, трава в котором доросла до веток деревьев. Я зажег сигарету, радуясь приливу никотина. Сегодня обещало стать только сложнее. Мы снова сели в машину и отправились в получасовую поездку до больницы. — Он плохо выглядит. Ты должен это понимать. Совсем никакой, его интубируют. Все плохо, Джеки. Очень плохо, — она звучала как мама, когда говорила это. Я радовался, что ехал на заднем сидении. Не думаю, что смог бы успокоить его, даже если бы мог до него дотянуться. Марта подъехала в парковочный гараж и уверенно повела нас через больницу. Джон сжал кулаки, и я видел, как он напряг челюсть. Я обвил рукой его талию. — Хорошо, вот эта дверь. — Я подожду здесь, — предложил я, не желая вторгаться в интимную семейную обстановку. — Ты… ты пойдешь со мной? — голос Джона сорвался, и я заметил дрожь в его коленях. — У тебя все получится, querido, — я кивнул. Марта улыбнулась нам через плечо, ввела ключ и толкнула дверь в палату. Я последовал, чувствуя себя как никогда не на своем месте. Я знал, что меня здесь быть не должно, но когда я увидел его мимолетную улыбку и потемневшие от печали глаза, скрытые густыми ресницами, то понял, что несмотря на пищащие машины и чистый запах больницы, я не хотел быть где-то ещё. Марта провела нас в комнату. Джон всхлипнул. На кровати лежал высокий широкоплечий мужчина с большими руками. Они были покрыты венами и казались очень бледными на фоне простынь. Из них торчали трубки капельниц. Джон сел на стул рядом с постелью и нахмурился. — Привет, сэр, это, эм, Джон, эм, в общем, я, ты спишь, но я здесь, сэр, эм, пап. Его отец лежал на кровати, не отвечая. Из его горла торчала трубка. Шумели машины. Я прислонился к стене. Марта улыбнулась мне точь-в-точь как Геркулес прошлой ночью. У Джона была напряжена челюсть, и я видел, как он пытается не плакать. Получалось плохо, и он отвернулся от отца. Джон вцепился в лицо, оставляя на месте слез красные следы от пальцев. — Я готов идти, нам нужна нормальная еда, — Джон встал и пошел к двери палаты отца. Я обнял его одной рукой, когда мы шли к машине. — Думаю, он выглядит… лучше, чем я ожидал, — пожал плечами Джон. — Ага. Я подброшу вас до дома, а потом мне надо будет отъехать на работу. Но я вернусь позже. — Звучит неплохо. Когда мы отправились в имение Лоуренсов, я откинулся на подушку под голову и закрыл глаза. Марта высадила нас у дома и уехала. Джон провел меня вверх по лестнице в комнату, заполненную медалями и рисунками. Стол в углу был покрыт кучей бумажек, а в рамке над ним висела фотография веснушчатого мальчика со спутанными волосами и женщины, похожей на Марту. Джон и его мама. Я осмотрел рисунки, узнавая стиль Джона. Среди медалей были награды за трек, футбол, плаванье и одна за… фехтование? — Это была твоя комната, — я улыбнулся. Он покраснел даже ушами. — Ага. Он повалился на кровать с темно-синим покрывалом. Я лег рядом с ним. Джон обернул нас в одеяло и положил голову мне под подбородок. — Я люблю тебя, — сказал я и обнял его крепче. — Я тоже люблю тебя. И прости. И ещё мне жаль, что сегодня вечером нам всем будет ещё хуже, мы все такие странные и громкие, и разные, но все в порядке, даже если ты захочешь оставаться наверху большую часть вечеров, это нормально. Прости, что я затащил тебя в сумасшедшую семейку Лоуренсов. — Не стоит, — прошептал я, уже начиная дремать.