Так что было в том письме?

Дженсен ненавидит высокие пороги - вечно спотыкается об них, не умеет смотреть под ноги, хотя у актеров привычка видеть пол не боковым - "нижним" зрением - является обязательной, ведь ногами всегда надо точно попадать в отметки, на которые будет нацелена камера. Но по неизвестным причинам на пороги - и на неуместно высокие ступеньки, кстати, тоже - нижнее зрение Дженсена не распространяется. Вот и сейчас он, словно выброшенная на сушу каракатица, кувыркается с очередного порога вниз, размахивая руками. Джаред ловит, по своему обыкновению, вовремя. - Прибереги свои таланты для бассейна, - советует он. - Что-то ты, брат, нервный. - Не я летел только что вниз носом. Дженсен приподнимает брови, но Джаред пожимает плечами и отворачивается. Остается только вздохнуть. Кофе, где кофе. Пусть сейчас будет слишком горьким - то, что надо. Миша стоит, склонив голову, и изучает бревенчатую стену. Дженсен подходит к нему, чтобы не стоять дольше около Джареда. Джаред тоже удаляется в противоположном направлении, как будто до этого стоял тут только потому, что заранее знал, что Дженсен навернется, и воспринимая дальнейшее как свою тяжелую обязанность. - Муравьи шли сначала вниз, - сообщает Миша, - теперь они идут вверх. Дженсен хмыкает. - Может быть, у них конец рабочего дня? Миша задумывается. - Нет, - говорит он, не поясняя. Дженсен снова вздыхает и садится на стул с надписью "Джаред Падалеки". Ему кажется, что его спина нагревается от этого сразу, как будто ему не стоило сюда садиться. Или стоило, наоборот. - Кофе, Экклз, - протянутый ему стакан уже остыл, но Дженсен не в том настроении, чтобы ворчать. Он и обычно не ворчит, что уж там. Не тот характер. Скорее будет просто сидеть мрачно, пока не придет Джаред, например. Только не сейчас. Джаред на другом конце помещения смеется нарочито громко, его смех отражается от стен и превращается в гул ударов по медной кастрюле. Пора работать, черт возьми. Происходит неизбежный съемочный день, и в какой-то момент Дженсен, наконец, понимает. По случайно брошенным словам, по неловкой паузе, по жестам. В лучших их традициях. Но он ждет и молчит. Терпение Джареда лопается к вечеру. В машине с Клиффом они едут с уже лопнувшим джаредовым терпеним. Джаред неотрывно смотрит на него, как будто внутри терпения оказался нервно-паралитический газ, и вышедши на свободу, он замкнул шею Падалеки в одном положении. Когда они выходят из машины, то не успевают даже дойти до двери дома, как он открывает рот. - Так что было в том конверте? Письмо племянникам. Бумажка, испещренная попытками Дженсена нарисовать... что-нибудь. Они всегда этого требовали, и он всегда как не умел рисовать, так и не совершенствовался. Поэтому заклеивал он конверт, смеясь сам над собой. - В том конверта была записка, - он вставляет ключ в замочную скважину, - а в ней вопрос "я тебе нравлюсь?" и квадратики для галочек: "да", "нет", "не скажу". Только я ее не отправил. Нам ведь лет тринадцать, судя по всему, и я побаиваюсь. Джаред выругивается коротко и прижимается лбом к его затылку. У Дженсена на момент перехватывает дыхание и дверь вместе с косяком, порогом и стенами вокруг плывет перед его глазами. Но потом он все-таки поворачивает ключ, и они входят в дом.