Devil Eyes

Сильнее благотворительных вечеров Джейме ненавидел только церемонии открытия новых зданий. Или фаворит его ненависти — аукционы? В любом случае, ненависти в нем сегодня предостаточно. Он чуть размял плечи — смокинг сидит на нем идеально, но он так и не перерос детское чувство скованности в парадной одежде. Что в младшей школе он чувствовал себя деревянным в костюме, что сейчас. Вокруг него пестрили красками гости: дамы в коктейльных платьях, мужчины в костюмах, порхающие между ними официанты разносили шампанское, которое разрешено пить даже Джейме, хотя ему только восемнадцать. И ради этого цирка я пропустил бокс сегодня. Тренер обещал отработать джолт. Джейме махать кулаками всегда нравилось больше, чем щеголять на светских вечерах. Отец не то, чтобы был против увлечения сына, но когда тот высказывал желание пойти в спорт профессионально, он тут же пресекал все попытки. Ты наследник семейного бизнеса, Джейме, а не мальчик для битья. Джейме не против иметь и то, и другое. Конечно, он не откажется от наследства размером в парочку золотых приисков, десятков вилл, нескольких банков и бесконечного количества дребедени помельче. Во всем немаленьком Ланниспорте не осталось предприятий, которые не принадлежали их отцу или не были чем-то ему обязаны. «Подумай только, целый город — и он твой. Ты можешь сделать его прекраснее, а можешь разрушить. Ты любого горожанина можешь сделать богачом, или убить. Разве это не восхитительно?» Это сказала Серсея. Одна формулировка не позволила бы усомниться — только она могла выражать даже нормальные, в принципе, мысли, настолько тревожным образом. Джейме в целом был не против. Но мысль о том, что ему всю жизнь придется перебирать бумажки и плести дьявольские интриги навевала на него тоску. Кстати, о дьяволах. Среди гостей волной пробежал шепоток, и тут же замолк — явный признак выхода королевы. Джейме попытался закатить глаза, но в итоге тупо застыл на месте и пялился на нее, как и все остальные, не в силах отвести глаз. Серсея шла идеальной походкой на черных шпильках, в бордовом платье с красивым вырезом и почти полностью открытой спиной. Платье не показывало абсолютно ничего, но при этом было таким блядским, что лучше бы она вышла голой. Джейме так и звал большинство её вещей — блядские. Не дарящие, но дразнящие, привлекающие внимание, разжигающие интерес. Вот и сейчас на сестричку направлено сотни глаз и она купается в них как в ванной, они стекают по её золотым волосам, уложенным в изящный узел, в котором мелькает переплетение кос (но передние пряди она выпустила, чтобы было чему падать в декольте), по бриллиантам в её ушах и на запястьях, по подошве фирменных туфель. Девушки продолжают перешептываться, глядя на нее. Слухи про то, что у Ланнистеров есть личный дизайнер, который шьет только для Серсеи, ходили уже давно. «Но почему его невозможно найти? Ни сайта, ни профиля в инсте, разве так бывает? Они его что, в подвале держат?» Сестра чуть скосила на него изумрудные глаза с идеальными черными стрелками, дымчатой россыпью теней и прочими вещами, в которых Джейме не разбирался от слова совсем. О том, что макияж она делает сама себе, не прибегая к визажистам, люди тоже говорят. Джейме улыбнулся ей одними глазами и мимоходом подумал, что про все эти слухи можно было спросить и у него. Жаль, никто еще не догадался. Красится Серсея и правда сама — это её броня, защита, точно такая же, как та, что Джейме надевает перед тренировкой. Она защищает её от посторонних глаз, скрывает то, что посторонний глаз не должен видеть — какой-то случайный прыщик, неровность тона, расширенную пору. Ничего, что доказывало бы её неидельность. Она ведь дочь одного из самых влиятельных людей страны, она не может быть неидеальной. Сам Тайвин давал это понять так четко, что мир не видел Серсею Ланнистер без макияжа с тех пор, как ей исполнилось двенадцать. Только Джейме видел. Хотя может Тайвин ничего такого и не говорил, а сестра сама себе это придумала. Граница между этими понятиями всегда была довольно зыбкой. А вот насчет дизайнера в подвале чистый бред, правда впечатляла сильнее. На все то же двенадцатилетие отец и правда подарил ей личных дизайнеров, чтобы они создавали для нее уникальную одежду. С тех пор она могла препираться с ними часами, порядком раздражая Джейме. Угодить маленькой бестии было невозможно, любое несоответствие с образом вещи из её головы приводило Серсею в ярость. Провоевав с дизайнерами год, она сжала кулаки и засела за рисование. Через полгода она прилично освоила создание набросков, и уже к Рождеству торжественно сунула в руки неумехам вполне солидный эскиз. С тех пор роль дизайнеров сводилась к функции швей — Серсея присылала им эскиз, подбирала ткань, и получала взамен вещь. Джейме считал это все неслабым таким достижением, но когда сестра гордо поведала об этом отцу, Тайвин только кивнул. Её тут же стайкой окружили подружки с поднятыми телефонами, щебеча о том, какая она сегодня красивая, и делая миллионы фото. Серсея кивает, улыбается всем, и сама щелкает один раз, мимоходом. Она прекрасно знает, что именно в её инсте небрежный клик (на самом деле отточенный тысячи раз в сотнях фотосессий) наберет тучу лайков, которые заставят её почувствовать себя прекрасной, и сильной, и счастливой. Джейме поморщился, глядя на это. Он прекрасно знает, что этих подружек Серсея терпеть не может, особенно учитывая тот факт, что половина из них влюблены в Джейме. Да и лайки он ценит не больше воздуха. Как сестра ухитряется ловить кайф от этой блестящей пустоты — та еще загадка. Ловко вывернувшись из рук подружек, она подхватила с подноса бокал и направилась к Джейме, чуть виляя бедрами. — Красивая, — это у него вместо приветствия. Он мог бы и красноречивее, но тут слишком много ушей. Не нужно им знать, какие комплименты у него в ходу. — Ты тоже выглядишь отлично, — она сделала глоток, бордовая помада в тон платью чуть отпечаталась на стекле. — Тебе идет смокинг. Не понимаю, почему ты их не любишь. Я как пингвин в нем. — Просто не мое. Они молчали пару минут, разговаривая одними глазами, потому что в толпе только ими позволено сказать то, что хочется. «Мне нравится платье. Но меня бесит, что его видят все, а не только я». Изумруды сверкают насмешливо. «Я знаю, братик». — Отца не видел? — она прервала молчание, которое со стороны могло бы показаться неловким, но на самом деле не было таким. Джейме не хочется говорить о Тайвине. — В другом конце зала, с мистером Таргариеном. Ни одна мышца на лице не выдала её, но Джейме почти услышал, как её сердце пропустило удар. — Таргариены приехали? — спросила она с осторожностью, которая просто бесит. — Все они? — Да, Рейегар тоже там. — не выдержал Джейме. — Иди, построй ему глазки, пока он вздыхает по старковской девчонке. Её щеки чуть вспыхнули, в глазах загорелась злость. — Построю, дорогой братик. И выйду за него, и стану первой леди. А ты останешься здесь, грушу молотить. Она еще не закончила разворачиваться, а Джейме уже пожалел о том, что брякнул. Но что он мог с собой поделать? С тех пор, как отец год назад заикнулся за ужином, что его прекрасная дочь достойна стать первой леди, Серсея как с катушек слетела. Желание заполучить Рейегара, которого она даже не знала, поглотило её, заставляя Джейме лезть на стену от ревности. При этом беловолосый утырок (он едва ли говорил с Рейегаром лично больше пары раз, и совершенно его не знал, но все равно мысленно называл только так) даже не смотрел в её сторону — слухи о его отношениях с Лианной порядком обросли плесенью, но актуальности не утратили. Джейме не хочет смотреть на него, но машинально провожает голую спину Серсеи до конца зала. Она виляет бедрами чуть сильнее, чем для меня, понял он, и вкус ревности желчью заполнил глотку. Тайвин оживился, когда она подошла, но про семейство Таргариенов этого не скажешь. Эйерис едва кивнул, Рейелла зыркнула неодобрительно, а Рейегар скользнул равнодушным взглядом. Джейме не смог сдержать внутреннего ликования. Никому, кроме меня, твои бедра не нужны, сестричка, хотел сказать он, но тут же споткнулся о сотни других, полных желания взглядов со всего зала. Нужны, еще как. Просто не Рейегару. Он вдруг заметил маленькую, вертлявую фигуру чуть поодаль, ростом примерно до пояса. Ну конечно, Тирион тоже тут. Если что-то и может оживить этот кошмарный вечер, то только безгранично любимый младший братик. Он стоял возле сестер Талли и рассказывал им что-то забавное — Кейтилин чуть улыбалась, младшая Лиза хихикала, не переставая. Только поймав взгляд Джейме она заткнулась и смущенно покраснела. Он пожал плечами — в Лизе нет ничего, что его бы привлекало. Кейтилин интереснее, но… Взгляд норовит найти блядскую голую спину. Посопротивлявшись пару минут, он все-таки сделал это и заметил, что расклад изменился. Рейелла говорила, а Серсея отвечала, и дружелюбная маска сестры не могла его обмануть — разговор был не из приятных. Он даже пожалел, что отвлекся — хотел бы знать, кто начал конфликт. Тайвин не вмешивался, спокойно глядя на свою дочь. Дает решить все самой. Бросает на амбразуру. Джейме знал, чего стоит ей выдержка, как сильно она наступает на свою гордость, как ущемляет вспыльчивость, чтобы не дать своему голосу дрогнуть ни на минуту, не позволить рукам сделать ни одного неверного движения. Она должна говорить учтиво, и разумно, выйти победительницей, но не разгневать свою противницу, которая не должна стать помехой отцу. Ему казалось, что он слышит, как колотится сердце Серсеи, через весь зал, хотя это физически невозможно. Джейме видел их схватку как любой из своих матчей. Джеб, кросс, свинг… Разве что удары наносятся языком, а не руками. За кем же будет апперкот? Он поймал себя на мысли, что болеет за сестру, и потому его сердце радостно вздрогнуло, когда она чуть улыбнулась и последней ловкой репликой заставила Рейеллу заткнуться. Ноукаут. Он ощутил гордость, но она и в сравнение не идет с гордостью самой Серсеи. Она расправила плечи, небрежно поправила выбившийся из прически волосок, перевела взгляд на отца… и её радость тут же разлетелась на осколки. Тайвин смотрел на нее так же, как и секунду назад, не выражая никаких эмоций, а когда поймал её взгляд, то сделал неопределенное движение бровью. В теории это можно истолковать как угодно, но Джейме заранее знал, как истолкует она. Тайвину не нужно быть очень недовольным. Достаточно быть неопределенным, и паранойя сестрички сама доделает все остальное. Она отработанным жестом спрятала ладонь в ткань платья, чтобы, — Джейме не видно, но он знал, — вонзить изящные гелевые ногти глубоко в ладонь, вспороть снова десятки раз заживавшие шрамы. Это было первой из его обязанностей — целовать её израненные руки, слизывать с них кровь, перематывать их бинтами. Он научился это делать еще в свои зеленые тринадцать. Сегодня будет именно такой вечер. Серсея будет говорить, что ей все равно, и при этом пить — много, жадно, ненормально для школьницы, пусть и последнего года. А Джейме будет отбирать у нее транквилизаторы — это вторая обязанность. Он понятия не имеет, откуда она их берет — все до единого из отпускных по рецепту. Правда, Тирион как-то намекнул ему, что владелец третьей аптеки на Визел-стрит, который платит аренду их отцу, бывший наркоторговец и большой любитель благородных девиц, до сих пор способный достать что угодно за хороший минет. Об этом вполне могла знать Мелара, её отец — бывший подельник этого владельца. Старый бизнес ушел в прошлое, но дружба и привычка опрокидывать рюмашку вместе у них остались. А раз знала Мелара, то могла знать и Серсея — они ведь были подругами. Джейме тогда впервые осознал, что этот мелкий засранец слишком умен для тогдашних двенадцати лет. О словах его он пока не думал — надо было позволить им улечься в голове. Он обязательно осмыслит это, и посмотрит, и проверит. Если это правда (он не исключает) — в городе станет одним гнилым аптекарем меньше. Серсея же… возьмет её сзади, и погрубее, оставит синяков. Не больно, он не умеет делать ей по-настоящему больно, но ощутимо. Пусть не думает, что он способен стерпеть все на свете. Конечно, с транквилизаторами проще — от них Серсею сразу перестает трясти, её голова успокаивается, она впадает в спокойный эйфорический сон. Если бы она еще не мешала их с вином и заботилась о дозах. Захлебываясь в эмоциях, она вполне способна слопать целую пачку, запить половиной бутылки красного, и Джейме слишком хорошо понимает, что тогда она от своего блаженного сна уже не проснется. Он не фармацевт и рисковать не любит — отбирает все к чертовой матери, пока она отчаянно царапается, пытаясь дотянуться до вожделенной пачки. Благо, бокс сделал Джейме сильным. Лишившись таблеток, она начнет пить еще больше, игнорируя усиливающуюся дрожь. «Смотри на меня». «Расскажи, почему тебе больно». «Не забывай дышать». Это не помогает на сто процентов, но чем больше она выплеснет со словами, тем меньше будет разъедать её изнутри. Она будет говорить вещи, от которых у непривычного слушателя мурашки пойдут по коже — что отец ненавидит её и хочет отослать куда-то, что все вокруг тянут руки к ее горлу, пока она не видит, и желают её смерти. Еще один любимый бред — Тирион убил нашу мать нарочно, и однажды убьет меня. Кругом одни враги. Джейме выслушивает это все, понимая, что спорить бесполезно. Пока её мозг воспален, ему ничего не докажешь. «Здесь нет Тириона. И никого нет. Только ты и я. Мы единственные два человека в мире. Никто тебя не тронет, никогда». Дальше два варианта. Если приступ изначально не был тяжелым, она пойдет к нему в руки сама. Под его мягкими поглаживаниями крупная дрожь, бьющая её тело, начнет утихать, голос сбиваться на шепот, и Серсея уснет в его руках. В последний год это происходит все реже. Гораздо вероятнее, ей будет становиться хуже, и тогда Джейме схватит её и будет держать, покрывая её поцелуями и шепча, что все будет хорошо, пока она бьется, разрываемая на части собственными демонами. Она будет говорить, что не хочет этого, но разорвет его одежду как животное, так что ему останется только бросить её на постель и раздвинуть её красивые белые ноги. Его третья обязанность. Она станет менее сумасшедшей в момент, когда он окажется в ней. Теперь её тело будет дрожать исключительно в ритме, который он задаст. Это будет сладко, неожиданно сладко на фоне остального вечера. Она будет выстанывать его имя, кусать его губы, пока наслаждение окончательно не вышибет из её головы все, что воспалилось и кровоточит. Джейме же… Джейме просто перестанет существовать на эти секунды и придет в себя уже после, рядом с её мягким, разгоряченным после оргазма телом. Еще пару минут ему всегда дурно — голова кружится, желудок норовит сжаться. Словно он нырнул в её разум с головой и вынырнул с забитыми ядом легкими. То, что он там видит, пугает его каждый раз. Как ты живешь с таким мозгом, сестричка? А потом он услышит всхлипы. — Я скажу отцу. Я расскажу, что ты сделал. — Мы сделали. Он свешивается с кровати, пытаясь нашарить сигарету. Серсея предпринимает попытки встать, но он крепко прижимает её к себе и еще раз благодарит спорт за то, что сделал его сильным. — Я скажу, что ты меня изнасиловал. — она лихорадочно кусает губы. — Он мне поверит. Он будет обвинять только тебя, не меня. Джеймме хмыкает, пока затягивается. Сестра недовольно морщит нос, когда облако дыма доползает до нее. Она не курит. По крайней мере табак — однажды, когда ей было пятнадцать, их с Меларой поймали за травкой. Мелара после этого покинула Ланниспорт навсегда, а Джейме еще долго разгребал последствия потери Серсеей единственной более-менее близкой подруги. — Конечно, именно поэтому ты была такая мокрая, что можно было утонуть. — Ты не докажешь этого, — она снова бесполезно пытается встать, Джейме прижимает её еще крепче. Она всегда угрожает, но он не боится, что она расскажет. Потому что если это произойдет, то его не будет рядом больше, и ей придется остаться один на один с содержимым своей милой золотистой головушки. Кто будет слизывать кровь с твоих ладоней? Кто будет терпеть твои царапины? Кто будет трахать твое сладкое тело, когда тебе нужно это сильнее всего? Нет, Серсея ни за что не скажет. Пару лет назад он серьезно вознамерился узнать, что с его сестрой происходит. Прочел кучу статей, узнал, что такое неврозы, научился без запинки выговаривать «эпизодическая пароксизмальная тревожность» и понял, чем медицинский смысл слова «паранойя» отличается от бытового. Но в определенный момент он понял — не те вопросы задает. Он спрашивает, что не так с Серсеей, а должен спросить, что не так с ним. Я ведь люблю это, сказал себе он. Люблю её волосы, её губы, то, как она стонет подо мной. Я делаю это не потому, что ей нужно, а потому, что хочу. По его проблеме статей не оказалось, и он решил спросить у Тириона. Брат всегда был слишком умен для своего возраста. Он пошел в первый класс, зная программу года на четыре вперед, он мог сосчитать от нуля до тысячи и в обратном порядке, ни разу не сбившись, и он же прекрасно знал, почему Джейме ходит в комнату сестры по вечерам, и что они делают вместе под одеялом. Это казалось чем-то невероятным. Как Тайвин Ланнистер, один из умнейших людей современности, может не знать, а ребенок-карлик с хитрыми разномастными глазами — знает? Хотя все живут в одном доме, члены одной семьи. Они привычно прогуливались вечером вместе, по пляжу в тот раз, вдали от посторонних глаз. Джейме курил, Тирион потягивал ром-колу. Как он ухитрялся доставать алкоголь — загадка. Это что, семейная традиция, спиваться, не окончив даже школу? — Я хотел спросить одну вещь. — Джейме таки собрался с мыслями. — Ты ведь никогда не осуждал меня. За то… что с Серсеей. Ты не считаешь это отвратительным? Он заговорил об этом с братом впервые в жизни и поморщился от собственной формулировки. «За то, что с Серсеей». И правда, что у него с Серсеей, черт возьми? Тирион нахмурился сперва, но потом в его глазах вспыхнул хитрый огонек. — А ты сам? В том-то и дело. — Нет. — признался Джейме. — Все вокруг говорят, что это мерзко, но я ничего такого не чувствую. Даже наоборот… Мне хорошо с ней. — Я никогда не пойму тебя, но не мне осуждать людей за их уродство, окей? — хмыкнул Тирион, взбалтывая напиток в руке. — И потом, порнушка может предложить и не такое. Поверь, половина людей, которые назовут тебя извращенцем, втайне наяривают на вещи похлеще. Но они не трахают сестер. Джейме не выдержал и озвучил эту мысль. Веселья в Тирионе поубавилось. — Это просто кинк. Да, это странно, и так не должно быть, но… что поделать? Ты не можешь приказать своему члену подниматься или не подниматься на что-то, верно? — он допил ром-колу и резким, неожиданно злым движением смял банку из-под нее. Ему тоже придется искать девчонку с кинком, вдруг понял Джейме. С кинком на карликов. — А как должно быть? — осторожно спросил Джейме. Ты ведь тоже её брат. Как ты можешь ничего к ней не чувствовать? Смотреть, видеть её красоту, обжигаться её огнем, и ничего не чувствовать? — Если ты уже можешь меня понять, конечно, — вдруг затушевался он. — Наверное, надо будет задать вопрос через годик, когда ты поймешь, зачем нужны девчонки. Просмотр порно еще не показатель. — Поверь, я понимаю, — Тирион выглядел почти обиженным. — Тебе всего тринадцать. — Поправочка: мне уже тринадцать. Он ловко забросил смятую банку в урну. Могу объяснить на примере. — продолжил он, буцая ногами мелкие камешки. — Представь, что все девчонки — это запахи. Одна пахнет как клубника, вторая как чизкейк, третья — горячие блинчики с джемом, четвертая отдает корицей, а пятая — красной рыбой. Знаешь, что между ними общего? У Джейме от метафоры заурчало в желудке. — Ты голоден? — машинально сказал он и, как оказалось, не прогадал. — Именно. Я хочу съесть их всех. Особенно ту, что пахнет абрикосовой шарлоткой. Джейме знал, что это его любимая сладость. — И как её зовут? — немедленно осведомился он. — Неважно, — брат попытался отмахнуться. Джейме рассмеялся. Быстрым, точным движением он схватил его за шиворот и легко поднял в воздух одной рукой. — Даю три секунды: говори мне, в кого втюрился, или я тебя раскручу! — Да иди ты! — Тирион заржал еще громче и прицельно пнул его в коленную чашечку. От неожиданности Джейме не только выпустил его, но и сам чуть не хлопнулся на холодную, мокрую пляжную гальку. Оба снова покатились со смеху. — Тиша её зовут, Тиша, — признал Тирион. — Только ни слова отцу или Серсее. Им ни к чему. Джейме кивнул, думая о том, что брат мог бы и не просить. Его секреты он хранил по умолчанию. В конце концов, самому Тириону при случае тоже было что рассказать отцу о близнецах. — Так вот, заканчивая сравнение, — продолжил он, отряхивая штаны, — Серсея в этой схеме пахнет для меня как духи. Приятно, даже очень, но… пить же я их не стану, правда? Это было доходчивее, чем Джейме даже мог вообразить. — А если у меня наоборот? Если для меня все остальные девчонки — духи, а Серсея… — он попытался вспомнить свою любимую еду, — ммм, бигмак? Так громко они сегодня не смеялись. — Не говори Серсее, — попросил Тирион, задыхаясь, — ей вряд ли польстит такое сравнение. Хотя на месте бигмака это я был бы обижен. Сигарета закончилась, и Джейме раздавил её каблуком ботинка. — И все-таки? — негоромко спросил он. Его брат вздохнул. — С тобой что-то не так. — И это плохо? — Да. Но не очень. Что же не так? Джейме единственный, кого отец любил и никогда не обделял вниманием. Он иногда говорил, что гордится им, проводил с ним время, любил рассказывать, что однажды его сын унаследует целую империю, и не может, не имеет права упустить её, не имеет права посрамить имя семьи, не имеет права не войти в историю, как вошел сам Тайвин. Во сколько Джейме начал курить, в четырнадцать? Он думает о Серсее, о том, что их связывает. Связывает ли их что-то, кроме общего безумия? Помимо её панических атак они были вместе только трижды. Джейме помнит каждый из них. Первый случился два года назад. Тогда семейство впервые решилось сделать то, чего не делало много лет — выбраться за город. Там, на берегу океана, стояла большая красивая вилла, которую Тайвин подарил своей любимой жене Джоанне на свадьбу. Там они провели свой медовый месяц, там зачали золотых близнецов, там вся семья часто отдыхала летом или просто выбиралась на выходные. Джейме помнил это довольно смутно, но воспоминания отдавали теплом. Пляж был песчаным, а не каменным, и они с Серсеей играли в песке часами, строя замки и смеясь. Сестра так забавно взвизгивала, когда он бросался в нее песком или начинал брызгаться, непременно жаловалась родителям, они ссорились (а иногда и дрались) по двести раз ко дню, а вечером, как ни в чем не бывало, трескали вместе шоколад и спали в одной кровати, обнимаясь. А потом родился Тирион. После смерти матери они не были там ни разу. Джейме уже даже не помнит, как вилла выглядит. Он вообще был уверен, что она заброшена и разрушается, пока Серсея не сказала ему, что судя по отчетам семейных расходов Тайвин держит её в идеальном состоянии. Самому Джейме даже в голову не пришло бы заглянуть в эти отчеты, хотя отец частенько на этом настаивал. Серсея долго просила, сперва перед Тайвином лично, потом умоляла Джейме пойти и убедить отца поехать за город. Разумеется, её просьба относилась только к нему и близнецам — на том, чтобы взять Тириона, настоял уже Джейме. Серсея немедленно начала скандал на этой почве, который не утих ни в машине, ни по дороге. В итоге Тайвин приказал остановить машину на половине пути и вызвал такси назад до города, ухватившись за какую-то вовремя подвернувшуюся срочную деловую встречу. Тирион поехал с ним. «Лучше, чем выслушивать твое шипение, змея», — сказал он Серсее. Когда дверь машины захлопнулась, сестра разрыдалась. Не из-за слов Тириона — из-за разрушенной надежды на выходные. Сложно сказать, что она изначально там искала. Наверное, цеплялась за те же призрачные детские воспоминания. Водитель повез близнецов дальше, пока Серсея осыпала Джейме оскорблениями и обвиняла его в срыве планов за то, что он настоял на компании Тириона. Не выдержав, он справедливо сказал ей, что она сама виновата, и добавил еще парочку нелестных предложений. Они дулись друг на друга всю дорогу — Серсея сжимала в руках бутылку колы, явно мечтая о вине, Джейме курил в окошко. Но как только вдалеке показалась такая болезненно знакомая алая крыша, оба вдруг ощутили жгучий стыд. Так бывало, когда мама смотрела на них своими строгими, но добрыми глазами после совершенной шалости. Даже Серсея, которая имела привычку все валить на Джейме, краснела, как помидор, под этим взглядом. Вилла действительно была целой, абсолютно чистой, и даже с прислугой. Джейме прикинул, сколько денег тратит на все это отец каждый год. С учетом обычной прагматичности отца это было даже как-то сентиментально. Их комната осталась нетронутой со времен восьмилетия. Но родители, видно, предусмотрительно взяли мебель с запасом, потому что кровати оказались взрослого размера. Ну да, ведь помещались же мы как-то вместе на одной. Большая деревянная коробка с игрушками в углу вызвала у Джейме волну ностальгии. Сестра продолжала сердито молчать, делая вид, что ничего не чувствует, находясь здесь, но скрывать эмоции от Джейме она не умела. — Отвернись, — звенящим голосом потребовала она, — я надену купальник. — Я там чего-то не видел? — Ты глухой или я заикаюсь? Что тебе непонятно в слове «отвернись»? То, с какой стати ты раскомандовалась, подумал Джейме, но подчинился. Иной раз спорить с Серсеей было себе дороже. Да он и не испытывал такого желания. Они вдвоем в огромной красивой вилле около моря на целые выходные. Почему она не может хотя бы ради разнообразия попытаться получить удовольствие? Черти бы тебя побрали с твоей сложностью. Купальник ему понравился, закрытый, но привычно блядский, золотистый цвет отлично смотрелся на её бледной коже, а спину прикрывал перекрест ремешков. — Как ты загорать в нем собралась? — хохотнул Джейме, бесцеремонно ткнув пальцем в один из них. — На спине же сетка получится. Он вообще никогда не понимал практического смысла закрытых купальников, даже несмотря на то, что они нравились ему больше открытых. — Он не для загара. — Для меня тогда? Серсея порозовела. Он вдруг понял, что да, для него, но совсем по другому поводу. Из всех её купальников этот был самым скромным. Она не хотела его ни на что провоцировать. — Сфоткаться в нем хочу, — нашлась она, заставив брата закатить глаза. Он надеялся, что фотографом будет не он. Его терпение кончалось уже после пяти минут, а остановить сестру было невозможно. Какой бы идеальной моделью она не была, ей непременно нужна была тысяча одинаковых фоток, из которых в инсту отправится одна, самая лучшая. Причем чем именно она будет отличаться от остальных не скажет даже сама Серсея. Целый день они почти не разговаривали. Джейме больше времени проводил в воде, чем на суше, сестра и в самом деле выцепила кого-то из прислуги, устроив себе фотосет. Он смотрел из воды, как она выгибается на песочке, в котором они когда-то играли и впервые имел возможность разобраться в том, что он хочет и чувствует. Когда Серсея царапает его кожу и шепчет свои параноидальные мысли, желание Джейме не разделимо с действием, он просто делает, не задавая себе вопросов. Словно это и не его собственное решение, словно он над собой абсолютно не властен. В те выходные он в кои-то веки решал сам. Вечером он зашел к ней в душ и взял её под теплыми струями воды, не слушая возражений, затем на руках отнес наверх, в спальню Тайвина и Джоанны, положил на их большую кровать, там впервые попробовал её языком, затем взял снова, и еще раз, и еще. Они даже не заметили, как за окном начало светать. Настали абсолютно райские для Джейме выходные. Днем они валялись на пляже дико уставшие, периодически засыпая (Серсея, конечно же, ухитрилась обгореть), потягивали коктейли и купались. Ночью же они просто друг с друга не слезали — Джейме понятия не имел, что способен на подобное. Они даже не полежали на своих старых детских кроватках, предпочитая большое ложе родителей. Когда-то на нем были зачаты они сами. Почему-то эта мысль возбуждала обоих до отрыва башки. Могла ли Джоанна Ланнистер хоть подумать, что её милые золотые близнецы будут творить на этой самой постели? Джейме шепнул это сестре, пока втрахивал её в матрац, и она застонала в ответ. Просто кинк, скажет через год Тирион, и хотя бы отчасти будет прав. Джейме уже и не помнил, когда был так счастлив. Они вели себя почти как обычные влюбленные, разве что от прислуги прятались. Этот момент несколько огорчал, Джейме очень хотелось хоть однажды сделать это на берегу в теплой водичке. Но одно неудобство вполне можно было потерпеть. Самое главное — он смотрел на Серсею и понимал, что за это время она ни разу не выпила ничего крепче слабенького коктейля, не высказала ни одной тревожной мысли, не оставила ни единой раны на своих многострадальных ладошках, не причинила ни случайной, ни умышленной боли себе или ему. А значит, это было возможно. Значит, существовала какая-то теоретическая Серсея, которая умела не разваливаться на куски, не таскать у отца вино, не отсасывать за транквилизаторы, не искать в своем брате альтернативу таблеткам. Эта Серсея была способна просто чувствовать счастье без тысячи «но» за спиной. Вот так я и хочу, решил Джейме. Даже если все скажут, что мы оба больные извращенцы — плевать. Быть вместе, не ища поводов, не притворяясь, что между нами ничего не происходит, не скрываясь и не вздрагивая от каждого шороха. Что может быть лучше? Сестра бы, наверное, нашла тысячи политических, моральных и прочих причин, по которым это было невозможно. Джейме всегда считал, что она думает слишком много. Он надеялся, что эти выходные что-то изменят, но по возвращению в Ланниспорт все вернулось на круги своя по щелчку пальцев. Под строгим взглядом отца теоретическая Серсея мигом превратилась в обычную: прекрасно-ледяную снаружи, и тревожную, полную ненависти и так очевидно больную внутри. Неужели Тайвин в самом деле не видит, что она уже пару лет как балансирует на очень тонком льду? В последние годы Джейме все чаще ловит себя на мысли, что начинает ненавидеть собственного отца. Того, что всегда заботился о нем и превозносил над младшими детьми. «Это все он виноват. Это из-за него Серсея такая. Он разрушает её. Он отбирает у меня любимую», — скребут мозг мерзкие мысли. «Она твоя сестра, идиот. Было бы что отбирать», — безжалосно обрубает их голос, похожий на голос Серсеи. Любимая сестра. Это был второй их раз. Год назад выпускники их школы закатили огромную вечеринку в честь окончания. По-хорошему, вход туда был открыт только совершеннолетним, но Серсея с Джейме, конечно, были приглашены на все события в городе по умолчанию. Отец ни за что бы не позволил, но он был в столице, помогал мистеру Таргариену. И даже в этом случае сестра не решилась бы нарушить его волю, если бы один из выпускников не был её бывшим бойфрендом. О да, парни у нее были, и это регулярно доводило Джейме до точки кипения. Она не любила никого из них, он знал, но все равно его кулаки чесались, когда он замечал чью-то руку на её коленках или талии. Теоретически она все делала правильно, это отводило от них любые возможные подозрения, и самому Джейме следовало тоже найти себе девушку для прикрытия, но он не мог. На него вешались все, от мала до велика, блондинки, брюнетки, рыжеволосые — какие угодно. А он даже не мог отличить одну от другой — настолько это ничего для него не значило. У меня уже есть девушка. Мне не нужна еще одна. Серсея как раз ухитрилась разругаться с этим очередным идиотом, и по упрямству решила во что бы то ни стало пойти на эту вечеринку, чтобы утереть нос ему и не упасть в глазах окружающих. Разговоры Джейме о том, что это бред и парень абсолютно того не стоит, имели такой же эффект, как если бы он вел их со стенкой. Остановить Серсею было чуть проще, чем летящий на полной скорости поезд, поэтому все, что ему оставалось — пойти с ней. Она оделась максимально блядски — в красное платье, утягивавшее её и так тонкую талию до осиной. Короткая свободная юбка делала бедра еще пышнее, две черные полоски бархата пересекали алый шелк, скрещивались на спине, возвращались на грудь, обрамляя вырез, и завязывались на шее. Он привык к тому, что все вещи, созданные ей самой, восхитительны, но все равно потерял дар речи на секунду. Она надела к этому высокие черные сапоги и выровняла свои кудри, отчего волосы доставали теперь до пояса. Джейме буквально подумал, что мог бы умереть от того, как она прекрасна. Её старания окупились сполна — каждый на вечеринке буквально просверлил её похотливым взглядом, в том числе и бывший. Её несовершеннолетие тогда никого бы не остановило, но хорошо останавливали кулаки Джейме, который бросал многозначительные взгляды на каждого открыто ронявшего слюни. Все прекрасно знали, что у него уже есть спортивный разряд и директор школы жмет ему руку каждый год по нескольку раз. Так что Серсея пила, танцевала и смеялась в свое удовольствие, сводя с ума толпы вокруг себя — все, как она любила. Джейме же даже не пригубил, боясь, что это уменьшит твердость его удара. Как только он перестанет представлять угрозу, пьяные выпускники запросто смогут утащить его сестру наверх и пустить по кругу. А она еще и танцует так отвязно, так соблазнительно. Неужели не понимает? В полночь организаторы тусовки спустились в подвал и вышли из него с пакетиками, полными зеленоватых таблеток, которые моментально поползли по рукам. «Серсея, нет», — Джейме даже не успел договорить. Её рука схватила наркотик почти с жадностью. Она сунула таблетку в рот, рассмеялась, заметив, как разозлился Джейме и потащила его за рукав на танцпол. «Она дразнит меня, — вдруг понял он. - Она специально это сделала, чтобы меня побесить». С одной стороны он ощутил возмущение, а с другой радость — по крайней мере, больше об идиоте-выпускнике она не думала. Только о Джейме. Они танцевали, пока мир вокруг сходил с ума. Подростки хохотали, выкрикивали что-то бессвязное. Кто-то раздевался, какой-то парень зажал другого прямо в уголке. Многие шли наверх — туда, где были спальни. Или хотя бы просто пустые комнаты. Они поднимались, возвращались, снова танцевали — вокруг близнецов бурлил поток людей. Джейме начинал уставать даже с учетом боксерской выдержки, а Серсея не желала хоть замедлиться. Таблетка действовала — он видел. Её глаза горели мутным искусственным счастьем, когда она прижалась к нему всем телом и сказала в самое ухо, чтобы он услышал за музыкой: «Возьми одну и себе. Пожалуйста». Тогда тебе конец. Он покачал головой. На миг по её лицу скользнула обида — будто она правда не понимала, почему брат не хочет разделить с ней её счастье. А затем она вдруг принялась целовать его висок, чуть кусать мочку уха, перебирать его волосы между пальцами. Джейме хотел отпрянуть, но она обвилась вокруг него цепко, как змейка. — Что ты делаешь? — спросил он, нервно глядя на десятки людей вокруг. Серсея засмеялась и впилась в его губы. Это был не какой-то легкий поцелуй, созданный, чтобы раздразнить его, и который мог быть достаточно быстрым, чтобы его не заметили даже на публике. Она целовала его так, словно они были одни. Он ощутил сладкий привкус какого-то алкоголя на её языке — не сумел различить, какого именно. Оторваться было невозможно, даже сейчас. Джейме позволил утащить себя в этот омут на столько времени, сколько ей хотелось, а когда она оторвалась от него, не забыв прикусить его губу напоследок, он моментально почувствовал мертвый ужас. Утром об этом узнает весь Ланниспорт. К обеду — вся страна, включая отца. Он поднял голову, ожидая увидеть на себе сотни молчаливых глаз и, что в разы хуже, — десятки камер телефонов. Но когда он взглянул по сторонам, то понял, что ничего не изменилось. Музыка все так же гремела, подростки, пьяные или под кайфом, продолжали хохотать. Некоторые действительно смотрели на них, но при этом их лица не выражали ни удивления, ни шока. Они словно на стену пялились. — Не понимаю. Все же смотрят, — тупо повторил Джейме. Сестра снова прижалась к его уху. — Да, — шепнула она, — но никто не видит. Это было самое странное, что Джейме испытывал в своей жизни. Они были там, прямо в бурлящей толпе, у всех на виду. Брат и сестра, которые целовались, как сумасшедшие. Серсея запустила руки под его рубашку, он гладил ладонью её бедра. Они не скрывали ничего и ни от кого, но при этом оставались невидимы. — Пошли наверх, — попросила она. Они будто поменялись местами — будь Серсея трезвой, она бы ни за что даже не думала об этом. Безумства были скорее в его стиле. Но в ту ночь именно Джейме приходилось изо всех сил быть ответственным. Жаль, он никогда не был в этом хорош. — Нет, — только и сумел выдавить он. Она рассердилась и глубоко вонзила ногти в его шею — наверняка до крови. — Если ты не пойдешь, — яростно прошипела она, не ослабляя хватку ногтей, — я возьму двоих… Или даже троих. А может и четверых. Всех сразу. Она снова укусила его за ухо. — Я хочу, чтобы это был ты, но клянусь, если ты откажешься, весь этот дом отымеет меня, и я им позволю. Она врет, сказал сам себе Джейме. Она не пойдет на такое. Но ярость, которую разожгли в нем её слова, сделала свое дело — Серсея взяла его за руку и потащила наверх, почти не встретив сопротивления. Она требовала, не спрашивала. С первого раза довести её до конца он не смог — химия в её крови дала о себе знать. Джейме тогда пожалел, что и сам не взял таблетку — с ней он мог бы держаться столько, сколько ей было нужно, и даже дольше. Подумал и сразу одернул сам себя. Неужели я правда готов принять эту дрянь только для того, чтобы трахнуть сестричку покачественнее? Серсея не высказала недовольства и позволила ему передохнуть, не переставая осыпать поцелуями. Он еще никогда не видел её такой… отдающей. Обычно она только брала, опустошая его. А сейчас она была сверху, она целовала его, гладила его волосы, он буквально захлебывался в её эмоциях, направленных не вглубь её же больного мозга, как обычно, а на него. И в момент, когда им стало хорошо, он ощутил пульсирующее внутри нее чувство, усиленное наркотиками в сотню раз, и оно выбило из него дух. — Я люблю тебя, — выдохнул он. — Я люблю тебя. Я люблю тебя. Это не свои слова он повторял — её. Те, что она никогда ему не скажет, но это и не нужно — он увидел сам. Серсея плакала, кажется — больше от экстаза, чем от чего-то другого. Он продолжал сжимать её в объятиях и шептать, что любит. Много позже он сомневался в событиях этой ночи тысячу раз. Он вполне мог принять желаемое за действительное, и даже, скорее всего, принял. Но даже если так, даже если те эмоции на самом деле ей не принадлежали — он остался верен тому, что сказал. Что обычно делают ради любимых? Да все, что угодно. Джейме привык делать. В основном бить. Сперва он спрашивал зачем, потом перестал. Несмотря на то, что сестра не была еще политиком, она собиралась им стать, посему успела превратить всю школу, а позже и Ланниспорт в площадку для своих интриг. Они не были настолько значительными, чтобы обратить на себя внимание отца, но свой вес они имели. Когда Серсея входила в школу, многие опускали взгляд. Они шушукались за спиной, но тут же замолкали, встретившись с ней глазами. Это было не так, как во времена, когда она была лишь дочерью Тайвина Ланнистера и отцы всех вокруг были обязаны её отцу. Серсея пыталась получить собственную власть, пускай даже небольшую, и довольно часто для этого требовалось насилие. Джейме думал, что это поможет хоть немного удовлетворить её амбиции, но она стала только более тревожной. Везде ей чудились оскорбления и заговоры против нее, и порой это толкало её на дикие вещи. К примеру, он хорошо помнил, как одна из девчонок их класса похвасталась, что богатый отец подарил ей целый ресторан в управление — причем новый, только выстроенный, до которого не дотянулась каким-то чудом рука Тайвина. Не то она демонстративно сделала это при Серсее, чтобы задеть её, не то просто хотела выделиться и попасть в кружок девчонок, которым выпала честь называть его сестру «подругой» (Джейме все еще хмыкал каждый раз, когда это слышал). В любом случае это было ошибкой — Серсея вспыхнула завистью, и зависть эта перекинулась пламенем на новый ресторанчик, спалив его до головешек. Джейме честно не хотел делать этого. Чуть ли не впервые за полгода он сказал ей «нет». Но затем сестра опустилась на колени, расстегнула его ширинку, и уже через пять часов здание полыхало, как рождественская елка. Он сам себя чувствовал дураком, но поделать ничего не мог. Разве такой, как Серсея, вообще можно отказать? Он никогда не умел. Выполнять её просьбы, даже безумные, было для него особым сортом удовольствия. Словно он рыцарь из сказок, а она его королева. И какой бы сильной и прекрасной королева ни была — она нуждается в нем. Эта мысль грела его всегда кроме тех минут, когда Серсея становилась слишком пугающей. Когда он начинал ощущать, что не может её сдержать и контролировать. Такое бывало всего несколько раз, но воспоминания об этом отдают тревогой. — Я ей нужен, — сам себе повторял Джейме. «Ты прекрасно знаешь, что ей нужно». Он гнал эти мысли еще на подходе. Страшное слово «психиатр» постоянно витало где-то в воздухе и никогда не было реальным вариантом. Несмотря на то, что по каждому из диагнозов, которые вычитал Джейме в интернете, он требовался. Но допустить этого было просто нельзя. Тайвин оплатит ей все, что надо, на бумаге, но фактически он откажется от нее навсегда, как отказался от Тириона еще в день его рождения. Сестра просто не переживет этого. Она с трудом держится даже будучи идеальной картинкой, но стать разочарованием, стать пятном на репутации отца и всего рода — что-то, чего она боялась всю жизнь. Это убьет её. В глубине души Джейме знал, что боится не этого — просто если Серсее в самом деле поставят диагноз, её заберут прямо из его рук. Он не сможет видеть её, касаться её, любить её как ему хочется. А значит, это не может быть вариантом. Но это на подкорке, а вообще Джейме не видит в своем решении ничего эгоистичного. Он заботится о ней, только и всего. — Хочешь знать, о чем они спорили? — голос Тириона заставил задумавшегося Джейме вздрогнуть. — Кто? — машинально спросил он. Брат ухитрился подкрасться сзади, поигрывая шампанским в бокале. На его лице играла нехорошая ухмылка. — Рейелла и Серсея. Деталей не знаю, но слухи нашептывают мне, что поднималась тема колледжа. Джейме пожал плечами. — И? — Отец хочет сунуть её в тот же, что и Рейегара. Конечно, Рейегар будет на последнем курсе, а Серсея на первом, но сути это не меняет. — Подожди, — до него только сейчас начало доходить, — он отправит её в столицу? Тирион кивнул, отпивая глоток. — Но не тебя, если ты сомневался, — добавил он. — Ты отправишься в тот же колледж, в котором учился отец. Ты ведь не рассчитывал оказаться с ней в одном месте? — Рассчитывал хотя бы в одном городе, — хрипловато ответил Джейме, совершенно ошарашенный. Не просто рассчитывал — обещал. Это был их третий раз. Серсея пришла к нему совершенно рандомно, среди ночи, и заставила пообещать, что он всегда будет рядом для нее. Он понятия не имел, что толкнуло её к этому, и что вообще происходило у нее в голове. Но обещание дал. Она была такая нежная, как никогда еще. Ни разу не сделала ему больно, ни царапины не оставила. Серсея держалась прекрасно, но выглядела бледнее обычного. Ногти она так и не вытащила из ладоней, прекрасно зная, что если разожмет руку, то испачкает кровью платье. Разговор становился острее, Тайвин, кажется, начинал повышать голос. Джейме почти принял решение вмешаться, но отец взмахом ладони обрубил диалог сам, отпуская дочь. Она сердито развернулась и направилась к выходу, громко стуча каблуками. Джейме привычно схватил со столика стопочку салфеток и последовал за ней. — Ты серьезно? — Тирион закатил глаза, но Джейме едва ли обратил внимание, и не увидел как брат провожает его грустным взглядом. Джейме нашел её на улице. В сумерках её силуэт не так просто было различить под большим деревом, но он сразу увидел. — Хэй, — Серсея немедленно уткнулась в его плечо, но Джейме интересовали руки. Она уже разжала их, и кровь капала на траву и на носки дорогущих туфель. Он привычно покрыл её раны поцелуями, наполнив свой рот солоноватым вкусом её (их?) крови, вложил в её ладони салфетки и сжал в своих. — Он хочет разлучить нас. Он знает, — прошептала сестра. Джейме сразу внутренне напрягся — это было бредом. Только не сейчас, только не здесь. — Что, если мы никогда больше не увидимся? Он отошлет тебя куда-то на край света, чтобы я никогда тебя больше не увидела, — её плечи опасно задрожали. — Он ничего не знает. — Возразил Джейме так мягко, как смог. — Он просто хочет свести тебя с Рейегаром. Ты и сама еще полчаса назад этого хотела. Последняя фраза была лишней — на её лице вспыхнула злость. — Но не в обмен на тебя! Я… — Серсея вдруг замолчала, словно остановив себя нарочно. Теперь разозлился сам Джейме. — Ты хочешь обоих, сестричка? Он притянул её к себе за волосы и поцеловал, не скрывая агрессии. Почему ей обязательно доводить его? Почему она не может принадлежать только ему? — Пожалуйста, Джейме, — шептала она, пока он кусал её губы. — Ты должен поехать в столицу со мной. — Отец не позволит, — ответил он. — Если я пойду против его воли, он разозлится, он… — Тебе важнее он или я? Он потянул её волосы сильнее, заставив резко выдохнуть от боли. Чертова эгоистка. Она предлагает ему даже не себя — половину от себя. Вторая половина будет у Рейегара. И за это требует ни много ни мало отказаться от всего. — Я хочу кое-что взамен, — сказал Джейме. Его сестра взглянула удивленно. Он никогда ничего не просил. — Что именно? — Выйди за меня. Она отшатнулась. — Тебе шампанское ударило в мозги, или бокс отбил их еще раньше? — её голос стал резким. — Это невозможно. Джейме словно и не слышал. — Без бумажек, так и быть, — уточнил он. — Просто поклянись мне. Тут церковь кварталом ниже. Серсея рассмеялась с какой-то странной смесью настоящего веселья и истерики, но неожиданно кивнула. Джейме взял её за руку (кровотечение уже остановилось) и потащил вниз по серой асфальтированной дороге. На каблуках она шла медленнее, чем ему бы хотелось, и не прекращала нездорово смеяться. — Я представляю себе лицо священника… — Священник нам не нужен. Только Бог. Джейме говорил и вел себя абсолютно уверенно, но внутри у него все сжималось. Адреналин будоражил его кровь сильнее, чем перед любым матчем. Возможно, то, что они задумали, не имеет никакой юридической ценности, но оно весит больше, чем все золото из приисков их отца. По крайней мере, для Джейме. Неужели он правда собирается это сделать? Взять в жены свою полусумасшедшую сестру и положить на алтарь этого брака все остальное? А что потом? У них будет семья? Дети? От мыслей о детях у Джейме всегда внутри тихонько шевелился ужас. Если на все моральные запреты он был готов забить, и успешно это делал, то касательно этого вопроса так сделать не получалось. Он учился неважно, но если что и осело в его памяти из курса биологии, то это часть про генетику. Он слишком хорошо помнил, какими бывают дети, чьи родители, помимо прочего, братья и сестры. Имеют ли они вообще на это право? Привести в мир жизнь, зная, какой она будет? Серсея сумела бы проигнорировать и это, он был уверен. Не говори глупостей, почти услышал он её шепот. Наши дети будут прекрасны, как мы, как наша любовь. Сестра всегда считала себя выше законов обычных людей. Но в любом случае они обсудят это после. Сначала свадьба. Церковь оказалась открытой, и он втащил в нее Серсею. — Вон. На улицу, — сразу бросил он священнику, который заметил их и только успев открыть рот. Тот явно хотел возразить, но Джейме повторил приказ, дополнив хрустящей зеленой сотней. Он давно усвоил, что все выполняется быстрее, если подкрепляется деньгами. Священник молча ретировался, оставив брата и сестру наедине. Даже железную дверь додумался прикрыть. Джейме перевел дух и просто расслаблено взглянул на нее. От быстрой ходьбы её прическа растрепалась, помада чуть смазалась, её щеки горели розовым даже под слоями макияжа, а глаза светились истеричным весельем несмотря на покрасневшие веки. Приоткрытые губы жадно ловили воздух, наполненный церковными благовониями. Она была такая живая. Такая красивая. Он моментально ощутил в своих штанах напряжение. А ведь он даже не касался её — только смотрел. Джейме подвел её к алтарю, взял её маленькие ладошки в свои. — Я хочу засвидетельствовать брак, — твердо и громко сказал он, словно в церкви кроме них был кто-то еще. Сестра хихикнула. — Серсея… Он никогда не думал о клятвах. Слышал, люди обычно пишут их заранее, но так бывает, когда свадьба хоть немного плановая, а не такая, как у них. С другой стороны… разве не вся его жизнь была сплошной подготовкой к этой свадьбе? — Я родился влюбленным в тебя. Прямо с той минуты, когда пришел в этот мир, держа твою чертову ногу, я любил тебя. Для меня это так естественно, как пить, есть или дышать. Я не могу просто прекратить это, что бы мне не говорил отец или весь мир. А даже если бы мог — я бы не стал. Она прекратила смеяться, в её глазах появилось что-то другое. Он заметил, что она задышала чаще. — Серсея Ланнистер, ты согласна взять меня в мужья? Он ждал, что она выкинет какой-то сюрприз, но она сказала «да» сразу же. Её руки начали дрожать, поэтому он сжал их крепче. — Джейме… — прошептала она. Он терпеливо ждал. Ну же. Скажи. В церкви непросто соврать. Ложь звучит в ней чужеродно и сразу контрастирует с правдой. Ты не обманешь меня здесь, сестричка. — Я боюсь, Джейме. Мы живем в страшном мире, и чем больше я узнаю о нем, чем больше становлюсь его частью — тем больше боюсь. Он затаил дыхание. Его сестра никогда, ни разу в жизни не признавалась в этом. Даже в своей паранойе она мешала страх с ненавистью, а в обычное время говорила, что не боится ничего. Как тогда в шесть лет, когда просунула руку между прутьями львиной клетки и погладила огромную зверюгу. Джейме как наяву вспомнил собственный ужас и то, как он оттащил её назад, а она смеялась и называла его слабаком и трусом. — Но когда ты рядом, мне намного легче. И это… просто правильно, — её голос надломился. — Они все говорят, что неправильно, но что они понимают? Они же не мы. Он закивал, не в силах перестать улыбаться. Серсея не врала, и это многого ей стоило. Не в состоянии уже ранить себя (Джейме держал её руки крепко), она запустила ногти в его ладони тоже. Он только понадеялся, что её ранки снова открылись, и их кровь сейчас смешивается. Ему очень нравилась эта мысль. — С тобой я чувствую себя целой. Полноценной. Я… — она будто захлебнулась и замолчала. Джейме продолжал смотреть на нее с нежностью. Он услышал все, что хотел. — Джейме Ланнистер, ты согласен взять меня в жены? — Да, — он притянул её к себе и поцеловал. Жаль, у них нет колец, и она не в белом, но… Разве атрибуты так уж важны? — Некому объявить нас мужем и женой, — пожаловалась Серсея, отрываясь от него. Её брат усмехнулся. — Он объявит, — сказал Джейме, кивнув на висящее на стене распятие. Он легко поднял Серсею на руки, посадил на алтарь, и впился губами в её шею. — Ты что, не здесь, — невнятно прошептала она, пока его руки скользили по её голой спине. — Именно здесь. А как мы еще докажем? Пусть он видит. Пусть все они видят, как я люблю тебя. Она укусила его за губу так, что он во второй раз ощутил во рту кровь. — Не надо, — из последних сил прошептала Серсея. Но он не спрашивал, как и всегда. Блядский наряд оказался максимально удобным — на юбке платья уже был разрез, и Джейме даже не пришлось её рвать, на ногах у нее оказались чулки, а не колготки. Он расправился только с бельем. Её спина легла на алтарь так, словно он был для того и предназначен. — Пообещай, что это буду только я. Пообещай, что никого больше в жены не возьмешь, никогда, — лихорадочно прошептала она, когда он вошел. — Обещаю. Она стонала негромко и, как всегда, красиво, но акустика церкви превращала этот звук в музыку, лучшую, которую Джейме слышал в жизни. — Вот и все, — шептал он ей, — ты моя жена теперь. — Да, — отзывалась она. — Да.