baby loves dealer

— Борис, ужас, как ты здесь живёшь? Ты совсем что ли не убираешься? Сколько веков здесь лежит эта пыль? Ты хотя бы проветриваешь комнату? У тебя здесь столько заразы небось развелось, ты часто болеешь? Пока Деккер в шоке осматривает почти непригодные для жизни апартаменты Павликовского, сам Борис ничего не отвечает на плеяду упрёков в свою сторону и делает пару глубоких затяжек, прожигая спину Тео взглядом, наблюдает за его плавными движениями, слушая тихий шелест его пальто. Глаза режет от едкого сигаретного дыма, Борис разгоняет его руками перед собой и видит, как его друг поднимает с пола женское бельё с кружевами, смотрит удивлённо и обаятельно улыбается. — Я смотрю, ты времени зря не теряешь! — Теодор кладёт бельё обратно и, широко зевнув, снимает пальто, устало падая на диван, потирая затёкшую от долгой дороги шею. — Ты не представляешь, насколько скучно было ждать тебя, Поттер! Вот пришлось как-то развлекать себя и не впасть в депрессию, — криво смеётся Борис, кивая на тумбочку рядом с диваном, на которой лежит скомканная бумажка с аккуратно написанным на ней номером телефона одной из ночных бабочек. — Ты не меняешься, Борис. Боже, может пройдёшь, а не будешь стоять на пороге? Мне как-то неудобно, гость всё-таки я, а хозяин стоит в дверях и… — Тео довольно долго думает, что сказать, — совсем не предлагает выпить! Борис наконец приходит в себя, сигарета выпадает из рук и падает на пол. Он быстро тушит её носком ботинка и помогает найти Тео бутылку довольно дорогого виски, сам не помня, куда её спрятал. Но он помнил, что она была припрятана для особого случая. Долгожданный приезд Поттера был именно таким случаем. — Ко мне так редко кто-то приходит, тем более приезжает. Спасибо, что навестил старого друга, Поттер. Павликовский улыбается настолько тепло и искренне, что на щеках у него появляются небольшие ямочки, а под глазами образуются множество морщин. Деккеру всегда нравилась эта улыбка, которую Борис позволял видеть только ему (в школе Борис всегда ходил мрачнее тучи), Теодор улыбается ему в ответ, и когда его плеча касается твёрдая рука с потрёпанными в драке костяшками, на скорую руку залепленными грязными пластырями, чуть сжимает и поглаживает, он чувствует себя настолько хорошо, как тогда, когда они были подростками. Когда от каждой их встречи в школе сердце в груди быстро билось, когда каждое малейшее прикосновение дома, в кровати у Деккера, вызывало внутри что-то необычное, что ему так и не удалось понять за все эти годы. Он дорожит Борисом, считает своей опорой и поддержкой во всём, но о каких-то чувствах к нему и речи быть не могло. Деккер ещё после того поцелуя понял, что влюбляться в Павликовского — это всё равно, что сжечь себя заживо. Даже пепла не останется. А Тео боялся хотя бы немного обжечься. Но сейчас, стоя в этой маленькой грязной квартире рядом со своим другом, Теодору, на удивление, тепло и уютно (тем не менее, он не забывает, что с огнём шутки плохи, поэтому слишком сильно не заигрывается). Как и Павликовскому, которому каждая встреча с Деккером вообще кажется грандиозным праздником. — Слушай, Поттер, давай не будем о грустном. Лучше расскажи, как ты вообще устроился, что нового, нашёл ли ты пассию наконец, а, Дон Жуан? — с любопытным прищуром спрашивает Борис, разливая виски по гранёным, чисто русским, стаканам, доставая из кармана чёрного пальто знакомую Теодору ещё со школы баночку с… викодином. Чёрт, у меня он как раз закончился. Думает Деккер и чувствует, как тело начинает неприятно ломить. — Борис, ты же знаешь, тебе невозможно отказать. Тео недолго хмурится, не решаясь подойти к столу и помогать расталкивать Борису таблетки, но взяв себя наконец в руки, он толкает друга в сторону под его короткий смешок и берёт одну из таблеток в руки. *** Всё плывёт перед глазами. На деревянном столе в центре комнаты так и остались нетронутыми стаканы с виски. Квартира наполнилась горьким сигаретным дымом, который разъедал глаза и вызывал слёзы. В пепельнице скопилось приличное количество сигаретных бычков, некоторые из них лежат на подлокотниках дивана, дотягивать до чего-либо сейчас вообще не хотелось. Тело бьёт озноб, а щёку щекочут жёсткие кудри волос. Теодор морщит нос от неприятных ощущений, пока на его плечо не сильно давит голова Бориса. Павликовский лениво курит, выпуская дым через нос, и громко закашливается. — Борис, по-моему тебе хватит уже. Ты скурил за этот вечер почти всю пачку, — Тео неуклюжими руками размахивает пустой коробкой перед его лицом, Борис хоть немного обращает на него внимание, поднимается с его плеча и хватается за голову руками. Блять, только не сейчас. Тело начинает содрогаться от неконтролируемого плача, руки намертво впиваются в волосы и с силой оттягивают их. Господи, Павликовский, ты совершенно не можешь скрывать свои чувства. Всё ещё думаешь, что Поттер когда-нибудь ответит тебе взаимностью? Поток мыслей прерывается ленивым голосом Деккера. — Эй, Борис, что произошло? Ты чего? — спрашивает он, едва ли касаясь пальцами спины Бориса. Павликовского как током прошибает от этого «недоприкосновения», от досады он прокусывает губу, ничего не отвечает и откидывается обратно на спинку дивана, вытирая дорожки слёз с бледных щёк. В комнате совсем темно и он рад, что Деккер не видит его таким жалким. Кажется, что Деккер вообще ничего не видит. Поэтому парень решается на отчаянный шаг. Холодные губы накрывают слегка тёплые. На секунду. Но даже от этого Павликовский сходит с ума. — Борис, что ты делаешь? — заторможенно спрашивает Теодор, слабо отталкивая друга от себя, но он настойчив, и когда глаза хотя бы немного фокусируются в темноте, Павликовский находит щёки Деккера, берёт их в ладони и снова целует, но уже глубже, пытаясь протолкнуть язык в чужой рот, что выходит, на удивление, без труда. Некстати Борис вспоминает, как они занимались этим в детстве, каким чувствительным был Тео. По телу проходит волна возбуждения, разбивая вдребезги все сомнения, правильно ли то, что сейчас происходит между ними. Павликовский, не отрываясь от губ, садится на Деккера. Он чувствует, что тот ещё не возбуждён и специально трётся о него ягодицами, обтянутыми тканью чёрных брюк. — Борис, это неправильно… — шепчет в туманном бреду Тео, глупо хватая ртом воздух, пока сам стягивает с плеч пальто Бориса и пальцами цепляет пуговицы рубашки. Теодор проклинает себя. Он сам пообещал себе, что не будет обжигаться вновь, но внутри всё горит диким планем. Павликовский втягивает аромат кожи Деккера, наслаждается этой смесью сигаретного дыма и запаха тела Тео, слизывает холодные капли пота и прикусывает кожу рядом с основанием шеи, как настоящий вампир. Теодор шипит от боли, и на место укуса тут же сыпется множество влажных быстрых поцелуев. Он напрягается ещё сильнее и снова пытается оттолкнуть Бориса от себя. — Тео, прекрати, всё правильно, как никогда правильно, — как мантру повторяет Павликовский, больше убеждая в этом себя, чем Тео. Он, успокаивая, целует лицо Деккера, гладит большими пальцами его щёки и прижимается своим лбом к его. Теодор хмурит брови, когда Борис стягивает с него очки и откладывает их в сторону. Но сейчас, когда всё тело под кайфом, а сухие губы мешают связать хотя бы пару слов, Деккеру ничего не остаётся, как расслабиться и попытаться получать удовольствие от холодных рук Павликовского, хаотично шарящих по всему телу. Тео вспоминает, как они занимались этим холодным вечером в Лас-Вегасе, каким грубым Борис был тогда, и как нежен он теперь. Словно большой чёрный кот, он ластится, ищет ответа на свои действия, и Деккер сдаётся, под кайфом он чувствует себя смелее и ему ничего не мешает притянуть Павликовского для сладкого поцелуя. Но Борис, при всей своей нежности, всё равно остался тем бойким мальчишкой, поэтому прокусывает Тео губу, победно улыбаясь, привстаёт, чтобы снять мешающие брюки. Деккер уже было хочет что-то сказать, но когда цепкие пальцы сжимают член, а зубы Павликовского оставляют отметины на плеча, Тео шумно выдыхает, запрокидывая голову, облизывая пересохшие губы. Зубы сильнее впиваются в кожу. Борис всегда любил кусаться, когда они «развлекались» в его кровати. Тео думает об этом и невольно улыбается. Павликовский не может не заметить эту широкую улыбку. Он вспоминает, как однажды дрочил на улыбку Деккера на этом же диване и ему от чего-то становится не по себе. Он сам не понимает, почему у него встаёт именно на его улыбку, может потому, что он просто больной извращенец? — Поттер, я… — Борис запинается, подбирая слова… — хочу тебя… Павликовский не дожидается ответа, смачивает пальцы и приставляет их ко входу в тело, стыдливо опуская глаза. Тео немного приходит в себя и внимательно смотрит на Бориса, когда свет фар с улицы освещает его лицо, покрытое каплями пота. Становится жарко, Павликовский в темноте еле-еле находит пуговицы на рубашке Деккера и вспотевшими руками расстёгивает одну за другой, совершенно «случайно» касаясь подушечками пальцев горячего тела. Пальцы входят в тело, тупая боль пронизывает нервные окончания, но желание сильнее, и Борис, больше не медля, опускается на член, настолько сильно сдавливая плечи Теодора, что на теле остаются красные отметины. Деккер гладит бёдра Павликовского, пытаясь успокоить его. Борис дрожит всем телом, кусает губы и стирает пальцами собравшиеся в уголках глаз слёзы одной рукой, а другой пережимает член, чтобы не кончить прямо сейчас, но пара вязких капель всё равно стекают с головки и попадает на живот Тео. — Поттер, прости меня… Прости, если сможешь… — Павликовский утыкается носом в плечо Деккера и начинает медленно двигаться, стонет от пронизывающей тело боли, обвивает шею Деккера руками и проклинает себя за то, что делает это с ним сейчас, хотя он точно знает, что Теодору это совершенно не нужно. Борис вспоминает его слова. «То, что между нами происходит — нечто большее, чем просто дружба, Борис, это даже не любовь, ещё выше. Мы с тобой созданы друг для друга, я точно это знаю, и ты это знаешь. Ты и я… Мы одно целое, и никто и никогда нас не разлучит. Знаешь, Павликовский? Ты — самое лучшее, что случалось в моей жизни.» Ха, как вовремя. Да, сейчас бы вспомнить это, когда ты трахаешься со своим лучшим «другом». Ты придурок, Павликовский. — Syka, blyat… — по-русски матерится Борис и его движения становятся резче, он выгибается и кладёт руки Тео себе на шею. Деккер в недоумении приоткрывает рот и еле дышит, горло саднит от сухости, подкатывает тошнота, голова дико кружится. Сквозь шум в ушах до него доносятся глубокие стоны и тихий шёпот. — Сожми. Тело работает отдельно от головы, и руки Тео послушно сжимают горло Бориса. Павликовский закашливается, но руки убрать не просит, лишь скулит на одной ноте, когда Деккер припадает к его шее горячими, мокрыми поцелуями и подмахивает ему бёдрами. Тела со специфическим звуком соприкасаются друг с другом, и от этого звука обоим хочется сквозь землю провалиться. Хотя Тео, если честно плевать сейчас на всё. Он где-то на грани с реальностью, грудная клетка ходит ходуном от недостатка воздуха, а внизу живота волнами растекается наслаждение. — Тео, Господи Боже, Тео… Павликовского мелко потряхивает и он кончает, зажмуривая глаза, сжимая внутри себя член Деккера. Руки разжимают горло, Тео не приходится долго ждать. В пару жестов Борис доводит его до финала. Закатывая глаза и сжимая подлокотники дивана, Теодор кончает, крепко сжимая зубы, чтобы случайно не застонать. Немного отдышавшись, он чувствует, как веки тяжелеют и сон обуревает им до раннего утра. *** Всю ночь Борис не сводит тяжёлого взгляда с умиротворённо спящего Деккера. Его тошнит от самого себя за то, что он так поступил с ним, снова, в который раз просто взял и воспользовался им. Но в то же время внутри так хорошо от прошедшей близости с родным человеком, что-то приятно разливается по телу… Неужели это счастье? Какое к чёрту счастье? Павликовский точно не знал на это ответа, но он попросился в руки сам, ранним воскресным утром, когда его квартира опустела, а на столе Борис видит мятую записку с неаккуратным почерком. «Думаю, что нам не стоит видеться некоторое время. Поттер.» Всё тело сковывает от злости, обиды, разочарования и вновь незаметно подкравшегося одиночества. — Да пошёл ты к чёрту, Поттер! В стены летят стаканы, пепельница, множество ударов кулаков. На пол капает кровь из открывшихся ран, а из глаз — обжигающие слёзы от обиды то ли на Деккера, то ли на самого себя. Борису ничего не остаётся, как сжаться в комок у холодной батареи, тихо всхлипывать, ненавидеть себя, сжимать в кулаках волосы и проклинать себя за то, что он снова потерял самого дорогого человека в своей жизни. Ты жалок, Павликовский. Свой же голос неприятно звучит в голове, депрессия снова берёт верх, Борис пытается, но не может этому противостоять. Давай ты просто покончишь с этим. Никто даже не узнает. *** Утреннее прохладное солнце отражается в осколках раскиданного на полу разбитого стекла. Израненные руки собирают несколько из них. По сбитым в кровь пальцам стекает несколько алых струек. Теперь Борис, наконец, чувствует себя счастливым. Он снова улыбается именно так, как любит Поттер. Жаль, что он этого больше никогда не увидит.