пятый

в этом не остается ничего личного или скрытого: он должен убить Данте. Данте должен убить его. можно ненавидеть и презирать этот факт — хуже уж точно не будет, но даже будучи почти-собой он разучился испытывать такие базовые эмоции. осталось лишь разочарование и еще меньше — раздражения. иногда спасали стихи. иногда — ворчание несуществующего грифона. все остальное было незначительными побочными эффектами, на которые просто не было сил реагировать. и он делал это на автоматизме — как когда-то в другой жизни. Данте кричит ему, чтобы он не смел. Данте кричит ему, потому что все понял. Данте кричит, но его крик — трупы надежды напополам с хрипом. ничто из этого уже не имеет значения. ничто из этого уже не спасет. и никого. их задача приобретает вполне конкретные сроки. и даже — место действия. слишком поздно, дорогой брат, думает Vергилий. внутри просыпается демон вперемешку с тьмой и холодом: составляющие его души никогда не отличались изысками. а уж тем более — милосердием. и слишком рано, чтобы считаться победителей.