Не Новый год — Новый год

Юля унывает. Она уныло потягивает шампанское, растянув бутылку на все тридцать первое декабря, уныло жует оливье вечером перед телевизором, уныло ложится спать. Этот Новый год никак ее не цепляет, волшебства не случается — обычный день, таких еще триста шестьдесят четыре штуки в году, и даже наряженная елка не спасает. Юля даже подумывает о том, чтобы выбросить елку на следующий же день, снимает игрушки, а само дерево выносит в коридор. Убирает и дождик, который она раскидала по всем горизонтальным поверхностям. Настроение совсем не радостное — оно серое, как было небо в этот день. И даже покапывал дождь. Юля видит уже третий сон, когда вдруг раздается трель дверного звонка. Сначала, проснувшись, она не может понять, что происходит. Но трель повторяется, и, изрекши смачное «Блять!», Юля идет смотреть, кого там принесло, в три-то часа ночи. Она смотрит в глазок — и хватается за сердце. Она не верит своим глазам. За дверью стоит Отабек! Она быстро щелкает замками, распахивая дверь и вылетая на лестничную площадку в комнатных тапочках. — Бека! — Она повисает у него на шее. Он здесь, живой, настоящий, хоть и холодный и мокрый с улицы. — Разбудил? — Да хуйня, — говорит Юля, наконец отступая и давая Отабеку пройти. — Ты какими судьбами здесь? — Хотел к тебе на Новый год прилететь, только самолет на восемь часов задержали. Юля стаскивает с Отабека мокрую куртку. — Подожди, это ты, получается, Новый год пропустил? — Пропустил. — Ох… Решено! У тебя будет Новый год сегодня. — Да не стоит… — Стоит. Праздничный стол организуем, куранты там, все сделаем. А сейчас спать-спать-спать, поди же в самолете не спал. — Не спал. — Раздевайся, то есть переодевайся и давай ложиться. — Зевок. Мне снилось, что я на Гран-при опять взяла золото… Отабек моет руки и принимается раздеваться. Юля честно старается не пялиться на ладное мускулистое тело. Отабек остается в трусах, склоняется над своим чемоданом, что-то ищет. Спина широкая, кожа гладкая, лопатки красиво выступают. — Ох… — выдыхает Юля, пряча лицо в руках. — Что? — Да нет, ничего. Может, чаю тебе сделать? — Не надо. Спать будем. Отабек наконец находит, что искал. Пижамные штаны, надевает, благо, поверх трусов. Наверх же ничего не надевает, и Юля думает, как бы не пялиться на этот шикарный торс, но в результате, как и раньше, пялится на его тело. Сама от этого стесняется и краснеет — чувствует, как щеки начинают гореть. Они ложатся в одну кровать. Да, она двуспальная, но Юле все равно как-то тревожно. Нет, она не думает, что Отабек будет приставать к ней, она боится, как бы она не начала приставать к нему, такому невозможно сексуальному. От этих мыслей кружится голова, сон не идет, даже когда она слышит размеренное сопение Отабека: спит. Уснуть удается только ближе к пяти утра. Просыпается Юля в объятиях Отабека. Тот обнимает ее прилично, поперек талии, не трогая никакие неположенные места. Однако Юля вскакивает с постели, будто легла на иголки. Она боится переступить какую-то границу. И непонятно, почему боится. Наверное, потому что там — что-то новое, неизведанное, там отношения. Она только привыкла, что у нее есть лучший друг, и что-то новое еще страшит ее. И в то же время этого запретного так хочется — просто невмоготу. Отабек не просыпается, когда Юля вскакивает, ей удается улизнуть незаметно. Прежде посмотрев несколько секунд на Отабека. Спящий красавец. Она идет в ванную, принимает душ, чистит зубы, а затем берется готовить завтрак. Завтрак нехитрый — яичница с сосисками, а что-то поинтересней они вместе приготовят на ужин. Отабек приходит на кухню, когда Юля разбивает в сковородку яйца. Соблазняет своим потрясающим телом. — Оденься, — говорит Юля. — Мм? — Холодно, говорю. Я вон в свитере, а все равно мерзну. — Я парень горячий, мне не холодно, — усмехается Отабек. Вот ведь паршивец. — Чем-то помочь? — Ничего не нужно, можешь пока в душ сходить. От Юли не укрывается утренняя эрекция Отабека, весьма заметная в довольно узких темно-синих штанах. — Хорошо, — кивает Отабек и скрывается в ванной. Но через десять минут он зовет ее: — Я полотенце забыл, можешь найти в моем чемодане? Зеленое такое. Юля идет к чемодану. Так непривычно рыться в вещах Отабека. Она достает разную одежду, косметику, бритву — много всего. Наконец полотенце, зеленое с милыми барашками. Захватывает еще бритву и несет все это в ванную. Дверь полностью не открывает — только на маленькую щелочку, только чтобы просунуть бритву и полотенце. — Я гель для бритья у тебя не нашла, можешь взять мой, стоит на верхней полке. — У тебя есть гель для бритья? — Ну я же брею ноги. — А, ну да, — посмеивается Отабек. — Не привык жить с девушками. — Привыкай, однажды захочешь съехаться с одной. Отабек ничего не отвечает, и Юля возвращается на кухню. Яичница успела конкретно пригореть, пока она бродила. — Бляа-ать, — стонет она, ковыряя угольки в сковородке. Но ничего не поделаешь — придется готовить заново. *** После завтрака (который Юля переделала) они возвращают елку в спальню, Отабек пытается ее установить, но получается не сразу, под Юлино «Ебать!» она чуть не падает, но Отабек успевает подпереть ее голой спиной. Так и ходит с голым торсом, смущает ее. Юле хочется, очень хочется коснуться гуди, и спины, и живота, но она сдерживается, потому что по-прежнему пугают невидимые границы. А Отабек, кажется, не замечает, как ее мандражит при одном только взгляде на него. Они наряжают елку, вернее, наряжает больше Отабек: сегодня целый день — для него, все эти новогодние развлечения. Он выбрал вешать на елку только серебристые, белые и синие игрушки. — А у тебя ничего так вкус, — говорит Юля, отходя и любуясь их почти-совместной работой. — Спасибо? — спрашивает Отабек, смеясь глазами. — Кушайте, не обляпайтесь, — фыркает Юля, и забирается под одеяло, захватив с собой ноутбук. — Давай смотреть «Сорочинскую ярмарку». Это очень старый мюзикл, но Новый год на то и Новый год, чтобы пересматривать старое и любимое. Отабек залезает под одеяло тоже, и Юля включает фильм. Смотрят, смеются — хорошо. А потом Отабек берет ее за руку. Он ничего не делает — просто держит за руку, а у Юли все внутри переворачивается. Она выдергивает руку под предлогом «Пойду нам чаю сделаю, ты смотри дальше» и сбегает на кухню. Щеки горят, черт, Отабек может заметить. Она умывается — становится вроде бы полегче. Щелкает кнопкой электрочайника и садится возле окна. Небо сегодня тоже серое, но пошел снег, он валит и валит, вот это уже настоящая новогодняя погода! Когда чайник вскипает, она бросает в две кружки по пакетику чая, захватывает кулек любимой халвы и возвращается в спальню. Оказалось, Отабек фильм не смотрел, ее ждал. — Да я ж его сотню раз видела. — Самому смеяться — это не то, — отвечает Отабек и отправляет в рот кусочек халвы. Юля сидит как на иголках, потому что он даже халву есть сексуально. Что, блять, за напасть?! После «Сорочинской ярмарки» отправляются в магазин. Надо же праздничных блюд наготовить, может, целую курицу запечь, такую, чтоб была вкусная золотистая корочка. В магазине сегодня народу не так уж много, все либо отсыпаются после вчерашнего, либо уже в гостях, однако полки полупустые. Юля берет охлажденную курицу, овощей, оливок… — О, мандарины! — Она набирает их полный пакет. — Зачем столько? — Есть будем. — Почти два килограмма? — Они знаешь, как расходятся? Ух! Отабек ничего не говорит — только отбирает утяжеленную мандаринами корзинку. На кассе Юля подкидывает еще любимую белую шоколадку с клюквой. Идут из супермаркета, болтая о том да о сем, и не замечают льда под ногами. Оба шлепаются в снег, пакеты падают, но они смеются. — Два сапога — пара, — говорит Отабек. То есть они пара, вот прям да? Юля в шоке. Но виду она не подает, лепя снежок и бросая в него. Отабек отвечает снежком. Они начинают перебрасываться, смеясь, как малые дети. — А что ты на это скажешь? — Бросок Юли. — Что врагу не сдается наш гордый «Варяг»! — Бросок Отабека. — Отабек. Наш гордый Отабек. Но и Юля не сдается! — Снежок прилетает в Отабекову грудь. Это до жути весело. Но в конце концов они выдыхаются и принимаются собирать рассыпавшиеся продукты. Рассыпались почти все мандарины — они радостными оранжевыми шариками лежат в снегу. У Юли замерзли руки в промокших от снега перчатках. Она закидывает в пакет последнюю мандаринку и сует его Отабеку, а сама прячет руки в карманы. Отабек не говорит ничего против. «Попробовал бы!» — воинственно думает Юля, пиная ногами снежные кучи. Хотя Отабек слишком хороший, чтобы спихнуть на нее пакеты. Ее феноменальный, прекрасный Отабек. Дома они быстро скидывают промокшую одежду. Юля закрывает дверь в комнату прямо перед носом Отабека, чтобы переодеться в домашнее. Она надевает платье, свитер и носки, а потом впускает Отабека. Тот наконец одевается полностью и больше не светит голым торсом, горячий казахский парень. Они перебираются на кухню, снова пьют чай с халвой и шоколадкой, Юля негромко включает «Новый год» «Агаты Кристи» вместе с разными каверами: собрала быстренько плейлист. — Эге-ге-гей, сестра, лезь ко мне на нары, и будем воевать, будем воевать, — подпевает Отабек, а Юля гадает: это намек такой или нет? То, что она нравится Отабеку, она и так чувствует, но он реально готов с ней вот прямо сейчас «повоевать»? Юля не знает, но думать об этом очень волнительно. Одновременно приятно и страшно. Страшно — потому что маячат эти чертовы границы, которые боязно переступить. Юля думает, что с ней что-то не так. Другая на ее месте уже сделала бы шаг навстречу — и была бы счастлива. Но не она. От этого становится как-то грустно. Это замечает Отабек. — Что с настроением? — спрашивает он, прихлебывая чай. — А? Да нет, все нормально, просто задумалась. — Точно? — Ну тебе-то я врать не буду, — врет она. — Ты же мой лучший друг. — Ну да, — говорит Отабек, многозначительно улыбаясь. Юля не выдерживает всего этого, вскакивает с места и начинает суетиться с салатами. Ставит вариться новую порцию овощей на оливье (огурцы и горошек остались со вчера), принимается за курицу, смешивает для нее специи с растительным маслом. — Может, тебе помочь? — Если хочешь, натри курицу, чтобы мне под ногти приправа не набивалась. — У нее не такие уж и длинные ногти, накрашенные черным лаком, но если под них набьется что-то, будет неприятно. — Хорошо. Отабек принимается натирать курицу специями, и, боже, он так ее ласкает, что у Юли плавятся мозги. «Это всего лишь курица», — напоминает она себе, но глаза видят, как эротично это выглядит, и нет мочи просто так на это смотреть. Потом она думает, что это все ей только кажется, просто она слишком влюблена в него, вот и чудится всякое. Юля отворачивается, моя яйца, чтобы поставить их вариться, на оливье и салат с крабовыми палочками. — Когда закончишь, откроешь ананасы, ключ во втором сверху ящике. Отабек послушно выполняет ее указания. Когда курица остается мариноваться, а овощи и яйца остывают, они снова идут смотреть старый мюзикл, на этот раз «Вечера на хуторе близ Диканьки». Юля думает, что если Отабек снова возьмет ее за руку, она не станет вырываться. Но Отабек на сей раз не берет, а самой брать страшно. Поэтому так и сидят, смотрят. Потом возвращаются на кухню, едят овсянку быстрого приготовления и снова берутся за готовку. Так и проходит их вечер. Половина двенадцатого, они сидят за столом, будильник на без одной минуты полночь уже поставлен. По телевизору идет какой-то концерт, отвратительная попса, ни он, ни она такое не слушают, но концерт с русской эстрадой — это неотъемлемая часть новогодней ночи. — Юль? — А? — Спасибо, что повторила для меня Новый год. Было круто. — Подожди, еще вот полночь будет. — Это будет особенная полночь, — говорит Отабек вроде бы с намеком, но каким — Юля не может понять. Поэтому Юля продолжает ковыряться в курице, а потом плюет и берет ножку в руку. Вдруг звонит будильник — Юля вытирает жирные руки, отключая таймер и включая куранты. — Скорее наливай шампунь! Отабек открывает бутылку и наливает в два стакана (бокалов у Юли нет) шампанское. Они встают и под торжественный последний «Бам!» выпивают. А потом случается нечто. Отабек вдруг оказывается совсем близко. Он берет Юлю за плечи и целует прямо в губы. Сначала Юля теряется. Но Отабек не отстраняется спустя короткую секунду, а продолжает целовать, и она потихоньку начинает отвечать. Очень неуверенно, едва двигая губами, но все-таки. В голове полный кавардак. Он поцеловал ее! Последняя граница разрушена. И что теперь? А теперь Юле очень приятно, так, что хочется заобнимать весь мир. Но она обнимает одного Отабека. Своего Отабека. Теперь он точно ее. — Ты хочешь быть моей девушкой? — спрашивает Отабек, разорвав поцелуй. Он так близко, что она видит каждую его ресничку, каждую родинку. — Охуеть как глупо было бы предположить… — Прости. — Он отпускает ее. — …Что я вообще могу сказать «нет». Его руки снова ложатся ей на плечи, они целуются. Юля думает, что она была очень, очень глупая, раз боялась сделать шаг навстречу этим отношениям. Но Отабек, к счастью, оказался смелее. Она обязательно поблагодарит его за это, но чуть позже, а сейчас — поцелуи, поцелуи, поцелуи.