Доктор Алберто

В медицинском колледже Алберто считался лучшим студентом. Ему легко давались такие науки, как анатомия, химия и, собственно, биология. Несколько похуже дела обстояли с латынью, но был один важный момент, перекрывающий это — Алберто понимал звериный язык. И лечить зверей ему нравилось даже больше, чем людей. С тех пор, как произошел прорыв в сфере генетики, и появились новые виды тех, кого в неофициальной среде прозвали фурри, прошло уже девять лет. И теперь никого было не удивить полулюдьми, которые общались на отличном от человеческого языке. Он в корне отличался по грамматике от всего, что было ранее, и знали его немногие. В Педемонте это был один Алберто. А то, что он был студентом медицинского колледжа и любил зверей, быстро определило его дальнейшую судьбу. Фурри крутились вокруг начинающего врача по делу и без, и через некоторое время часть перебралась к студенту домой. Среди таких были Кикка — роковая красотка с фиолетовыми волосами, прищуренными глазами и утиными перьями на лопатках. Бумба — шибко умное создание в очках, обладающее чрезвычайным слухом и часто разбавляющее речь совиным уханьем. И Авва — верная и активная помесь человека и собаки — единственная из всех она прекрасно понимала человеческую речь. Все трое отлично исполняли свою роль по хозяйству, делая жизнь вечно занятого учебой студента легче. Кикка готовила, Авва занималась уборкой, а Бумба была верным ассистентом, всегда готовым принести чашку кофе и отыскать в завале кабинета необходимые конспекты. (Она определяла их по цвету папок и описаниям, что на ее языке давал ей Алберто). И, казалось бы, окруженный заботой, студент должен был быть доволен, но было кое-что, не дающее отдаться женской опеке и забыть обо всем, кроме учебы. Первой догадалась Бумба. Подтянула золотую оправу очков на курносом носу. Стрельнула глазами в сторону Кикки, закинув ногу на ногу, сидящей в кресле. Посмотрела на старательно протирающую пыль Авву. И, тяжело вздохнув, сочла конкуренцию неуместной, пряча от подруг в глубине ящика стола найденный там, исполненный с анатомической точностью рисунок черноглазого итальянца. У него были кудрявые локоны волос, небрежная щетина на остром подбородке, извечная полуулыбка, в зависимости от изгиба бровей становящаяся насмешливой или одобрительной. Его звали Бартоломео, и он жил на маяке, прислуживая старому негру Джамбо — смотрителю, почтенный возраст которого заставлял задуматься о преемнике. У Бартоломео никого не было, он нигде не учился, с раннего детства обитая в окрестностях маяка, и рано или поздно его судьба была предрешена. Как и судьба Алберто, чьи родители были известными врачами, переехавшими из Педемонте в столицу, оплатив обучение сына в родном городе и ожидая прибавления в семейной династии очередного врача. Алберто учился старательно, но о переезде думал с отчаянием: то, что привязало его к родному городу, было прикреплено к символу, источающему свет и указывающему путь. Мысль о том, чтобы покинуть маяк и Бартоломео, вызывала у Алберто ужас. Сказку про Айболита и Бармалея Алберто рассказал Бартоломео. И со смехом признался, что узнал ее от Джамбо. — Старику многое известно, — с улыбкой сообщил Батоломео, и Алберто закрыл пылающее лицо ладонями. Как рассказать родителям, которым неизвестно ничего, о причине, по которой он не хочет переезжать в столицу, он не представлял. — Еще и девчонки… — протянул «Айболит» и «Бармалей», хохотнув, подтолкнул его под локоть. — Пора бы нам с ними уже познакомиться, — подначил он, но звериный врач замотал головой. — Позже, — пообещал он, открывая лицо и смотря голубыми глазами на любимого хранителя маяка. Бартоломео придвинулся, касаясь его губ своими, и закатное солнце спрятанного за скалами побережья смущенно опустилось в море.