Мягко, нежно, громко

      Фукава смотрит на корешки книг, еле различая их без очков: история искусств, фотобук картин Микеланджело, Климта, "Столкновение цивилизаций" Хантингтона Самюэля, Маркс и Энгельс… Личная библиотека Тогами всегда была такой. Изысканной, дорогой, наполненная исключительно высокой культурой. На задворках сознания Фукава поймала мысль, что совсем не против почитать Хантингтона, хоть подобные книги ее и не особо интересуют. Но они нравились Тогами, а это уже было весомо, но недостаточно, чтобы заставить Фукава действительно полюбить их.       – Я настолько плохо делаю кунилингус, что ты решила меня игнорировать?       Тогами Бьякуя смотрела на нее с каким-то полу обиженным выражением лица. Раздетая почти догола, со слегка взъерошенными волосами – красивая, домашняя, возбужденная. Фукава на все тех же задворках сознания как будто о в первый раз осознала: эта прекрасная, возбужденная и немного обиженная Тогами сидела между её ног с еще немного влажными губами. Влажными от её, Фукавы, естественной смазки. Но, что важнее, Тогами Бьякуя сидела между ног Фукавы, пережидая, пока та отойдет от оргазма, и спрашивала, понравилось ли Фукаве. Господи-       – Боже мой, – Фукава сложила ладошки на лице, переводя дух и сглатывая. Девушка ее мечты только что довела ее до оргазма. Значит ли это, что Фукаве можно официально умереть? – Мне… мх.       Фукава хотела подняться, но только и получилось что приподняться на локтях – все нещадно тянуло и двигаться тело абсолютно не хотело. Тогами все еще сидела между ее ног, становясь все хмурее с каждой секундой, так и не получив ответа. Невыносимо очаровательная и милая; хотелось просто повторять это по тысячу раз, чтобы отпечаталось в головах у обеих. Такая же возбужденная – ладони сложены у лобка, колени подрагивали, и Фукава могла поклясться, что видела, как она несколько раз двигала бедрами.       Ответ ведь, на самом деле, и не нужен. Фукава буквально кончила, как ей могло не понравится? Но Тогами нужна конкретика. Во всем, всегда и тем более от своей девушки, потому что она не зря прошерстила всю нормальную информацию про куннилингус.       Бедра изнутри были ужасно влажными, и, что еще хуже, она чувствовала, что начинает возбуждаться опять. От всего этого. От этой невозможно чудесной Тогами Бьякуи.       – Мне, – Фукава еще раз сглотнула, – безумно понравилось, милая. Но, моя дорогая Тогами, может, ты… подумаешь о себе? Я-а не уверена, что твои трусы еще… м-м, нужны нам. То есть-       Вдох-выдох, вдох-выдох и поднять глаза.       Тогами смотрела на нее очень внимательно, краснея одними ушами. Боги, она действительно смущена и ждет, что скажет Фукава.       – Ложись, дорогая, – Фукава нежно погладила свою девушку по бедру. – Моя очередь.       И Тогами, как зачарованная, медленно легла на живот. Помогая ей перевернуться на спину, Фукава поцеловала ее внутреннюю сторону бедра – жест вышел до ужаса интимным даже сейчас, и Тогами почувствовала, как ее клитор запульсировал. Как же. Горячо.       Фукава осторожно засосала клитор, сразу приподняв капюшончик и провела языком по нему и головке. Тогами резко выдохнула.       На самом деле, Фукава боится ласкать свою любимую языком – боится до обморока почти, испытывая такое волнение, что можно вызывать скорую. Как страшно опозориться, сделать больно или просто неприятно… Тогами устает каждый раз говорить, что, о, боги, после ее кунилингуса она готова буквально вознестись. Но разве возможно так просто успокоить маленького параноика?       Но с каждым рваным выдохом Тогами, с каждой дрожью бедер и их рефлекторными движениями, с пальцев, сжимающих волосы Фукавы, страх сам отходит, оставляя лишь опаляющие ощущения все такого же сильного возбуждения.       Оторвавшись от влагалища своей любимой, Фукава продолжила удовлетворять ее пальцами.       – Мне нравится, когда ты говоришь, как тебе хорошо, – мягко и так влюбленно произнесла Фукава, чмокнув Тогами в коленку. – ты так смущаешься, но возбуждаешься еще сильнее: даже жаль, что ты больше молчишь. Ах, как же ты красива. Я говорила тебе, какая ты красивая? И возбуждающая. Я снова мокрая, дорогая. Ты же поможешь мне потом, да? Я не смогу кончить, если ты не будешь смотреть на меня. Я тебя так люблю, Тогами, Тогами-и-и…       Тогами вскинула бедра особо сильно и даже издала легкий стон. Ужасно развратно. Такая Фукава ужасно развратная. И красивая. У Тогами сердце заходится испуганной птицей в клетке, она задыхается от нехватки воздуха и возможностей сказать, как, как же она любит свою милую Фукаву, и что все приторные слова она вспоминает, глядя на нее, и что умрет она однажды от переизбытка сладости от нее… смерть, да и только.       У Тогами ужасный фетиш на разговоры из уст Фукавы, и она определенно не будет ничего делать с этим.       Кончая, она думает, что час ночи – время не сильно-то позднее, можно еще поразвлекаться часок. В конце концов, это ее обязательство как жены: убедиться, что ее жена удовлетворена и счастлива. Тогами как раз ломала голову, когда бы опробовать ее прекрасный новый вибратор, и надо же, как удачно сложилось.       Фукава сидит и изнывает. Как же она любит свою любимую Тогами…