Рассказчик

      «Мальчишка!» — подумал я тогда с усмешкой, — «Слабак! Глупец! И эгоист!» Я смеялся ему в лицо, когда он хвастался всем о своем героизме. Чтоб успеть натворить столько дел в своем-то юном возрасте? Смешно! Но глупцом оказался я.       Я не верил ни единому его слову, но ведь невольно продолжал слушать его лепет. Я не поднимал глаз, и смотрел в стакан, и слушал его смех… и завидовал, что он не смеется над моими шутками… и ненавидел себя за то, что не умел шутить.        Мне нравилось приходить сюда из-за него. Мне нравилось слушать о его подвигах, о том, что его считают героем. Он был хорошим рассказчиком и неплохим слушателем, хотя больше всего я слышал речи от него. Может, я просто никого больше и не слушал. Мне нравилось слушать его байки, как ребенку сказки. Я влюбился в этот голос. Но как же грустно стало, когда он сказал: «Через неделю снова в путь».       Я продолжал ходить сюда и днем, и вечером, порой засиживаясь до темноты. Скоро я не услышу ни этого голоса, ни его историй. Хотелось допить эту чашу вина до конца, до самого дна, насладиться последней каплей. И, боясь хоть немного пропустить, я ждал его с самого обеда. Бесконечный говор, ругань, храп, стук стаканов и тарелок, — все стало на столько привычным, что я не замечал ни шум, ни как шло время, ни как наступал вечер, ни как приходил мой любимый рассказчик, как начинал ужинать, и как к нему приходили девушки, затем дети, затем и остальные за новой порции невероятных приключений.       

Теперь я смотрю в его глаза. Смотрю и с горечью, и с злостью. Я смотрю на своих перебитых братьев и сестер, и смотрю на него и четырех демасийцев, охраняющие то, за чем пришли. Я смотрел на его самодовольное лицо, на то, как в его руке сияет кружочек магической силы, и слушал, как тихим шипением откликалась его перчатка.       Меня влекла его магическая аура. Она переливалась из небесных голубых оттенков в солнечно золотые. От нее веяло чем-то древним и могучим. Я помнил, как мальчишка вертел в руках золотую статуэтку, а возле нее извивалась, словно змея, темная магия. Но эта сила глупенького мальчишки была настолько велика, что проклятье могло виться только у своего источника.

       Тогда я снова сидел, и смотрел в стакан, и слушал гул трактира. Я снова будто спал, я ждал своего рассказчика. Но из сна меня вывело необъяснимая сила. Она жгла, ласкала, грела.       «Здесь есть маги?» — спросил я сам себя. Я поднял голову и ослеп на секунду от света из маленького окна. Все время, приходя сюда, я видел только полупустой стакан и тень от моей головы, свисающей над столом. Рядом со мной сидел парень, очень молодой. Он что-то писал в маленькой кожаной книжке, сравнивался с картой и еще какими-то записями, убирая светлые волосы с лица рукой. Он был весьма симпатичным. Его глаза, глубоко-небесного цвета, время от времени поглядывали на бармена, что подходил очень близко к столу, чуть задевая бумаги. Я невольно засмотрелся на него, и на его невероятную магическую силу. Она переливалась из небесных голубых оттенков в солнечно золотые. От нее веяло чем-то древним и могучим.       Я смотрел на него, и не мог отвести взгляда, и невольно улыбался, когда его скучающий взгляд устремлялся вверх, когда он подносил к губам немного погрызанную ручку, когда тихо бормотал в раздумьях. «Почему он здесь?» — спрашивал я себя. Он не был похож на замученных жизнью демасийцев, он не был похож на укрывающегося мага, он был другим. – Ну, господин Эзреаль, собираетесь нас завтра покинуть? — спросил бармен, освободившись от работы. – Да-а, — протянул прекрасный голос, — Не хочу задерживаться.       И я вздрогнул, обомлел, уставившись на юношу. Этот голос, что так манил меня сюда, принадлежал ему. Это был тот молодой рассказчик, чей голос стал для меня глотком воды. Мне нравилось слушать его, а теперь еще и смотреть. Я боялся поднять голову выше, я боялся показать лица, я чувствовал себя недостойным не то что слушать, дышать в сторону паренька.       И вдруг он посмотрел на меня, а я замер, словно испуганный малыш. Скрутило руки, ноги, горло, грудь. Я не мог дышать и шевелиться. И как же не к месту эти странные мысли! Я утонул в его глазах, отправился в мир грез. Как будто время замедлило ход. Будто уснул, но снова очнулся. Я потерял волю над телом и мыслями. «Как же прекрасен мой рассказчик!» — кричали мысли в голове, и страх, что мальчик слышит мой крик, раздался голосом громогласней остальных. Я перестал думать, дышать, шевелиться. Я просто смотрел… и восхищался им. – Что-то не так? — спросил меня рассказчик. Я обомлел, но вскоре ответил: «Нет, все в порядке. Просто хотел спросить, все, что ты рассказываешь, — правда?» – Чистейшая! Ну… почти… Возможно, приукрашена… слегка.       Я невольно улыбнулся, и ни на секунду не переставал слушать его, замирая от его улыбки. В доказательство своим словам, он вынул золотую статуэтку, а возле нее извивалась, словно змея, темная магия. Но эта сила глупенького мальчишки была настолько велика, что проклятье могло виться только у своего источника.       

Теперь мы смотрим друг на друга. Мы враги. Теперь я верил каждому его слову, ведь он герой, Джарро Перышко. Теперь я знал, что он не врет. А я, глупец, не верил, а теперь влюбился, как девица, в его слова, внешность, дела. Мне больно даже смотреть в сторону его, ведь он силен, прекрасен, ловок. Я огорчен и рад, что так и не коснулся его, я огорчен и рад, что он не узнал меня, я огорчен и рад, что влюбился в него, я огорчен и рад, что больше не увижу его. Но все-таки, когда-нибудь, он снова расскажет мне свои истории, покажет древние артефакты с разных уголков Руннтерры, улыбнется и одарит своим теплым взглядом. Я в этом уверен, поэтому я вернусь, ради тебя, Эзреаль. «Я приду за тобой, Джарро Перышко!» — вскрикнул я на прощание.

      Сейчас, среди гула людских голосов, я слушаю голос рассказчика. Я осторожно смотрю из-под капюшона на глупого мальчишку, нависая над столом. И впитываю каждое его слово. Запоминаю голос, внешность, взгляд и силу его. Я не хочу забыть. Ничего и никогда.