my soul

каждый чёртов раз, когда Зенитсу оплетает своими руками его шею, представляя на одно лишь жалкое мгновение абсолютное спокойствие и умиротворение, закрывает глаза и слышит те самые больные моменты из воспоминаний — ему по-настоящему больно. то ли от безграничного счастья от того, что теперь у него есть человек, которому можно довериться, либо от того, что страшно. страшно впитывать в себя раз за разом обрывки былых времён, где Агатсума страдает до той степени, что становилось невыносимо. острые иглы чередуя вонзаются в его сердце, полное тоски и отчаяния. тошно, гадко от своего существования, мерзко, ибо ещё тогда знал, что никто на помощь не придёт. ни единая душа, в принципе, даже не собиралась обращать внимания на такого потрёпанного жизнью мальчишку., но Камадо обратил же внимание, да? значит ли это, что Зенитсу не настолько бесполезен, чтобы скитаться в гордом одиночестве весь путь? на самом деле, в тот миг, когда Танджиро впервые окликнул его, казалось, что кровь перестала поступать по телу, сердцебиение остановилось и голова не воспринимала происходящее. когда говорил, что он надоел не только той девице, но и своему воробью, с состраданием ругал его, терпел выходки — наверное, именно в тот день Агатсума осознал, что надежда на светлое будущее, возможно, есть. и сейчас, когда всё повторяется по кругу –Танджиро вновь заключает его в тесные объятия, Агатсума снова опускает веки и чувствует адские агонии– Зенитсу всё-таки решается сказать заветное, что всё время не выходило из головы: — знаешь… я раньше никогда не слышал такого, пока не встретил тебя, — голос светловолосого переполняется неописуемой горечью. запястья, покойно лежащие на сильных плечах переходят в лёгкую дрожь. такое ощущение, что от произношения сказанных слов ему было физически больно, но Агатсума обязан совершить начатое. — потому что у тебя… такой нежный звук, что мне хочется плакать. и он заплакал. слёзы безостановочно скатывались водопадом по алым от стыда щекам, а Камадо, спохватившись, аккуратно отпрянул и стал вытирать большими пальцами солёную влагу, проговаривая сладким тихим голосом, что «всё хорошо, слышишь?». пока Зеницу погружался до самых пят в эту непроглядную тьму сомнений и переживаний, Танджиро максимально улыбнулся, да так, что проявились еле-заметные ямочки, и шепнул фразу, от которой Агатсума готов провалиться под землю. – ты мне очень дорог. пожалуйста, перестань. во взгляде напротив, он лицезрел бесконечную доброту и вселенскую привязанность. а ещё, может быть, солнце. ведь Зенитсу уже мерещится, что при виде Камадо посреди тусклой ночи появляются огненные лучи, дарующие тепло в душу. Танджиро Камадо с совсем недавних пор стал светом для никчёмного Зенитсу Агатсумы. второй, похоже, наконец обрёл своё истинное счастье.