Часть 1
28 сентября 2019 г. в 23:09
Веснушки. Из-за бесконечной пустынной жары, беспощадно палящего солнца и дней, проведенных у бассейна, у Тео по всему телу стали появляться эти маленькие коричневые пятнышки. Сначала их было немного, не видно толком, всего-то небольшая россыпь на скулах и носу, Декер их даже не приметил. Но со временем их становилось все больше и больше. Он и опомниться не успел, как все его лицо, руки, плечи, шея и даже спина были усыпаны ими, как ночное небо в пустыне усыпано звездами, как чистый холст, обрызганный краской из-за неловкого движения уставшего художника.
Тео в голову подобные поэтичные сравнения на этот счет не шли, ведь веснушки его раздражали. Нет, к людям с веснушками он ненависти не испытывал, они даже в какой-то мере его завораживали, ведь есть в них что-то такое… притягательное и по-домашнему уютное. Но свои собственные веснушки он терпеть не мог. Они казались ему неправильными, какими-то чужими, будто их отобрали у какого-то бедного рыжего парня и кучкой швырнули в первого попавшегося человека. А еще он думал, что на его теле их было просто до омерзительного много (несомненно, он преувеличивал). Порою в ванной, принимая их за непонятного рода грязь, он пытался их оттереть, а осознавая, что это все же не грязь и не пыль, тереть все равно не переставал.
Борис в этом плане совершенно его не понимал, но молчал, лишь смотря на него с неким упреком в темных глазах, когда утром, перед школой, он покрывал щеки, нос и подбородок слоем тональника, позаимствованного у Ксандры, лоб прикрывал волосами и вновь доставал из шкафа рубашку с длинными рукавами. В течение дня Декер еще несколько раз ловил на себе этот его взгляд, но в целом, все было как всегда: они гуляли, веселились, пили и курили, смотрели фильмы и разговаривали обо всем на свете.
Все дни, проведенные в Вегасе, были похожи один на другой, они смешивались и сливались в одно целое, а границы с каждым часом, ушедшим в прошлое, все сильнее размывались. Но в то же время они так сильно отличались и были такими до абсурда особенными, что это напоминало какой-то крайне сильный наркотический трип, слишком уж живой сон, смешавшийся с реальностью. Единственным неизменным и действительно настоящим была бледная и худющая туша с черной копной волос на башке, постоянно находящаяся рядом. И еще Попчик, это маленькое белое облачко, что всегда вилось вокруг них и следовало за ними, как хвостик, куда бы они ни отправились, даже если в их дурные головы взбредет прогуляться по пустынным просторам, идя, куда глаза глядят.
Очередной вечер, пропитанный сигаретным дымом и спиртным, тянулся не торопясь, размеренно и немного вяло, будто сам измотался после такого изнурительного денька. Близился закат, и небо, в полдень насыщенно синее, напоминающее бескрайний океан, отчего-то вдруг заколыхавшийся у всех над головами, стало похоже на усыпанную пестрыми осенними листьями землю.
Тео вдруг подумал, что весь этот безжизненный пейзаж до ужаса напоминает ему декорации какого-нибудь постапокалиптического фильма. Того же «Безумного Макса», например. Пустующие, покрытые толстенным слоем пыли дома, в которых, кажется, уже сотни лет никто не живет, раскаленная дорога с потрескавшимся от жары асфальтом, уходящая в никуда, редкие пустынные растения какого-то около зеленого цвета, да тонны яркого оранжевого песка. И как он оказался здесь, как незамеченным проскользнул на съемки? Впрочем, со съемками он перегнул. Но это не отменяет первого вопроса, который он задавал себе с тех самых пор, как оказался в Лас-Вегасе. Почему он торчит в этой пустынной глуши вместо родного и любимого Нью-Йорка, почему мамы больше нет, почему, почему, почему…
— Эй, Поттер, ты опять отключился, — неожиданно произносит Борис, выдыхая ему в лицо сизый дым. Уголки его губ изогнуты в легкой усмешке, а глаза смотрят с беспокойством, с трудом различимые за кудрявой челкой. — На, расслабься, — он протянул ему свою сигарету и Декер, чуть помедлив, принял ее, опираясь на подоконник и тут же делая небольшую затяжку.
Он смотрел в окно и курил, позволяя дыму заполнить легкие, а никотину проникнуть в голову, избавив его от болезненных и тяжелых мыслей, что кружили роем надоедливых пчел и мешали просто-напросто отдохнуть. А Борис, сидевший на подоконнике, смотрел на него и дергал ногой. Вверх-вниз, вверх-вниз. Пронзительный взгляд черных глаз, от которого становится немного неловко. Тео еле заметно ежится, тушит бычок и, выдохнув дым куда-то вверх, поворачивается к Павликовскому, вопросительно изгибая бровь, манерой подражая другу.
— У тебя хреново получается, — фыркает Борис, снова нагло ухмыляясь, — выглядишь, как придурок.
— Как придурок, говоришь? Значит, получается у меня просто отлично, — Тео расплывается в улыбке.
Мгновение требуется Борису, чтобы понять смысл сказанного, и он сразу же принимается хохотать, как сумасшедший, обхватив руками живот и запрокинув голову. Его лающий смех проник в каждый уголок комнаты, в которой они сидели, и был просто чертовски заразителен, так что Тео подхватил его, смеясь так, что у него на глазах даже проступили слезы.
Это продолжалось несколько взрывных минут, а стоило им немного успокоиться, как они начали, хихикая, возиться, будто два взбалмошных котенка. Инициатором был Борис. Он легонько толкнул Тео в плечо, тот толкнул его в ответ, затем ударил по так и не переставшей дергаться ноге. Мальчишки толкались и били друг друга по щекам, лбам и всему, до чего только могли дотянуться, пока один из них чуть не вывалился из настежь открытого окна.
— Воу-воу, полегче, Поттер, так и убиться можно, — придерживая Тео, выносит темноволосый свой вердикт, казалось бы, настолько очевидный, что и озвучивать его не стоило, а удостоверившись, что с Декером все в порядке, тянется за бутылкой пива, стоящей на полу, и жадно делает глоток.
— Да я уже понял, — бормочет тот в ответ и поправляет съехавшие на бок очки.
Солнце торопливо скрывается за горизонтом, напоследок щедро искупав землю в своих последних лучах, как бы говоря: «Не расстраивайтесь, мы ведь увидимся завтра», и совсем пропадает. На пустыню практически мгновенно опускается тьма, обрушившись, как гром среди ясного неба.
Они вдвоем сидят на подоконнике, с трудом умещаясь на нем, пьют пиво да смотрят на чернеющее полотно в вышине, где какая-то неведомая сила уже зажгла первые звезды. Сидят они молча. Им и не нужно говорить — настолько хорошо они знают друг друга, что могут просто сидеть в тишине и понимать все без слов, думая о чем-то своем или же об одном и том же, это неважно. Важен только момент, нет, не какой-то конкретный, но опредленно каждый из тех, когда их плечи соприкасаются, а запахи смешиваются, когда в голове остается только приятная пустота, а в воздухе царит идиллия и легкость.
Тео нравились такие вечера, ведь можно просто отпустить все то, что тяготит, залить это алкоголем, приглушить никотином и присыпать наркотой сверху, как бы добавив перчинки в блюдо под названием «забвение». Да и в принципе ему нравилось проводить время с Борисом, потому что когда он был рядом, то Декер чувствовал, что не одинок. Этот шумный, безбашенный русский ворвался в его жизнь и остался в ней ярким, бросающимся в глаза пятном. Без него в Вегасе было бы совсем тяжко и уныло, и пускай раньше Тео никогда бы не подумал, что будет вести подобный образ жизни, пока что он об этом ни разу не пожалел (не считая тех случаев, когда его выворачивает наизнанку, а голова трещит от похмелья).
— Поттер, — в какой-то момент раздался голос Бориса, нарушивший воцарившуюся тишину, — ты уже заебал прятать свои веснушки, ты знаешь?
От подобной внезапности Тео опешил. Ему даже на секунду показалось, что он начал бредить, но взгляд Павликовского, направленный на него, красноречиво говорил о том, что он действительно это произнес и теперь ожидал ответа. Или нет? Потому что стоило только раскрыть рот, чтобы что-то сказать, тот вскинул свою руку, увешанную браслетами, мол, молчи, и продолжил:
— Они вовсе тебя не уродуют. У тебя и солнца просто… особые отношения, — он хмыкнул. — Ты — potselovannyi solntsem, так у нас говорят про людей с веснушками, будто оно самолично отметило вас. А еще считается, что веснушчатым людям всегда благоволит удача, и что они те еще счастливчики. Тебя, конечно, счастливчиком не назовешь, учитывая обстоятельства, но кто же знает, что ждет нас впереди, правда?
Борис ненадолго замолчал, прошмыгнула между бровями тень от морщинок, и Тео успел подумать, что они пока что недостаточно пьяны для подобных разговоров. Если вообще пьяны. Вряд ли можно улететь с пары бутылок пива. Хотя, Павликовский мог и в абсолютно трезвом состоянии выдать что-то эдакое. А может, он просто втихую вылакал ту бутылку водки, которую сам же и притащил.
— Эээ… — Молчание затянулось, и Декер решил его прервать, хотя не сумел найти подходящих слов, даже мысль толком не сформулировал.
— И вообще, видишь это звездное небо? — Темноволосый неопределенно махнул рукой в сторону улицы. — Красивое, да? — Он неожиданно ткнул пальцем ему в грудь. — Вот ты — это оно. Точнее, вот все эти звезды — это твои веснушки, а небеса — твоя кожа. Да из них можно даже созвездия составлять! Гляди, вот малая медведица, например, — Борис схватил его за запястье и пальцем очертил на его руке маленький ковшик, — а вот — лебедь, — не останавливался он, невесомо проводя пальцами по щеке Тео. — Ты гребаное искусство, понимаешь? Нельзя замазывать искусство тональником!
Тео не знал, как реагировать на этот поток борисова сознания. Складывалось ощущение, будто все это время тот говорил на русском, или на польском, или на любом другом языке, которого Декер не знал, отчего он не понял ни единого слова. Он, не моргая, уставился на Бориса, который склонился к нему столь близко, что кончики их носов практически соприкасались.
Мысли путались, сердце в груди почему-то стучало быстро-быстро, а от осознания, что Павликовский до сих пор держит его за руку, его бросало то в жар, то в холод. Казалось, что он завис, отключился от реальности и ушел в какой-то свой, личный мирок, но на деле все происходящее Тео ощущал каждой клеточкой своего тела. Чужое дыхание у него на лице, горячая ладонь, так мягко обхватившая тонкое запястье, коленки, упирающиеся друг в друга. А стоило Борису наклониться к нему еще ближе, совсем уничтожив расстояние между ними, будто и не было его никогда, как он невольно зажмурился, словно ожидал оплеухи или подзатыльника.
Сердце пропустило удар, когда обветренные и потрескавшиеся губы друга коснулись его лба, так нежно и до щемящей боли знакомо, что у него даже дыхание сперло. До этого так целовала его только мама, обнимая при этом так нежно, как всегда умела, вкладывая в эти жесты всю ту любовь, что испытывала к нему. И прикосновения Бориса, казалось, были столь же преисполнены этим чувством.
— Видел бы ты свое лицо! — Смеется Павликовский, отстранившись. — Durak ты, Поттер, такую красоту прятать, серьезно тебе говорю, — и по нему действительно видно, что он говорит серьезно, хотя буквально только что никакой серьезностью от него не веяло и в помине. — Подумай над этим, — смотрит искоса, следя за реакцией, и тянется за пачкой сигарет, призывно торчащей из кармана.
Декер берет сигарету из рук Бориса и задумчиво смотрит в окно, даже забыв прикурить, просто вертя ее между пальцами, как какую-то игрушку, и все прокручивает слова темноволосого в голове. Поцелованный солнцем (и еще кое-кем). Звучит неплохо. Он как-то смущенно улыбается, отворачиваясь от окна, прячет улыбку во мраке комнаты. Возможно, его мнение насчет собственных веснушек переменится, если они настолько нравятся Борису.