***
Они познакомились в “Бабберли”, местечке злачном и дорогом. Леха подменял кореша, свалившегося с ангиной, и вышел в ночную охранником. Процедура стандартная — проверили документы, заставили дыхнуть в алкотестер и поставили у входа. Работа и того проще — у Лехи глаз-алмаз был по части отлавливания не в меру пьяных и неадекватов. Почти всю смену отмотал в рутине. Одного выпроводить вежливым словом или угрожающим движением навстречу, другого пустить. И тут ему Димка попался. Конец смены, под пять утра, лютая январская метель, а этот кадр шел в тонком пиджаке поверх хлопковой рубашки, прижимая к груди пластиковую папку и новенький айфон. Тусклый рыжий свет уличных фонарей дрожал и подмигивал, бликами играя на румяном ухоженном лице и припорошенных снегом крупных кудрях. “Хлыщ”, — подумал Леха, хмыкнув, и аккуратно придержал Димку за локоток, когда тот собрался просочиться незамеченным мимо. — Документы, молодой человек, — не попросил — потребовал Леха. Поубавить бы вызова в тоне, но Димка тогда взбесил самоуверенным видом. — Новенький? — спросил Димка то ли обиженно, то ли понимающе-ехидно. Мол, я-то по-любому пройду, а вот у тебя могут с моей подачи нарисоваться проблемы. — Где Арсений? — Болеет, — коротко отозвался Леха и повторил: — Документы. Народу у клуба уже не было, да и внутри отсиживали свое последние, самые стойкие гости. Музыка за дверьми давно не грохотала в полную силу, и Леха в препирательстве видел лишь хороший способ не уснуть и не окоченеть от холода. — Я постоянный клиент, — Димка зажал папку подмышкой и полез в карманы, нахмурившись. Видно, понял, что дальше без бумажек его никто не пустит. — Арсений никогда не спрашивает... Вот же вздумал заболеть в неподходящий момент! Нет паспорта с собой. У меня встреча тут... Деловая. Леха не удержался и заржал. То ли от того, что обида на лице Димки, явно привыкшего, что его в задницу целуют и принимают с распростертыми объятиями, так комично смотрелась. То ли от бредовой отмазки. — Встреча деловая? — Леха сморгнул холодные слезы, выступившие от смеха. — В пять утра в “Бабберли”? Хрена ты котик. Димка вспыхнул, встрепенулся весь. — Не веришь? — спросил и полез в папку, вытянув только уголок документа, чтобы не подмочить снегом. Печати какие-то, подписи — Леха едва посмотрел. — Клиент улетает в восемь утра в Тель-Авив. Либо сейчас подпишу, либо три месяца ждать придется. Леха присвистнул. — В первый раз слышу, чтобы люди сделки заключали по ночам, — признался он честно, все еще посмеиваясь. — В клубах с определенной репутацией. — Это всего лишь договор аренды, — буркнул Димка. Он уже зубами стучал от холода, и Леха подумывал малодушно сдаться и пустить чудика внутрь. — Один дяденька хочет снять студию для любовницы. Надо подсобить человеку. — А у тебя и студия есть, конечно, — улыбнулся Леха. — Есть. Пусти, а? — Димка сверкнул глазищами. Голубые красивые глаза на точеном лице — не лицо вообще, а сказка. — А я тебе Майбах на день дам. И сам Димка. Как из сказки. Левой рукой взмахнет — Майбахи со студиями посыпятся... — И тачка-то у него модная есть, — Леха покачал головой. Чего еще стоило ждать от завсегдатаев “Бабберли”? — Любимый сынок чинуши? — Любимый и единственный, — Димка даже бровью не повел. — Ну. Хочешь на тачке погонять? Девчонку впечатлить. — Нет у меня девчонки. — Так появится сразу, — хохотнул Димка. — Я пыль в глаза не пускаю, — нахмурился Леха. А потом вдруг сообразил: — Ты на нем приехал? На Майбахе? Без прав катаешься? — Почему без прав? — удивился Димка и тотчас сообразил сам: — Права!.. Ой, дурак я. Димка, счастливый, полез под чехол телефона и вытащил ламинированную карточку, сунув Лехе под нос. — Доволен? — спросил Димка, улыбаясь. — Пустишь? — Не видать мне теперь Майбаха, да? — Леха кривенько усмехнулся, подсчитав в уме, что Димке двадцать два стукнуло накануне, и отступил в сторону. — Почему? — Димка выпрямился, задрал подбородок. — Я свое слово держу. Во сколько смена заканчивается? — Через полчаса, — Леха глянул на часы. — Я как раз бумажки подпишу и подойду, — кивнул Димка важно и скрылся за дверью. Леха посмеялся еще немного, немного покурил, считая минуты. Он и не верил особо, что Димка говорил серьезно. Если действительно постоянный гость, выйдет через служебный и покатит спать в стильный особняк на Рублевке. Но Димка выскочил ровно через полчаса, кинув Лехе его рюкзак. — Мне ребята передали, — объяснился в ответ на молчаливое Лехино охуевание и кивнул в сторону парковки: — Пошли быстрее. Холодрыга жуткая. Леха в себя пришел только в тачке, когда Димка ему сунул ключи и сказал: — Вези. — Куда? — Леха завел мотор, поерзал неловко на сиденье. Димка, копаясь в бардачке и укладывая подписанные бумажки, сказал: — Домой, куда ж еще? — Я на сегодня твой личный водила? — Леха усмехнулся. Не ночь, а сплошной фарс. — Удобно устроился. Димка поднял голову и уставился с недовольством, будто втолковывал ребенку прописные истины: — К тебе домой, дурила. Леха молчал пару секунд, а потом заржал в голос: — Вот так сразу? А как же четыре свидания? Димка не смутился и ровно, с подчеркнутым достоинством произнес, дождавшись, когда Леха отсмеется: — Я студию сдал, ночевать мне негде. И Майбах твой на весь день. Так что либо я в нем заночую, либо у тебя дома. Выбирай. Леха охуел. Не в первый уже раз за последний час. — А родители-чинуши? — уточнил он недоверчиво. — Сынка любимого не потеряют? — Я с ними поссорился, — нехотя поделился Димка. — А то бы деньги из семейного бюджета брал, а не студию ехал сдавать по-срочному. — Вот дела! — Леха забарабанил пальцами по рулю. Все казалось, что он во сне. Дурацком пьяном сне. В ближайшие дни у него намечалась только сомнительная вписка у кореша да лузганье семок с пивком у телика. Пока не кончится отпуск, а там снова батрачить грузчиком. Димка вроде ему планов не срывал, но в привычную картину мира откровенно не вписывался. — А если я маньяк-растлитель?.. — Таких в “Бабберли” на работу не берут, — резонно заметил Димка. — Так я Арса подменяю, мне только в рожу на паспорте заглянули, — фыркнул Леха. — Ночую в Майбахе или у тебя, — повторил Димка требовательно, пристегнув ремень. Леха подумал, что с таким напором можно и страну захватить с наскока. Небольшую европейскую страну. И сдался. Наверное, любопытство в жопе заиграло и собственные планы показались скукотой рядом с богатым чудиком с замашками божка. — Как зовут хоть? — спросил Леха со вздохом, выруливая с парковки. — Дима. — А я Леха. Будем знакомы, хули.***
Димка сидит на подоконнике и мурлычет под нос незамысловатый мотивчик. Сосредоточенно разглядывает вымытый осенним ливнем двор, загибая тонкие пальцы. — Что делаешь? — Леха крутится перед большим напольным зеркалом, недовольно хмурясь. Видок паршивый, с какой стороны ни взгляни. И даже добрая треть тюбика геля в жестких светлых патлах не помогла. — Тьфу, бля… — Ворон считаю, — отзывается Димка таким тоном, будто смотрит любимый теннис и болеет всей душой за скачущую с ракеткой Серену Уильямс. — Ух, ну и сходка у них! Бублик жрут. — Сколько насчитал? — Леха срывает бабочку и тянется к галстуку — галстук, пусть и фиолетовый в бурую полоску, внушает больше доверия. — Тридцать пять… Тридцать шесть… Почти сорок, — Димка отрывается от наблюдения за воронами, оборачивается и улыбается: — Чудо, ты куда в таком виде собрался? — Так в театр же идем в субботу, — буркает Леха. В последний раз на спектакле он был, кажется, лет в шесть, на елке новогодней. С Дедом Морозом, розовощеким от распитой за бутафорским сугробом чекушки, и Снегурочкой, которая пахла колбасным отделом и подозрительно напоминала тётю Любу из местного “Магнита”. — Надо шмотки подобрать. — Леш, ну не треники же адидасовские, — журит Димка ласково, соскальзывает с подоконника и тихой сапой подкрадывается сзади в отражении зеркала. — Они новые, — защищает треники Леха и вздрагивает, чувствуя его холодные ладони, задирающие рубашку и гладящие спину. Бестолково улыбается. — У тебя же есть брюки, — Димка кладет подбородок ему на плечо, внимательно разглядывая их отражения. — Серые такие, помнишь? Ты в них ходил на... — И другие есть, — улыбка тает, Леха жмурится на секунду-другую, отбиваясь от наползающей темноты. — В них пойду. — И галстук надо поменять. Где-то тут был такой симпатичный… Я же тебе дарил. Когда Леха открывает глаза, Димка уже деловито копается в шкафу. Футболка, растянутая и выцветшая, сползает с его плеча, и Леха расслабляется немного и находит силы улыбнуться: — Моя родинка, — он подходит и пальцем касается блеклого пятнышка у Димкиной шеи. У Лехи такое же и в том же месте, только пониже. Когда обнаружили, долго ржали про разлученных в прошлой жизни попугайчиков, переродившихся в людей. Димка забавно дергается и смеется — щекотки боится как огня. В постели с ним тяжело и весело. — Да и все остальное твое, — Димка разворачивается, ловит нелепый галстук, ловко наматывая на ладонь, и тянет Леху ближе, целуя в край губ. В голубых глазах пляшут черти. — Я твоя родинка. — Угу… — Леха возвращает поцелуй с процентами и даже не думает отфыркиваться от сентиментальщины.***
Димка ночевал у него на раскладушке день, другой, а потом и вовсе прописался на постоянной основе. Леха против, в общем-то, не был. Димке перечислили кругленькую сумму за три месяца аренды студии в центре. Он покупал продукты и мыльно-рыльные принадлежности, постепенно поменял Лехе всю технику на кухне на дорогой фирмак, даже коврики и пледы икеевские зачем-то разбросал по всей квартире. Последней его покупкой, после которой Леха очухался немного и осознал, что уже полтора месяца живет с ебанутым мажором Димкой, стало огромное кресло яйцевидной формы. Леха пришел с работы вечером, заглянул в комнату, а ядовито-зеленое яйцо медленно развернулось, явив крайне довольную физиономию. — Класс, да? — Димка вытянул ногу, оттолкнулся хорошенько и закрутился в яйце, как в детской карусели. — Ка-а-айф! Леха опешил. — Это нам еще зачем? — спросил он тупо, поймав себя на том, что вдруг заговорил “мы” и “нам”. — Тебе мебели мало? Димка перестал кружиться и сказал обиженно: — Еще как мало. Негде присесть. В квартире должны быть маленькие лаунж-зоны. — А табуретки на кухне уже не лаунж? — удивился Леха. — Их тоже поменяем, хорошо, что напомнил, — посерьезнел Димка. — Я закажу стулья из красного дерева. Или из дуба... Пока не решил. — Лучше кровать себе закажи, — фыркнул Леха весело, покачав головой, и пошел мыть руки. На прошлой неделе Димка, объяснив это вернувшемуся со смены Лехе интенсивными занятиями йогой, разъебал на балки старушку-раскладушку. И ночью, будь неладен, приперся с подушкой и по-свойски устроился у ни черта не понимающего Лехи в кровати, заявив: — Я худой и не ворочаюсь. У тебя как раз место у стенки пропадает. “Место, бля, пропадает!” — подумал Леха, но пока гадал, как докатился до жизни такой, Димка уже блаженно сопел, отняв у него одеяло. Потом Леху потеряли кореша. Арсений высказал за три пропущенные вписки, Вадик сказал, что давно Леху не видел в подъезде с сигаретой в зубах. Леха вяло сослался на усталость. Да и что тут сказать? Что вместо вписок он теперь дегустирует чилийские вина на кухне и точит лясы с Димкой, а курит на балконе, который силами клининговой службы разгребли от мусора и превратили, напичкав подоконник свечками и горшками с алоэ, в очередную лаунж-зону? Решил проблему, как ни странно, сам Димка, одевшись потеплее и с энтузиазмом вызвавшись познакомиться с корешами. Леха и не думал, что ему, придирчивому и домашнему, так понравится пить пиво на лавке в компании дворовых ребят, смеяться над тупыми шутками и слушать русский рэп. Димка корешам понравился, и теперь вечера пятниц коротали то на лавках и в подъездах, то в “семейном гнезде”. Так все теперь называли Лехину хату, но дальше легких ненавязчивых подтруниваний не шли. Никто ни разу не спросил, откуда появился Димка и почему не спешит уходить. Только Арсений как-то вздохнул и обмолвился в разговоре: — Да ладно, Лех. У вас все на рожах написано. У обоих. — Ты че? — Леха похолодел. Но въебать Арсению за неосторожный намек не хотелось. Просто Леха испугался, что у него, оказывается, изменилась рожа. И это заметно со стороны. — Дима с родителями не в ладах. Я же так, по-дружески. Арсений закатил глаза: — Тю. Он с родителями давно помирился, в “Бабберли” только об этом и болтают. Батя Димин ему хотел тачку очередную подарить, чтобы вернулся, а он уперся рогом и отказался. Помирился, но домой не поехал. В ту ночь Леха долго прислушивался к Димкиному дыханию, не смея повернуть голову и проверить, спит ли он, не смея заговорить. — Спишь? — первым решился Димка, и по голове у Лехи побежали мурашки. Как? Как можно про самого себя не знать такое? Так и должно приходить осознание — резко, будто арматуриной по башке, или это у Лехи проблемы с логическим мышлением? — Нет… Рука Димки осторожно приподняла одеяло, матрас прогнулся, когда он подобрался ближе. — Вот и я не сплю. Утром Леха посмеялся и предложил отменить заказ на кровать, на что Димка уточнил с искренним изумлением: — А если мы эту сломаем?.. И жизнь завертелась. Новая, до одури классная жизнь.***
Димка красивый всегда, но при приближающемся оргазме — особенно. Леха перебирает его кудри, рассыпавшиеся по подушке, целует в приоткрытые губы, в родинку на шее, в костлявое плечо. Ловит его затуманенный взгляд, трахая его так сильно, что изголовье бьется о стену с глухим звуком, а деревянный каркас хваленой дорогущей кровати надсадно поскрипывает. Димка горячий, весь мокрый от пота и дурацкого массажного масла, которым заставил себя намазать и растянуть. Красивый, зараза, до безбожного. Он кусает губы, вскидывает бедра, и головка его члена мажет липким семенем по Лехиному животу. Взвивается и шепчет с улыбкой “щекотно”, когда Леха подхватывает лодыжку и с чувством целует. Димка кончает долго, продолжая подмахивать на волне растущего удовольствия, стонет и позволяет перевернуть себя на живот, чтобы Леха дошел так. Грубее, быстрее и нетерпеливее. Воздуха в легких нет, все тело приятно устало. К горлу почему-то подступает ком. Леха кончает, зарываясь носом в теплые волосы, обнимает Димку крепко, выходя, но все еще прижимаясь со спины. Вот так хорошо. Вот так честно. Когда судьба не хватается пропажи и не бежит требовать обратно счастье, что обронила на его улице. — Арсений звонил, ты ответишь? — спрашивает лениво Димка, поворачиваясь и убирая упавшие Лехе на лоб волосы. — Он же волнуется. Ответь. — Он знает, что я в порядке, — морщится Леха и всей душой ненавидит этот разговор. — А ты в порядке? — спрашивает Димка тихо, и его большие голубые глаза светятся гребаной надеждой. — Ты же знаешь, что я хочу больше всех, чтобы ты был в порядке?.. — Знаю, Родинка, знаю, — вздыхает Леха, стирая слезу с щеки о подушку. — Но мне трудно. Очень. Так жалко, так заискивающе звучит. Димка не отвечает. Отворачивается к стенке и забирается под одеяло, а Леха крепко зажмуривается и дрожит. Когда он в следующий раз открывает глаза, кровать уже холодная и пустая.***
Они хотели поехать из театра сразу к родителям Димы. Леха нервничал и все утро места себе не находил. Перемерил кучу шмотья, переборщил с парфюмом, хлобыстнул пивка для храбрости и малодушно подумывал слиться с обоих мероприятий. — Тебе понравится, — пообещал Димка со спокойной улыбкой. Димку из равновесия не выбила бы, кажется, и русско-японская война, что там знакомство парня с мамой и папой. — Что именно? — уточнил Леха сквозь зубы. — Спектакль или нож, который твой батя мне в сердце всадит? Димка расхохотался. — Леш, — сказал он сквозь смех. — Мой батя на заявление “да, я втрескался в чувака с первого взгляда и сразу поехал к нему жить, а потом спал с ним в кровати, пока и до него не доперло, что это судьба” ответил “ага, понятно”. У него иммунитет. — У вас это вообще, походу, семейное, — нервно усмехнулся Леха. И почувствовал, как тепло стало в груди от воспоминаний. О январской метели, тачке, идиотском споре из-за документов. Кто бы знал, что такое бывает в жизни. — Если не готов, давай отложим на недельку, — предложил Димка, усадив Леху в яйцевидное кресло и устроившись у него на коленях. Жарко и долго поцеловал и заверил: — Все нормально. Небо на землю за это время не свалится. А ты морально подготовишься. — И театр отложим? — Леха забрался ладонью под его кофту, погладил поясницу. Димка усмехнулся, расстегивая ширинку: — Пожалуй, и его…***
На звонок Аллы Юрьевны Леха все же отвечает, забравшись с ногами в кресло. Они оба долго молчат, слушая дыхание друг друга. Ждут, когда тишина выдавит из них слабость, выдавит трусливое “я не хочу” и “я не могу”. Алла Юрьевна начинает разговор первой: — Леша, я тебя жду в пятницу, хорошо? Мы с Павлом тебя ждем. — Да, я приеду, — Леха крутится в кресле, представляя, что он на детской карусели. Что жизнь проносится смазанным пятном мимо, а он в невесомости полета, он ничего не должен знать и понимать. Что жизнь — по-идиотски, но с душой слепленная сказка, где мальчик на черном Майбахе забирает его с собой и везет в волшебную страну. Где все приходит легко. И никуда не исчезает. — Господи, так быстро, — шепчет Алла Юрьевна, и в носу у Лехи першит, а на глаза набегают слезы. Январская метель утихает, рыжий свет уличных фонарей мигает на прощание. — Я не верю, просто не верю, Леша. Уже сорок дней, как с нами нет нашего Димы…***
Леха ответил на звонок и спросил со смешком: — Тебя где черти носят? Ты там решил провести соцопрос среди населения, какое мороженое вкуснее? Бери уже шоколадное и дуй домой… На том конце провода молчали. Леха расслышал отчетливый гул сирен и нахмурился: — Димка? Ты где? — Вас беспокоит старший сержант полиции Родин Анатолий Михай… — донеслось до Лехи будто сквозь помехи. Глухо, неразборчиво и непонятно. Сердце екнуло, кровь отлила от лица, и из руки выпало куриное филе, шлепнувшись на пол, — ...вы последний, с кем выходил на связь Дмитрий Павлович Волков. С сожалением сообщаю, что… “Небо на землю за это время не свалится”. Но оно свалилось.***
— Ты меня долго не звал в гости, — улыбается Димка. Счастливый румяный Димка с припорошенными снегом волосами и яркими, горящими надеждой голубыми глазами. Его сказка, вихрь, унесший однажды в волшебную страну, из которой пришлось долго искать дорогу обратно. — Какие новости? — Щенка вот со двора притащил, — Леха возится с ошейником, показывает Димке на лежанку, где валяется уставшая после прогулки псинка. — Воспитывать буду. Леха смотрит на Димку пристально. Не изменился. Сколько времени прошло, а его образ четок в памяти и ни на грамм не поблек. — Я скучаю, — признается Леха шепотом. Чувствует, как сильнее бьется сердце в груди. — Решил позвать и сказать, что начинаю потихоньку… Жить. И все вроде путем. Знаю, что ты этого хотел. Но ты там потом будь готов, ладно? — К чему? — Димка приподнимает брови. — Ну, как же, — Леха усмехается. Темнота, что так долго пыталась сцапать за горло, отступает. — Следующая жизнь. Ты и я. Январь. Узнаем друг друга по родинкам.