С ног на голову

Все началось с того, что я забрал у издателя свои рукописи. Дома я по одной сжег их - только это могло помочь мне вернуться обратно. На газовой конфорке постранично мы с моей девушкой уничтожали написанные мной истории, я видел как сгорали милые сердцу имена. Но только это могло помочь мне снова встретиться с ними. После этого я обнял Меламори и открыл окно. Она, обернувшись большой птицей, скрылась в ночной темноте. И я остался один на один со своей тоской и одиночеством. Было сложно, но я понимал, что так нужно. А еще понимал, что все сложности еще впереди. Проснувшись как-то утром, я понял, что нахожусь уже не там, где был вечером. Чувствовал себя я странно. Я выбежал на улицу, выкрикивая в небо проклятья, а потом зачем-то покусал незнакомого мне дядьку. После этого странное ощущение прошло. Мне стало спокойно и легко, и я решил пойти в кафе выпить кофейку. Жизнь моя в Тихом городе - так называлось то место, в котором я оказался - протекала тихо и довольно скучно. Пока однажды в мой дом не пришел незнакомый мне человек. Звали его Джуффином, это имя было мне знакомо - кажется, о нем я писал в тех рукописях, которые забрал у издателя. Да-да, это был он, герой моих книг, воплотившийся передо мной. Джуффин сказал мне, что вынужден поменяться со мной местами. Теперь он должен жить в моем доме в Тихом городе, а я вместо него должен идти работать. Я работать не хотел - мне и тут неплохо жилось. Но Джуффин убедил меня в том, что я Вершитель, а, значит, не могу тут больше прохлаждаться - меня ждут великие дела. Я так понял, что выбора у меня особого не было. Поэтому я согласился и, шагнув за дверь, тут же оказался на разноцветной мостовой нового для меня города. И все заверте... Жизнь била ключом, я колдовал напропалую, но, к сожалению, с каждым днем терял знания и мастерство. Было обидно, но тут уж ничего не поделаешь. Кстати, Джуффин через некоторое время вернулся и стал моим начальником и учителем. Но учение шло мне не впрок - все эти фокусы, которые так легко выходили у меня в самом начале, получались все уже и хуже. Но мне было все равно, потому что я понимал, что со мной происходит именно то, что я писал в своих сожженных рукописях. Это было самым главным чудом. Девушка моя через некоторое время от меня улетела, бросив меня на болоте, но я толком не успел расстроиться, потому что в Ехо случилась эпидемия воскрешения. Огромное количество мертвых людей вышло из могил. Мертвецы на глазах обрастали плотью, а потом спокойно шли по своим делам. А вместе с ними воскресла моя вторая девушка. Это было приятно и радостно, поэтому я зажил себе припеваючи, особо не вспоминая о той первой, покинувшей меня. То время еще запомнилось тем, что я поймал одного очень мятежного магистра и заключил его в жарком мире. А потом долго ходил к нему в гости и просил советов. Моей второй девушке это быстро надоело и она дала мне отворотное зелье. Я выпил на прощанье камры и покинул ее дом навсегда, не особо печалясь. Вот только обидно, что дорогу в тот мир к мятежному магистру я тоже забыл. Но жизнь все равно продолжала бить ключом. Вернулась моя первая девушка Меламори с далекого материка и привезла с собой хахаля. Это немного раздражало, но я был уверен, что он с ней ненадолго. Разбираясь со всеми этими сердечными делами, я попутно воскрешал мятежных магистров, чтобы они снова начали совершать свои преступления - такая у меня была работа. А через некоторое время подъехал мой трамвай. Я даже не успел ни с кем попрощаться, запрыгнул в последнюю дверь и покатил домой. Прощай, чудесный город! Вернувшись обратно, я начал видеть интересные сны, в которых мне являлся Джуффин. Мы часами сидели в трактире и разговаривали там за жизнь. Я был так увлечен этими снами, что совсем выпал из реальности. Режим сбился безвозвратно. Из-за этих снов я не мог нормально работать, спал на парах в универе, потом начал опаздывать в школу к первому уроку. А, когда пришло время ходить в детский сад, то стало совсем тяжко. Но я всегда помнил, что в моей жизни были чудеса. Поэтому, даже уплетая манную кашу с комочками, я радовался тому, что в моей жизни было нечто, недоступное остальным.