A Stohess and Tuesdays

Утро вторника всегда было теплым. Может быть, потому что это второй день недели, хотя Кёнсу будет утверждать, что воскресенье — первый день. Но Чонин всегда был влюблен во вторники. Он сам знает, что последовательность дней никогда не влияет на погоду. Так сказал их учитель. Но, даже понимая это, Чонин любит придерживаться своих убеждений. Даже ругань на улице не изменит его представления о вторниках. Он открывает дверь их дома немного спокойнее, чем обычно, и вдыхает теплый воздух. Глаза закрыты, а уши игнорируют проклятия, угрожающие испортить его вторник. — Я не виноват, что я такой привлекательный. — Я ненавижу тебя! Мне это не нужно! Чонин, щурясь, смотрит направо. Чанёль хмурится и прижимает к груди оранжевый фрукт, а Бэкхён слишком громко хлопает входной дверью. Это заставляет Чанёля съежиться. Чонин качает головой. Еще одна небольшая ссора между этими двумя; но это не то, что может испортить его утро вторника. Словно его дом не зажат между домом Пака и Бёна. — Это для тебя! — Чанёль продолжает громко кричать. А затем слышится, как небольшой горшок с растением, предположительно брошенный сердитым Бэкхёном, падает со второго этажа. Чонин с сочувствием наблюдает, как Пак сгибается, его плечи опускаются. Первый вздыхает и смотрит на небо. Идеальный оттенок желтого и голубого. Он идет к своим воротам как раз в тот момент, когда мимо проходит Чанёль. Высокий парень коротко вздыхает и смотрит на него. Чонин дарит ему добрую улыбку, надеясь, что это не выглядит обидно. К счастью, Чанёль улыбается ему в ответ. Тот останавливается прямо перед воротами, немедленно заставляя Чонина нахмуриться. — Ты загораживаешь путь, — говорит Чанёль со вздохом. — Извини. Парень предлагает ему застенчивую улыбку, потирая ладонью затылок. — Собираешься навестить Дороти сейчас? — спрашивает он. Чонин кивает и считает, что его день может закончиться не очень хорошо, когда Чанёль спрашивает, могут ли они пойти вместе. Прошло два дня с тех пор, как он последний раз видел знаменитую деревенскую кошку. Чонин начинает идти рядом с Чанёлем, время от времени подбрасывая оранжевый фрукт в воздух. — Ты снова расстался с Бэкхёном? Он смотрит на Чанёля и видит, как тот пожимает плечами, уголки его губ опускаются. — Он всегда такой. Разозлился из-за того, что Сехун говорил со мной. Я имею в виду… Сехун — наш друг! Как он мог разозлиться на это? — скулит Чанёль. — Может быть, потому что ты назвал Сехуна милым, когда на прошлой неделе он носил джинсовый джемпер, — комментирует Чонин. Чанёль немного хмурится и снова пожимает плечами. — Я к этому привык. Он всегда такой, — сообщает он, и Чонин больше не настаивает. Если Чанёль думает, что все в порядке, то это так. На наклонной улице их деревни они видят, как Сехун тянется к горшкам рядом с цветочным магазином. Младший замечает их еще до того, как они окликают его, и машет ладонью, прыгая на месте. Вода рядом все ещё продолжает литься из шланга. Чанёль приближается к нему первым, и Чонин быстро следует за ним, хихикая, когда видит, что высокий сдирает кожуру с цитруса. Guess by now you know that I'm devoted to you~ Чанёль подпевает песне, играющей на улице, с зажатым между его губами кусочком апельсина. Мистер Канг, вероятно, подрывает свою новую стереосистему, купленную сыном, который снова работает за границей. — I'll be unhappy if you are blue… — Чанёль продолжает петь и дразнит прикосновениями к челюсти вырывающегося Сехуна. — Вот почему Бэкхён продолжает бросать тебя, — усмехается Чонин и толкает того в плечо. — Он всегда такой. Тебе уже следует запомнить, — отвечает Чанёль, поднимая бровь. Чонин слегка фыркает и переводит взгляд на стеклянные изделия и магазин оптики, принадлежащие О. — Где твои родители? — спрашивает Чонин. Глаза блуждают по округе. Здесь есть деревянные и стеклянные шкафы, разных размеров хрустальные вазы. Он видит зеркала в деревянных рамах у стен и вспоминает, как Джухён плакала из-за туалетного столика, который отец Сехуна сделал для нее. Сехун умолял отца сделать это для симпатичной девушки, но Джухён до сих пор не приняла такого рода признание в любви. — Они навещают бабушку и дедушку в соседней деревне. Родители уже должны быть там, — сообщает Сехун и отходит, чтобы выключить кран, морщась из-за пота на своих волосах. — Враньё, — говорит Чанёль, жуя кусочек апельсина. — Как думаешь, мы закроем магазин просто ради отдыха? Нет, — отвечает Сехун. Он берет маленькую лопатку и ополаскивает ее в грязной воде в стальной бочке. Чанёль выплевывает семена апельсина и гримасничает из-за его вкуса. — Я имею в виду они там, чтобы забрать подсолнухи твоей бабушки. Визит, черт возьми, — поясняет Чанёль, затихая на последних словах. Сехун даже не пытается защищать своих родителей, потому что это правда. Они всегда навещают бабушку и дедушку каждое воскресенье. Затем он замечает, что Чонин смотрит в магазин через окно, щурясь, чтобы лучше видеть. — Круглые очки подойдут тебе. Чонин вздрагивает от внезапных слов, а затем хмурится при взгляде на Сехуна, который теперь собирает семена цитруса после Чанёля. Он промывает их, бормоча что-то о том, как полезны они будут, если их посадить. — Мне они не нужны, — отвечает Чонин, глядя вверх. Он видит, как грязная белая доска, прикрепленная к крыше деревянного магазина, начинает качаться. По словам Чанёля, красная краска отслаивается, хотя Чонин этого не замечает. Его зрение уже не такое хорошее. Всё расплывчато. Когда он пытается протереть глаза кулаками, становится только хуже. — Ты щуришься, — отмечает Чанёль. Чонин бросает взгляд на парня, когда «Свободная мелодия» The Righteous Brothers' начинает доноситься из стереосистемы мистера Канга. Чонин считает это благословением. Не каждый в их городе может позволить себе купить музыкальный аппарат, который играет громче, чем проигрыватели. Хотя Чонин предпочитает последние. Он собирается язвительно возразить, но затем его глаза замечают фигуру, катящуюся по склону улицы. Резкий свет солнца делает бегущую тень велосипеда более заметной. — О, любовь моя! Моя дорогая! — кричит Кёнсу так громко, как только может, когда велосипед катится по склону улицы; это было предупреждением, чтобы ребята отошли. Сехун и Чанёль делают несколько шагов назад, но Чонин резко останавливает велосипед, хватаясь за корзину, прикрепленную спереди. Кёнсу упирается кроссовками в горячую землю. — О, боже, — бормочет Кёнсу, задыхаясь и краснея. Пятнышки его веснушек становятся более заметными. — Это было близко. — Ты всегда так делаешь! — Чанёль ругается с хмурым видом. — Ты умрёшь! Кёнсу фыркает и встает, правый рукав его желтой рубашки задирается. Чонин наблюдает, как тот поправляет свой джинсовый джемпер, с вздымающейся улыбкой на губах. — Но я никогда не умру, — пожимает плечами Кёнсу. Затем он смотрит на Чонина, снова на Чанёля, и фыркает. Он поправляет свои очки, выглядя безучастным. Чонин хмурится. — Что? — Он выглядит невозмутимым. — Я думал, что мы идем на рынок? — спрашивает Кёнсу с раздражением. Чонин смотрит вниз, оглядывая свою одежду, но не видит ничего плохого. — Да? — Переспрашивает младший, когда снова оглядывается. — На тебе черная рубашка с надписью, Чонин. — Кёнсу невозмутим. Младший не понимает, в чем проблема. — И? — спрашивает он в замешательстве. Кёнсу закатывает глаза, скрещивает руки на груди и постукивает левым кроссовком по земле. — Ты должен был надеть простую желтую рубашку. Чанёль фыркает в стороне, но получает удар от Сехуна, который подавляет смех. Чонин хмурится. И тогда что-то щелкает в его мозгу. — О, — размышляет он. — Оу. Кёнсу мягко пинает свой велосипед, приказывая Чонина занять свое обычное место позади. — Нам нужно, чтобы ты переоделся. Иначе мы не получим никаких бесплатных фруктов, — говорит Кёнсу, раздраженно взбираясь на кожаное сиденье велосипеда. Чонин фыркает, но садится сзади, убедившись, что крепко держится. — Поехали, — говорит он. Кёнсу фыркает в сотый раз. — Держись крепче. Я не хочу, чтобы ты умер из-за меня, а то у Чунмёна будет великий день, — говорит старший и тянется к руке Чонина, чтобы обернуть ее вокруг своей крошечной талии. Чонин поджимает губы, колеблясь, прежде чем неохотно обхватывает двумя руками старшего. Он избегает смотреть на затылок другого, на его родинки, которые бесконечно его очаровывают, что кажется странным. Но потом Чонин отводит взгляд в сторону, когда замечает, как Сехун закусывает губу, чтобы не рассмеяться, в то время как Чанёль ухмыляется ему. Чонин ненавидит своих друзей. Он ненавидит их обоих. Даже Кёнсу, черт возьми. Он взвизгивает, игнорируя крики Чанёля про бесплатные фрукты, когда они начинают ехать. - Кёнсу сначала отвозит младшего домой, чтобы тот переоделся. Мать Чонина настойчиво предлагает Кёнсу стакан лимонада, который тот принимает с широкой улыбкой. Когда младший заканчивает переодеваться, они отправляются из дома Кимов на рынок, который находится в десяти минутах ходьбы. Но, даже несмотря на то, что они едут на любимом велосипеде Кёнсу, им требуется пятнадцать минут или около того, потому что из-за того, что Чонин время от времени дул в уши Кёнсу, они постоянно падали. Когда ребята достигли рынка, тот был уже наполовину заполнен людьми, отвечавшими на шалости каждого продавца. — Как думаешь, мы доберемся до магазина до утра? — спрашивает Кёнсу, его брови нахмурились, когда Чонин спрыгивает с велосипеда. — Конечно, — недовольно улыбается Чонин. Он бледнеет, когда рядом проходит пара детей, и один из них отталкивает его, чтобы освободить дорогу. — Кроме того, миссис Бён любит нас. Она даст нам бесплатные фрукты, как только увидит нашу подходящую одежду. — Я действительно хочу немного пирога с манго, — бормочет Кёнсу. И Чонин не хочет ничего, кроме как сказать «просто попроси меня, и я сам достану для тебя все сладости мира». Но опять же, Кёнсу любит домашние десерты, а Чонин понятия не имеет, как они делаются. — Пойдем, — говорит он, кладя руку чуть выше поясницы Кёнсу. Последний будет шлёпать его по голени, груди или рукам, каждый раз, когда рядом будут друзья, вероятно. Кёнсу ударил бы его сейчас, когда ладонь младшего приземлилась на священную часть его тела, но старший не мог сделать этого, так как они сейчас на рынке и приближались к фруктовой лавке Бёна. — Не смей пытаться поцеловать меня, как в прошлый раз, — резко шепчет Кёнсу, но его губы выглядят мягкими и слегка надутыми, что заставляет Чонина хотеть ткнуть пальцем в них. Ему действительно нравится, когда другой пытается быть жестким и пугающим, но старший всегда оказывается прекрасным. И он никогда не сможет рассказать об этом кому-нибудь, так или иначе. — Конечно, я не буду, — шепчет он Кёнсу, смеясь над ним. Он ведет старшего к фруктовой лавке, закрывая Кёнсу собой от некоторых мест, где люди разбивают лагерь, чтобы купить овощи и специи. Рынок никогда не бывает хорошим местом для таких людей, как Кёнсу, который легко раздражается. Но что касается фруктов, Чонин думает, что его лучший друг может выдержать это. Кроме того, теперь это стало традицией — они ходили на рынок всякий раз, когда мать Чонина просила сына купить фрукты. Кёнсу всегда будет следовать за ним. Прямо как сейчас. — У тебя есть деньги? — спрашивает Кёнсу. Он вздрагивает, когда его велосипед почти ударяется о стол с виноградом и другими ягодами. — Не следовало брать велосипед, — подумал Кёнсу. — Да, — отвечает Чонин. Они останавливаются перед фруктовым магазином Бёна, улыбаясь Мидаму, стоящему в стороне. — Чонин-хён! — Подросток сияет, весело машет им и улыбается Кёнсу. — У вас есть лимоны? — спрашивает Чонин, заглядывая в магазин и не замечая ничего, кроме прозрачной крупной чаши, наполненной маракуйей. Он вздрагивает, когда чувствует маленькое щекотку на спине, и хмуро смотрит на Кёнсу. — О… подожди… — тихо говорит Мидам. — Мама знает, а я нет, — отвечает он, выглядя грустным. Должно быть, он думает, что теряет потенциальных клиентов. Как будто Кёнсу позволит Чонину покупать фрукты в другом магазине. — Мы можем подождать, — говорит Чонин с улыбкой, бродя глазами по сторонам, чтобы найти стул или контейнер, на который может сесть Кёнсу. Он не хочет, чтобы тот устал стоять здесь. Старший может быть ещё тем нытиком. Как бы ему не нравилась эта сторона Кёнсу, это не подходящий момент. — У тебя много манго, — бормочет Чонин и уже чувствует скачущие нервы Кёнсу при виде упомянутых фруктов. — Мы подождём твою маму, — добавляет Чонин, потому что Мидам выглядит на грани паники, когда продолжает перекладывать овощи за столом, хотя они уже и так правильно рассортированы. Подросток перестает волноваться, когда Чонин заговаривает снова. — У тебя есть ещё один стул? — спрашивает он немного застенчиво. Мидам выглядит удивленным, но кивает, заходя в магазин, по-видимому, чтобы найти кресло. — Я надеюсь, что миссис Бён даст мне манго с Филиппин. Они самые сладкие, — бормочет Кёнсу и Чонин хихикает. — Ты так уверен, что она даст нам бесплатные фрукты, — говорит младший со смехом, хотя не сомневается в Кёнсу. Потому что никогда не случалось, чтобы миссис Бён забывала об этом. Как только Мидам выходит из магазина, они слышат, как сильный, но веселый голос миссис Бён привлекает внимание покупателей и продавцов. Они игнорируют ее, вероятно, уже привыкшие к ее громкому голосу. Чонин всегда думал, что Бэкхён получил то же самое от своей матери. — Кёнсу-я! Чонинни! — Миссис Бён приветствует их, улыбаясь из-за коробок, которые держит. Чонин бросается помогать женщине, и хотя владелица магазина отказывается от его помощи, парень с улыбкой отбрасывает ее протесты и забирает коробки. — Сегодня вторник, верно? — спрашивает миссис Бён, прохаживаясь по магазину и наставляя Мидаму отложить коробки в сторону, чтобы не они не перекрывали дорогу. Бедный парень делает, как ему сказали. — Хорошо, что вы оба пришли так рано. Утро закончится через час! — Почему Бекхён не здесь? — размышляет Кёнсу. Чонин спешит помочь Мидаму, когда мальчик решает, что можно нести одновременно и коробку с фруктами, и стул. Чонин забирает второе, улыбаясь, когда Мидам начинает смущаться. — Для кого это? — спрашивает миссис Бён. Она вытирает ладони о передник, а Мидам открывает ящик, который нес, чтобы достать виноград. Кёнсу слабо вздыхает. Чонин не может скрыть улыбку и мысленно качает головой. Затем он отставляет стул в сторону, чувствуя себя немного виноватым, что заставил Мидама принести его, потому что Кёнсу больше не нуждается в нем, ведь миссис Бён уже здесь. — Ой. Я попросил его у Мидама, потому что Кёнсу быстро устает. Он ехал на велосипеде из деревни. — Его друг отвечает мягкой улыбкой. Миссис Бён выглядит пораженной (и это преуменьшение), теперь у нее глаза сердечками из-за того, какая милая пара перед ней. Сам Кёнсу выглядит удивленным. Глаза расширяются, когда он смотрит на боковой профиль Чонина. — Знаете, мы с мужем были такими же, и я никогда не ссорилась с ним из-за чего-то смешного. Я рада, что вы двое решаете это более мирно, чем Бэкхён и Чанёль, — говорит миссис Бён, а Чонин и Кёнсу уверены, что не слышали этого от женщины раньше. — Эти двое никогда не прекращают! — Она продолжает жаловаться. — Они расстаются через день! — Значит ли это, что сегодня они не расстались? Потому что вчера они поссорились! — бормочет Мидам, собирая зелёный виноград, чтобы потом дать ему созреть. — Речь идет о том телешоу, в котором они не могут решить, кто прав или неправ. — К сожалению, они расстались сегодня, — со вздохом сообщает Чонин, вспоминая ссору, случившуюся ранее. — Бэкхён бросил цветочный горшок в Чанёля. Миссис Бён вздыхает и перестает срезать ветки винограда, который она держит, чтобы посмотреть на них с поджатыми губами и скучающими глазами. — Сейчас я забочусь о медицинской страховке Чанёля. Мой сын, вероятно, убьет его из-за какого-то бессмысленного спора. — Она снова вздыхает. — В любом случае, какие фрукты вам нужны? Лимоны? — спрашивает она с материнским подразниванием, от чего Кёнсу хихикает. Чонин слегка краснеет, но все равно кивает. — Два килограмма. Минсок действительно серьезно относится к этой диете. — Он фыркает. — Бэкхён ест картошку на ужин. Он сказал, что это работает, но я не вижу никаких изменений. — Это потому, что он ест в полночь, — вставляет Мидам, и Кёнсу фыркает на это. — Он не может дать себе отдых. Мне кажется, он засохнет, если остановится есть. Женщина средних лет кивает, широко раскрыв глаза и поджав губы, прежде чем извиниться и достать лимоны. Когда она скрывается из виду, Кёнсу подкрадывается к Чонину, который кричит из-за щекотки и недоверчиво смотрит на Кёнсу. — Зачем?! — Он тихо вопит, потирая талию с раздражением и надутыми губами. Кёнсу не злится, но выглядит так, будто дуется из-за покрасневших щек. — Ты только что заставил ее думать, что мы действительно встречаемся, — обвиняет Кёнсу. Чонин хмурится. — Разве она уже не думала, что мы действительно вместе? — смущенно размышляет он. Вот почему она всегда дарит им бесплатные фрукты. В честь плодотворного будущего. Потому что они выглядят очень мило… как пара. — Уверен, что Бэкхён убеждает ее, что мы не встречаемся, но теперь она, вероятно, думает об обратном. Кёнсу скрещивает руки на груди и бросает на него взгляд. Чонин немного закатывает глаза. — Ты говоришь так, будто это плохая идея, — ворчит он. — Я просто хочу немного манго, — бормочет Кёнсу, надувая губы. Чонин улыбается и смотрит на другого, наблюдая, как тот сжимает нос, потому что его очки на переносице почти соскользнули с кончика его пуговичного носа. — Я даже не могу злиться, если ты думаешь, что идея встречаться со мной ужасна, потому что теперь ты выглядишь так мило, — говорит он со смехом и качает головой. Чонин не может не видеть шутку в этом. — Я ненавижу тебя. Миссис Бён выходит из магазина с бумажным пакетом в руке и улыбается им. — Я предложила бы вам тканевый пакет для хранения, потому что коричневые бумажные пакеты не держатся слишком долго. Но у меня их нет, — извиняется миссис Бён, а Чонин и Кёнсу отмахиваются от её извинений. — Нет, нет, все в порядке! — Кёнсу почти плачет. — Я думаю, что там есть торговец, продающий сумки из ткани, — говорит Мидам, указывая туда, где торговцы сидят на боковых улицах. — Мы можем купить их, — соглашается Чонин. — Хорошо, — говорит миссис Бён и протягивает им два бумажных пакета. — Это лимоны, а это для Кёнсу. Кёнсу выглядит таким восхищённым. Его щёки наливаются краской, и Чонин сразу же отводит взгляд. Он смотрит на свои большие пальцы у нижнего угла бумажного пакета с лимонами, чтобы не пялиться на веснушчатые щеки Кёнсу. — Спасибо, миссис Бён! — тихо говорит старший. Его веселый, но вежливый голос едва слышится, потому что звучит так, словно Кёнсу готов заплакать. Чонин снова смотрит на друга, чтобы убедиться, что тот не станет плакать только из-за фруктов. — Все в порядке! — говорит им миссис Бён с улыбкой и сжимает ладонь перед грудью, выглядя такой счастливой, словно она только что испекла печенье для своих детей. — Становится теплее! Посмотрите на солнце! Женщина указывает вверх, и Чонин, будучи идиотом, смотрит туда. Он не должен был. В самом деле. Кёнсу повторяет благодарственную фразу, кланяясь и чуть не роняя свои очки. Парни машут женщине, когда уходят. Мидам машет им бетелем. Когда они приближаются к задней части рынка, Чонин внезапно прекращает толкать велосипед. — Что случилось? — спрашивает Кёнсу. Чонин не отвечает. Вместо этого он, нахмурившись, кладет ладони на карманы джинсов, нахмурившись, и достает пачку денег, которые ему дала мать. — Я забыл заплатить! — восклицает Чонин. Глаза Кёнсу расширяются, и он крепче держит бумажный пакет, когда с его розовых губ вырывается громкий вздох. — Боже мой! — тихо говорит Кёнсу. — Давай вернемся! Чонин скулит. — Но это так далеко! — жалуется он, пожимая плечами, когда видит, что Кёнсу так близок к панике. — Мы должны вернуться! — спорит старший и даже делает несколько шагов назад. Но Чонин больше ничего не может сделать. Он просто вздыхает и смотрит на небо, спрашивая небеса, почему его вторник оказался таким. Кёнсу кричит ему возвращаться, что он делает с неохотой. - — Мои ноги сейчас отвалятся. Чанёль фыркает, но не перестает грызть лимонный пирог, запеченный ранее. — Прошли часы, — говорит он, раздвигая лимонный заварной крем, глядя на Чонина, который ходит взад-вперед. В настоящее время они разбили лагерь в комнате второго, и Сехун жевал сухие банановые чипсы, лёжа на полу. — Хватит суетиться! Сехун фыркает. — Он не волнуется. Он ходит, чтобы повредить ноги, — говорит нахально младший. Чонин останавливается и встает перед своими друзьями, сидящими бок о бок на деревянном полу его комнаты. — Разве я не сказал вам обоим, что на самом деле произошло?! — недоверчиво говорит Чонин. Его глаза расширяются от растерянности. Сехуну снова неудобно говорить об этом. — Мы вернулись, чтобы заплатить, и у нас даже не было зонтов! — Твоя вина, — пожимает плечами Чанёль. Чонин смотрит, но продолжает дуться. — На этом все не заканчивается! Кёнсу случайно пнул кота! — раздраженно говорит Чонин, прикладывая ладонь ко лбу для более драматического эффекта. — Он не умер, успокойся. — Чанёль снова встает. Чонин закатывает глаза и кладет руки по бокам бедер. — Какую часть в том, что он ударил кота, ты не понимаешь?! — серьезно спрашивает Чонин. — Никогда в жизни я не представлял себе причинение вреда коту! — Я не думал, что из всех людей на свете я буду встречаться с Бэкхёном, но это случилось. Сехун вздыхает и встает, чтобы остановить Чонина, потому что последний выглядит готовым кастрировать Кёнсу. — Чанёль имел в виду, что никто не знает, что произойдет в будущем, и все, о чем вы никогда не думали, может произойти. Время. И, конечно, ты бы не сидел на своем столе и вдруг подумал, что через три года пнешь кошку, верно? — Сехун пожимает плечами, прежде чем съесть горсть коричневых банановых чипсов. Чонин вздыхает, но все еще смотрит. Хорошо, что он больше не хмурится на Чанёля. — Перестань разговаривать со мной жизненной философией. — Он ворчит. — Мне это не нужно. — Нужно, — Сехун невозмутим. — Действительно нужно. Прошли годы, Чонин, и я запоминаю все жизненные уроки, которые извлекаю из книг, которые читаю. И ты до сих пор не сказал Кёнсу. — Сказал Кёнсу что? — смущенно спрашивает Чанёль. Никто не отвечает ему. — Я читаю больше, чем ты, — объясняет Чонин. Сехун сейчас близок к разгрому. — Вот именно! И поэтому ты должен знать, что, может быть, это не очень плохая идея — принять любовь… — Я знаю, что я влюблен… -…и сделать что-нибудь с этим. Чонин открывает рот, но затем снова закрывает, когда ему нечего сказать. — Просто посмотри на Чанёля. Это сработало с ним и Бэкхёном. — Сехун указывает на парня, который кивает с ртом, набитым лимонно-шифонным тортом. — Это прекрасно сработало и с Ромео и Джульеттой, — добавляет Чанёль. — Должен ли я напомнить вам, что Джульетта покончила с собой, когда узнала, что рядом с ней мертвый Ромео? Чанёль хмурится. — Разве Джульетта не притворялась мёртвой, и Ромео отравил себя после этого? — спрашивает он, все еще растерянный, как всегда. — Я думаю, это то, что произошло первым. Она фальсифицировала свою смерть, Ромео узнал и покончил с собой. А потом Джульетта убила себя? — спрашивает Чонин так же смущенно, как и Чанёль. — Я почти уверен, что они оба умерли, но это не совсем так, — раздраженно говорит Сехун, пробегая пальцами по своим светлым локонам. — Дело в том, что мы не можем избежать всего. Мы даже не знаем, что произойдет в будущем, поэтому пойди на риск и скажи Кёнсу, что он тебе нравится или что-то в этом роде, — говорит Чанёль, звучащий как более мудрый человек, чем-то, каким он был несколько минут назад. — Ты действительно думаешь, что это сработает? — спрашивает Чонин, и он выглядит таким противоречивым. Сехун вздыхает и тянет его сесть рядом с Чанёлем. Затем садится рядом с ними и называет их имена. — Слушай, — начинает он, — это сработало с Чанёлем. Чонин ворчит, но Сехун останавливает его. — Дело в том, что никто не думал, что у Чанёля и Бэкхёна что-то может быть хорошо. Я имею в виду, они всегда ссорятся, но я должен признать, что это мило. Несерьезно. — Сехун морщит кончик носа, продолжая. — Чанёль рассказал Бэкхёну о своих чувствах. И посмотри на них сейчас. Они похожи на те старые пары, которые спорят о том, кто оставил свой зубной протез на кухонной раковине. Громкое «эй!» Чанёля игнорируется друзьями. — Это может не сработать, но было бы неплохо, если бы ты сказал ему. Чонин знает, что это правда. Он на самом деле думал об этом в течение нескольких месяцев. Даже лет. Но он всегда боится. Когда Чонин набирается мужества, честность начинает пугать его. За все свои восемнадцать лет существования он ни разу в жизни не говорил кому-то слова любви. За исключением его семьи, конечно. Но кому-то, в кого он влюблен романтически, — нет. Он даже думает, что Кёнсу — его первая любовь, несмотря на долю страстных увлечений то здесь, то там. С Джухён, когда ему было одиннадцать лет. Он думал, что девочка выглядела как его любимый персонаж из книги. И еще была Суджун из средней школы. Оба увлечения не продлились даже неделю. Он просто думал, что они симпатичные. Кроме того, у Чонина не было предпочтений тогда. Он не знал, что он гей или может любить мальчиков. Парень узнал об этом в одно прекрасное утро три года назад, когда Кёнсу надел свои первые очки из магазина О. В то время Кёнсу был таким застенчивым, чувствовал себя кротким от перспективы быть единственным, у кого плохое зрение среди друзей. И ещё более смущенным, когда решил, что ему нужны очки. Бэкхён в тот день действительно смеялся, потому что лицо Кёнсу тогда было более пухлым, а круглые очки помогли Кёнсу выглядеть более хрупким. Это было мило, но Кёнсу всё ещё ненавидел это. Чонин смотрел на это по-другому. Они болтались у дома Джухён. Сехун хвастался своими розовыми кустами, когда Кёнсу подошел к ним, все еще держа кусок подсолнуха — своего рода сувенир или жетон для покупки очков, впервые предоставленных О. Чонин до сих пор помнит, как у него перехватило дыхание при виде Кёнсу в его грязно-белой рубашке, которая выглядела слишком большой для него, и черных джинсовых шортах, которые тот носил в то утро. Наряд Кёнсу был определением чего-то монохроматического, но его щеки жёлтого оттенка и россыпь коричневых веснушек восполняли яркие цвета его одежды. Кёнсу улыбнулся им тем утром, более особенно, чем обычно, и Бэкхёну потребовалось одно предложение, чтобы заставить его сказать что-то после долгого молчания. — Ты выглядишь более пухлым и мягким! Бэкхён не хотел навредить. Но Кёнсу все еще был чувствительным, поэтому его глаза налились слезами, которые Чонин мог видеть несмотря на его очки. Тогда мальчик впился взглядом в Бэкхёна, прежде чем уйти за Кёнсу. В тот день он увидел того у пруда возле окраины деревни. Кёнсу сидел под большим деревом, название которого Чонин все ещё не знал. Коротышка плакал, и впервые Ким сказал себе, что никто больше никогда не причинит вреда Кёнсу. Не его другу. Не его лучшему другу. Не Кёнсу. Раньше он думал, это потому, что никто не должен заставлять Кёнсу плакать, но в то же утро он признался, что никто не должен причинять боль Кёнсу, потому что Чонин не хочет видеть, как тот плачет. Или грустит. Тогда он сидел перед Кёнсу, не обращая внимания на то, как тот дуется на него, а солнце жарило его спину, потому что дерево не было достаточно высоким, чтобы оградить мальчика от него. Чонин сказал Кёнсу, что тот выглядел симпатично. Он исправил себя и сказал другу, что его очки выглядят симпатично. Чонин заикался. Но под оплотом неизвестного дерева Кёнсу улыбнулся, глядя на друга сквозь ресницы. Его щеки покраснели, когда он зарылся лицом в ладони. Чонин никогда не забудет этот момент. Даже когда с годами Кёнсу стал более навязчивым, в тот день он был самым красивым Кёнсу, которого Чонин когда-либо видел. В первый раз, когда он увидел Кёнсу в очках, то узнал, что можно влюбиться в своего лучшего друга. Долгие годы так и оставалось. Даже когда Чонин иногда терял самообладание и просто не мог перестать глазеть на друга, Кёнсу принимал все головокружительные фразы так, будто младший был тупым. Даже когда правда была в том, что он визжал каждый раз внутри себя. И, конечно, для Чонина неизбежно представить, что его друг может его любить. Чонин любит воображать, любит тратить ночи на размышления о том, как Кёнсу отмахивается от него не потому, что тупой, а из-за того, что тот думает, что Чонин красивый. Или мечтал о том, как держит за руки Кёнсу, когда они идут по склону улицы возле дома Сехуна. Но Чонин всегда останавливался, когда его разум выходил за рамки позволенного, когда он воображал губы Кёнсу, потому что это всегда заканчивалось тем, что он возвращался к реальности, и что Кёнсу, вероятно, так не думал о нем. И не думает. Чонин не хочет ничего, кроме как сохранить дружбу, не хочет играть с огнём. Он боится, что его чувства отпугнут Кёнсу. Боится, что его чувства не будут взаимны. Потому что даже если Чонин оберегал Кёнсу годами, это не значит, что он доволен односторонней любовью. Поэтому он качает головой с поджатыми губами, не обращая внимания на вздох, который Сехун издает в ответ. — Хорошо, — бормочет Сехун. — Но подумай об этом. Чонин кивает, но он, Чанёль и Сехун прекрасно знают, что его ответ не изменится. - — Это глупо. Чонин посмеивается и смотрит на Кёнсу. — Что в этом глупого? Я думаю, что Офелия просто влюблена. В этом нет ничего плохого. Кёнсу фыркает. Улыбка Чонина не сходит с его губ; она становится шире, когда он чувствует, как Кёнсу возится рядом с ним, чтобы лечь. Его движения достаточно осторожны, чтобы не заставить скрипеть крышу на чердаке дома Кима. Старгазинг никогда не устареет. — Она покончила с собой глубоко под водой! Хватит романтизировать это! — утверждает Кёнсу, и Чонин смеется над этим. — Я думаю, что было здорово романтизировать такого рода вещи в 1500-х годах, — рассуждает он, не совсем уверенный в себе. — Может быть. Но это не значит, что это правильно, — все ещё сопротивляется другой. — Многие люди обожают его пьесы. И он больше не делает никаких трагедий. Теперь его пьесы могут уйти на покой. — Чонин пытается стереть угрюмое выражение лица Кёнсу. Разговор о Шекспире начался, когда Чонин вспомнил о беседе с Сехуном и Чанёлем две недели назад. Он знает, что Кёнсу любит говорить о литературе так же, как он любит теории и критиков, поэтому парень посчитал хорошей идеей поговорить об этом, когда они будут под темным небом с звездами, медленно засыпающими над ними. — Мне не нравятся грустные концовки, — бормочет Кёнсу. Чонин мычит и моргает пару раз, прежде чем посмотреть на Кёнсу. — Ты говоришь такая будто тебе уже нравится кто-то в такой перспективе, — смеётся он. — На самом деле, так и есть. Улыбка Чонина медленно исчезает и он начинает хмуриться. — О… я не знал. — Это его единственный ответ. Кёнсу хихикает и ерзает на своем месте. — Конечно. Я ведь не говорил тебе, идиот, — фыркает тот. Чонин горько улыбается. — Я его знаю? — спрашивает он, даже если знает, что ему будет больно. Но Кёнсу — его друг. Так что Чонин выслушает эту болтовню о его дурацком увлечении. — Не уверен. Я имею в виду, он в большинстве случаев тупой, но, думаю, действительно хороший, — Кёнсу пожимает плечами, а затем смотрит на него. — Может, ты дашь мне подсказку? Вдруг я его знаю, — предлагает Чонин. Он зевает и прикрывает рот ладонью. Мух становится больше в такие влажные ночи. Чонин не хочет умереть, задохнувшись из-за мухи в горле. — Зачем? Ты будешь искать его и выяснишь, были ли у него собаки, когда ему было семь лет? — дразнит Кёнсу. У его губ есть та плавная линия, похожая на фигуру птицы, летящую в небе, но Чонин, на самом деле, не сравнит губы Кёнсу с этим. — Нет, — отвечает Чонин с полугримасой. Он шаркает и кладет обе руки под голову, делая импровизированную подушку. — Просто любопытно. — В этом нет ничего особенного, — бормочет Кёнсу. — Я не хочу, чтобы он нравился мне так сильно. Думаю, что он слишком хорошо выглядит для меня. — Значит, он нравится тебе только из-за внешности? — спрашивает Чонин. В этот момент упавший лист ударяет Кёнсу точно по кончику носа, и было так весело видеть, как он собирается сказать что-то серьезное, только чтобы остановиться и чихнуть. — Это было грубо, — говорит Кёнсу, садясь со столом. Чонин тоже садится. И он смотрит с улыбкой на то, как Кёнсу прекращает чихать. — Я не скажу, что любить кого-то одним лишь взглядом — это неправильно, — говорит Кёнсу, его глаза расширяются, когда он глотает воздух и внезапно снова чихает. Чонин качает головой и смотрит на луну, прежде чем снова взглянуть на Кёнсу. — Потому что нет ничего плохого в том, чтобы любить человека или вещь за то, как они выглядят. Вот что такое физическое влечение. Чонин предлагает Кёнсу свое одеяло из старого шарфа. — Но я думаю, что не очень — любить человек только за его внешность. — Затем Кёнсу смотрит на друга. — Я имею в виду, есть много причин любить человека. Может быть, он смешной. Или умный. Хорошая внешность — тоже причина. А потом ты начинаешь видеть намного больше, чем-то, что находится на поверхности, и я думаю, что тогда начинается расцвет влечения? Я так ненавижу лицемерие людей! Чонин улыбается. Настолько широко, что скулы начинают болеть. Он любит такие разговоры. — Люди продолжают говорить, что твоя привязанность не серьёзная, если причина, по которой ты любишь человека, заключается в его внешности. И это меня бесит. Знаешь, любовь может начаться с физического влечения. Это как в браке. Она может начаться с чего-то, что выходит за рамки норм. Например, по договоренности. Но многие из них удаются?! Кёнсу фыркает и бросает шарф между ними. Он выглядит таким напряженным. Что не является чем-то новым для Чонина. Кёнсу слишком много думает о вещах, которые, на самом деле, не касаются его жизни. И Чонину всегда нравится то, насколько Кёнсу открыт, чтобы рассказывать о них, но не передавать свои убеждения другим. Ему нравится, что Кёнсу не думает, будто взгляды других людей ошибочны, и он полностью его понимает. Будучи лицемерным и глупым… — Ладно, но… после того, как ты объяснишь все это, ты собираешься сказать мне, нравится ли он тебе из-за внешности? — спрашивает Чонин. Парень действительно не может видеть многого из-за темноты снаружи и его зрение больше не идеальное. Но он клянется, что может чувствовать, как Кёнсу смотрит на него, особенно теперь, когда он носит свои новые очки. — Я ничего не объяснил. Чонин смеется и позволяет себе замолкнуть, а затем улыбнуться, глядя на Кёнсу, который тоже смотрит на него. Его друг смотрит в сторону с насмешкой. — У него красивые уши, — бормочет Кёнсу. Чонин кивает, а затем смотрит на луну над ними. — Я не могу поверить, что тебе понравился человек за его уши, — шутит он. — Это только одна из его особенностей, которые мне нравятся. Кёнсв зевает после этого. — Мне нравится его шея. Снова зевает. Кёнсу засыпает, его глаза опущены, и он не борется с этим. Чонин улыбается и проводит рукой перед Кёнсу, когда тот выдает ещё один зевок. Последний морщит лицо из-за теплого дуновения на своем лице и открывает глаза, чтобы увидеть ладонь перед своим лицом. Кёнсу отмахивается от руки Чонина, что заставляет того смеяться. — Я действительно засыпаю, — бормочет Кёнсу. — Моя мансардная комната рядом, — шепчет Чонин, приближаясь к лицу Кёнсу. — Хм… — тихо мычит Кёнсу, снова закрывая глаза. — Совсем рядом, под нами. — Чонин снова шепчет, окутанный звездами, луной и влажной ночью. — Хм… Это хорошо… — Ты вообще можешь стоять? — спрашивает Чонин, двигаясь к краю крыши. Здесь немного круто, так что он пытается быть осторожным, когда ползет к краю. Он видел вид сверху этой крыши чаще, чем читал Гамлета. Чонин смотрит на деревянную лестницу и спускается по ней вниз. — Сейчас было бы отлично идти, — говорит он чуть громче. Когда никто не отвечает, парень оглядывается. Кёнсу лежит на крыше, посапывая. Чонин вздыхает и ползет к другу, который теперь крепко спит. И тогда у Чонина не остаётся выбора. Кроме того, это не первый такой случай. Он хватает шарф возле Кёнсу и накрывает его. Чонин считает, что нет ничего страшного в том, если он понаблюдает ещё несколько минут, как Кёнсу спит. Так проходят часы вместо нескольких минут заканчивал тем, что смотрел, и Чонин подумал, что мог, а может и не мог наболтать глупости своему спящему другу. Парень прошептал, что он действительно хотел бы пригласить Кёнсу на свидание. Даже если это было бы свидание на рынке или на близлежащем карнавале. Единственным ответом Кёнсу было тихое посапывание. - Чонин щурится. — Ты все еще читаешь это? — спрашивает Сехун. Чанёль стоит рядом с зубочисткой между зубами. — О, блин, я хочу домой! — кричит Бэкхён позади них. — Почему я здесь, если буду единственным коротышкой?! Мы могли бы взять с собой Кёнсу или Чондэ! — Чондэ с Минсоком. Ты знаешь, что они неразлучны. — Сехун фыркает, глядя на Бэкхёна. Он хочет посмеяться над тем, как хреново тот выглядит. Бэкхён снова раздувает свою рубашку поло, издавая раздраженные звуки, когда ткань прилипает к его потной груди. — Я не знаю, что мы здесь делаем. Они посещают мессу. Это будет длиться два часа! — жалуется Бэкхён. Никто не слушает его. Чонин все еще щурится, пытаясь прочитать то, что написано на бумаге семьи Бэ. Сехун стоит позади и выглядит скучающим. Они устроились на заборе, потому что дом закрыт. То есть никого нет дома. Но трое высоких парней убедили Бэкхёна, что это действительно хорошее время, чтобы посетить Дороти, персидскую кошку Джухён, которую все любят. Но опять же, девочка и ее родители сейчас были в церкви на мессе. У Джухён должно быть шестое чувство, если она ушла так далеко и оставила записку для своих друзей, чтобы уведомить их о своем отсутствии. Бэкхён сказал парням, что согласно записке, Джухён не дома. Но Чонин отмахнулся от него, даже Чанёль оттолкнул того в сторону, сказав, что мы должны увидеть записку сами. И когда последний увидел своими глазами послание, решил немного отдохнуть рядом со своим парнем. Но Чонин не может. — Клянусь, я видел букву Z или что-то в этом роде, — бормочет Чонин. — Я должен был взять свои очки для чтения, — говорит Сехун. Чонин смущенно оглядывается на своего друга. — Я думал, ты можешь читать в них только тогда, когда буквы совсем близко, — говорит Чонин и проводит ладонью всего в двух футах от его лица для демонстрации. Сехун сияет и кивает. — Правильно, — соглашается он. — Там написано, что их здесь нет, — небрежно говорит Чанёль, будто Бэкхён не говорил это же двум придуркам раньше. — Что вы, ребята, делаете? Все четверо поворачиваются, чтобы посмотреть на Кёнсу, который останавливается и смотрит на них со своего велосипеда с любопытством на лице. — Мы навещаем Дороти, — говорит Чанёль, указывая зубочисткой на дом Бэ. Кёнсу выглядит подозрительно, но все равно кивает. — Может показаться, что мы собираемся ограбить дом, но сейчас ведь день, — объясняет Сехун, пожимая плечами и снова осматривая дом. — На самом деле, я так и думал, — бормочет Кёнсу. Бэкхён закатывает глаза, все еще не говоря ни слова с момента прибытия друга. Он злится. — В любом случае, — внезапно говорит Кёнсу, стоя на правой педали своего велосипеда. — Могу я забрать Чонина? Чонин клянется, что не должен был улыбаться при этих словах. Сехун всхлипывает. — Чонин вырвет тебя с твоего велосипеда, даже если ты с этой штукой неразлучен. Кёнсу закатывает глаза и подзывает парня сесть сзади. — Куда мы? — спрашивает Чонин, не обращая внимания на насмешку, которую Бэкхён выпускает вместе с противным взглядом. — Я сделал пирог с манго, — говорит Кёнсу, поднимая очки на переносице. Он кротко смотрит на небо. Сегодня не так жарко. — Ты украл у моей матери? — обвинительно спрашивает Бэкхён. — Она отдала их все нам, — раздраженно говорит Чонин. — Потому что мы такие милые. Если ты просто поможешь Мидаму управлять магазином, то сможешь сфальсифицировать наши свидания перед ней. Прежде чем Бэкхён успевает даже возразить, Кёнсу уже кричит на них, когда одновременно крутит педали. Чонин оглядывается назад и машет правой рукой с широкой улыбкой. Когда они добираются до дома До, Чунмён уже там, чего Чонин не понимает. Его старший брат уже выкладывает на тарелку манговый пирог. — Хён, что ты здесь делаешь? Чунмён замечает его только тогда, и его глаза расширяются. — О, ты здесь! Минсок только что ушел с Чондэ. Ты его видел? — Чунмён выбегает, вытирая губы салфеткой, которую держал под тарелкой своего десерта. Чонин бродит тут и там, чувствуя, что Кёнсу больше не рядом. — Почему ты здесь? — снова спрашивает он, обращая внимание на брата. — Я не видел Минсок-хёна. — Почему? Чонин смотрит на Чунмёна, как на тупого. — Ты был там, когда Чанёль привел меня, — напоминает он и вздыхает. Иногда Чунмён тупее Чанёля. — Ты знал, что папа дал Минсоку новую пару кожаных туфель? Я не могу в это поверить… — бормочет его брат, тыкая вилкой в ​​тарелку, и Чонин вздрагивает из-за скрежета. — И никто не сказал мне? Разве он не должен возвращаться домой каждый вторник? А сегодня четверг. Затем появляется Кёнсу, выходя из кухни и останавливаясь рядом с Чунмёном, который продолжает есть десерт. Он кладет тарелку пирога с манго на кухонную стойку возле Чонина. — Разве ты не должен быть счастлив, что папа дома в начале этой недели? Работать в городе без семьи нелегко, — бормочет Кёнсу, прежде чем вытащить три стула из-под деревянного шкафа со своими прекрасными фарфоровыми коллекциями, предлагая место Чунмёну. Чонин занимает место рядом с Кёнсу, потому что так он может сидеть лицом к лицу со своим братом, который все еще ест пирог. — Он привез мне наручные часы. А Минсоку — кожаные туфли, — говорит Чунмён. Это немного беспокоит Чонина. Если в их семье и есть кто-то внимательный, так это Чунмён. Редко можно увидеть его таким. Чонин даже не думал о том, какой подарок купил его отец ему. — Почему ты расстроен? — хмурится он. — Ты даже не носишь их, — говорит Чонин, заметив старые часы Чунмёна на его запястье. — Почему я должен? Мои все еще работают, — отвечает его брат. Ответ заставляет Чонина больше заволноваться. — Вот как? Носи их, чтобы папа знал, — ты это ценишь. — Я ценю это. Просто Минсоку не нужны туфли. Он никогда не выходит на улицу. Он работает дома. Я все еще учусь в колледже, и мне это нужно. На прошлой неделе я сказал папе, что мне нужны новые туфли. Чонин колеблется в том, что сказал Чунмён. Потому что это правда. Его брат все еще учится в колледже, и если кому нужна была эта обувь, то именно Чунмёну. Минсок — художник и скульптор, он редко выходит на улицу. И когда он это делает, то предпочитает кроссовки. — Минсок тоже удивился. Мы хотим поменяться, но ты знаешь маму. Чонин кивает. Его мать, вероятно, будет ругать их за то, что они невнимательны из-за тяжелой работы их отца. Чонин поджимает губы, глядя на пирог перед собой. — Я чувствую себя виноватым, — вдруг говорит Чунмён тихо. — Я могу просто попросить папу на следующей неделе об этом. — Ты можешь, — соглашается Чонин. Но, может быть, здесь намного больше смысла. Это не подарки. Речь идет о том, что их отец не знает, чего они хотят и что им нужно. Должно быть, потому что большую часть жизни он не проводит рядом с сыновьями. Но они все равно его любят. Иногда это действительно очень грустно. Чонин вздыхает, наблюдая, как Чунмён просит вторую тарелку, что напоминает ему о собственном десерте. Сейчас пирог мягкий, но все еще холодный. Это хорошо, потому что именно таким Чонин хочет свой чизкейк. Кёнсу всё ещё судит его за это. Но ему все равно. Особенно, когда сладости делает его друг. После того, как Чунмён вычищает свою третью тарелку с манговым пирогом, он прощается, но не без напоминания Чонину прийти домой на ужин. Кёнсу заботится о том, чтобы упаковать целый пирог для Кимов. — Ты много их сделал, — говорит Чонин. — Для тебя это последний, — отвечает Кёнсу, указывая вилкой на его тарелку. Чонин хмурит брови. Чистый рай из сливочного сыра и манго прямо перед ним. Чонин знает, что лучше не скулить и не спорить, поэтому он соглашается, надувая губы. Но этот приём больше не срабатывает с Кёнсу. — Мы собираемся потусоваться после этого? — спрашивает Чонин. Кёнсу мычит. — Если хочешь, — говорит он через некоторое время, пару раз чмокая губами. — Я имею в виду, я забрал тебя у этих нубов, чтобы не дать тебе ограбить дом. Но там уже твой выбор, если ты хочешь потусоваться. — Мы не собирались грабить дом. — Чонин стонет. — Мы просто хотели… — Увидеть и украсть Дороти? Ограбление, это так. Чонин снова закатывает глаза. — Ты сегодня очень язвительный, — говорит он Кёнсу, который просто устало смотрит на него перед тем, как съесть последнюю порцию своего пирога. — Я знаю, — нахально отвечает Кёнсу. — Заканчивай с этим. У меня есть, что тебе показать. Чонин хмурится. — Так, мы действительно будем тусоваться? — Да, — отвечает Кёнсу. Они отправляются в его комнату на чердаке, такую же, как и у Чонина, но только очень аккуратную. Кёнсу толкает его на кровать и садится к чайному столику, который сейчас является его рабочим столом, где расположены кучи липких заметок, несколько ручек и стилусов. — Что ты хочешь, чтобы я увидел? — спрашивает Чонин. Кёнсу встает с блокнотом для рисования, который он носит с собой каждый раз, когда чувствует потребность что-то зарисовать. И Чонин снова влюбляется в то, как Кёнсу смотрит на его лицо. — Посмотри на это… — бормочет Кёнсу, садясь рядом с Чонином и прижимая блокнот к груди. Обычно второй дразнил друга по этому поводу. Он говорил Кёнсу, что тот новичок и глупо носить этот блокнот с собой всюду, но на этот раз Чонин не станет делать этого. Из-за того, что у Кёнсу есть этот особенный взгляд сейчас, его глаза сверкают и полны счастья, причину которых Чонин не может полностью разгадать. И он не позволит своей глупости разрушить этот момент. Чонин наблюдает, как Кёнсу раскрывает блокнот на первой странице, показывая что-то, состоящее из карандашных прямых и кривых линий. Это портрет викторианской эпохи, который Кёнсу видел в местной галерее возле станции. Чонин думал, что Кёнсу встречался с кем-то, потому что продолжал пропадать в течение целых двух недель. Оказалось, что он был занят рисованием красивого портрета. Кёнсу осторожно пролистывает страницы, чтобы не испортить предыдущие наброски. Но потом он внезапно отталкивает Чонина. Парень отшатывается, но хорошо, что кровать Кёнсу достаточно широкая. Он остаётся на краю, почти падая. — Ну и зачем ты сделал это? — Недоверчиво спрашивает Чонин, уставившись на друга, который моргает, прижимая блокнот к груди. — Обещай, что не будешь смеяться, — требует Кёнсу. И вдруг Чонин вспоминает, как тот говорил об отношениях. В любом случае, он вздыхает. Кёнсу смотрит несколько секунд и поджимает губы, прежде чем зовет Чонина сесть рядом с ним. — Не вздумай толкнуть меня снова, — говорит второй. Кёнсу пихает его, прежде чем поднять подушку к груди, и бормочет «слава богу», когда на его одежде не оказывается пятен. — Итак, я сделал это… — бормочет Кёнсу, и Чонин не может видеть, какие эмоции сейчас играют на его лице, потому что все внимание первого сейчас находится на открытой странице, в линиях и штрихах от графита. — Мне было скучно, и я не хотел тусоваться с Чондэ, потому что, очевидно, он теперь встречается с Минсоком, — снова говорит Кёнсу, фыркая. Но Чонин продолжает смотреть. У него даже нет сил сейчас думать о том, что его брат встречается с кем-то. Все, что он может делать, это смотреть и ничего не говорить. — Ты ничего не говоришь. Это отвлекает Чонина и он смотрит на Кёнсу, который хмурится и, вероятно, думает, что другу не нравится то, что он видит. Что совершенно не так. Чонин паникует, когда его друг поднимает левую руку и начинает грызть ногти. Он снова обращает внимание на набросок, наконец-то погружаясь в свои мысли, которые заставляют его улыбаться и чувствовать себя довольным. — Это я… — шепчет он. Его пальцы жаждут прикоснуться к рисунку, но он не хочет испортить такой шедевр. И Чонин не имеет в виду себя самого. Все, что делает Кёнсу, — прекрасно. Всё. — Да уж. Ты. Кёнсу, все еще улыбаясь, смотрит на страницу. Улыбка из прошлого на несколько минут возвращается. И Чонин действительно не знает, должен ли он говорить что-то или нет. Если он это сделает, то может сказать что-то глупое. Если не сделает, Кёнсу будет чувствовать себя плохо. Его друг, вероятно, улыбнулся бы и отмахнулся, но Чонин знает Кёнсу достаточно, чтобы понять, — ему тоже нужна благодарность — Ты знаешь такую философию? — говорит он вместо этого. — Что, когда ты рисуешь кого-то, они, скорее всего, особенные. Если ты рисуешь кого-то тысячу раз, тебе нравится рисовать. Смех, который издает Кёнсу, просто прелестен, поэтому Чонин не может не смотреть и не замечать красоту перед ним. Рядом с ним. — Ну, мне все ещё очень жаль. Я могу набросать только вид сбоку, — пожимает плечами Кёнсу. — Да, — соглашается Чонин. — Интересно, почему? Ты рисуешь меня, но в профиль. Теперь ты заставляешь меня думать, что я наполовину красивый. Кёнсу фыркает, закрывает блокнот и откладывает его в сторону. Затем он ложится на кровать, хлопая по пространству рядом, давая знак Чонину лечь тоже. Что тот и делает. — Мне нравится твой профиль, — говорит Кёнсу. Чонин наблюдает, как Кёнсу закрывает левый глаз и смотрит правым в потолок. Он поднимает руку и указывает пальцем на то место, куда он смотрит. Это странно. По крайней мере, для Чонина. Милая разновидность чего-то странного. — Я всегда так делаю, — неожиданно вмешивается Чонин. — Что делаешь? — спрашивает Кёнсу. — Это. Прищуриваюсь. Кёнсу смеётся. — Это потому что ты слепой, как летучая мышь. — Эй! — протестует Чонин. — Что? Ты годами щуришься и все еще веришь, что у тебя хорошее зрение? Проверь свои глаза! — фыркает Кёнсу. — Мне действительно нужны очки, да? Представь, какой бы хороший получился скетч со мной таким. — Чонин бормочет с зевком в конце. Мысль вздремнуть кажется сейчас хорошей идеей. — Может быть. А может, мне просто очень нравится твой вид сбоку. Чонин поворачивается на бок, обхватывая голову левой рукой. — Что хорошего в моем виде сбоку? — спрашивает он. Кёнсу гудит. — Твоя челюсть? Твой подбородок. Соотношение ушей и челюсти. Особенно эта часть. Твои уши и челюсть хороши. — Кёнсу отвечает, все еще глядя на потолок, и затем смотрит на друга с улыбкой, которую Чонин не может понять. Второй не может найти слов, чтобы сказать то, что хотел. Он просто продолжает смотреть. И на этот раз это не кажется странным. Чонин чувствует себя хорошо, когда Кёнсу смотрит на него. — Оправа моих очков называется Стохесс, — шепчет его друг. — На всякий случай, если ты захочешь такую же. Очки Кёнсу не идеально круглые. Оправа смеси темно-коричневого и прозрачного персика. Чонин не знает, подойдет ли ему такое. Но он уверен, что это подходит Кёнсу. Его друг выглядит сонным. Чонин немного качает головой и садится, зависая над Кёнсу, чтобы снять с его лица очки. — Размыто видно. В моих очках, — бормочет Кенсу, а затем снова зевает. Чонин смотрит на них, а Кёнсу смотрит на него. — Потому что они в муке, — говорит Чонин. И делает самую неуважительную вещь в истории человечества. Он вытирает очки о подол рубашки. — Эй, — тихо ругает Кёнсу, уже на грани сна. — Вздремни, дурачок, — со смешком говорит Чонин. Он наблюдает, как друг закрывает глаза, а затем встает, чтобы положить очки на стол. «Должно быть, устал от всех этих хлебобулочных изделий», думает Чонин, глядя на спящего. Кёнсу развевает рот, и Чонин думает, что это мило. Он улыбается и выходит из комнаты, медленно закрывая дверь, чтобы не разбудить Кёнсу. Чонин думает, что поспать, когда он вернется домой, — хорошая идея. Но испорченный пирог даёт о себе знать. Парень проводит несколько минут в туалете. - — Я говорил, что круглые очки подходят тебе больше, — утверждает Сехун, нахмурив брови и пытаясь убедить Чонина в том, что цветная оправа ему не подходит. — Черная или коричневая отлично смотрятся. Точно тебе говорю, — повторяет Чанёль. Чонин игнорирует это. Сегодня вторник. Его отец вчера вечером вернулся домой с еженедельным визитом, и это был хаос, потому что у него не было ничего для его братьев, но только не для Чонина, по причине того, что младший не получил подарок в прошлый четверг. И Чонин рад, что его отец все еще ничего не купил. Старший сказал, они могут пойти в магазин рядом с рынком, но у парня другое желание. Он сказал отцу, что хочет очки. Для людей с плохим зрением. Чонин знает, что его друзья уже говорили ему начать пользоваться очками, но он не слушал их. Только когда Кёнсу сказал об этом в прошлый четверг, он решил, что, может быть, нужно их купить. Сехун был более чем шокирован, когда во вторник утром Чонин зашел в магазин со своим отцом. Младший уставился на него и немедленно убежал позвонить Чанёлю, чтобы узнать, что произошло. — Слава небесам, теперь нам не нужно читать заметки с доски для Чонина! — скулит Чанёль, чем заслуживает мягкий толчок от второго. — Кёнсу сказал, что у него Стохесс, — сообщает Чонин. — У них есть другие цвета? Но я хочу, чтобы очки не были такими круглыми. Не совсем круглыми? Сехун пялится на него. — Да, у нас есть такие, но это уже не Стохесс. Другое название. Ну, знаешь, это разные дизайны. Чанёль хихикает сзади. — Хорошо, — говорит Чонин, отклоняя саркастическую реплику Сехуна. Мистер О все еще занят со своими помощниками разговорами о рецептах, потому что, по-видимому, у очков могут быть разные степени размытия. О которых Чонин ничего не знает. Может быть, он единственный, кто не знает об этом, потому что, когда он спросил Сехуна, тот послал ему осуждающий взгляд. Мистер О выходит из оптической комнаты. — Так вы уже выбрали? — спрашивает он и садится на деревянный стул. Сехун внезапно переходит на сторону отца, улыбается им и стучит кулаком по плечу отца Чонина. — Папа! Скажи ему, что Стохесс ему не подходят! — Сехун скулит, указывая на Чонина и Чанёля, все еще оглядывающих другие предложения. Мистер О вздыхает и снимает очки. — Ты не можешь решить, чего хочет твой друг. — Но… — Мистер О… Мне нравятся эти. Все смотрят на Чонина, который держит черную оправу. Сехун облегченно вздыхает. — Эти? Чонин смотрит на отца, который подходит к нему, смотрит на очки и кивает. — Я думаю, что они тебе подойдут. Оправа стильная. Но очки не совсем круглые. Чонина интересует планка, которая соединяет два круглых стеклышка. Она немного изогнута, и парень сразу влюбляется в этот стиль. — Можешь положить здесь, — говорит мистер О, постукивая по столу указательным пальцем. А затем указывает на другой стеклянный шкаф рядом с ними. — И можешь выбрать, какой футляр хочешь. Это бесплатно, поэтому не бойся выбрать кожаный. Чонин кивает и делает так, как говорит мистер О. Он чувствует, как его щеки горят из-за слов, которыми обмениваются между собой его отец и мистер О. — Почему ты привел его только сейчас? Его левый глаз 20/180! Никто не начинает носить очки с 180! Ты уверен, что его зрение стало таким плохим в этом году? Чонин слышит, как мистер О наполовину ругает его отца. Парень чувствует себя виноватым. Старший Ким, вероятно, грустит сейчас из-за того, что не знает о Чонине многого из-за работы и еженедельных визитов. — Я не знал. Он просто сказал нам недавно, — говорит отец, и Чонин не слышит никакой защиты в этом. Но парень предал своего отца, убил его таким образом. — Чонин действительно упрямый. Он унаследовал это от тебя. Чонин перестает подслушивать, чтобы сосредоточиться на деле. Он чувствует себя взволнованным из-за того, что наконец получит очки. — Ты знаешь, что выбрал Вторник? Чонин хмурится, потому что Сехун появляется рядом с ним, руки. — Что я сделал? — спрашивает он в замешательстве. — Твоя оправа. У нее название — Вторник. — Сехун пожимает плечами. — Должно быть, судьба. — Вторник? Их разговор обрывается, когда мистер О зовет Чонина и объясняет, что очки будут готовы к полудню, так что они могут вернуться после обеда. — Моей жены здесь нет, так что, думаю, цветы тебе доставят завтра? Если тебя устроит, конечно? — спрашивает мистер О, набрасывая что-то на блокноте. — Это отлично. Я могу подождать, — говорит Чонин с улыбкой. Заплатив за очки и поболтав с мистером О и отцом, он отправился домой. - Это были самые длинные три часа жизни Чонина. Час назад во время обеда он даже не смог доесть кусок куриного бедрышка, и все это из-за волнения. Он даже чувствовал рвоту, пока Чунмён мыл посуду. Парень был взволнован. Примерно через три часа Сехун постучал в их дверь. Чонин подтолкнул его к прогулке, сказав отцу, что может забрать очки самостоятельно. И это было час назад. Теперь они тусуются в таверне Канга, потягивая безалкогольное пиво, и Бэкхён смотрит на Чонина. — Перестань, — предупреждает Чонин другого, но Бэкхён прижимает локоть к столу и продолжает смотреть на него. — Ты волнуешься, — указывает друг. — О чем беспокоишься? — Чанёль повторяет и делает большой глоток своего напитка. Бэкхён впивается взглядом в младшего. — Ну, — вмешивается Сехун. — Кёнсу ничего не сказал. Чонин поджимает губы и смотрит на прилавок таверны, где стоит Кёнсу, а Джухён заказывает замороженные йогурты со спелыми кубиками манго. И, верный словам Сехуна, Кёнсу не сказал ни слова об этом. Чонин был напуган, он все еще волновался, особенно когда его лучший друг вошел в магазин, смеясь, толкая Бэкхёна. Но в тот момент, когда его глаза упали на друга, улыбка мгновенно исчезла. Чонин был так готов высказаться о том, насколько тяжелый металлический каркас мистер О заставил его надеть, меняя очки в соответствии с зрением, но его волнение исчезло из-за выражения на лице Кёнсу. До сих пор его друг ничего не говорил. Он также отказался смотреть на Чонина, и от этого у второго немного болит сердце. Ему грустно. Он думал, что Кёнсу будет счастлив. Вероятно, тот дразнил бы его за то, что парень наконец сдался. Это не та реакция, которой ожидал Чонин. — Мы должны пойти домой после этого, если ты не хочешь, чтобы старший сопровождал нас на общественные работы, — говорит Бэкхён и снимает ложкой мягкое фруктовое мороженое сверху. Затем он выпивает пиво до последней капли, а Сехун начинает морщиться от количества напитка, которого Бэкхён может выпить за один раз. — Что ж, удачи мне, — говорит Джухён. Кёнсу рядом, и оба сидят за своим столом. Чонин не может не взглянуть на него. Но другой даже не удосуживается ответить взглядом. Его хмурый взгляд становится заметнее. — Конечно. — Бэкхён фыркает. — Я должен помочь. Но мой отец присматривает за мной, — пожимает плечами Джухён и начинает пить свое пиво. Чонин изо всех сил пытается игнорировать чувство тяжести в груди. Он продолжает смотреть на Кёнсу, чувствуя себя немного странно, когда может ясно видеть его, благодаря новым очкам. Но тот даёт понять, что избегает его, к большому замешательству Чонина. Кёнсу разговаривает, даже смеётся над некоторыми шутками, которые выкладывает Чанёль. Чонин явно расстроен. Почему Кёнсу думает, что может просто игнорировать его и ничего не говорить? Особенно, теперь, когда Чонин не пытается скрыть угрюмость, поджимая губы и тыкая алюминиевой соломинкой в дно стакана. Когда Сехун и Чанёль объявили, что уходят, он все еще дуется. Джухён приходится постучать по по его лбу складным веером. Когда они выходят из таверны, на улице еще жарко; теплее, чем раньше. Джухён поворачивается к ним, прикрывая глаза рукой. Чонин мог бы спросить у неё, пользуется ли она каким-то средством защиты от солнца, но сейчас явно не в настроении для этого. — Постарайтесь быть невидимками, хорошо? — говорит им Джухён. Она хмурится из-за солнца и теплой погоды. Чонин уверен, что Сехун не хочет ничего, кроме того, чтобы достать сейчас зонтик. — Хорошо! Позвони мне, когда вернешься домой! — кричит Бэкхён, когда Джухён прогуливается по склону улицы и машет им рукой. Когда девушка поворачивает за угол, Чанёль фыркает. — Что это было? — спрашивает высокий, скрестив руки на груди и глядя на Бэкхёна. Чанёль снова спрашивает, имитируя жест телефонного звонка, который его парень только что сделал. — Ты серьезно ревнуешь к ней? Я гей. — Бэкхён невозмутим. Чонин вздыхает, наблюдая, как они снова начинают ссориться и уходят. Сехун фыркает на них, прежде чем повернуться к нему. К ним. — Вы двое тусуетесь после этого? — спрашивает Сехун, пинающий камень на земле. Чонин задерживает дыхание, не готовый к ответу Кёнсу. Он видит, как расширяются глаза того при взгляде на Сехуна. Кёнсу моргает, прежде чем выпустить нервный смешок. — На самом деле, нет. Я помогаю маме, — отвечает Кёнсу, указывая большим пальцем на дорогу к их улице. Сехун кивает, и Чонин ловит взгляд последнего на него. — Хорошо. Чонин, ты должен идти домой. Моя мама, вероятно, завтра приедет домой. Твой подсолнух будет на день позже. Прости, — говорит Сехун, извиняясь. Чонин с улыбкой качает головой и протягивает руку, чтобы похлопать его по лбу. — Все в порядке, — отвечает он, хотя со вчерашнего дня немного взволнован этим. Не то чтобы он вообще любил подсолнухи. Просто взволнован этим. — Я могу пойти домой с Кёнсу, — говорит Чонин, посмотрев на упомянутого парня. Но, к его удивлению, и Сехуна тоже, тот отчаянно машет руками, покачивая головой. — Нет! Я имею в виду, ты можешь идти вперед! Я должен купить кое-что на рынке. Так что можешь просто идти домой, — извиняется Кёнсу с шаткой улыбкой. Чонин старается не хмуриться, но делает это. Кёнсу не замечает этого и уходит. — Увидимся позже! — кричит он им. Чонин наблюдает, как Кёнсу убегает, его волосы развеваются, и он не может найти в себе злости или огорчения, даже когда становится ясно, что что-то сейчас немного беспокоит Кёнсу. — Он странный… — бормочет Сехун рядом с ним. Чонин молча соглашается, поджимая губы, все еще наблюдая за Кёнсу. — Твои очки падают. — О… — шепчет Чонин, поднимая их на переносице. Оправа кажется удобной, но очки все равно продолжают сползать. — Иди домой и отдохни. Может начать кружиться голова, так как это все-таки новая вещь, — говорит Сехун. — И не протирай их рубашкой. Слишком рано для них. Затем друг уходит. Его дом находится недалеко от дома Канга. Чонин поворачивается назад, чтобы пойти домой. Указательный палец снова поднимает очки на переносицу. Чонин вздыхает. Ему нужно привыкнуть к этому. - Минсок будит Чонина, потому что уже время обеда. И тот, хотя и был близок к тому, чтобы огрызнуться на старшего, начинает стонать, потому что брат извиняется за то, что разбудил его. Он все еще пытается привыкнуть к очкам. Чонин чуть не роняет горсть риса и кимчи на стол, потому что думал, что насыпает еду в свою тарелку. Парень действительно близок к тому, чтобы бросить очки и растоптать их, но знает, что это глупо. Он знает, что это только первое использование, и он привыкнет к ним через несколько недель. Чонин просто капризничает. Плюс тот факт, что Кёнсу игнорирует его. — Чунмён помоет посуду, чтобы ты ничего не разбил, — внезапно говорит его мать, останавливая череду мечтаний Чонина. — Я всегда мою посуду, — бормочет Чунмён. Чонин извиняющееся улыбается своему старшему брату. Просто потому, что не может помочь Чунмёну теперь перенести тарелки в раковину. Это — единственный вид его помощи, потому что для Чонина чудо — помыть чашку, не сломав ручку. — Тогда я пойду помогу с протиркой, — предлагает он. Его мать собирается протестовать, но Чонин быстро рассуждает дальше. — Я буду использовать много полотенец. Его мать, кажется, протестует не потому, что он может сломать что-либо, а потому, что ее сын передвигается в очках, в принципе. — Мама, я сделаю это. Не волнуйся, — уверяет Чонин. В конце концов, его мать сдается и соглашается, пожимая плечами. — Хорошо, — говорит она, когда Чунмён собирает тарелки. Минсок тоже встает, чтобы собрать все остатки еды и поставить их в холодильник, прежде чем отправиться в свою комнату, чтобы подготовиться к ночной поездке в город. Минсок пригласил и Чонина, потому что открылась новая галерея. Но из-за ситуации Чонина их мама буквально сказала, что ее сын доиграется и она прикует его к постели. Чонин стоит рядом с Чунмёном, наблюдая за тем, как старший сначала смывает жир, а затем кладет посуду в посудомоечную машину. — Ты можешь подождать, пока я не закончу, — говорит Чунмён и кратко смотрит на него, затем смеется, потому что Чонин моргает глазами, снова настраивая зрение. — Серьезно, садись, — говорит ему немного раздраженный брат. Чонин неохотно следует за ним и садится, опираясь головой о кухонный стол. Он наблюдает за Чунмёном, когда тот пытается стереть кимчи с пластикового контейнера, его лицо раздраженное. — Я могу почистить это, — бормочет младший. Чунмён смотрит на него украдкой. — Иди, возьми полотенца. Чонин стонет, чувствуя себя комфортно. Он не хочет двигаться, но если он этого не сделает, он, вероятно, почувствует себя в заднице. В конце концов, после нескольких минут, он встает со стула и направляется к стойке, где висят полотенца для тарелок. Он резко машет ими в воздухе, чтобы сначала стряхнуть пыль, если она есть, и возвращается обратно. Чунмён теперь ополаскивает тарелки. — Твои очки все еще в порядке? — спрашивает Чонин, затем Чунмён смотрит на него вопросительно. — Да? Вроде? — отвечает Чунмён. — Понятно… — кивает Чонин. Он задается вопросом, как долго держатся очки, потому что очкам Кёнсу уже почти четыре года. — Почему ты спрашиваешь? — спрашивает Чунмён. — Тебе не нужно беспокоиться об этом. Ты только что получил свои очки, и если позаботишься о своих глазах, тебе не нужно будет менять свои очки раньше. Чонин ворчит на тон голоса своего брата. — Я не думаю об этом. — Он смотрит вверх на то, как Чунмён направляется к столу, чтобы сесть перед ним. Чонин кладет полотенце и брат ставит на него тарелки. — Интересно, соответствуют ли очки Кёнсу его зрению, — бормочет старший. Чунмён мычит, и Чонин смотрит на своего брата из-под ресницы, его брови хмурятся, когда он видит улыбку того. — Я серьезно. — Он ворчит. — Кто знает, — отвечает Чунмён. Чонин просто продолжает вытирать предоставленные ему тарелки, стараясь не хмуриться, когда вспоминает, как Кёнсу вел себя ранее. Он правильно понял слова Кёнсу? Что, если тот в последний раз шутил насчет очков? Чонин качает головой, задумавшись так сильно, что не замечает, как Чунмён окликает его. — Хён? — спрашивает младший в замешательстве. — Кто-то стучит, — говорит Чунмён. Чонин ворчит в сотый раз, прогуливаясь к входной двери, лениво выкрикивая человеку, постоянно стучащему в дверь. Он быстро открывает дверь с хмурым взглядом, готовым испугать любого, кто испортил его спокойный день, и чувствует себя плохо, зная, что Чунмён, возможно, теперь вытирает тарелки насухо после мытья. — Что? И он встречается взглядом с Кёнсу. Его друг, очевидно, принял ванну перед тем, как приехать сюда, и Чонин хочет спросить, куда тот собрался, потому что замечает его усилия к подбору своей одежды. Оранжевая рубашка заправлена ​​в джинсовые шорты, которые доходят до его голени, и на его губах легкий блеск. Оу. И Кёнсу держит подсолнух. -Кёнсу? Друг выглядел немного застенчивым несколько секунд назад, но теперь, когда Чонин произносит его имя, он закатывает глаза. — Нет, я Бэкхён. Чонин находит это немного странным, потому что Кёнсу, которого он знает, сказал бы эти слова с нахальством, но этот Кёнсу перед ним напоминает ему о том застенчивом и улыбающемся мальчике. — Ты почему здесь? — спрашивает Чонин. Он пытается сделать так, чтобы его восторг не был заметен, но не уверен, что у него хорошо получается скрывать это. Чонин выходит на улицу и закрывает за собой дверь. Он смотрит на одежду Кёнсу, будто только что заметил ее, и морщит брови. — Сейчас восемь вечера. Почему ты одет так, будто куда-то идешь? — спрашивает он в замешательстве и удивляется. Кёнсу тоже смотрит на свою одежду и издает легкий смешок. — Я собираюсь провести время с Джухён. Но я все еще не уверен, хочу ли этого. Я согласился только из-за Дороти, — смеется Кёнсу. Чонин медленно кивает, на его губах медленно появляется улыбка, когда Кёнсу снова ведет себя нормально после того, что произошло раньше. Чем бы это не было. — Окей. Ты просто хотел сказать мне это? — спрашивает младший, улыбаясь, когда Кёнсу кусает нижнюю губу и смотрит вниз. Чонин тоже смотрит вниз, смотрит на подсолнух, который Кёнсу держит у груди. — Это для меня? — шутит Чонин и смеется. Однако он останавливается, когда Кёнсу пожимает плечами. — Для тебя, — подтверждает тот. — Хм, я столкнулся с миссис О, когда она шла домой, и она спросила меня, куда я иду. Я сказал ей, что навещаю тебя, поэтому она дала мне это и спросила, могу ли я передать тебе его. Потому что, знаешь. Твои очки… Чонин смотрит на подсолнух. Он яркий. Почти того же цвета, что и рубашка Кёнсу. Он берет стебель цветка и осматривает его, улыбаясь и вертя взад-вперед. Затем Чонин смотрит на Кёнсу, его улыбка становится неподвижной, когда он видит, как Кёнсу кусает губы, будто бы подавляя улыбку. Его друг выглядит легкомысленным и застенчивым. Но это всего лишь воображение Чонина, может быть. Но оттенки красного на Кёнсу полностью привлекают внимание Чонина. Щеки становятся яркими, в то время как тот смотрит на подсолнух в руке младшего. — Ты бежал весь путь сюда? — спрашивает он. — Хммм? — тихо мычит Кёнсу, в конце выдавая застенчивый и короткий стон. Чонин вдыхает воздух, чтобы ослабить сальто в его груди. Затем Кёнсу качает головой и его волосы начинают дрожать. Он улыбается Чонину. — Я просто… Я рад, что ты выбрал эти. Они выглядят хорошо. — Кенсу говорит немного быстро. Чонин снимает очки и смотрит на него. — Как я выгляжу с этим? — спрашивает Чонин, просто чтобы получить некоторую оценку от человека перед ним. Кёнсу хихикает немного, и Чонин крепко держится за стебель подсолнуха. — Это действительно выглядит хорошо. С тобой все выглядит хорошо… — бормочет Кёнсу, кивнув и уставившись на него. — Нечестно то, что ты не выглядишь, как ботаник. Ты больше похож на профессора или что-то в этом роде. Чонин реагирует на это смехом. — Спасибо, — говорит он. — Но, знаешь, — продолжает Кёнсу, в его голосе появляется нотка нахальства. — Многие профессора лысеют. Старый Кёнсу вернулся. Это забавляет Чонина. Кёнсу может быть милым, но затем нахальным в следующую секунду. Но Чонин не может сконцентрироваться на этой мысли. Потому что Кёнсу милый всегда. Прежде чем он успевает возразить, Кёнсу снова заговаривает. — Мне пора идти. Я просто хотел навестить очки и принести цветок, — говорит он и указывает на подсолнух левой рукой. — Я скажу миссис О, что уже отдал его тебе. Чонин кивает с улыбкой. — Отдохни хорошо. Отдохни, — строго говорит Кёнсу. Чонин качает головой и снова улыбается. — Хорошо. Не возвращайся домой слишком поздно, а то снова останешься запертым, — предупреждает Чонин. Затем Кёнсу говорит снова, заставляя друга обернуться. — Ты выглядишь хорошо. В очках, — бормочет Кёнсу. Чонин смотрит. — Ты выглядишь очень хорошо… — бормочет Кёнсу. И в его голосе есть что-то, что Чонин не может расшифровать. Его друг не звучит ни счастливым, ни грустным. — Все, я ухожу, — объявляет Кёнсу. Он начинает уходить, поворачиваясь к Чонину, чтобы помахать рукой, прежде чем добраться до своего велосипеда, припаркованного у забора. Чонин смотрит, как его друг крутит педали. Он смотрит, как велосипед исчезает вдали. На его губах расцветает улыбка — широкая и легкая. Он входит в фойе и бежит в свою комнату, не обращая внимания на Чунмёна. Он кричит «извините!», когда слышит, как его мать ругает его за бег. Он закрывает дверь своей комнаты на чердаке и направляется к прозрачной вазе, стоящей на окне. Он аккуратно ставит подсолнух и улыбается. И ныряет в мысли о Кёнсу только сейчас. Чонин не может не чувствовать себя таким счастливым, слишком даже счастливым, из-за того, что Кёнсу нравятся его очки. Его другу нравятся его очки, и этого достаточно, чтобы вся его неделя была счастливой. Он не может дождаться, чтобы рассказать об этом Сехуну. Но сначала ему нужно принять ванну. - Приняв ванну, Чонин, напевая песню, собрался к О, чтобы рассказать Сехуну о том, что произошло. Честно говоря, он предпочел бы отдыхать, как сказал ему Кёнсу. Но он так взволнован. Настолько, что даже позвонил Чанёлю. Когда он туда доберется, будет уже без четверти десять вечера. Чонин нажимает на дверной звонок и ждет, пока его друг откроет дверь. Когда дверь открывается, парень видит Чанёля с куском хлеба во рту. Чонин замечает выпуклый живот своего друга под серой футболкой, но предпочитает молчать. Чанёль — неконтролируемый беспорядок, когда дело доходит до веса. Похоже, он перенял это от Бэкхёна. — Почему ты ведешь себя так гиперактивно? — спрашивает Чанёль, и Чонин входит в фойе О, проходя мимо него, чтобы пробежать и войти в комнату Сехуна. Когда он открывает дверь, Сехун кричит на него и хмурится. — Извини, если я застал тебя врасплох… — Почему ты в обуви здесь?! — Сехун громко стонет и встает, чтобы вытолкнуть Чонина из комнаты. Затем приходит Чанёль. — Сними обувь, — строго говорит Сехун. Чонин закатывает глаза, но выполняет это, снимая обувь и входя в комнату. Сехун закрывает дверь, прежде чем бросить в Чонина пакет с картофельными чипсами. — Так что же такого сделал Кёнсу, чтобы ты собрал нас всех здесь? — спрашивает Сехун, садясь рядом с Чонином. Чонин хмурится, разрывая пакет и глядя на Сехуна. — Что заставляет вас думать, что это касается Кёнсу? — спрашивает он и запихивает оторванный кусок пакета внутрь него. Он слишком ленивый, чтобы встать и выбросить его в мусорную корзину. Сехун с Чанёлем переглядываются. — Потому что ты такой только с Кёнсу? — размышляет Чанёль. Сехун указывает пальцем на того. — Бинго. Чонин фыркает, но начинает улыбаться, когда вспоминает, что случилось. — Кёнсу пришел ко мне домой. Он хотел увидеть мои очки, — делится Чонин с застенчивой улыбкой на губах. — Хм… — Сехун сознательно мычит. — Хотел провести с тобой время наедине, а? — Он сказал тебе, что ты хорошо выглядишь? — дразнит Чанёль. — Или он сказал тебе, что очки выглядят хорошо? — спрашивает Сехун. — Или, может быть, Кёнсу сказал ему, что они ему подходят, — размышляет Чанёль. Затем они смотрят друг на друга, Чонин наблюдает за ними, и двое внезапно начинают смеяться. — Боже ты мой! Земля расколется быстрее, чем Кёнсу сделает это! — Чанёль хмыкает, и Сехун тоже смеется. Но он замечает, что Чонин качает головой, на его губах застыла легкая улыбка. — На самом деле, он сделал, — смущенно сообщает Чонин. Он собирается съесть чипс, но Сехун выхватывает у него пакет. — Кёнсу сделал что?! — резко шепчет Сехун. — Черт… — тоже шепчет Чанёль. Затем он ползет к Чонину и Сехуну, почти падаю лицом на пол. — Расскажи нам, что случилось! Чонин хмыкает и улыбается.  — Я тогда протирал посуду и… — Скажи нам уже! — шутит Чанёль, но Сехун шлепает его рукой. Чонин посмеивается, но все равно продолжает. — Я помогал Чунмёну, а затем он постучал в дверь. Я был удивлен. А потом он улыбнулся и… он выглядел мило. — Мы уже знаем это, — ворчит Чанёль. — Что он тогда сказал? — вмешивается Сехун. — Он пригласил тебя на свидание?! — Что?! Нет, — отрицает Чонин. — Он сказал мне, что идет тусоваться с Джухён. И только ради Дороти, добавляет он, когда Сехун хмурится при упоминании девушки. — А потом он сказал мне, что я выгляжу хорошо. Это меня устраивает. И он рад, что я выбрал эти очки, потому что это действительно подходит мне, и что я выгляжу как профессор. — Как учитель? — тупо спрашивает Чанёль. Чонин фыркает и выхватывает чипсы у Сехуна. — Неа. А потом он сказал, что многие профессора лысеют. Сехун усмехается, но на его губах игривая улыбка. Чонин ложится на пол и кладет пакет чипсов себе на живот. Сехун подкрадывается ближе к нему, а Чанёль садится возле его головы. Чонин стонет, когда второй подталкивает его голову, и хмурится, когда видит, что тот предлагает свое бедро для того, чтобы уложить на него свою голову. Чонин подчиняется и удобно кладет голову на того. Не так мягко, как с Кёнсу, но он может терпеть. — Это все? — спрашивает Сехун. Чонин смотрит на своего друга и вздыхает. — Ага. Вот и все. Но есть кое-что, что Чонин не может сказать. Он даже не может признаться в этом самому себе. Потому что, если это окажется ложью, он предпочтет просто умереть прямо здесь и сейчас. Он не хочет принимать что-либо. Потому что в те годы, когда он был влюблен в Кёнсу, Чонин многое принял в себе. Буквально много вещей, о которых больше не хочет думать. Множество прочитанных книг заставили Чонина начать замечать некоторые вещи. Например, когда Кёнсу смотрит слишком пристально, и всякий раз, когда Кёнсу относится к нему особенно — не так, как большинство их друзей. Конечно, невозможно предполагать, что, может быть, он нравится Кёнсу. Он даже однажды спросил его, есть ли у него какие-то определенные чувства к нему. Но Кёнсу смотрел на него так, словно Чонин самый глупый парень в классе, и сказал ему «нет», что он никого не любит, и любой мог бы сказать, как сильно это повлияло на младшего. Ему было тогда всего шестнадцать лет. — Я не знаю… — бормочет Чонин. — Может быть, это только мое воображение. Но… он выглядел так, как будто он тоже что-то чувствует или что-то в этом роде… Затем он смотрит на Сехуна, думая, что тот может сказать что-то нелепое, но он не сдвигается с места, просто слушает. Чанёль начинает гладить Чонина по волосам. Что приятно. Ему это нужно. Чонин подгоняет очки к кончику носа, чтобы оправа не задевала бедра Чанёля. — Он покраснел и еще был взволнован. Я действительно не знаю, — говорит он с кривой усмешкой в ​​конце. — Может быть, он и правда имел в виду то, что ты хорошо выглядишь, когда сказал это. Сехун поджимает губы и на этот раз не соглашается. — Не давай ему ложной надежды, идиот. — Сехун ворчит и убирает руку Чанёля от волос Чонина. Чанёль хмурится, и все еще продолжает поглаживать волосы младшего. — Почему ты вдруг так говоришь? Разве ты не тот, кто хочет, чтобы Чонин признался Кёнсу? Я не понимаю… — говорит Чанёль со смущением. Сехун вздыхает и снова поджимает губы. — Я знаю. Но, — младший закатывает глаза, — Чонин не просто влюблен, и это становится серьезным. Ты не можешь просто так говорить это, — объясняет Сехун. Чанёль смотрит на Чонина, который фыркает на абсурдность этого разговора. Младший поворачивается на бок и снимает очки, чтобы положить их на землю, и укладывает голову обратно. — Сехун прав. И даже если Сехун говорит что-то подобное, ничего не изменится. — Но ты бы попробовал, если бы был шанс? Очень маленький намек на шанс? — с любопытством спрашивает Чанёль. Чонин смотрит на Сехуна и видит, что он тоже ждет ответа. Он думает об этом. И улыбается. Возможно, у него есть ответ на это. — Я бы… — говорит он. — Я бы… Он закрывает глаза и вспоминает точку зрения Кёнсу на симпатию к кому-либо. — Ты уверен, что нет намека или чего-то еще? — осторожно спрашивает Сехун. — Я уверен, — говорит Чонин. — Если есть кто-то, кто знает это, кроме Кёнсу, это я, — добавляет он. Сехун выглядит обеспокоенным, а Чанёль выглядит так, будто хочет протестовать или что-то в этом роде. Но они молчат, и Чонин благодарен. Он вздыхает и моргает глазами, удерживая слезы по краям глаз. — Хорошо, — говорит Сехун через несколько секунд. — Просто знай, что у тебя есть мы. Чонин улыбается на это. — Тупой и еще тупее, — сказал Чанёль, как самый глупый, каким он и является. Сехун фыркает и Чонин внезапно вскрикивает. Он вспоминает кое-что, когда собирается отправить чипсину в рот. — В любом случае, Сехун. Твоя мама не спит? Я хочу поблагодарить ее. Сехун смотрит на него смущенно. — Я не уверен. Мы можем позвонить ей, я думаю. Но я не уверен, что она еще не спит. — Позвонить ей? — недовольно спрашивает Чонин. — Да? По телефону? — говорит Сехун, немного более смущенный, чем несколько минут назад. — Почему? — спрашивает Чонин и поворачивает туловище, чтобы больше взглянуть на того. Чанёль подталкивает его сесть, но Чонин не двигается с места. — Потому что ее здесь нет? — неохотно спрашивает Сехун. Чонин резко садится, его сердце стучит, когда он смотрит на Сехуна широко раскрытыми глазами. — Она не пришла домой раньше? Сегодня вечером? — осторожно спрашивает он. Он может чувствовать, как его грудь вздымается и он внезапно чувствует головокружение. — Нет. Чанёль был здесь часами. — Да уж. Она не пришла домой. Чонин, все в порядке? Чонин поднимает очки с земли и внезапно срывается с места, отталкивая Сехуна и направляясь прямо к ботинкам за дверью. — Не ходи в обуви по дому! — кричит Сехун. Чонин все еще пытается нести ботинки, но его колени дрожат. — Куда ты идешь? — спрашивает Чанёль, вставая и направляясь к нему. — Помолись за меня, — беззвучно говорит Чонин, прежде чем сбегает вниз по лестнице. Когда он выходит на улицу, то кладет свои ботинки и надевает, как домашние тапочки, не заботясь о том, чтобы сделать это должным образом, когда его легкие и разум также не работают правильно. — Чонин! Он оборачивается и смотрит на своих друзей: Сехун босиком и Чанёль, прыгающий в туфле на правой ноге. — Мне надо идти. Молитесь за меня! — Он наполовину кричит, когда бежит вниз по склону улицы и машет рукой. — Эй! Не уходи! — кричит Чанёль, и все трое вздрагивают. Чонин сейчас в десяти метрах от дома О, когда мистер Кан кричит, чтобы они прекратили кричать. Чонин неоднократно кланяется старику, его волосы развеваются от резких движений, прежде чем он начинает бежать вниз по склону. И вдруг на его губах расцветает очень широкая улыбка. Потому что, может быть, он наконец понял. Кёнсу смотрит на него, как в первый раз, когда видит его в очках в таверне. Кёнсу пытается избегать его. Кёнсу краснеет и выглядит растерянным перед ним. Кёнсу стыдливо хвалит его. Кёнсу дает ему подсолнух. И Чонин помнит, как Кёнсу сказал, что ему нравится его вид сбоку. Его челюсть. Его уши. Он помнит разговор, который был у них на крыше чердака Чонина. Чонин хочет смеяться, и он делает это. Он бежит, как сумасшедший, смеясь про себя, потому что, возможно, у него есть шанс. Он сжимает глаза из-за всепоглощающих чувств, от слишком большого счастья, и этого слишком много, слишком много. Когда Чонин поворачивает за угол и видит дом Бэ, он не останавливается, даже если его сердце хочет взять передышку от всего того, что он только что сделал. Парень просто останавливается, когда видит, как Кёнсу выходит из ворот и прощается с Джухён. На этот раз Чонину не нужно щуриться. Теперь он ясно видит идущего Кёнсу, который покачивает руками при ходьбе и смотрит вниз, себе под ноги. Чонин бежит, чтобы встретить Кёнсу, который замечает его как раз в тот момент, когда тот находится в нескольких метрах. — Чонин? — удивляется Кёнсу. — Чонин останавливается всего в двух метрах и собирает весь кислород, который может вдохнуть за раз. Его грудь жжется из-за слишком сильных эмоций и от бега. — Ты бежал? — снова спрашивает Кёнсу, который звучит взволнованным, когда смотрит на Чонина. Младший пристально смотрит на друга и не отводит взгляд. Кёнсу тоже смотрит, но затем начинает краснеть и снова утыкается взглядом в землю, стуча руками по бокам джинсовых шорт. Чонин наблюдает, как Кёнсу пытается избежать его взгляда. Под светом уличного фонаря уши Кёнсу становятся красными. И на этот раз Чонин обещает себе, что в следующий вторник все будет не так, как раньше. Он сделает все, чтобы быть не просто лучшим другом Кёнсу. — Кёнсу. — Его голос звучит твердо и решительно. Чонин все еще хватает ртом воздух, грудь вздымается, и она начинает вздыматься еще выше, когда Кёнсу смотрит на него широко раскрытыми глазами. И он такой красивый, думает Чонин. Когда Кёнсу смотрит на него с приоткрытыми губами и блестящими глазами, выглядя растерянным, Чонин наконец говорит. Кёнсу. — Тихо. — Ты будешь встречаться со мной? И под светом уличных фонарей теперь краснеют щёки старшего. Освещенный луной, Кёнсу легкомысленно улыбается, хотя изо всех сил и пытается это скрыть. Освещенный звездами, Чонин улыбается и слышит тихое «да».