Цвет сливы

Последние летние дни выдались холодные и дождливые. Серые тяжелые облака нависали над крепостью клана Мейшань Юй. Крупные капли барабанили по крышам, стекали по резным деревянным фигурам птиц на коньках и на крыльце главного входа. Резкие порывы ветра гнули ветви деревьев, срывали желтовато-зеленые листья. Тренироваться во дворе в такую погоду было невозможно. Адептам, прибывшим из разоренной Пристани лотоса, отвели для занятий самый большой зал на первом этаже, но третья молодая госпожа Юй всё равно злилась, то и дело говорила, что отрабатывать приемы в помещении – толку мало… но по-прежнему требовала от подчиненных тренироваться каждый день, и не давала поблажки никому. Ни женщинам, ни детям, ни тем воинам, которые поправлялись от ран. Переубедить ее не могли ни мать, ни сестра, ни муж. На все просьбы и уговоры ответ был один: «Пусть отдыхают эти неженки из Ланлинь Цзин! А я не смогу жить спокойно, пока при власти орден Цишань Вэнь». С первых же дней, когда госпожа Юй приехала в Мейшань, многие стали шептаться, что пережитое горе ее ожесточило. Неудивительно: второй наследник клана Вэнь и его любовница не щадили никого, даже детей убивали. О том, как смогла спастись госпожа, не рассказывала даже Инь Чжу, которая служила ей с юных лет. Впрочем, телохранительница мало что знала, ей в тот день велели увести женщин, детей и прислугу по тайному ходу. А ведь было, о чем толковать. Никто не посмел бы предположить, что Юй Цзыюань сама решилась спастись бегством. Ее сын случайно обмолвился: мать отправила его вместе с братом в лодке, и для надежности связала кнутом, чтобы не посмели вернуться домой… но вскоре приплыла к ним во второй лодке, защищенной амулетами и знаком, написанным кровью. Кто смог убедить ее покинуть дом, захваченный врагами?.. Цзян Фэнмянь не спрашивал жену ни о чем, просто не отходил от нее ни на шаг. Вместе с ней учил молодых воинов, мягко останавливал ее, когда она гневалась и требовала от мальчишек слишком многого, и уговаривал не трудиться допоздна. Он теперь уже жалел о том, что в такое неспокойное время отважился на целую неделю покинуть резиденцию клана, сопровождая домой раненного друга. Надо было остаться в Пристани лотоса всем вместе… но прошлого уже не вернешь. Он медленно шел по залу, останавливаясь то возле одной, то возле другой пары подростков, одних хвалил, другим подсказывал, как отразить нападение противника или уклониться от удара. Юй Цзыюань одновременно сражалась с двумя взрослыми парнями. Оба были выше и с виду сильнее, но вот один споткнулся и упал, а шеи другого коснулся кончик меча. - Если бы это был настоящий бой, Хэ Лин, тебе бы перерезали горло! – со злостью вскрикнула она.- Так ты собираешься сражаться с вэньскими псами?! Да если тебя убьют, я ни одной молитвы не прочту, и даже не подумаю жечь для тебя ритуальные деньги! У тебя рука должна быть одним целым с оружием… - А-Юань, угрозами ты ничего не добьешься, - спокойно напомнил Цзян Фэнмянь. – Мальчик и так только недавно вышел из лазарета. Юй Цзыюань молчала. Меч в ее руках был чужой. Широкое лезвие, темный металл, гравировка с цветом сливы и полустертое имя. Но этот чужой меч повиновался ей, как собственный… и это было не единственное, что Цзян Фэнмянь находил странным, тревожащим. Когда он возвращался из Пинъяна, к его лодке подплыли две, одна за другой. В одной сидели, связанные лиловым кнутом, А-Чэн и А-Ин, а в другой лежала жена, в черно-красном плаще поверх изорванного, покрытого пятнами крови платья. Продолжая наблюдать за учениками, он снова вспоминал то, о чем прежде не было времени и сил размышлять. Почему Цзыюань не села в одну лодку с детьми, а приплыла позже? Чей амулет был на ее лодке? Таких не использовали ни в Мейшань Юй, ни в Юньмен Цзян – а чары на крови отваживались использовать лишь немногие заклинатели, это считалось слишком близким к темным искусствам. Еще одно: на шее Цзыюань была зачарованная подвеска, и жена, до сих пор равнодушная к украшениям, даже предназначенным для магии, не расставалась с простой серебряной цепочкой, на которой висел кулон в виде цветка сливы. Такого же, как на мече. Цветы сливы, вместе с фамильным лотосом, украсили и браслет, превращающийся в кнут, который для нее изготовили взамен отданного сыну кольца. Она даже плащ сохранила. Цзян Фэнмянь как-то увидел расшитую алыми узорами ткань на дне сундука. Но не спрашивал ни о чем. * * * Муж ни о чем не спрашивал. Раньше Юй Цзыюань восприняла бы это как очередное доказательство его равнодушия – любой другой на его месте спросил бы о чужих талисманах и мече. Ведь всем известно, что оружие можно передать только родственнику или другу… близкому человеку, иначе прочной связи между артефактом и новым владельцем не будет. Точно так же и с сильными фамильными амулетами. Но сейчас она была благодарна за спокойствие и молчаливую поддержку. Во сне Юй Цзыюань вновь и вновь видела, как в ее дом входят воины клана Вэнь, будто наяву слышала их тяжелую поступь, звон оружия, боевые кличи, крики раненных. Она сжимала ладонь в бессильной злости – точно так же, как тогда, когда от заклятия Вэнь Чао ее меч раскололся, и в руке осталась лишь бесполезная рукоять с коротким обломком. Бывало, еще не совсем пробудившись от таких снов, Юй Цзыюань прижималась к мужу, вдыхала знакомый, привычный чуть ощутимый аромат лаванды, и нежилась под легкими прикосновениями его ладоней. Общие беды и потери связывали ее с Цзян Фэнмянем так сильно, как не могли связать ни чувство долга, ни дела клана, ни дети. И сейчас она как никогда ценила его спокойное молчание и то, что он не спрашивал, кто отдал ей меч. Потому что случившееся в Пристани лотоса в тот день было слишком… да она сама себе не могла бы это объяснить, не то, что рассказать кому-то. Отправив прочь А-Чэна и А-Ина, она возвращалась, осознавая, что может не дождаться помощи и погибнуть. Ее силы были на исходе, иначе Вэнь Чжулю не удалось бы так легко схватить ее за руку и прижать к себе. Крепко удерживая ее, он прошептал: - Уходите, моя госпожа, спасайтесь. Инь Чжу уже ушла. Спасайтесь… вы нужны детям, клану… Она вырвалась из его рук и, тяжело дыша, прошептала: - За кого ты меня принимаешь?! – и сосредоточила духовные силы, готовясь к удару. Вэнь Чжулю склонился перед ней. Обеими руками, почтительным жестом отдал ей свой меч. - Что толку в красивой смерти? Вы должны жить… Юй Цзыюань застыла на месте, а он, воспользовавшись ее замешательством, снял с шеи свой амулет и надел на нее, будто нечаянно проведя пальцами по ее коже. - Это оберег семьи Чжао, он принадлежал моей матери. Он вас защитит. - Я не могу принять… - Молчи! – Вэнь Чжулю потащил ее на причал, укутал в свой плащ, толкнул в лодку и прикрепил к борту амулет. А потом уколол палец кинжалом и начертил рядом несколько символов. – Дева Юй, прости меня… за всё. Он обернулся и ушел, а лодка уносила ее вдаль по реке. Ей хотелось крикнуть: «Да как ты посмел, какое ты имеешь право решать за меня?!». Но в горле застревал колючий ком. Проходил день за днем, а Юй Цзыюань не могла забыть спокойное лицо, похожее на маску, и боль, на миг мелькнувшую во взгляде темных глаз. Прежде она и не думала о том, что Вэнь Чжулю мог когда-то любить ее… * * * Когда-то давно, в отрочестве, они провели пару лет в одном и том же лагере для учеников во владениях клана Цинхе Не, и даже ходили в одной партии на ночную охоту. Главными в их группе тогда были молодой господин Вэнь Тао и его сестра Вэнь Цинчжао. Хоть они и приходились лишь дальней родней наследнику рода, гонору им было не занимать. Чжао Чжулю, последнего выжившего потомка какого-то провинциального клана, не наделенного особенными способностями заклинателя, они воспринимали как слугу, изводили насмешками, а один раз, на охоте на шестикрылого дракона, Вэнь Цинчжао предложила: - Пусть вперед пойдет Чжао Чжулю! Если чудовище первым нападет на него, невелика будет потеря, а мы время выиграем. - Ты права, сестрица, - хмыкнул Вэнь Тао. – Представь себе, сколько золота можно выручить за драконью кость. А этот мальчишка и ломаного гроша не стоит. Кольцо на пальце Юй Цзыюань засияло ярким фиолетовым цветом, освещая холеных, роскошно наряженных молодых господ и держащегося в сторонке парня с длинными темно-каштановыми волосами, собранными в низкий хвост, одетого в серое ханьфу без кланового герба. В отличие от ровесников, уже одержавших победы в поединках и на охоте, Чжао Чжулю еще не заслужил права носить прическу и украшения, что носят заклинатели. Но и неудачи, и насмешки он переносил молча, ни словом, ни выражением лица не выдавая, что чувствует. Вот и теперь он склонил голову, готовый идти, куда прикажут. - Молодые господа Вэнь рассуждают, как провинциальные торговцы! – с презрением произнесла Юй Цзыюань. – Или вам самим не хватит сил и мастерства создать щит? Она взмахнула рукой, начертив в воздухе знак, и перед ней засиял полупрозрачный зеленовато-синий щит. - Идем вместе, Чжао-сюн. …Ей казалось совершенно естественным заступиться за того, кто слабее: ни дома, ни в семьях, где ей случалось бывать в гостях, было не принято травить младших, низших по происхождению или менее удачливых на пути самосовершенствования. Однако, похоже, так рассуждали не все. После той охоты Чжао Чжулю долго благодарил ее – она оборвала его на полуслове, но несколькими днями позже, тайком, пока никто не видел, научила его паре довольно действенных приемов, не требующих большой телесной или духовной силы. Давнее прошлое вспоминалось смутно. Юй Цзыюань не помнила, кто тогда, в лагере, был влюблен в нее – может, Чжао Чжулю и смотрел на нее с восторгом, но ей было не до того… сама она ни по кому не вздыхала, презирая глупо хихикающих девчонок, переписывающих друг у друга стишки вместо того, чтобы читать трактаты о заклинаниях и целебных травах. Столько лет прошло. Не к чему ворошить былое. И все же иногда ей снились крепкие объятия, терпкий запах осенней листвы и дыма, и тихий голос: «Прости меня». * * * Посланник из Ланлинь принес известие, в которое в Мейшане не могли поверить: глава клана Вэнь приказал казнить Сжигающего Ядра. В покоях госпожи Юй Сонг пала тишина. Юй Цзыюань украдкой глянула на мать. Та сидела в своем кресле с высокой спинкой, будто статуя, и с презрением смотрела на почтительно склонившегося молодого заклинателя. Тонкие губы скривились в ехидной усмешке: - Юный господин преодолел такой далекий путь, чтобы сообщить заведомо ложную весть? Этого просто не может быть! Нас пытаются заманить в ловушку, разве вы этого не понимаете? Разве этого не понимают в Ланлине? Никто не поверит, что клан Вэнь добровольно откажется от своего самого сильного оружия. Юй Цзыюань зло бросила: - Может, господин Цзинь Гуаншань заодно с теми, кто сильнее! Вместе с сестрой и мужем она стояла рядом с креслом матери. Руки невольно сжались на рукояти меча. Юй Цзыюань так привыкла быть хозяйкой дома, возглавлять армию, и теперь ее тяготили и вынужденное бездействие, и долгие советы, и часы, проведенные за обсуждением вестей, которые могли частью уже устареть, а частью оказаться ложью. Посланник склонился еще ниже. - Это не ловушка и не ложь, почтенные господа. Верный ордену Цзинь человек был в Безночном городе и собственными глазами видел, как Вэнь Чжулю взошел на костер. Говорят, это была кара за предательство. Второй молодой господин чуть с ума не сошел от ярости, когда понял, что многим людям из клана Цзян удалось спастись. Он во всем обвинил Вэнь Чжулю. Приказал пытать. Спрашивал, где его меч… - и тут заклинатель присмотрелся к оружию Юй Цзыюань. – Простите, третья госпожа Юй… я вижу, «Цвет, похожий на снег» теперь принадлежит вам? - Я отняла его в бою, - холодно ответила Юй Цзыюань. - Госпожа невероятно сильна! – восхищенно произнес молодой человек. Госпожа Юй Сонг тем же презрительным тоном сказала: - Узнаю мужчин из семьи Вэнь, ни один из них и под пытками не признается, что его победила женщина. Какая глупая гордость! Ну что ж, поделом. Юй Цзыюань казалось, что голос матери доносится до нее издалека. Воображение рисовало жуткие картины. Главная площадь города, толпа, жадно ожидающая зрелища, медленно идущий на эшафот человек, изнуренный пытками. Огонь, охватывающий связки хвороста и, подобно хищнику, подкрадывающийся к живому телу… Неужели возможно так сильно любить, чтобы пойти на смерть?!.. Она не могла себе такое представить. Полюбить настолько, чтобы ради одного-единственного человека забыть клятву верности своему клану? Юй Цзыюань никогда не позволяла себе столь сильных чувств. Даже в юности, даже будучи вдали от дома, избегала разговоров о любви с подружками, не обращала внимания на смелых парней, которые на праздниках бросали ей цветы и заводили с ней вольные разговоры. Она вышла замуж, понимая, что союз с кланом Юньмен Цзян выгоден ее семье. С супругом ее связывала ответственность за орден, чувство долга… но не страсть. И понимание того, что Вэнь Чжулю ради нее пошел против клана, который его вырастил, ради нее погиб, обжигало, будто огонь. Посланник продолжал рассказывать, что многие из кланов, которые до недавних пор сомневались, присоединяться к восстанию или нет, после нынешних известий решили отправить своих воинов в Цинхе. Но Юй Цзыюань уже были неинтересны все эти незначительные людишки, которые боялись, сомневались, подсчитывали свою выгоду, выжидали, на чьей стороне будет преимущество. В Мейшане все готовы сражаться до последней капли крови, и все выступят на границу с провинцией Цишань, как только получат известие от Не Минцзюэ. …Но позже, выходя вместе с мужем из покоев матери, Юй Цзыюань, дрожа, закуталась в плащ. Шла, опустив голову, не разбирая дороги. Когда она оступилась, Цзян Фэнмянь придержал ее под локоть, тихо спросил: - Что с тобой, А-Юань? Тебе нездоровится? Может, позвать целителя? - Нет, просто… устала. Вели подать белый чай, этого будет достаточно. Она с трудом дошла до спальни, бережно опустила меч на подставку, слегка провела кончиками пальцев по гравировке с цветком и названием, села на постель и тихо сказала, будто сама себе: - Матушка ошиблась, дело вовсе не в гордости. - В чем же тогда? – Цзян Фэнмянь сел рядом, обняв ее. – А-Юань, я никогда не буду настаивать, если ты не захочешь мне рассказать, но… Юй Цзыюань молчала. Дождалась, пока служанка поставит чай на столик у кровати и уйдет, и только тогда холодно, равнодушно, будто всё происходило не с ней, призналась: - Я не отнимала меч в бою. Вэнь Чжулю отдал мне его сам. Позволил мне уйти. Не остановил Инь Чжу. Она не утаила ничего. Когда-то давно Цзян Фэнмянь признался ей, что любил другую – и, вопреки голосу рассудка, ей было больно это узнать. Теперь настал ее черед ранить. Пусть она даже не знала, не догадывалась – но ведь была она любима так сильно! Почему же под конец голос дрогнул и горло сжалось от боли? Остывающий напиток горчил. Цзян Фэнмянь молчал. Осторожно поглаживал ее плечи, бережно расплел прическу и перебирал пальцами пряди волос. В каждом его прикосновении была такая нежность, просто не верилось – и от этого молчания и тепла становилось легче. Если бы он пытался оправдываться за то, что в опасное время уехал из дома, или просил прощения, или говорил бы о чувствах, Юй Цзыюань оттолкнула бы его. Но он просто чуть укачивал ее в объятиях, пока она не заснула. Сквозь сон она почувствовала, что муж осторожно, бережно раздел ее, уложил спать и сам лег рядом. И ей было так тепло и уютно. * * * Дни ожидания тянулись по-прежнему невыносимо медленно. Прошел почти месяц, когда в Мейшань приехал гонец с сообщением, что войска союзников уже вышли в путь и направляются в Безночный город. Юй Цзыюань усмехнулась, сжимая рукоять меча. _________________________________________________________________ Примечания: Цвет сливы – в китайской традиции символ стойкости и преодоления трудностей. Название меча Вэнь Чжулю – мой фанон, отсылка к древнекитайскому стиху: На восток и на запад ты уже отправлялся не раз, И мы снова расстались - с той поры миновал целый век. Мы прощались с тобою, и снег был похож на цветы, Ты сегодня вернулся, а цветы так похожи на снег. Фань Юнь.