***
Три человека в серых лабораторных облегающих скафандрах стояли посреди большой консоли в форме полумесяца. Множество различных голограмм с данными высвечивались над ней, а люди с интересом рассматривали сквозь защитные стёкла шлемов графики и схемы, то и дело бросая взгляды на огромную стеклянную колбу посреди практически пустого белого помещения лаборатории. Сама колба была до верха заполнена зеленоватой жидкостью, в которой плавало абсолютно лысое тело девочки лет двенадцати по стандартному циклоисчислению. К её телу было подключено множество различных трубок и проводов, уходящих на дно колбы, а голову опоясывал обруч нейроинтерфейса. — Кажется, это успех, коллеги, — произнёс один из мужчин среднего возраста, жестом выведя на общий обзор таблицу сводной статистики о ходе эксперимента. — И впрямь, — задумчиво сказал второй, по привычке потянув руку к подбородку, вот только рука наткнулась на стеклянную полусферу шлема скафандра. — Нейроактивность? — Перешла минимально допустимый порог, — ответил третий, быстро пролистывая никому невидимые графики — всё отображалось в его сознании через нейросеть. Спустя две секунды мужчина сделал лёгкий пасс пальцами руки, а на главном голографическом экране консоли-полумесяца высветились две таблицы данных. Трое людей сразу прикипели взглядами к этим таблицам, с интересом их изучая. Вскоре, тот, что стоял посредине, заговорил: — Прекрасно. Цикл пять тысяч семьдесят шесть по стандартному имперскому циклоисчислению. Орбитальное время… двадцать три, сорок пять, шестнадцать. Образец XFG-301 прошёл первичную активацию нервной системы. Показатели в допустимых пределах. Следы несовместимости генетических структур образца отсутствуют. Алгоритмы выращивания образца полностью зафиксированы и прикреплены к проекту. Начинаем первый тестовый запуск нейронной связи по протоколу AWH-01. Коды разрешения? — Введены, — одновременно ответили двое других. — Отлично. Активирую протокол. На голограммах появились множество различных блоков данных с индикаторами степени загрузки. Они крайне быстро заполнялись, а чуть в стороне, на боковом голоэкране был график скорости загрузки данных непосредственно в мозг образца. — Неужели получится? В голосе того, что слева чувствовалась затаённая надежда. Её не могло не быть — восемь стандартных циклов персонал орбитальной исследовательской станции не может покинуть её — секретный проект, как ни крути, о сути которого никто ничего толком не знает. Принцип разделения информации — каждый знает только то, что ему нужно и не словом больше. — Будем надеяться… Так, — более собранно заговорил первый. — Потоковая поочерёдная загрузка идёт штатно. Даже лучше, чем предполагалось. Прошлые образцы такого результата не показывали. — А ведь разница между клонами минимальна, — заметил третий. — А это даже жизнеспособно. — Это? Ты до сих пор отказываешься называть их «она»? — усмехнулся первый, не отвлекаясь от информации на голоэкранах консоли. — Это его психологический защитный механизм, — усмехнулся тот, что слева. — Он считает, что признание фенотипической половой принадлежности образцов является приравниванием их к живым организмам, а соответствие фенотипа женской особи человека — лишает их обезличенности. Боится, что не сможет так же хладнокровно пускать эту структурированную биомассу в утиль. — Тц… — раздражённо качнул головой третий. — Всё то ты знаешь. — Довольно разговоров, загрузка окончена. Запускаю тестовый опрос нервной системы. В течении одного такта, что можно приравнять к шестидесяти ударам сердца, три человека с интересом смотрели на множество появляющихся текстовых сообщений, после чего запустили ещё один тестовый протокол загрузки данных — многопоточный. Как и в ходе первого эксперимента, он окончился полным успехом, после чего были проведены ещё ряд тестов, призванных выявить различные свойства и характеристики образца XFG-301. — Итак, коллеги, — резюмировал результаты экспериментов первый мужчина в скафандре. — Могу вас всех поздравить с первым полностью функциональным, рабочим, стабильным образцом. Какие цифры? — Показатели интеллекта… — Вот только не надо мне тут упрощать, — прервал говорившего первый. — Эх… Показатели скорости обработки потоковых неструктурированных разнородных данных переходит за три сотни и колеблется в диапазоне от 302 до 314. Скорость постобработки колеблется в том же диапазоне. При обработке нескольких потоков диапазон обоих показателей повышается на двадцать. Спад фиксируется на тридцать первом потоке, но является незначительным. — Эх… Мне бы так, — грустно вздохнул третий, но его проигнорировали. — Дальше. — Так… Так, ага, вот. Генетическая структура стабильна. Послеактивационного распада не наблюдается, как и предпосылок к нему. Тело функционирует стабильно. Физические характеристики на верхней планке для человеческой особи, но… Зачитывающий данные с нейросети мужчина отвлёкся и посмотрел первому в глаза. — Сами понимаете, для выявления всех возможностей требуется развитие тела, нагрузки, эксперименты. Мы не можем просчитать последствия генной и структурной модификации образца. И так работаем вслепую… — Да знаю, знаю, — отмахнулся первый. — Были бы живые исходные образцы — было бы проще. — Ну и вот… Получается, что было бы неплохо… — Даже не думай, — сказал, как отрезал первый. — После экспериментов образец требуется уничтожить. Таковы инструкции. Ни о каком «воспитании» и прочих прихотях не может быть и речи. — Я не мог не попытаться. — Итак, — в очередной раз, первый посмотрел на множество данных на экранах. — Эксперимент считаю успешным, оконченным. Данные заархивировать… Внезапно он повернулся к третьему, что стоял справа от него. Непонимание и неверие отразилось в глазах первого, когда он смотрел на ствол излучателя, упёршегося прямо в стекло шлема скафандра. — Что ты… Короткий резкий жужжащий звук, вместе с которым стекло скафандра первого покрылось слоем крови изнутри. Тело человека безвольной куклой рухнуло на белый пол лаборатории, а из аккуратной дырочки в стекле поднималась струйка белого дыма. — Твою… — хотел было что-то сказать второй человек, что всегда стоял слева, но не успел. Короткая вспышка, и тонкий синий лучик — след от плазменного шарика, пронзил стекло его шлема. Человека постигла участь начальника — смерть от разрыва черепа. Стоило только телу второго упасть на пол, как равномерный свет в лаборатории заморгал и сменился на тревожный красный. Лаборатория выглядела так, словно всю её покрыло тонким слоем крови. «Неприятный цвет» — подумал третий человек, а портативный плазменный излучатель, в котором любой сведущий человек узнал бы новейшую диверсионную модель, начал буквально сворачиваться, складываться по блокам, пока не спрятался в браслете на руке человека. Человек печально вздохнул. — А ведь я надеялся, что ничего у нас не выйдет. Наивный… С горькой усмешкой он мысленным усилием запустил в своей нейросети скрытые от всех подпрограммы, которые держал там именно на этот случай. Двери лаборатории внезапно открылись, а третий учёный привычным, рефлекторным движением ушёл в перекат, уходя с линии потенциального огня. Вот только он не ожидал, что появившийся на сигнал тревоги сотрудник безопасности, облачённый в средний штурмовой скафандр, окажется не менее опытным. При равном опыте выигрывает экипировка. Пока в руке учёного заново разворачивался плазменный излучатель, чёрная фигура сотрудника безопасности уже навела на учёного своё оружие — длинноствольный плазменный дробовик. Один выстрел и три десятка мелких, но от этого не менее опасных желтых лучиков пронзили тело учёного. Никто не выживает при таких массивных повреждениях — не стал исключением и этот человек. Фигура сотрудника безопасности, в довольно массивном чёрном скафандре, быстро осмотрела пространство вокруг через прицел дробовика. — Чисто, — раздался металлический голос от шлема сотрудника. — Предатель нейтрализован. Сотрудники мертвы. Жду распоря… — Протокол «Красный-1» активирован, — по орбитальной станции разнёсся мёртвый голос искина. — Включён режим дезактивации. Неловкий шаг назад, взгляд на только что убитого учёного-предателя. — Тварь… — зло прошипел сотрудник безопасности, а в следующий миг по орбитальной станции прокатилась незримая энергетическая волна, выжигающая слабые и незащищённые приборы и технику. Но основная её функция — полная нейтрализация и уничтожение органики. Чёрная фигура охранника как подкошенная рухнула на пол, но внутри скафандра была лишь деструктурированная биомасса, фарш, быстро распадающийся на простейшие вещества. Однако, некорректный, принудительный запуск протокола дезактивации привёл к тому, что не всё было уничтожено — единственный выживший, клонированный образец серии XFG под номером 301, по-прежнему исправно функционировал, находясь в колбе максимальной степени защиты. Конечно, защита была нужна не для образца, а от него, но из-за некорректного запуска протокола эта защита не была деактивирована. Изрядно потрёпанный, с выгоревшими органическими блоками, искин орбитальной исследовательской станции не знал, что делать — у него попросту отсутствовали инструкции для подобной ситуации, а более-менее производительные логические блоки находились именно в органических структурах. Потому искин пришёл к нескольким выводам — снизить энергопотребление станции, отключив невостребованные функции и узлы, отключить жизнеобеспечение и продолжить последнюю серию экспериментов. Последним, до момента инцидента, в списках было тестирование образца XFG-301.***
Бесконечная череда образов, звуков, смыслов, как бы странно это не было. Они давили на сознание, но вырваться из этой чехарды не представлялось возможным. С каждым разом эти образы занимали всё больше и больше пространства — именно так я воспринимал ситуацию. Они лишали меня свободы мысли, заставляя думать о них, обдумывать их, хоть и смысла порой я не видел вообще. Слишком разрозненные, несвязанные друг с другом, не имеющие ни логической, ни эмоциональной связи. Это было даже хуже, чем сон, в котором события и действия скачат из огня да в полымя. Только в самом начале этой свистопляски я с трудом, но смог проанализировать ситуацию, в которой оказался. Осколки моей памяти недвусмысленно намекали, что я умер — образы переворачивающегося автомобиля и тень летящего в глаз бревна раз за разом посещали мою многострадальную голову. Но я ведь мыслю? Жив ли я? Я даже почти очнулся, перед тем как сознание провалилось в это… в это. Мысли, образы… Образы… Незнакомые и чужие слова и письмена обретали смысл. Когда я уже почти попрощался со своим здравомыслием, всё внезапно прекратилось. Не было ничего, лишь тьма и тишина. Я не чувствовал тела, но каким-то образом знал, что оно есть, просто… Нужно просто выплыть из тьмы. Она некомфортна. Она вязкая, тянущая. Волевым рывком, усилием, с трудом, но всплыл, выбрался из тьмы. Резко накатили чувства тела. Мысли стали ясные и связные. Я хотел осмотреться и резко открыл глаза, чтобы тут же ощутить в них сильную резь, словно в мутной грязной воде. Желание оглядеться преодолело этот дискомфорт, и я хотел уже в очередной раз попытаться открыть глаза, но внезапно ощутил характерный звук — слив жидкости. Очень быстрый и мощный. Похоже, я был в какой-то ёмкости, или что-то около того. Не знаю, как она была велика, но не прошло и нескольких секунд, как я повалился на какую-то поверхность, к которой меня придавило просто невероятное ощущение собственного веса. Резкая боль где-то внутри ниже пояса, вдоль спины, во рту. Я не обращал внимания на это раньше, но сейчас… Чёткое ощущение, что тело покидают множество различных объектов. Вновь включилось логическое мышление — велика вероятность того, что это какая-то система жизнеобеспечения и отвода продуктов жизнедеятельности. Жидкость на теле… Она как кисель. Мешает. Хотел стереть её с лица, но руки не слушались. Да и лицо — оно благополучно «целует» поверхность подо мной, а пошевелиться я не могу — мышцы вообще не напрягаются. Парализован? Укол в область шеи, отсутствие хотя бы возможности сопротивляться. Раздражает. Но раздражение ушло так же быстро, как и появилось, стоило лишь сознанию отправиться в очередное плавание сквозь вязкий и тягучий туман собственных мыслей. Но мысли не успели оформиться, как в очередной раз я очнулся. Резко и быстро, но подавать признаков жизни я не спешил, стараясь для начала определиться с окружением. Положение — горизонтальное. Лежать мне пришлось на достаточно комфортной поверхности, опять же комфортной температуры. Вокруг явно было светло, но глаза открывать не спешил. Воздух свежий, но какой-то… никакой. Тишина, что слышно собственный пульс. Попытавшись проанализировать состояние своего тела, я уловил некое несоответствие. Сильное несоответствие привычному — другая половая принадлежность. «Как, почему, зачем, что дальше делать, это же куча проблем?!» — закрутились мысли в моей голове. А ведь у меня было много знакомых и друзей, работающих в медицине. Гинекологи в том числе. Возможно, именно по этой причине, в голове начали всплывать их обезличенные истории о различных болезнях, физиологии и прочих неприятностях. Двойной короткий гудок тихо раздался в помещении, а на руке я почувствовал лёгкий укол. Хотел уже возмутиться, но как-то быстро всё возмущение пропало, а сам я успокоился. Очень качественно успокоился, но при этом в сон не клонило. По опыту знаю, что успокоительные препараты зачастую имеют снотворный эффект, а тут нет. Зато мыслить стало проще, но размышлять мне не дали. Резкий, но слабый разряд в плечо вынудил меня буквально подпрыгнуть на месте, быстро заняв сидячее положение и открыть глаза. Не очень просторная белая комната, буквально в несколько метров. Одноместное подобие кровати, небольшой стул с центральной ножкой уходящей в пол, такой же стол. В двух почти незаметных контурах на стенах угадываются двери. Где источник света? Непонятно. Кажется, что весь потолок излучает мягкий свет, пробирающийся в любой уголок комнаты. И что теперь делать? Внезапно, с тихим пневматическим шипением открылась одна из предполагаемых дверей и в комнату влетел небольшой, не крупнее баскетбольного мяча, белый шар. По его контуру, словно очерчивая угловатые запчасти гладкого покрытия, тянулись светящиеся синим тонкие линии. Паниковать? А и не получится. Да и вообще, следует разобраться в ситуации, больно уж она сюрреалистична, ведь я помню, что умер. Шар подлетел практически вплотную и я по привычке хотел поправить воротник футболки, в которых ходил последние годы. Вот только рука нащупала лишь пустоту — я вообще голый был. Но, как ни странно, это вызвало лишь усмешку, как и явно детское тело. Слишком белое и… Проведя рукой по голове, я дополнил своё описание словом «лысый». Теперь стало ясно, откуда немного странное чувство на веках — нет ресниц. Зависший в воздухе шар, до сего момента явно наблюдавший за мной, внезапно разразился целой серией непонятных слов, формируя их в какую-то фразу с вопросительной интонацией. Не дождавшись ответа, он заговорил своим механическим голосом уже на явно другом языке, значение слов на котором вызывали какие смутные ассоциации в голове. Это было странно, ведь язык явно не знакомый, а ассоциации довольно чёткие. — Общий. Раз, два, — заговорил шар теперь уже на доступном мне языке. — Проверка восприятия языка номер шесть, вы понимаете? По какой-то причине я не решился ответить, да и ощущение в горле было такое, что лишь хрип получится. — Фиксирую положительную невербальную реакцию на образец шесть. Похоже, шару и не требовался мой ответ. — Субъект XFG-301 проявляет низкую степень активности высших психических функций. Модель поведения — стимулирующее сотрудничество. От шара ко мне устремился еле видный светящийся конус зелёного света, на который я хотел рефлекторно дернуться, но тело ещё было слабо. Странно, ведь в прошлое пробуждение у меня вообще не получалось шевельнуться. — Обнаружено состояние голода. Объект XFG-301 нуждается в пище? Конус света пропал, а шар завис, явно дожидаясь реакции. И что это за шар вообще такой? Разлетались тут всякие дроны медицинские… Стоп. Откуда мне это известно? Что за дрон… Хотя, глупый вопрос. Медицинский дрон подобной компоновки используется для удалённого общения с пациентами или контакта с неизвестными органическими формами жизни разной степени разумности. Подозрительное понимание с моей стороны. Но крайне неполное. Попытка осознать ещё что-то не привела ровным счётом ни к чему. — Да… — попытался ответить я и тут же зашёлся сухим кашлем. Дрон ничего не ответил, но буквально через мгновение в потолке образовалось довольно крупное круглое отверстие, через которое в комнату влетел ещё один такой же дрон, нёсший на манипуляторах круглый тёмно-серый поднос. Дрон отлевитировал его на стол и покинул помещение через всё то же отверстие, что тут же закрылось. Больше никаких диалогов не было. На подносе располагался прозрачный стакан с водой и матовая серая чашка-полусфера с какой-то белой кашицей. Была ещё серая ложка. Не дождавшись ни вопросов, ни инструкций, я сосредоточившись, медленно и аккуратно встал и пошатываясь направился к столу. С трудом преодолевая слабость и непослушание в мышцах, словно и не ходил никогда, опираясь о стенку, я добрался до стола и сел на стул. С не меньшим трудом я попытался привычным образом взять ложку в руки, но непослушные пальцы чувствовались как… даже не знаю с чем сравнить. Словно онемевшие, пьяные и кривые — они никак не хотели делать хоть что-нибудь. Дрон лишь наблюдал за моими попытками, спокойно и отстранённо, но от этого не менее раздражающе. Мне даже казалось, что неведомый наблюдатель сейчас покатывается со смеху, видя мою крайней степени неловкость. Плюнув на попытки взять ложку правильно, попросту зажал её в кулаке и попробовал зачерпнуть неведомой кашки. С трудом донёс до рта и чуть не опрокинул её — ужасная мелкая моторика. Практически безвкусная хрень, а не кашка. Но стоило ей добраться до желудка, как я чётко ощутил некое довольство. Отложив ложку, двумя руками потянулся к стакану и на этот раз не пытаясь взять его привычно, обхватил двумя руками в как можно более простом жесте. Получилось. Поднести ко рту не рискнул, потому по большей части потянулся сам. Вода оказалась водой, но вкус был явно богаче, чем у кашки. Ощущались какие-то добавки. В течении десяти минут или даже больше, я просто ел и думал о сложившейся ситуации. Тело не моё, в голове какие-то смутные и странные знания, а уж парящий в воздухе медицинский дрон — это явно за пределами привычных мне технологий. Нет, если бы у него были хоть какие-то двигатели или нечто подобное, но нет — он просто беззвучно висит в воздухе. В своё время я читал множество различной фантастики и прочего. Теперь вот всё это прочитанное направляет мои мысли в одном логичном направлении — перерождение. Правда, возможен ещё вариант, типа моё сознание после смерти захватили подлые пришельцы и засунули в это тело. Хм… Теоретически возможно. Ах да, есть вариант с тем, что я жил в матрице, виртуальное тело умерло и меня переподключили к другому, но по какой-то причине забыли стереть данные. Но тогда более реалистичный вариант — просто отключился от «матрицы» и теперь в «реальном мире». Это бы объяснило моё полное облысение, несколько странных, явно инородных портов на руках, отсутствие пупка и прочие мелкие детали, но никак не явно молодое тело другого пола. А может быть та жизнь была некой «школой» для местных детишек? Кажется, заработал мой «генератор бредовых идей». Стоило мне покончить с едой, как вновь открылось отверстие в потолке, а влетевший медицинский дрон забрал пустой поднос, скрывшись в тут же закрывшемся отверстии. Когда я обернулся к висящему рядом медицинскому дрону, тому самому, первому, то он уже держал в одном из скрытых ранее манипуляторов небольшой вытянутый брусок металлического цвета. Заметив, что я обратил на него внимание, он подлетел к столу и положил брусок передо мной. И что это такое? А, ну да, как я мог забыть о простейшем личном гологра… Стоп. Это уже становится несколько напряжно, по крайней мере должно быть так. Умом я понимаю, что такая ситуация должна меня напрягать или вводить в ступор, но похоже, те самые успокоительные помогают отбрасывать нецелесообразные переживания о неподвластных мне фактах. Передо мной лежит простой, я бы даже сказал примитивный по функционалу персональный голографический интерфейс, в простонародье именуемый как его древний прообраз — планшет. Почему информация в голове сложилась именно так и именно в такие ассоциации я не знаю, как не знаю и о её происхождении, но грех не воспользоваться. Взяв брусок в руки, я бегло осмотрел его и нашёл на тыльной стороне небольшое круглое углубление. Слегка нажал пальцем и от бруска вверх вырос полупрозрачный голографический экран без каких-либо логотипов. Он плавно засветился синим, но вместо ожидаемого интерфейса появилась таблица на смутно знакомом языке. Таблица… очень уж напоминала недельный график, вот только вместо семи ячеек, здесь было десять. Сосредоточив внимание на тексте, я с удивлением понял, что язык не смутно знаком — он знаком мне полноценно, хоть и никогда прежде в жизни я не видел этих символов. — Суточный режим дня субъекта XFG-301, — прочитал я заглавие таблицы вслух и посмотрел с вопросом на дрон. — Что за объект? — Субъект XFG-301 — предмет научных исследований. — Кто это? — пожелал я подтвердить довольно очевидные догадки. — Вопрос «кто» не является корректным. Пространственное положение субъекта XFG-301 непосредственно перед дроном номер 00239. Судя по всему, это я. Ну что же, могло бы быть и хуже, да и умер я. Умер же? Тогда и грех жаловаться. Судя по режиму, мне предстоит уйма непонятных тестов и исследований. Очень любопытно, но неужели нельзя было переродиться в нечто более… свободное? — Мне не очень-то хочется быть каким-то субъектом. — Поправка. Субъект обладает выраженным самосознанием. Допустимо употребление личных местоимений. Похоже, ко мне приставлено подобие искусственного интеллекта. — Раз я субъект исследований, то зачем мне всё это рассказываете, ещё и с графиком ознакомили? — хотелось по привычке помахать перед лицом планшетом, но вовремя остановился. Его и уронить можно в моём-то состоянии. — В связи с наличием самосознания и психической деятельности выбрана режим взаимодействия «Сотрудничество». В качестве ответной реакции на добровольное и самоотверженное следование процедурам предусмотрено поощрение. В противном случае — наказание. В случае, если субъект категорически откажет в сотрудничестве, будут предприняты ряды мер для принудительного исследования. Перспективы простые и понятные, а главное — безвыходные. Я вообще не знаю ровным счётом ничего о ситуации, в которой оказался, окружении, обстановке и прочих факторах. Хоть мне такая перспектива и не нравится, но для начала можно побыть и «субъектом». — Согласен. — Приступаем к первому пункту графика. Требуется восстановление двигательных функций организма.***
Хотел бы я сказать, что жизнь «субъекта исследований» страшна, но не так всё плохо оказалось. Ну, разве что полнейшее отсутствие какого-либо хорошего отношения или поблажек, да и заперт я оказался чуть ли не в четырёх стенах. Ладно, не совсем уж «четырёх стенах» — целых четыре помещения! Первое — небольшая личная комната, в которой очнулся. Второе — смежный с ним зал, из которого я мог попасть в две другие, но стоит говорить о них в порядке очерёдности, что ли? Зал, в который я попадал из своей комнаты, был небольшим и представлял собой этакую интерактивную комнату для различного рода обучения, тестов и экспериментов над моими мозгами. Оформлен зал был всё в те же белые тона, как и все остальные комнаты, кстати. Здесь не было ровным счётом ни одного элемента интерьера, служащего в качестве украшения или декора — всё сугубо утилитарно. Большое и мягкое кресло, чем-то напоминающее таковое у стоматолога, только больше, для всего тела и с кучей различных настроек. И мягче. Само ложе было из множества мягких синтетических подушек серого цвета, а платформа — белая. У кресла имелся обруч, одевавшийся на голову и служащий нейроинтерфейсом. С помощью этого кресла некий ИИ, о котором у меня нет информации, проводил различные тесты моих мозгов и нервной системы. Попутно мне прямо в голову заливались небольшие пакеты данных и проверялась степень и скорость их обработки мозгами и сознанием. Это было похоже на поток странных образов и мыслей, в которых я пребывал не так давно. Таким методом знания усваивались много лучше, чем традиционным способом, да и во время закачки данных я понимал, что именно мне закачивается. Не было такого, чтобы я вдруг понял, что знаю «нечто», а откуда — неизвестно. Вторым устройством можно назвать комплекс из большого белого стола с толстой центральной ножкой и стулом. Поверхность стола являлась полностью интерактивной и могла создавать объёмные материальные голограммы. Здесь, посредством всё того же обучения, тестировали мои способности к самообучению классическим методом и здесь же можно было развивать мелкую моторику рук, оперируя самыми разными голографическими тренажёрами для оных. Помимо этого, именно за столом проводились тесты на внимание, память и прочие умственные характеристики. Одним из странных, но полезных тестов, было воспроизведение различных картинок, текстов, графиков и прочей визуальной информации на нескольких экранах. В дальнейшем я должен был чётко воспроизвести их сам. Нехило развивало и так подозрительно хорошее обзорное зрение, так и способность воспринимать сразу несколько визуальных источников информации. Слух, кстати, тоже нагружали подобным образом, требуя разделить несколько одновременно воспроизводимых потоков информации. В этой же комнате был просто мягкий диван всё того же серого цвета. Он не нёс никакой полезной функции кроме массажа и на нём можно было передохнуть в краткие перерывы. Третья комната представляла собой опять-таки небольшое помещение с огромной капсулой для гуманоида. Почему я не говорю «человека»? Да чёрт его знает, кто тут живёт, но судя по всему — гуманоиды. В общем, эта большая, здоровенная капсула с откидной стеклянной крышкой, представляла собой некое медицинское устройство, ни названия, ни полного функционала которого я не знаю. Суть его в том, что если я получу какие-то травмы в ходе тренировок, а я их получу обязательно, то он меня подлатает за какой-то час, даже если я умудрюсь себе кишки выпустить или ноги-руки оторвать. Помимо этого, обязательны были ежедневные обследования в этой капсуле. Зачем? Логично предположить, что собираются данные о накопленных изменениях в моём организме и контроль здоровья, а других причины я не вижу. В четвёртой комнате находились несколько тренажёров для физической подготовки. Результаты постоянных тренировок и являлись этаким тестом. Тренажеры были вовсе мне непривычные и их было три. Первый, самый простой на вид, представлял практически чёрную платформу в несколько квадратных метров. У неё две функции — воспроизведение голограмм различных движений человека и какое-то странное увеличение гравитации. Оно не сильно жмёт тебя к полу, но вот двигаться в пределах платформы было тяжело и тяжесть эта регулируется в интересах исследований. Второй тренажёр представлял собой комплекс из нескольких колец одно внутри другого. Внутри последнего кольца есть подвижные в разных направлениях ремни, крепящиеся к ногам, рукам, туловищу и голове в нескольких точках. Этот тренажёр может изменять положение моего тела в пространстве, при необходимости фиксировать отдельные участки тела и с разной силой противодействовать различным движениям. За счёт этих функций тренажёр мог заменить собой самый функциональный спортивный зал. Третий тренажёр представлял из себя большую овальную закрытую капсулу. Что он делает и как — мне неизвестно. По словам неведомого ИИ, он используется только с некоей нейросетью, но что это, опять же мне не сообщили. Распорядок дня состоял из довольно частых приёмов пищи, если безвкусную кашу вообще можно так назвать, потом шли физические тренировки и различные тесты, после — умственные нагрузки и тесты. Потом опять физические, потом опять умственные, а после — отбой. Личного времени нет, так как «субъект исследований» в нём не нуждается, а пустая трата времени — контрпродуктивна. Кстати, вторая дверь в моей маленькой комнате — санузел. Он представлен выдвижной раковиной с голосовой регулировкой температуры воды, выдвижным же унитазом довольно логичной и привычной формы, и небольшой кабинкой, в которой вместо привычного душа используется какая-то система распыления чего-то непонятного, безвредного для глаз и великолепно чистящего тело. Больше похоже на камеру для обеззараживания, честно говоря. Похоже, вода здесь в дефиците. К слову, о «здесь». Где это самое «здесь» я не знаю, а ИИ не даёт вообще никакой информации, не касающейся тестов и экспериментов. Так и проходит моя жизнь, в нескончаемой череде постоянно усиливающихся и усложняющихся тестов, упражнений и проверок. Меня могу загонять на имитации пробежки до кровавых соплей или заставить выполнять какие-то странные движение под нереально гравитацией, выворачивающей тело наизнанку. Неудовлетворительные результаты никогда не остаются без «награды» — электрический разряд, сила которого прямо пропорциональна степени провала. В качестве положительного стимула — разнообразие еды и выбор дисциплин для умственных тестов. Единственное, что не даёт мне сорваться от безысходности — медикаментозная поддержка нейтрального эмоционального состояния. Говорят, безвредная. Надеюсь. Каждый день я отмечал на выданном ещё в первое пробуждение планшете. Функций мне разблокировали на нём немного, но такая штука, как органайзер там была. Ещё, судя по ставшими понятными иконкам, здесь есть некий Экстранет, но только локальный, в пределах некоего объекта «Сагнар». Но даже так, я не имею ни к чему доступа. Не вижу ни единой возможности вырваться или что-то изменить. Если экстраполировать степень увеличения сложности различных тестов и экспериментов со временем, то можно спрогнозировать мою преждевременную кончину примерно через три года, два месяца и пять, нет, шесть дней. А может быть и нет… Не замечал раньше за собой способности к столь лёгкому мысленному оперированию большими мыссивами цифровых значений. А ещё у меня нет одежды — субъекту исследований она не нужна.