Горько-сладкий вкус любви

Седьмой месяц беременности — самый волнительный и трудный, можно сказать, её переломный момент. Здесь мать и будущий ребёнок окончательно привыкают друг к другу и смиряются с тем, что они друг у друга есть. Все чувства матери обострены до предела, а любое движение ребёнка воспринимается как великое счастье и признание того, что она это сделала. Стала матерью, пережила самое трудное и теперь у неё внутри живет самостоятельный живой организм, который только и ждёт момента, чтобы показать себя миру. Асока Тано думала как раз об этом, когда сидела в кресле возле окна в семейной комнате роскошного дворца Императора. Кресло было очень красивым, отделанным красной парчей с золотым узором, а так же очень удобным, чтобы уставшая спина беременной могла откинутся на него и отдохнуть от тяжёлой ноши. Рядом стоял низкий стол из чёрного дерева с ножками ввиде плетей вьюна, такие на вид хрупкие и несерьёзно-тонкие, что казалось, будто столешница просто парит в воздухе. На самом деле он был крепким и спокойно выдерживал графин с водой и тарелку с пирожными, теми самыми, которые любила Асока, из жирного сала, фруктового варенья и солёного сыра, а так же солонку, которую Тано иногда высыпала в сладкий чай. Окно комнаты выходило на сад, где пели птицы и носились по траве ручные зверушки, они играли друг с другом и бегали за бабочками, невозможно было не рассмеяться, глядя на них. Обычно Асока любила это зрелище и такие вот тихие вечера, когда она могла просто посидеть и подумать о чем-то своём, обычно, да, но вот только не сейчас. Неделю назад во время обычного ежемесячного обследования Асоке сказали, что беременность перешла в критическую стадию и значит любые волнения ей строго запрещены, даже приятные. Даже те, которых любая женщина ожидает входя в спальню. — Ни в коем случае — заявил медицинский дроид в ответ на незаданный вопрос супругов Вейдер — Хотя... — начал он несмело, но посмотрел в сверкавшие глаза шлема своего босса, решил не продолжать. Он знал какой выход возможен в их ситуации, но едва посмотрев на своего хозяина, понял, что такое лучше не предлагать. Дроид просто представил себе лорда Вейдера и то, что собирался сказать и просто не сумел сопоставить это воедино. «Да он меня на микросхемы разберёт, едва я только заикнусь ему об альтернативном варианте супружеской близости». — Соблюдайте атмосферу тепла и уюта — сказал он наконец и отпустил обоих. Вейдер понял его рекомендации и в тот же день оборудовал семейную спальню всем необходимым для того, чтобы Асока чувствовала себя в ней комфортно, и даже лишний раз не покидала её, кто знает, сколько опасностей там, за пределами, где он не может оградить супругу от них. На фоне мыслей о будущем ребенке и боязни потерять его, он даже не подумал о том, что довольно долгое время не будет иметь желанной супружеской близости. Такой ерундой ему казалось всё это в сравнении с возможной проблемой. А вот Асоке услышанное очень сильно не понравилось, нет, она тоже боялась за ребёнка, особенно с учетом прошлой неудавшейся беременности и была готова терпеть, сколько понадобиться, но только гормоны, выработку которых провоцировала беременность, явно не были с ней в этом согласны. Разум говорил молодой женщине, что надо смириться, а вот тело говорило, а вскоре уже оглушительно кричало совершенно обратное. Такое, что шло наперекор со всеми рекомендациями врача. Первые дни Асока мужественно крепилась и старалась не поддаться призывам своего гормонального фона, но с каждым днём это было всё невыносимее. Тело просто дрожало от жестокой потребности в мужских прикосновениях. Точки возбуждения просто горели от нерастраченной сексуальной энергии, не знавшей выхода, а грудь, казалось, навечно отвердела и пульсировала при малейшем касании. Асока стала носить свободную одежду и лишний раз не касаться своего тела руками, чтобы не провоцировать себя. Мытьё вообще превратилось в пытку, ведь там не хочешь, да коснёшься себя, причём, не раз. И это было приятно, недопустимо приятно в её ситуации. Настолько приятно, что порой она не сдерживалась и начинала неосознанно касаться себя во время мытья, причём так, как вовсе не нужно было. Она брала мочалку и намылив начала проводить по телу, особо задерживаясь на груди и промежности. Соски напрягались от лёгких движений мягкой губки, от этого внизу становилось тепло и начинало приятно тянуть. Забывшись, Асока увлекалась, но когда хотела уже опустить руку пониже, резко останавливала себя. — Нет, нельзя, это вредит ребёнку. Я не хочу потерять его снова. Я не хочу...потерять... — срывался её голос, но совсем не от страха, а от того, что рука с мочалкой, помимо команды разума, всё же пробралась между ног и проведя по нежной коже нижних губ, выронила мочалку и продолжила уже пальцами. Разрядка была скорой и бурной, едва указательный палец коснулся клитора. Яркой экстаз пронёсся по всему телу, сотрясая его бешеной волной жара, смытого тёплой водой из душа. Состояние после этого несколько улучшилось, по крайней мере, отпустило ужасное, невозможное напряжение, да и ребёнок явно чувствовал себя лучше, перестав так интенсивно пинать живот матери. Асока обрадовалась найденному выходу и пользовалась им когда это было возможно, часто не ограничиваясь одним только душем. Она делала это и в постели, когда Вейдера не было в замке и даже в том самом кресле. При этом даже сцены какие-то разыгрывала, представляя, что это не она, а её муж так трепетно и страстно ласкает её. Трогает грудь руками и губами, а потом спускается ниже и... О нет, такое и правда можно было только представить, ибо подобные ласки были совершенно не в духе и не в характере её сурового мужа. Однако, не на них ли намекал дроид во время последнего приёма? Но вот и именно, что намекал, большего нельзя позволить было. Ах гадкий, противный дроид! Он знал, что уже очень скоро самоудовлетворения будет мало и захочется уже не просто сбросить накопленное напряжение, а помимо этого ощутить нежность и ласку. И уже непосредственно от них и получить тот заветный оргазм. Такой же, какой она сама доставляла своему возлюбленному на ранних сроках беременности, когда её извращённый гормонами вкус требовал чего-то особенного. Они и потом развлекались подобным образом, но сейчас даже это осталось в прошлом, уж очень сильно Вейдер переживал о будущем ребёнке. Видимо, настолько, что согласился даже себе в удовольствии отказывать, лишь бы находиться в равных условиях с женой. Сперва её это умиляло, как ещё одно доказательство его любви к ней, но вот в последнее время, а именно в последние дни начало понемногу раздражать, а потом и вовсе просто бесить. — Да, Лорд Вейдер, поиздержался ты — говорила она язвительно, глядя на мирно спавшего рядом мужа — Смотри, как бы живот не вырос, а то ребёнка грудью по очереди будем кормить. Тот, понятно, не реагировал, ибо зная толк в Силе, отключаться от неё тоже умел первоклассно и даже когда Асока со злости куснула его за плечо и пнула ногой по протезу, тот даже не шелохнулся. Тогда она решила пойти ва-банк, вот уж после этого он точно не устоит. И подумав так, Тано плавно провела рукой по животу Вейдера, медленно опустила её на низ и с удовольствием нашла то, что искала — упругую до твёрдости восставшую плоть. Отлично, сейчас она и восполнит недостаток мужского внимания, сама, безо всякого мужа. И ликуя, тогрута стянула с Вейдера трусы, накрывая рукой восставшее естество супруга. Но тут... Тяжёлая рука в перчатке опустилась поверх её, тонкой и хрупкой, мягко, но решительно отстраняя и кладя её обратно на кровать. Муж сделал это не просыпаясь, на одном только инстинкте, а потом, несильно сжав руку жены, сказал, тоже мягко, но решительно: -- Шпилька, не надо, подождём до родов, поверь, мне самому нелегко, но так нужно. Шпилька ещё. Ужас, каким нелепым и двусмысленным выглядит это её юношеское прозвище в свете последних событий. Асока с досадой вырвала руку и отвернулась. Уткнувшись лицом в подушку, закусила губу в попытке сдержать слезы неудовольствия. Но долго она так не выдержала и встав отправилась в санузел, набросив поверх сорочки серебристый атласный халат. -- Может быть дело вовсе и не в беременности -- подумала она вслух -- Может я просто стала ему противна от того, что плохо выгляжу теперь? Раньше-то он был в любой момент захотеть моей близости, даже и против воли, а теперь... Асока сбросила халат и встав перед зеркалом, критическим взглядом осмотрела свою фигуру. Да, беременность существенно изменила её, сделав живот, бедра и грудь более округлыми и менее угловатыми, а выражение лица стало спокойным и умиротворенным, взгляд чарующим и глубоким. Но это была не уродливая толщина разожравшейся домохозяйки, а приятная, уютная округлость молодой особы, счастливой и любимой. Вот только после недавнего провала Асока ощущала сама себя невероятно уродливой и жирной, казавшейся себе немногим красивее банты, а может даже и уродливее неё. -- Ну конечно, раньше-то я, была красавицей, а теперь... -- сказала она с досадой -- Живот выпирает, грудь висит чуть не до колен, бока раздулись. Жесть. Да ещё и рогатая, ну точно как банта. Беее! -- опустила она голову и сделала вид, что бодается. Это было вчера, а сегодняшней ночью повторная попытка добиться близости от мужа разбилась о металлический щиток на паху, который он теперь не снимал и ночью. Асока едва не взвыла от злости и затаив обиду, решила отомстить. Сегодня же, едва Вейдер только вернётся. Поэтому она сидела в кресле и в любой момент готовилась вскочить. Утром Асока привела себя в порядок, надела очень красивое платье ярко красного цвета, отделанное серебристой вышивкой, оно было длинной в пол, имело прямую, но широкую юбку и длинные рукава, отдельные от корсажа, державшегося на груди, что позволяло увидеть открытые плечи. На лицо нанесла свежий, естественный макияж и подушилась духами с феромонами, что когда-то ей подарил муж. Как он с ней, так и она тоже, проведёт разведку боем. А тем временем Вейдер был уже на пороге. С самого утра он не находил себе места от мыслей о том, как ему быть. Никакие враги, даже самые беспощадные, не сравняться с неудовлетворенной женщиной, да и он сам, признаться, чувствовал себя не очень, даже Сила не помогала больше. Асока мучилась и он с ней вместе, не лучшее состояние для их тандема и следовало найти какой-то выход. Дроид пытался ему намекнуть, но так и не озвучил, боясь его гнева. Вейдер понял, но Асоке не сказал, не знал, как она отреагирует на такое предложение. Она же такая гордая и своенравная, как бы самому от неё по шлему не получить за такие предложения. Он думал и шёл к замку, размышляя как бы начать разговор, но начинать оказалось нечего, ведь стоило ему войти, как Асока выбежала ему навстречу и слова не дав сказать, начала придиматься к нему и хватать, куда доставали руки. Куда позволяла броня. Вейдер пытался отстраниться, призывая жену сперва просто поговорить с ним, но Асока не унималась: -- К хаттам твои разговоры! Оставь их занудным политикам! Я же хочу другого! Совсем другого! Тебя! И ты тоже хочешь, я знаю, я вижу, я чувствую! Вейдер ещё сопротивлялся, но сладкий запах духов, пробившийся сквозь шлем лишал его последней воли и последнего желания противиться и думать о том, что будет. Желание появлялось совсем иного свойства, переплавившееся из желания поговорить. Острое до боли в известном месте, сладкое от предвкушения нового удовольствия и горькое от того, что ничего может и не быть. Но чем ближе Асока прижималась, чем сильнее чувствовался запах духов, тем больше слова уступали место действиям. Действиям обоих, когда уже всё равно, кто что подумает или скажет, инстинкт вёл их, подсказывая правильное. И вот через доли секунды шлем уже летит на пол, а к нему присоединяется броня, сапоги Вейдер скинул уже сам, и теперь ничто не мешало ему обхватить Асоку за талию и плавно опустить на кровать, начав покрывать её лицо короткими и горячими поцелуями, начиная с монтралов и спускаясь по всей длинне всех трех лекку. Потом перешли на лицо, не пропустив ни одной милой черты, особенно задерживаюсь на губах, которые оказались вскоре раздвинуты горячим языком, проникавшим в не менее горевшую ротовую полость, сплетаясь с другим языком, устроившим яростное противостояние за право глотнуть воздуха. Руки тогруты обвились вокруг спины мужа, проводя по ней сверху вниз и чуть впиваясь в неё ногтями, она всем телом прижималась к Вейдеру и лишь слегка вздрогнула, когда он одной рукой проник под юбку её платья, а другой искал застежку на нем и не найдя, просто сорвал его через голову, едва не порвав по швам. Лифчика под ним не оказалось, Асока сейчас не носила его, чтобы не создавать дополнительного давления на перевозбужденную грудь и сейчас обе они прямо-таки выпрыгнули из корсажа прямо перед лицом Вейдера, упираясь ему в губы острыми вишневыми сосками. Они словно ждали и просили попробовать себя на вкус. Такие красивые и аккуратно-упругие они ясно намекали чего хотят и Вейдер поспешил исполнить это, припадая губами по очереди к каждому, прикусывая и чуть посасывая, едва не втягивая в себя, при этом вторую обхватив ладонью и лаская пальцами. Потом менялся и никак не мог оторваться от сладкого вкуса возлюбленной. А уж когда вторая рука сняла с неё трусики, сжав их в кулак, а поцелуи от груди переместились на живот, Асока и вовсе перестала соображать, она просто подумала, что спит и видит сон о том, что дроид сказал свои рекомендации и её досточтимый муж принялся их реализовывать. Причём, весьма активно и едва не рыча от желания и наслаждения вкусом. Вот он опустил Асоку на подушку одной рукой, просунув её между коленями Тано, аккуратно развёл их, не дав согнуть в коленях, чтобы не уменьшить чувствительность. И потом... О нет, это слишком прекрасно, чтобы быть на самом деле. Но нет, мягко поцеловал жену в пупок, Вейдер не остановился, а продолжил спускаться. Потом всё же замер, но только лишь для того, чтобы пальцами правой руки чуть приоткрыть нижние губы тогруты, отчего стала заметна нежная кромка входа, уже сочившаяся прозрачным соком и округлый клитор, упруго восставший из мягкой плоти. Это было таким невероятно притягательным, что Вейдер не удержался и призрев свои помыслы, наклонился совсем низко и легко коснулся губами мягкой кожи и проводя языком по поверхности кромки, пробуя новый вкус. Он показался невероятно возбуждающим и Вейдер начал постепенно проникать вовнутрь, исследуя языком стенки, безошибочно найдя заветную точку и кончиком проведя по ней. Тем временем левая рука сжимала поочерёдно каждую из грудей, а пальцы щекотали соски. Потом плавнымм круговыми движениями язык начал подниматься выше, исследуя прозрачные малые губы лёгкими движениями кончиком. И вот наконец он достиг вершины и начал проводить неспешные круги вокруг клитора, заставляя его увеличиваться и отвердевать. Затем эти неспешные движения сменились на прикосновения к самой его вершине и лёгкие поцелуи. Они же сменились на щекотание. Потом всё прерывалось для того только, чтобы применить и вторую руку к нежному поглаживанию одновременно обеих грудей, заставляя возбуждение не пройти, а изменить направленность, потом Вейдер вновь склонялся над промежностью и продолжал свою игру и так несколько раз, пока фонтан множественного оргазма не сотряс хрупкое тело, а сама Асока не выдохнула из себя удовлетвореный стон. Наконец она получила то, о чем мечтала. Нежность и страсть соединились в одно и принадлежали одной только ей. Переводя дыхание, Тано открыла глаза и первым, что она увидела, были неприлично натянутые спереди черные трусы мужа. Чувство вины сменило недавнее возбуждение и не давая ему опомниться, Асока повалила его на подушку и сорвав с Вейдера это препятствие, хотела уже устроиться как привыкла, головой на его животе, как внезапно он взял её за талию и повернул иным образом. И теперь Асока располагалась прямо на нем, но весьма странно, нависая над лицом мужа тем, что он недавно попробовал на вкус. Но благодаря этому они могли теперь одновременно узнавать вкус друг друга и наслаждаясь взаимным финалом, горько-сладким вкусом взаимной любви. -- Шестьдесят девять оттенков оргазма -- прокомментировала Асока их действия, когда они уже оправились от бурного шторма и собирали силы для нового. -- Дроид был прав и совершенно зря подумал, что я его сломаю, хотя, нет, в другой раз непременно сломаю, если и дальше будет таким нерешительным -- ответил ей Вейдер, погладив её по щеке. Говорят интимная близость способна либо оттолкнуть, либо связать ещё крепче тех, кто уже был связан, особенно такая откровенная и чувственная, которую могут дать только те, кто действительно любят. Ведь секс -- это максимум, что могут дать друг другу нелюбящие друг друга и минимум, который способны дать любящие всей душой. Хотя, насчёт этой пары спорить никто не будет, всё ясно и так, а нет, так Вейдер вам быстро пояснит, как нехорошо спорить с влюблённым Императором.