Клятва на мизинцах

До сегодняшнего утра представление Ивана об Альфреде было слишком однообразным. Этакий заводила с вечной улыбкой, поднимающий на уши весь офис. Действительно, стоит ему с утра только появиться в дверях кабинета, как он приходит в оживление, хотя кроме Ивана в нем всего-то два человека. И как только Альфред садится в свое кресло на колесиках, делая на нем один оборот, он отмечает, что им предстоит очередной рабочий день бок о бок. Не то, чтобы Альфред был ему неприятен, но иногда эта непосредственность вызывала странные чувства, словно рядом сидит не взрослый мужчина, а, как минимум, студент, еще не познавший все учебные и рабочие тяготы. Он не понимал, почему нельзя обойтись без записок-самолетиков, если их столы в метре друг от друга, без пристраивания своей задницы рядом с важными бумагами, без смешков над глупыми видео в обеденный перерыв, без поедания всего подряд за компьютером и до, и во время, и после перерыва, отчего крошки потом находятся везде и всюду. В общем, с той самой поры, как Альфред Джонс устроился к ним, исчезла привычная гробовая тишина, прерываемая только мерным тиканьем настенных часов да редкими зевками. И нельзя было сказать, что работал Альфред недобросовестно или перекладывал свои дела на других: он отличался рвением, особенно когда вовлечется в процесс, но имел привычку подолгу откладывать на потом, каким-то чудом все равно укладываясь в отведенные сроки. Но нет, Иван решительно не понимал это все до сегодняшнего утра. А вчера праздновался юбилей компании, по случаю которого был устроен корпоратив. Стенд-ап, закуски и множество выпивки быстро заставили забыть нудную речь директора о том, как же им всем повезло собраться здесь и работать «во имя всеобщего процветания». И, конечно, все время Альфред буквально излучал энергию, чуть ли не искрясь от обращенного на него внимания. А привлекать внимание он умел и любил. Откалывая шутки похлеще заказанного юмориста, он умудрился рассмешить даже босса, который после пары стопок виски, кажется, напрочь забыл о своём высоком статусе. Брагинский смотрел на своего коллегу, хохочущего так часто, что его щёки уже должны были разболеться, и втайне удивлялся. И как вообще этот парень, работающий с ним от силы месяца три, может позволить себе так панибратствовать, так громко и заливисто смеяться, чокаться со всеми подряд, словно это дружеская посиделка в его доме? Иван, занимающий свою должность уже почти год, до сих пор чувствовал как от всех коллег, кроме Джонса, веет прохладцей, и ни один разговор не теряет деловой тон. И не то, чтобы это раньше не устраивало, но теперь в его душе поселились зёрна странной зависти и желания позволять себе то, что для Альфреда самое обычное дело. Вот только избавиться от столь комфортных самоограничений и изменить сложившееся впечатление о себе в краткий срок совершенно невозможно, поэтому Иван, подперев подбородок, просто слушал его возгласы, большая часть которых содержала в себе начало «выпьем за…». Неизвестно точно, сколько прошло времени, но когда все начали потихоньку собираться, стало ясно, что вечер окончен. Под общий гомон Иван хотел было пойти в гардеробную за пальто, но зачем-то подошел к кожаному диванчику в дальнем углу зала, на котором полулежал, склонив голову на собственное плечо, главный тусовщик. Он был абсолютно нетрезвый и, видимо, собирался остаться здесь, потому что уже преспокойно дрых. Иван наклонился над ним и цокнул языком — надо же, как развезло. Сам он совершенно не чувствовал опьянения, только приятную расслабленность. Думая о том, что надо бы расшевелить спящего, он осторожно потряс его за плечо. — Альфред, ты домой-то собираешься? Нет ответа.  — Альфред? — не увидев реакции, повторил он. Тот приоткрыл один глаз, и, не удосужившись даже поправить очки, сползшие с переносицы, промямлил: — А? Ш… Што? — Домой, говорю, пора, — он вздохнул и поправил очки сам. — Поднимайся, ты же не хочешь остаться тут на ночь. Альфред послушно поднялся, слегка качнувшись, вытер рукавом рубашки слюнявую щеку, но не пройдя и пяти шагов, врезался бедром в фуршетный стол, на котором тут же зазвенела посуда. Ойкнув то ли от удара, то ли от неожиданности, он опёрся о препятствие обеими руками и попытался принять менее шаткое положение. Иван же понял, что тусовщик точно уснёт где-нибудь в сугробе, если он не вмешается. А вмешиваться, похоже, больше никто не собирался. — Так, слушай сюда. Мне не нужно, чтобы ты где-нибудь убился или заночевал улице, — он развернул Джонса к себе и посмотрел прямо в глаза, стараясь выглядеть как можно серьёзнее, — И не думай, что ты мне чем-то нравишься, просто потом работы вдвое больше станет. Поэтому мы пойдем вместе, ясно? Альфред улыбнулся, кивнул и вцепился в свитер Ивана, ткнувшись головой в плечо. — Вместе — это не значит «прилипнув друг к другу», — но видя старания держать равновесие, он смягчился, — Сначала за пальто. И, выйдя на улицу, Иван захотел дать своему коллеге хороший подзатыльник. Это же надо было додуматься — выйти в осенней куртке в такую мерзлоту! Пусть и последний день ноября был только вчера, прогнозы погоды придумали явно не просто так. На Альфреде не было ни шарфа, ни перчаток, ну хоть шапка оказалась на месте, из-под которой привычно выглядывала странно торчащая прядь волос. Но шапка не спасала лицо и руки от обжигающе ледяного ветра, Джонс весь трясся и жмурился от попадающих на ресницы снежинок, пряча покрасневшие ладони в карманы. Вот только не в свои. Он не нашел варианта лучше, кроме как прижаться к Ивану всем телом, уткнуться в его теплое пальто и что-то тихо бубнить насчет «дерьмового холода». Тот лишь закатил глаза и как-то кстати подумал, что попади в такой одежде в сибирскую тайгу в самый разгар зимней поры — не протянешь и часа. — Что жмёшься? Так сложно было одеться теплее? — Иван посмотрел с укоризной, но тут же понял, что поучать его сейчас нет никакого смысла — куда пьяному мозгу хоть что-то запомнить. — Постой сам хоть секунду. Альфред не желал отпускать источник тепла, поэтому пытался оказывать сопротивление, но безуспешно. Он как-то совсем жалобно всхлипнул, когда Иван отстранил его от себя. — Ва-а-ня-я, — его позабавила попытка произнести нетрезвым английским самое что ни на есть русское имя, — Не уходи, мне холодно! — Неудивительно, декабрь на дворе, а ты вышел полураздетый, — он снял с шеи шарф и быстро замотал Альфреда по самые глаза. — Может, хоть молчать будешь. Альфред притих и поднял глаза, но тут же отодвинул часть шарфа, освобождая рот. Кажется, молчать он умеет только во сне. — А тебе не холодно? — Нормально, — он подтянул вязаный ворот свитера повыше и взял Альфреда за локоть, — Ты так и не сказал мне свой адрес. Не то, чтобы он совсем не знал — тот как-то упоминал, что живут они в одной части города, но всегда лучше уточнить. А заодно сказать таксисту завезти сначала Джонса в его район, поближе ему. Иван специально не ехал на машине, так как знал, что выпьет, и тогда садиться за руль — рисковая затея. — Такси приедет через пару минут, — Иван мысленно порадовался, что на него не виснут, как коала на дерево. — Рядом будь и постарайся не загудеть в снег. Но, видимо, такими мыслями он себя сглазил. Альфред обвил его шею обеими руками и примостил голову на плече. — Ты один меня не бросил… А Мэттью говорил, что я шумный и надоедливый, и все только рады от меня сбежать. Ну представляешь? — О, представляю. Только я не знаю, о каком ещё Мэттью ты говоришь, — он попытался выбраться из кольца рук, но хватка была крепка. — И едва ли хочу узнать. Альфред же не унимался и продолжал свою пластинку. — Ты забыл? Это мой младший брат! А я говорил о нём, значит, вот так ты меня слушаешь. Вот так, да? — он поднялся на цыпочки, почти сравнявшись в росте, и слишком, слишком приблизился к лицу; кончики их носов соприкоснулись, и со стороны это напоминало приветствие эскимосов. Иван раздраженно выдохнул и намеренно отвёл взгляд от голубых-голубых, как небо в летний день, глаз напротив. И вот опять: что этот парень вообще позволяет себе? Повис на своем коллеге, оставив между ними буквально пару сантиметров, без всякого стеснения облизывает пересохшие губы, словно не понимая, как это выглядит. И то, что он в стельку пьян — вовсе не оправдание. — Альфред, я знаю, что тебе сейчас хочется почесать языком и обсудить всех своих знакомых и родственников, но почему для этого обязательно на мне висеть? — он вывернулся, схватив за запястье нагло лежащую на нем руку, и привычно посмотрел со своего роста. — Не будь таким снобом, а то прямо как мой папаша, — он кривовато улыбнулся и слабо стукнул кулаком в плечо, — Мы же с тобой чуваки! Братаны! Амигос! Или как там говорят на этом мексиканском… — Интересно, с каких это пор, — Иван зажмурился от яркого света фар подъезжающего такси, и когда оно остановилось, подпихнул спутника поневоле к двери, — Садись назад. Альфред сел, хотя, скорее, свалился на заднее сидение, вписавшись головой в дверь машины, и потянул Ивана за рукав. — Сядь со мной! Зачем ты будешь с этим мужиком сидеть, это я твой самый классный друг. — Я уже пожалел, что вообще разбудил тебя. Двигайся, — он со скрипом поддался на уговоры и оттеснил Джонса к противоположной двери. Таксист терпеливо дождался посадки и поехал по указанному адресу, разгоняясь на широких и хорошо освещенных улицах и сбавляя скорость в темных переулках. Альфред не прекращал нести первое, что приходит на ум, и Иван про себя думал, что разведчик из него определенно никакой. Алкогольный порог низкий, и как только виски окончательно заливают разум, начинается безостановочная болтовня под названием «Жизнь и приключения Альфреда Джонса». Таксист явно привык и не к таким пассажирам, поэтому даже не оборачивался, покачивая головой в ритме шансона и барабаня пальцами по рулю. -…и я не хочу ехать к этой тётке Изабель, даже если у нее трижды день рождения! — он развалился на сидении, снова положив голову на Ивана, и заплетающимся языком повествовал, — Отец вечно с ней спорит, особенно когда напьется, вот алкоголик конченный! — Говорит тот, кто выпивал, как в последний раз, — он отвернулся к окну, смотря на странно оживленную трассу для такого времени суток, и почувствовал, как торчащая прядь пощекотала подбородок. — Это совсем не то! И я к ней не поеду, вот хоть убейте. Опять слушать эти её… — он пискляво пародировал свою тетушку, — «Ой, Альфред, а когда же найдёшь девушку? Уже пора бы подумать о семье!» или ещё лучше «Посмотри на Мэттью и Маргарет, у них такие чудесные детки!»… Постоянно слышу «Мэттью, Мэттью, Мэттью»! Мэттью хорошо учится, а ты все хихикаешь, Мэттью ответственный, а у тебя ветер в голове, Мэттью женился, у него прекрасная-распрекрасная семья, а ты все гуляешь… Отец с ним с детства сюсюкает, все внимание ему уделяет, несмотря на то, что это вообще не его сын. Он дал мне пощёчину, когда я сказал Мэттью, что он приёмный, но это так и есть! Иван вынужденно повернулся и посмотрел на Альфреда, который снова начал хлюпать носом. Он не понимал, что сейчас чувствует, но отдаленно это было похоже на сопереживание, вот только какое? Он завидовал его весёлому и лёгкому темпераменту, его способности становится душой любой компании, и никогда не думал, что такие качества можно осуждать. — Эм… Твои родственники, наверное, просто хотят, чтобы ты немного серьёзнее ко всему относился, — он неловко приобнял Альфреда за плечи — не так уж часто ему выпадала роль свободных для страданий ушей, — Сомневаюсь, что они специально на тебя давят. — Специально давят! — и вот настал момент, когда из глаз потекли пьяные слезы, которые он тут же вытер концом шарфа, — Я сто раз просил не поднимать тему моих отношений, но нет, как же без этого! Это хуже, чем пицца с брокколи! Ты понимаешь? С брокколи!.. — На этих словах он сжал щеки своего слушателя обеими руками и уставился, распахнув еще мокрые глаза, — Ты один понимаешь меня! — Если ты сейчас же не успокоишься, то я буду кормить тебя этой пиццей до скончания дней, — он вздохнул и прижал его за плечи к спинке сидения, снова поправил съехавшие очки, — Сиди ровно и заканчивай сопли жевать, мы почти приехали. — Ну ты и жестокий… — Альфред сказал это до смешного серьёзно и высморкался в уже влажный конец шарфа. — Конечно, как скажешь, — он поморщился, но вспомнил, что все равно хотел постирать его. Остаток поездки Альфред провел в дрёме, вцепившись в локоть и привалившись к чужому плечу на повороте. И, почему-то, Иван не смог его оттолкнуть. Зато когда такси остановилось возле нужного дома, растолкать его оказалось делом непростым. И когда он всё-таки вылез на улицу, расфокусированно смотря вокруг и шатаясь как тростинка на ветру, то потянул Ивана за руку в кожаной перчатке. — Вы не едете дальше? — таксист обернулся и посмотрел на пассажиров. Иван же в очередной раз вздохнул и вышел за Альфредом. — Нет, спасибо. Ключи доставай. И уже в подъезде выяснилось, что что-то не так, а именно по непонятной причине отсутствовал свет. И ни грузовой, ни пассажирский лифты, конечно же, не работали. Альфред поднимался по лестнице, еле волоча ноги, держась за перила, как за спасательный круг, но на пятом этаже всё-таки споткнулся. — Да черт тебя побери, мы так и к рассвету не дойдем! — Иван схватил его в охапку и буквально потащил наверх, далеко не лёгкого, но и на удивление не слишком тяжёлого. — Поставь меня, я сам дойду, — проговорил Альфред каким-то сонным голосом. Спать, что ли, собрался? — Замолчи уже хотя бы на минуту. Дойдя до седьмого этажа, Иван, переводя дыхание, поставил свою ношу на подъездную плитку и открыл дверь нужной квартиры. Прихожая оказалась довольно просторной, где стоял небольшой пуфик, куда Альфред и сел, пытаясь расшнуровать ботинки. — Что ж, надеюсь, ты проспишься. До завтра, — и он хотел было уйти, но отпускать гостя никто так просто не собирался. Альфред снова потянул Ивана за руку и как-то странно посмотрел на него, словно не хотел оставаться в одиночестве. И непонятно, совсем ли его мозг одурманен выпивкой или это привычное состояние, которое тот никогда не показывает. Должно быть, такому общительному и энергичному парню просто уныло находиться в пустом и тихом помещении, но вот только Иван вовсе не подходит на роль веселого товарища-собутыльника. На секунду он взглянул на блеснувшие в свете бра очки. За блеском стекол он не увидел взгляда, который буквально просил отойти от двери, предпочёл посмотреть на часы. Маленький электронный циферблат показал, что время на месте не стояло. — Альфред, отпусти меня уже. Ты вообще соображаешь, что поздно? Никто не отменял рабочий день завтра, а тебе еще трезветь и трезветь, — он вздохнул и добавил. — А мне идти до дома. — Останься со мной, в чем проблема? — теперь он удивленно уставился, что вышло смешно. И вот опять Иван просто не понимал этой нагловатой фамильярности. Разве коллеги ночуют вместе? Хотя даже неясно теперь, какие отношения между ними, потому что все это было слишком близко для просто коллег, слишком далеко для лучших друзей, слишком откровенно для просто друзей… — Нет, извини. Мне надо домой, — он как-то мягко разжал пальцы Альфреда, сомкнувшиеся на запястье, и вручил ему ключи. Откашлявшись, ещё раз попрощался и закрыл за собой дверь. Иван не отошёл от двери, пока не удостоверился, что она закрыта. Несколько раз дёрнул её на себя, успокоился и пошел вниз по темной лестнице, держа в руках сложенный шарф. Итак, сегодняшнее утро Альфред встретил абсолютно несчастным. Голова болела, грозясь вот-вот лопнуть в пульсирующих висках, во рту была пустыня Сахара, а само тело словно хорошенько помяли как лист бумаги, а потом еще и сплющили. Но самым невыносимым оказалось то, что практически всё он смог вспомнить, а особенно поездку в такси и собственные пьяные жалобы со слезами. У него возникло желание дать себе пощёчину. А лучше две. Удивительно ещё, что Иван этого не сделал. Теперь спокойно смотреть ему в глаза Альфред, наверное, не сможет еще долго, и именно поэтому появляться на работе особенно не хотелось. Но ещё больше не хотелось оправдываться перед боссом. Дотошный он больно и орёт громко, отчего иногда возникало впечатление, что чувство юмора и какая-никакая лояльность к работникам у него появляются только после пары пинт пива. Испортить настроение босса значило подмочить свою репутацию ценного сотрудника или же «героя этого офиса», как в шутку говорил один из коллег после помощи с настройкой программы. Тогда Альфред героически поднялся с постели и принялся разминать мышцы. Иван уже занимал свой стол, ставший действительно его столом за год. За время работы каждый ящик, каждый сантиметр столешницы приспособился для большего удобства, но Иван также старался поддерживать порядок. Все канцелярские принадлежности были в самом верхнем ящике, где он и копался, пытаясь отыскать степлер. Скрепляя бумаги, ему пришло в голову, что в кабинете непривычно тихо. Альфред обычно не опаздывает, тогда почему его все еще нет? Вспоминая вчерашний вечер, Иван сделал вывод, что тот, скорее всего, просто лежит с похмельем, и с неудовольствием вздохнул. Это значило, что сегодня у него самого появится ещё больше работы, когда её и так было немало. Но волновало не только это. Альфред просил его остаться. Он выглядел как-то необычно беспомощно и явно неважно себя чувствовал. Может быть, стоило дать ему таблетку или помочь дойти до постели, раз уж взялся помогать. И всё-таки Иван решил понадеяться, что с его чуть-больше-чем-коллегой всё в порядке. Он включил компьютер и сам для себя отметил, что сейчас мог бы, как всегда, слушать болтовню Альфреда о чём-либо, иногда вставляя комментарии и поглядывая на своего собеседника, на то, как он вертится на стуле, а потом вдруг сосредотачивается на работе и до какого-то момента молчит весь во внимании. От скуки Иван начал разглядывать большой фикус в углу, который поливается всеми по очереди. Сегодня была очередь Альфреда, но он, по всей видимости, не придёт. Зелёные свежие листья фикуса были точь-в-точь как листья на рабочем столе. Иван дважды кликнул на программу, но не успела она запуститься, как дверь хлопнула, и на соседнее кресло на колёсиках всё-таки приземлился тот, кого в кабинете так не хватало. Иван с интересом перевел взгляд от программы на опоздавшего. Альфред выглядел не так, как обычно: на лице не было обычной дружелюбной улыбки, вместо рубашки на нем теперь надет большой теплый свитер, волосы взлохмачены сильнее обычного, а под глазами залегли небольшие синяки. С вечера Альфреда не узнать. Видеть его такого зажатого и помятого было в новинку. Поймав себя на мысли, что открыто пялится, Иван чуть подъехал к нему на своем кресле: — Утро, вижу, не очень-то доброе. Ответа не последовало. — Ты же нормально себя чувствуешь? Я могу взять твои дела на себя, если совсем плохо. Альфред посмотрел на Ивана как-то долго и наконец сказал вполголоса: — Я должен поблагодарить тебя. Сам я, наверное, не дошёл бы вчера. И ещё… Извини за мое идиотское поведение. — Он усмехнулся, как будто стараясь скрыть неловкость. — Я не понимал, что творил, нёс какие-то глупости,… ну, ты и сам помнишь. — Альфред… — Не перебивай. Давай договоримся, — он протянул ладонь с оттопыренным мизинцем и серьёзно посмотрел. — Всё, что было вчера, остаётся вчера. Ты никогда не будешь это вспоминать, а я клянусь, что больше никогда не буду тебя… эмм, вот так беспокоить. Иван не сдержал широкую улыбку. Он старался не засмеяться. — Я всего лишь хотел сказать, что ты прямо сейчас зря беспокоишься. Ты напился, некоторые спьяну и не такое вытворяют. Помощь тебе была для меня чем-то вроде солидарности, хотя бы потому что я помню свой выпускной, — он улыбнулся уже спокойнее и продолжил. — Но должен признаться, я всё-таки волновался за тебя, почему — сам не знаю. — Серьёзно? — он заметно повеселел. — Я тебе верю. Но ты всё равно забудешь об этом! — Как скажешь. И Иван дал священную клятву на мизинцах. — Но знаешь что, — он продолжил, делая вид, что снова заинтересован фикусом, — Если ты всё-таки не поедешь на день рождения к тёте Изабель, и тебе станет скучно, то мы могли бы, скажем, прогуляться, в кино пойти. Что скажешь? — Эй, ты же пообещал, что забудешь всё, что было вчера! — Альфред вскинул брови, и тут же ухмыльнулся, — Но я согласен! Хорроры любишь?..