Старые кости в фундаменте

Почему-то Эзарель представлял конец света по-другому. Ему казалось, что всё начнётся с катаклизмов, которые будут постепенно набирать мощь, пока все вулканы не пробудятся и дно морское не треснет, и вся земля не будет погребена под слоем остывшей лавы. Они станут безуспешно бороться против природы, произнесут сотни речей и заключат десятки союзов, пока не докатятся до жертвоприношений и предательств. Но всё получается иначе. Всё начинается с жертвоприношений и предательств. Даже само жертвоприношение он представлял как-то иначе, но уж точно не так поспешно, с истериками и всеобщим онемением, отупением. Шоком. Эрика впорхнула в кристалл даже не в каком-то особенном наряде, обязательно белом и усыпанном цветами, впорхнула заплаканная, с дрожащими руками и некрасиво скривившимся лицом, чтобы спустя мгновение замереть в идеальной жертвенной позе, выпрямив спину и разведя руки ладонями вверх, спокойная, благородная и святая. Эзарель навещал её каждое утро, наблюдая затем, как кристалл постепенно поглощает её тело, растворяя плоть и кости — ещё одна забавная деталь, о которой он даже не задумывался. Интересно, кем была предыдущий Оракул? Такой же запутавшейся и самоотверженной девушкой? Или визжащей и бьющейся в верёвках обязательной жертвой? Как она выглядела, прежде чем истлела внутри своей темницы и обратилась в могущественный дух? Просто поразительно, что всего две недели назад у него и мысли такой не возникало, но что случилось — то случилось, и надо с этим жить дальше. Он отвернулся от кристалла, где ступни Эрики стали такими прозрачными, что сквозь них светились кости, и прошёл сквозь защитную печать. Пора было уделить внимание своим обязанностям. Штаб притих, настороженный и напуганный. По дороге в лабораторию Эзарель не встретил ни одной живой души и только в своей святая святых он смог наконец хоть с кем-то поздороваться. Это были две девушки с эмблемой Абсента, в подавленном молчании наводившие порядок в колбах. Сейчас в стройных рядах зелий и отваров царил настоящий хаос, некоторые полки стояли полностью пустые, на других блестели круглыми бочками сваленные в одну кучу разноцветные бутылки. В любой другой день Эзарель бы вызвал всех капитанов гвардий и устроил им знатную выволочку, но сейчас ему казалось кощунственным просто повысить голос. На кладбищах не кричат. Две недели назад они похоронили Икар, а чуть дальше от неё — зверски изрезанное тело Мари-Анн и Твильду, так и не выпустившую хирургический скальпель из рук с кровавым росчерком на каждом запястье. Чтобы вымыть лазарет потребовалась пара дней, чтобы проветрить — ещё столько же, но Эвелейн всё равно бескомпромиссно закрыла дверь на ключ и устроила медпункт в соседней комнате, из которой практически не выходила, следя за Хромом. Эзарель повертел в руках бесполезное сейчас зелье невидимости и переставил на верхнюю полку. Настойка успокоения и укрепляющий бальзам, напротив, отправились в сумку. Чёрт возьми, они потратили так много на попытки спасти Твильду и Мари-Анн… Идиотские попытки. Если бы они остановились и подумали, хоть ненадолго вспомнили, что они Гвардия Света, а не напуганная стая безголовых куриц… Он оборвал сам себя: такие мысли всё равно ни к чему не приведут, надо сосредоточиться на чём-то достижимом. К примеру на том, чтобы помочь живым. Полка с зельем радужного сновидца была пуста. Эзарель гневно обернулся к сортирующим колбы девушкам, но злость погасла так же быстро, как зажглась. Какое право он имеет их ругать за то, что не смог предотвратить? Должен был, но не смог. Подойдя к столу, он сунул руку в потайной ящик и достал последний бутылёк. Его должно было хватить Невре на несколько ночей, даже если тот будет делиться с Карен. На мгновение постукивание склянок за его спиной оборвалось, но девушки тут же вернулись к работе. Эзарель криво улыбнулся своему уродливому отражению на боку зелья — спокойный сон без кошмаров становился привилегией. Медленно наступил полдень, невероятно солнечный и яркий. Казалось, все цветы в саду распустились, а столетняя вишня цвела так, как никогда прежде. Их тонкие ароматы, навевающие мысли о пикнике на траве, пляже и безмятежности вонзались в горло, как клыки животного, рвали на части. Эзарель прикусил губу, когда услышал, как одна из девушек всхлипнула, едва со стороны подвалов донёсся приглушённый вой Лейфтана — проснулся, значит. Ему казалось, что он даже различил тоскливое "Эрика". Устало протерев глаза, Эзарель поднял голову, чтобы увидеть, как его гвардейцы мужественно прячут слёзы, упрямо разбирая травы. Жаль, медали за такой героизм не дают.  — Всё, всё, достаточно, большего порядка всё равно не добиться, — окликнул их Эзарель, борясь со своей жалостливостью. Эта тварь была сильна, он всегда ей проигрывал. Проиграл и в этот раз. — Вот, возьмите, этого хватит вам обеим на один сон. Он отлил в две мензурки две ровные порции зелья и протянул их девушка. Те поблагодарили его дрожащими как у старух голосами и сбежали из лаборатории, и Эзарель закрыл за ними дверь, стараясь не вслушиваться в доносящиеся стоны. Слава Оракулу, хотя бы жилые комнаты располагались далеко от подвала. Осталось две трети флакона. Чтобы сварить один такой ему понадобится день, а он так просто отдал зелье двум девчонкам. Отрадно знать, что со времён Мари-Анн он так и не нажил никакого ума. Как бы ему не хотелось увидеть Невру прямо сейчас и спрятаться в его комнате от воя Лейфтана, Эзарель заставил себя закончить перепись оставшихся зелий и отсортировать лежащие в общей куче травы, а также промыть их, завязать в пучки и развесить. Зелёный сок стекал с его пальцев, размываясь в водостоке, и до отвращения напоминал о том, как точно так же стекала с его ладоней кровь, когда он понял, что Твильду уже не спасти и оттащил от её тела Эве. Эве. О Оракул, Эве. Сохрани её, мёртвое божество, которое они поклялись беречь и не сберегли. На чьё место они отправили девочку, которую не заслужили. Он столкнулся с Эвелейн у лестницы в подвал. В её руках был поднос с едой и восстанавливающими ману настоями — Мико была их единственной надеждой, что обезумевший от утраты, — или того, что он там себе вообразил, — демон не вырвется на свободу.  — Как она? — без приветствия спросил Эзарель. Эвелейн красноречиво посмотрела на поднос: еды там было меньше, чем зелий.  — Она не может заснуть. Я пытаюсь уговорить её отдыхать, пока на Лейфтана действует наговор, но ведь Мико не прикроватная лампа, она не может просто выключиться и включиться, — на бледном лице подруги с полумесяцами синяков под глазами проступила боль, как морда чудовища, всплывшего из пруда. — Она так доверяла ему, Эз! Она верила ему. Я не знаю, что мне ей говорить. О чём мне с ней говорить. Я не могу убедить её, что она не виновата, потому что… — её голос упал до шёпота, — я сама в это не верю. Чашки на подносе зазвенели.  — Эве, — Эзарель осторожно поддержал её дрожащие руки, — во время конца света я бы больше думал о том, как обо всём этом не думать, а не пытался найти правых и виноватых.  — Ты думаешь, это конец?  — Не знаю, — Эзарель заглянул ей в глаза и увидел только пустоту и усталость, ни надежды, ни ярости. — Я не знаю, но…  — Но очень похоже, — Эвелейн слабо улыбнулся, как всегда угадав его мысли. Пауза затянулась и им было нечем её заполнить. Даже когда они были вместе, даже когда стали понимать друг друга с полу слова, у них до самого конца оставалась какая-то подвешенность. В нём не было любви, а любви Эве на двоих не хватило бы, но он всё равно был благодарен. Он всегда будет ей благодарен.  — Держи, — Эзарель встрепенулся, и это вышло очень натянуто, и поставил на поднос остатки радужного сновидца. — Я знаю, что ты не хочешь, чтобы Мико во время медитации пила зелья, но лучше она поспит хоть как-то, чем никак.  — Я думала доблестные теневеки в компании сопереживающих абсентовцев обнесли ту полку подчистую, — удивлённо рассмеялась Эвелейн. Эзарель цокнул языком.  — Так оно и есть. Это из личных запасов, — заметив её тревожный взгляд, он поспешил успокоить. — Я сварю ещё. Не вышло.  — Один такой флакон будет стоить тебе дня.  — Я сварю ещё, — упрямо повторил Эзарель. Эвелейн смягчилась. На прощание она поцеловала его в лоб, и он позволил себе окунуться в аромат её духов, прежде чем сумрак подвальной лестницы поглотил беловолосую фигурку. Эзарель ещё долго стоял, как дурак, глядя пустым взглядом на каменную кладку и слушая вой Лейфтана. Этот звук словно высасывал из него все силы. Они все так полагались на «аэнжела», так верили его словам, словно на них наложили заклятие очарования. Они бы доверили ему свою жизнь, и эта вера затмила им разум. У них было столько шансов всех спасти… Оракула, канувшую в небытие. Эрику, растворяющуюся в кристалле. Икар, которая в своём похоронном платье и с потемневшими, начавшими облезать ушами, являлась Эзарелю во снах. Хрома, на чьих запястьях и животе уже не было места для новых шрамов. Если бы где-то проводился конкурс неудачников, они бы взяли первое место. У комнаты Невры Эзарель улучил минутку ещё постоять и посмотреть на каменную кладку как дурак. Всегда был риск, что его не пустят: в первую неделю после того, как Хром признался, что по приказу Лейфтана убил Икар и вновь попытался наложить на себя руки, Невра закрылся в комнате ото всех. Они с Карен задвинули шторы и затаились в темноте, до боли напоминая себя прежних, только прибывших в Штаб и диких, как замученные звери. Невра пускал на порог только Мико. Не потому что хотел, а потому что должен был. Она носила ему еду, фиалы с кровью и слова поддержки. Последними можно было не утруждаться: может Мико и научилась толкать официальные речи, но во всём остальном её уровень ораторского мастерства оставлял желать лучшего. Эзарель хмыкнул своим мыслям и постучал. Долгую минуту ему казалось, что его не пустят, а ведь у него даже не было предлога, по которому он мог бы настоять — весь предлог растратил по дороге, — но наконец замок щёлкнул. Здесь было тихо, даже через окно не доносилось ни звука. Эзарелю казалось, что призрак воя Лейфтана будет преследовать его постоянно, но в комнату Невры тому хода не было. Невра стоял возле письменного стола и выглядел не в пример лучше, чем в тот день, когда закончил своё затворничество. И всё же гораздо хуже, чем обычно. Эзарель приблизился к нему, на ходу снимая куртку и вешая на подвернувшийся стул.  — Ты выходил сегодня? Невра мотнул головой.  — А как насчёт твоих обязанностей главы? Невра утомлённо прикрыл глаз и не удостоил его ответом, но Эзарель подметил и почти оттёртые от пальцев пятна чернил, и дремлющую в углу комнаты Шайтан, против своего обыкновения даже не заворчавшую на него.  — Ну-ну, — продолжил диалог Эзарель, медленно проведя пальцами по левой щеке Невры и подцепляя повязку. Кожа под ней была болезненно горячей.  — У тебя руки травами воняют.  — Не все могут ограничиться приказами, разосланными с помощью фамильяра. Шайтан всё-таки недовольно заворчала, но Эзарель только подкатил глаза.  — Неужели кто-то подал голос? А я уже начал бояться, что она заболела. Искалеченный глаз Невры, полностью закрытый бельмом, покраснел сильнее обычного, и шрам, пересекающий его, вздулся. Эзарель подавил вздох жалости — Невра опять тёр тот сквозь повязку, как делал всегда, когда нервничал или был выбит из колеи.  — Тебе надо с этим завязывать, — проворчал он, поглаживая большим пальцем раздражённую кожу. — Выглядит отвратно. Будь сейчас обычный день, Невра бы огрызнулся «так не смотри» и принялся прилаживать повязку на место, но вместо этого он спросил:  — Как Мико?  — За ней присматривает Эвелейн.  — А Хром?  — Ты не поверишь, но за ним тоже присматривает Эвелейн.  — А Эве?  — Попробуй угадать! Невра изобразил намёк на улыбку, и Эзарель благодарно погладил его по щеке ближе к виску, затем завёл ладонь выше, убирая чёлку со лба. Не прикрытое ни волосами, ни повязкой увечье горело уродливым пятном, но разумеется в нём не было ничего отвратительного. Эзарель тешил себя надеждой, что Невра знает об этом, потому что озвучивать ничего не собирался.  — Ты пришёл спать или?..  — Или, — Эзарель принялся разматывать пояс под пристальным взглядом Невры. — А что? Имеются возражения?  — Ты зачастил.  — Кто же знал, что ты станешь отшельником, — огрызнулся Эзарель. — И что за новая манера разговора? У тебя лимит на слова? — У меня просто никак не получается тебя перебить. И вновь призрак улыбки, который даже не ощутишь губами, если поцелуешь. Впрочем, Эзарель всё равно не спешил целовать. Он в принципе не спешил, стараясь вытеснить все воспоминания о пустом штабе, воющем Лейфтана, свежих могилах и зале с кристаллом, поэтому медленно и вдумчиво снял с Невры всё, до последнего потайного лезвия. Сколько их было в обманчиво мягком кимоно? Однажды Эзарель насчитал пятнадцать. Когда он закончил, старательно удерживая невозмутимый вид, Невра, обнажённый, так и стоял возле стола, но в его позе уже не было никакой расслабленности. Ни в одной из частей тела. От этой мысли удерживать спокойное лицо было сложнее. Эзарель выпрямился, вытягивая ленту из волос, и красуясь встряхнул головой — несколько прядей погладили Невру по обнажённому плечу.  — Остальное тебе придётся делать самому, — надменно отметил он, бросая ленту на стол. — Надеюсь, ты с этим справишься. Его надежды оправдались. Невра не дал ему стоять на холодном полу, подхватив под бёдра и перенеся на кровать, прежде чем начать разбираться с остальными поясами. Обычно он ворчал на одежду Эзареля, считая, что у мяуликсов меньше перьев, чем у него — слоёв, но сейчас они никуда не спешили. Весь мир умер не так давно, и то, что они не последовали за ним — одна большая случайность. Постепенно и ласково Невра избавился от его одежды, и Эзарель наконец смог расслабиться, позволяя чужим рукам выгладить из него всё напряжение. Под этими уверенными, знакомыми, но так и не наскучившими прикосновениями река горечи обмелела, словно Невра вычерпал её, и пусть ненадолго всё стало хорошо. А когда Невра позволил Эзарелю оседлать свои бёдра — и вовсе замечательно. Когда они закончили, Эзарель испугался, что Невра сейчас уйдёт, как сделал это несколько дней назад, по окончанию своего затворничества. Тогда, лёжа в полном одиночестве в постели, ставшей почти своей, но оказавшейся чужой, он чувствовал себя ребёнком, отчаянно цепляющимся за ноги взрослых. Мерзкое чувство для кого-то, от кого в своё время отказалась семья. Невра действительно сел на кровати, не позволяя себя обнять, — не то чтобы Эзарель когда-нибудь признался, что ему действительно этого хочется, — но не ушёл. Между ними воцарилось молчание, постепенно погружающееся в сумерки. Из-за задвинутых штор тени густели слишком быстро, скрывая сначала углы комнаты, затем мелкие детали и постепенно подбираясь к столу. За дверью царила полная тишина, и казалось весь мир исчезает минута за минутой, метр за метром, постепенно подбираясь к ним двоим, замершим на кровати порознь друг от друга.  — Он ведь мог прийти ко мне, — нарушил молчание Невра. Эзарель быстро перебрал в уме, о ком он мог говорить, но загадка в принципе была не слишком сложна — Хром. Сейчас все разговоры могли быть лишь о Хроме.  — Я уверен, что он сделал это из-за родителей: некоторые вещи нельзя простить, только отомстить. Но я бы понял его, — Невра потёр искалеченный глаз и зашипел, зацепив опухшее веко. — Я бы что-нибудь придумал. Эзарель в этом не сомневался, не после той речи, что Невра прокричал ему в лицо на Мемории. Тогда Валькион ещё был с ними…  — Теперь нам всем расплачиваться за его выбор, — едва слышно пробормотал Невра, с остервенением растирая глаз. — И мне, и ему, и Карен… Эзарель рывком поднялся и перехватил его руку.  — Как она справляется? Невра прикрыл глаза, правда веки левого так до конца и не сомкнулись.  — Сейчас не плачет, — потянул носом. — С ней Алажея.  — Это хорошо, — мудро кивнул Эзарель. — Одному тяжелее.  — Поэтому ты здесь? — вкрадчиво спросил Невра. Эзарель ответил ему уничижительным взглядом, но решил, что демонстративно выпустить его руку и дать вновь мучить глаз будет слишком мелочно.  — А разве не поэтому ты меня впускаешь?  — Не поэтому. Эзарелю потребовалось всё своё самообладание, чтобы не смутиться. Вместо этого зачесал волосы назад, за уши, и перевёл тему.  — Ты давно пил кровь? Обычно ты сыпешь комплиментами, когда тебе от меня что-то надо. Невра подкатил здоровый глаз.  — Я тебя уверяю — разговаривать без иронии не больно.  — Не хочу экспериментировать. Так что насчёт крови?  — Не так давно, чтобы это было критично. Эзарель огляделся в поисках штанов или белья — сидеть абсолютно голым на абсолютно голом Невре было бы слишком отвлекающе.  — Значит даже не вчера.  — Эз… — усталым голосом начал Невра, хмурясь и потирая освободившейся рукой глаз. Эзарель гневно перехватил его ладонь и, кое-как обмотавшись по пояс простынёй за неимением лучшего, перебрался ему на колени.  — Нев, — вредным голосом откликнулся он и склонил голову на бок. — Ну?  — Я не буду.  — Это знаешь ли не тебе решать. После Мемории Эве мне разве что график не составила, с какой периодичностью тебе надо пить кровь. И это было даже более странно, чем то, насколько легко и просто они вернулись в отношения.  — Эз, я правда не хочу, — для кого-то, кто правда не хотел, Невра слишком легко дал склонить свою голову к чужой шее. Наверное, ему просто хотелось чтобы кто-то его доломал. Эзарель задумчиво перебирал чёрный волосы на затылке, чувствуя, как Невра прижал губы к его коже, отсчитывая пульс: если ему не нравился ритм или стук казался слишком глухим, заставить пить кровь было делом невозможным. Наконец последовал тёплый поцелуй, — значит всё в порядке, и Эзарель напрягся, готовясь к короткой боли. Невра пил недолго, но кончики пальцев всё равно начали замерзать, и, хотя Эзарель предпочёл первую минуту после укуса просто посидеть на руках, ссадил его с колен и пошёл за бинтами — обычными и пропитанными кипарисовым соком. Заклеивая ранку, он выглядел почти спокойным. Они лежали бок о бок в сгустившейся темноте и прислушивались к редким шагам за дверью. Даже если Каруто приготовил ужин, никто из них не хотел за ним спускаться, но то, что кто-то в Штабе ещё был голоден и ходил по коридорам немного облегчало тяжесть на душе.  — Они разочарованы в нас, — нейтрально отметил Эзарель, повернувшись в сторону двери и подперев голову рукой. — И имеют на это право. Я сам разочарован в нас и даже не могу обвинять Мико, потому что будем честны — иногда она и двух крилязмов не сложит, но я ведь тоже ни о чём не догадался.  — Потому что иногда ты тоже и двух крилязмов не сложишь, — безжалостно заметил Невра, продолжая выводить полумесяцы и волны на его спине.  — И этот факт наверняка должен немало облегчить мои угрызения совести, — огрызнулся Эзарель. — Нет, просто говорю, что мы все по-своему виноваты. И всё по-своему правы. В конце концов наша Гвардия всегда строилась на доверии, хотя, помня твою эскападу в Мемории и то, что сейчас с нами нет Валькиона, всё меньше начинаешь в это верить. Эзарель знал: если хочешь уничтожить Невру — предай его. Интересно, как много в нём они уничтожили безвозвратно? Он повернулся на бок лицом к нему и позволил прохладной ладони путешествовать по своей груди и шее — Невре нравилось слушать кожей пульс, а ему нравилось, когда Невра его касался. Как странно, что им пришлось ждать химеры, затерянного острова и смерти ребёнка, чтобы вновь вспомнить, насколько им хорошо и просто вместе.  — Нам нужно учиться жить заново, — пробормотал Невра. Эзарель хмыкнул, но звук получился слишком болезненным.  — Заново? После конца света?  — А разве он был?  — А разве нет? — передразнил его Эзарель. — Мы потеряли всё: спокойствие, доверие, друзей. Гвардия Света сама уничтожила всё то, что должна была защищать.  — Наверное такова наша судьба, — задумчиво произнёс Невра, будто слыша его лишь наполовину, — раз за разом уничтожать свои миры и обживать их обломки. Жертвоприношение случилось, круг замкнулся. О дивный новый мир на старом кладбище. Шайтан поднялась в своём углу и направилась к кровати, поэтому Эзарель придвинулся к Невре, чтобы не позволить ей улечься между ними. Невра дал ему устроиться на своей груди, в ответ беспрепятственно запустив руку в лежащие в беспорядке волосы. Эзарель слушал стук его сердца, изредка слабо целуя в выемку между ключицами, а очередной день после конца света горел. Горел и догорал. Утром он проснулся на кровати в одиночестве, заботливо укрытый одеялом и лежащий сразу на двух подушках. Невра уже полностью одетый сидел на подоконнике, едва сдвинув шторы, и писал что-то на пергаменте, удостоив его узкой полоской восходящего солнца. За утренним поцелуем Эзарель к нему не пошёл. Вместо этого он навестил Эрику. За ночь начали растворяться пальцы на её руках и нижний край туники, часть кожи на щеке стала просвечивать, обнажая верхние зубы. Скоро в зал с кристаллом нельзя будет никого пускать, чтобы это место осталось святыней, а не жутким алтарём. Эзарель долго всматривался в спокойное лицо, гадая, увидит ли его полупрозрачным в обрамлении радужных волос. Наверное, Невра был прав — новый мир случился. В этот раз обошлось без геноцида, но стоило вспомнить, как смеётся Икар или как Эрика возится со своим фамильяром, и становилось понятно, что даже этого было слишком много. В лаборатории снова были абсентовцы. На этот раз больше: в числе восьми персон они проверяли и заполняли каталоги, составляли списки недостающих трав, домывали и досушивали пустые колбы, начищали котлы. Эзарель, демонстративно занявшись отбором ингредиентов для радужного сновидца, исподтишка наблюдал за ними, словно ждал, что вот-вот этот мыльный обыденности лопнет. Но тот не лопался. Вечером он перехватил в главном зале Эве: она возвращалась от Мико и ей в спину нёсся вой обезумевшего Лейфтана.  — Как думаешь, он когда-нибудь придёт в себя?  — Надеюсь, что нет, — вздохнула Эвелейн. — Пока он болен, его нельзя судить, но, если однажды он перестанет проклинать весь мир и звать Эрику… все потребуют его голову. Я не хочу даже думать о том, потребую ли её я сама. И прощу ли я себя, если потребую? Эвелейн всегда говорила то, что Эзарель боялся даже думать.  — Однажды нам придётся с этим столкнуться, — не остался в долгу Эзарель.  — Если повезёт, то нет.  — И часто нам везёт? Эве улыбнулась ему той улыбкой, с которой говорила «не волнуйся, всё будет хорошо, ты в надёжных руках».  — Но ведь кристалл, слава Эрике, ещё цел, — интересно, как скоро они начнут говорить «храни тебя Эрика»? — И Мико ещё жива, и Валькион где-то жив, и Невра, — Эвелейн взяла его за руку. — И мы с тобой ещё живы. Эзарель не нашёл ни одного ироничного или саркастичного комментария, глядя в её усталые, пустые глаза. Его собственные, наверное, не лучше, но она хотя бы пыталась чем-то их заполнить, даже если это всего лишь натянутая вера в будущее, поэтому он тоже попытается. Ради неё и Невры. Эзарель потянул её за руку и повёл в сад, через раскрытые двери Штаба, прочь от воя Лейфтана, туда, где упоительно пахли цветы. Дивный новый мир хрустел под их ногами старыми костями, у Эрики сквозь полупрозрачные волосы и череп скоро начнёт просвечиваться мозг, у Хрома были все шансы однажды опередить бдительность медперсонала и закончить начатое, но цветы пахли воистину прекрасно. Так, словно не было никакого конца света. Эзарель заставлял себя верить, что однажды вновь приведёт сюда Невру.