Иной уровень близости

Я шла по пустой темной улице пешком домой, держа в руке злосчастную статуэтку безголовой женщины, и мой внутренний голос жестоко глумился надо мной, обзывая глупой сентиментальной коровой, готовой расплакаться из-за — какого там по счету? — расставания с мужчиной, отношения с которым были обречены с самого начала и даже раньше — в тот самый момент, когда он принял сан и решил, что отношения и секс с женщиной — это то, без чего он запросто в жизни обойдется. Форменное идиотство! «Ну, честно, на что ты рассчитывала, — не унималось мое подсознание, не давая горячим слезам пролиться на асфальт. — Что он бросит свою жизнь к твоим ногам? Предложит руку и сердце, и вы обвенчаетесь в его собственной церкви? Да что с тобой такое?» Голос был, конечно, во всем прав, и я послушно кивала собственным мыслям, горько усмехаясь их непреклонной правдивости. Отдать свое сердце католическому священнику было перебором даже для меня, и стоило признать, что он был совершенно прав, поставив точку в этом безумии, пока наши чувства не вышли из-под контроля. Так я убеждала себя и верила собственным доводам. И меня даже надолго хватило. До самого дома. А там, едва сбросив туфли и добравшись до ванной, мой взгляд упал на забытую на полочке Библию, которую он мне одолжил, и плотину слез прорвало. Я не плакала так, наверное, с самой смерти Бу. Это даже плачем назвать было нельзя. Это был какой-то вой раненой оленихи, переходящий в надсадный кашель, от которого меня в итоге вырвало в раковину. С трудом отдышавшись и бросив короткий взгляд на собственное отражение в зеркале, я почувствовала себя еще более жалкой и одинокой, но хотя бы поток слез сменился икотой, сотрясающей мое тело в раздражающем ритме. С этим надо было срочно что-то делать, и я отправилась на кухню к холодильнику, где меня ждала початая бутылка коньяка, которую я принялась опустошать прямо из горла, сидя на полу. Уверена, если бы мачеха увидела меня в тот момент, то наверняка побежала бы за холстом и красками, чтобы запечатлеть мое отчаяние для потомков. Она дала бы этой картине какое-нибудь патетическое название, вроде «Когда падшей женщине больше некуда падать» и повесила в своей гостиной, чтобы рассказывать историю создания сего шедевра каждому, кто приходил бы к ней в дом. Брр… Ужас какой. Цепляясь за столешницу и дверцу холодильника, я кое-как умудрилась встать и на ватных ногах добраться до кровати. К счастью, спиртного оказалось достаточно, чтобы я мгновенно отключилась и проспала всю ночь. Мне снилось мое кафе, где за столиком смеющиеся лисы спаивали Хилари вискарем. * * * За свою богатую на расставания жизнь я почти научилась принимать это как должное. Все рано или поздно покидали меня. Чей-то уход огорчал, чей-то дарил облегчение; это бывало неожиданно или наоборот вполне закономерно. И, пожалуй, незаменимых людей в моей жизни было всего двое: мама и Бу. Но не мужчины. Никогда мужчины. И совсем не потому, что я не бывала влюблена или слишком быстро остывала. Просто они никогда по-настоящему не знали меня. Не понимали всего масштаба того хаоса, который я словно электроволнами распространяю вокруг себя. Одни и не хотели знать, сводя наши отношения к беззаботным потрахушкам и совместными развлечениями, что меня в общем-то вполне устраивало, и было бы лицемерием утверждать обратное. Другим мне и не хотелось открываться по разным причинам, основная из которых - я не представляла их рядом с собой надолго. Поэтому когда и те, и другие уходили, это было хоть и болезненно, но не настолько, чтобы слишком долго об этом грустить. Но с этим далеко не святым отцом все было иначе, потому что он действительно знал меня. Без всяких усилий или даже моего желания просто видел меня насквозь так же, как и я его. Это было комично, насколько похожими могут быть столь разные люди, но это было действительно так. А теперь он ушел и просил больше не приходить к нему, и я тосковала и злилась. Злилась, наверное, даже больше, что один раз присоединилась к группе по контролю гнева своего нового знакомого из банка, чтобы просто выпустить пар и проораться в бездонные небеса «Ну ты, Бог, и мудак!». Тот, конечно же, ничего не ответил, и это заставляло меня злиться еще сильнее, потому что отомстить за свое одиночество эфемерной субстанции, которая вообще технически не существует, мне было нечем. Не знаю, могу ли я все еще считаться атеисткой после столь громкого скандала с Богом, но в христианки меня тоже вряд ли запишут. Может, к сатанистам податься? Хоть они меня поймут. Будем бегать по ночам в черных балахонах по кладбищу и предаваться дьявольским оргиям (что-то мне даже жарко стало). А потом, когда мое обнаженное тело будет лежать посреди пентаграммы у костра, возможно, и явится мой герой в развевающихся белоснежных одеждах с распятием наперевес и спасет прекрасную меня от злодеев, и… Стоп-стоп-стоп. Что-то меня занесло. * * * Несколько недель я пребывала в неизменно подавленном настроении. При этом дела в кафе шли, как назло, очень бойко, и у меня не было и минуты свободной, чтобы поплакаться Хилари в шерстку. Больше мои страдания по местному священнику все равно было слушать некому. Клер уехала в свою Финляндию, наконец подав документы на развод. Когда она звонила, ее голос был настолько бодрым и жизнерадостным, что я не смела портить ей настроение своими проблемами. Ее слова о «неблагополучной сестре», которую она, якобы, не может оставить, все еще звенели в моих ушах, заставляя прикусывать язык каждый раз, когда она спрашивала, как у меня дела. Ну не рассказывать же было, что почти каждый вечер я провожу в одиночестве, мастурбируя под сериал «Молодой папа» с Джудом Лоу, причем объектом моих эротических фантазий был отнюдь не сам Джуд (хотя он и безумно горяч), а его кардинальские прикиды, которые напоминали мне ну сами знаете о ком. Никогда бы не подумала, что меня начнут возбуждать мужчины в платьях, но любовь зла. Все это было жалко и убого, так что в какой-то момент, так и не дождавшись отрезвляющего пинка под зад от Хилари, я решила, что пора взять себя в руки и сменить пластинку. Сходить на свидание, пофлиртовать, потрахаться. Отвлечься наконец. Поэтому широким жестом я спустила всю дневную выручку в салоне красоты, проходя через все круги ада от сауны, массажа и эпиляции до новой стрижки, маникюра и педикюра. Спустя почти пять часов я чувствовала себя на все сто и, надев свое самое сексуальное белье и красное мини-платье, которое просто кричало «Трахни меня!», отправилась в один из популярных баров в центре города. В первые же десять минут моего пребывания у стойки ко мне подошел приятной наружности мужчина лет сорока. Его глаза азартно скользнули по моей фигуре, и прежде, чем он успел произнести свое имя, я уже знала, что этот вечер мы закончим в постели. Но, как и у любой игры, здесь тоже были свои правила, которые мы оба безукоризненно соблюдали. Он заказал нам выпить и начал спрашивать меня о работе, хобби и других глупостях, которые позволяют узнать человека, при этом не выяснив толком ничего по-настоящему важного о нем. Игра была мне хорошо знакома и любима, хотя в тот момент я бы даже сама себе не призналась, что впервые не испытываю и десятой доли того удовольствия, которое она доставляла мне раньше. А все ты, проклятый святой отец… Нет. Не думать о нем. Спустя пару часов, затолкав сомнения поглубже и улыбнувшись своей самой кокетливой улыбкой, я села в такси вслед за своим новым знакомым, чтобы отправиться к нему домой. Наступала развязка вечера, и мы оба дали себе возможность немного передохнуть и просто молча смотреть в окно. Не знаю, что за магия кроется в ночных такси. Мир проносится мимо тебя, и за какие-то пару мгновений ты выхватываешь в толпе кусочки чужой жизни, такие искренние и непритворные под покровом наступающей темноты. Мне нравится наблюдать за людьми, зная, что сама остаюсь для них невидимкой, просто размытым пятном за тонированным стеклом автомобиля. Это будоражит воображение, словно пазл, где ты понятия не имеешь, частью чего в итоге должны оказаться все эти разбросанные кусочки… Мы притормозили на светофоре, и мой взгляд зацепился за пожилую пару, ожидающую автобус на остановке. На вид им обоим было лет триста… Да нет, шучу, конечно, но они были и впрямь старыми. У женщины было морщинистое лицо, обрамленное седыми кудряшками, грязно-розовая помада на тонких губах и фиолетовый шарфик с искусственной розочкой — словом, она была тем, чем я панически боялась однажды стать. Она что-то сказала своему спутнику, и тот, рассмеявшись, посмотрел на нее. И тут я застыла. Боже, что это был за взгляд! Словно перед ним сидела не старая бабуська, а самая привлекательная женщина во вселенной. Он привлек ее к себе за плечи и попытался поцеловать, но она лишь шутливо отпихнула его, погрозив чуть скрюченным пальцем. Они взялись за руки и встали навстречу подъехавшему автобусу, все еще улыбаясь, словно делили между собой какой-то секрет, недоступный непосвященному взгляду. Например, моему. И черт знает почему, но меня это задело. Мне хотелось выскочить из машины, догнать их и спросить, как она умудряется чувствовать себя любимой и желанной даже сейчас, находясь в состоянии полураспада? Что заставляет его смотреть на нее с таким обожанием? Ведь дело же не в сексе. Не в таком возрасте точно. Разве что они страшно прогрессивные и оставляют половину пенсии в секс-шопе вместо аптеки. Но все равно это не причина выглядеть такими счастливыми вместе. Счастливыми… Вместе... И тут я, одетая в свое лучшее платье, сидя рядом с привлекательным мужчиной, который меня явно хотел, поняла, что безумно завидую этой парочке. — Остановите машину, — попросила я водителя, прежде, чем поняла, что делаю. — Ты что, детка, мы же почти приехали, — недоуменно повернулся ко мне мой спутник. — Извини, но мне надо идти, — поморщилась я, уже предчувствуя поток гнева, который неминуемо выплеснется на меня, и вновь обратилась к шоферу: — Остановите здесь, пожалуйста. Такси остановилось у обочины, но, прежде чем я потянулась к ручке двери, в мой локоть грубо вцепились мужские пальцы: — Ты что это, сучка, удумала? — зашипел он мне в ухо, враз растеряв все свое обаяние в моих глазах. — Поиграть и хвостом вильнуть? Знаю я таких шлюх, как ты. Тебе нравится, чтобы с тобой грубо, да? Это я тебе могу устроить… Я, конечно, понимала, что он не станет насиловать меня в такси. Ситуация была более-менее управляемой, но мне до тошноты хотелось поскорее избавиться от этого навязчивого типа и его потных ручонок, шарящих по моему телу, поэтому, на мгновение изобразив покорность, я улыбнулась, а затем, скользнув ладонью ему между ног, со всей силы вонзила свеженарощенные ногти в отвердевший член. Дальше действовать нужно было быстро. Не дожидаясь, когда он закончит орать и хвататься за поврежденный орган, я выскочила из машины и бегом бросилась за подъезжающим автобусом. До ближайшей остановки было рукой подать, и я мысленно поблагодарила пробежки по кладбищу за свою спринтерскую скорость. Вслед мне летел отборный мат, но мне было на это глубоко плевать. Преследовать меня никто не собирался. Уже из автобуса я наблюдала, как мой несостоявшийся кавалер вернулся в такси, с силой захлопнув дверь, и отправился по намеченному маршруту — домой. Все к лучшему. Через несколько остановок, заметив до боли знакомое здание, я вышла из автобуса и застыла в нерешительности. Время было уже позднее, около двенадцати, но я была не в том состоянии, чтобы просто дожидаться утра. Я должна была облечь свои мысли и чувства в слова прямо сейчас, пока они такие живые и бурлящие, пока я не успела подумать и засомневаться, стоит ли вообще что-то говорить. Поэтому, отбросив страх, я решительно пересекла улицу и, глубоко вздохнув, несколько раз громко постучала в дверь. Ответом мне была тишина, но я знала, что он скорее всего давно спит, поэтому терпеливо застыла на пороге, ожидая. Наконец, спустя минуту, дверь распахнулась, и на пороге возникла заспанная фигура с всклокоченными волосами и футболке с Дональдом Даком. Мужчина мрачно оглядел меня с головы до ног. — Блядь, я так и знал… — пробормотал он, и я едва сдержала рвущийся с губ смешок. Как же я скучала по нему! — Мне надо с тобой поговорить. Я могу войти? — Не-не-не-не-не, — он замахал на меня руками, со страдальческой миной на лице. — Это плохая идея. Мы же договаривались, ты не приходишь в мою церковь… — Я и не заходила в церковь, я пришла сразу сюда. Технически, я не в церкви, — выкрутилась я и, сделав строгое лицо, пригрозила: — Если ты не дашь мне войти, я хлебными крошками выложу дорогу к твоему дому от самого леса, чтобы каждая лиса знала, где ты живешь! — Твою ж мать! Как ты можешь быть настолько жестокой, женщина? — обреченно вздохнул он, но все же посторонился, пропуская меня в свое жилище. Закрыв дверь, он прислонился к ней спиной и выжидательно уставился на меня с опаской во взгляде, словно я могу неожиданно броситься на него. Впрочем, такая мысль меня тоже не оставляла, но моя миссия на сей раз была намного важнее секса. — Я пришла, чтобы сказать тебе, что так нечестно. То, что произошло между нами, когда ты ушел. Я понимаю, что мы не можем быть вместе… Точнее не понимаю, но принимаю, что для тебя важна церковь и Бог, и все эти… религиозные штучки… Ты реально хорош во всем этом. Но просто взять и вычеркнуть меня из своей жизни было так ужасно несправедливо. Потому что ты нужен мне! И не из-за секса, хотя, Бог свидетель, ты шикарен и в нем… А потому, что с тех пор, как умерла Бу, ты стал мне самым близким другом. Единственным другом. Мне было хорошо с тобой. И я знаю, что это было взаимно… Мы разговаривали, смеялись… Я могла быть откровенной, говорить, что думаю, и не бояться, что ты решишь, что я законченная идиотка, потому что ты еще больший идиот… Я скучаю по тебе. И хотя ты не хочешь быть со мной, как с женщиной, но не отказывай мне еще и в праве быть твоим другом. Я не хочу потерять тебя. Выплеснув все, что у меня накипело за эти недели в этой пламенной, хотя и сбивчивой речи, я почувствовала себя шариком, из которого выпустили весь воздух. В глазах щипало от слез, но я боролась с ними, не желая пропустить ни одну из эмоций, мелькающих на его лице: удивление, страх, стыд, сожаление. Я видела, как побелели его пальцы, сжавшиеся на ручке двери. Он молчал, хотя его губы слегка подрагивали, и наконец до меня донеслось едва слышное: — Прости… Прости меня… Я тоже скучаю по тебе, но я правда не знаю, как вся эта затея с дружбой может сработать, учитывая…- он печально покачал головой, махнув рукой в мою сторону. — Учитывая что? — нахмурилась я, пытаясь понять, что он имел в виду. О! Да, мое красное мини… — Ну, я не планировала приезжать сюда в таком виде. Это спонтанно вышло… Я вообще-то ехала к одному парню домой, но… передумала. — Ты передумала заняться сексом? Что-то на тебя это не похоже… — под его взглядом я чувствовала себя бабочкой, которую прикололи за крылья и внимательно изучают в лупу. — Я поняла, что мне нужен иной… уровень близости, — загадочно усмехнулась я. — Это как? — он казался сбитым с толку, но в его глазах уже зажигались знакомые мне огоньки веселого предвкушения. — Я еще и сама не до конца разобралась… Но если ты уже достаточно проснулся, может, принесешь чего-нибудь выпить? — Чай, кофе, ликер, водка? — наконец отлепившись от двери, поинтересовался он, направляясь в кухню. — Ммм… Чай не надо, — подумав, решила я. Послышался звон посуды и тихие ругательства. Я тихо рассмеялась в ладонь и громко спросила: — А можно я здесь покурю? — Вот уж хуюшки! А ну марш на улицу! — послышалось с кухни. — Там холодно! А я легко одета! — жалобно простонала я. — Значит не кури вообще! — Тут все равно все ладаном провоняло, чем мои сигареты хуже? — бормотала я себе по нос, снимая со спинки дивана шерстяной плед и послушно направляясь к двери. — Надеюсь, ты придешь с кофе и ликером раньше, чем я окоченею… * * * Близился рассвет, а мы все еще сидели на скамейке возле церкви, кутаясь в плед и разговаривая обо всем на свете также, как делали это прежде. Ликер мы уже давно пили не с кофе, а вместо него, и пьяные улыбки не сходили с наших лиц. Во всем мире не было места, где мне хотелось бы быть больше, чем здесь. И не было человека, способного сделать меня такой счастливой просто глупой болтовней. — Мне пора домой, — сонно пробормотала я, положив голову ему на плечо. Он критично скосил на меня глаза и сказал: — Ты не дойдешь в таком состоянии даже до того фонаря! Я прикинула расстояние метров в сто и, обиженно хмыкнув, встала на ноги, слегка запутавшись в пледе. Гордо выпрямив спину, я совершенно трезвой походкой, потребовавшей от меня нечеловеческих усилий, но понты дороже денег, дошла до указанного фонаря и победно высунула язык: — Спорим, ты так не сможешь? — Да иди нахуй, — отмахнулся он и, заметно пошатываясь, встал со скамейки. — Я тоже тебя люблю, — улыбнулась я и, взмахнув на прощание рукой, медленно побрела по пустынной улице домой, лелея надежду, что однажды он передумает. Обязательно передумает. А пока… Пока достаточно и того, что он смотрит на меня, словно нет на свете женщины прекраснее.