Flashback
Чимин дышит тяжело, упивается сладостным запахом и нервно сглатывает. В ноздри бьёт аромат жжёного сахара, приторной карамели, а он только и может захлёбываться слюной. Юнги — такая же омега, и всё это до жути неправильно. Он воспитывается в религиозной семье, не подпускает к себе альф до совершеннолетия и читает молитву перед сном вместе с родителями. Чимин развязно виснет на своём лучшем друге и «по-дружески» засовывает язык в его глотку под действием алкоголя. Юнги смотрит на него с доверием, сжимается от режущей боли внизу живота и покорно склоняет шею, позволяя омеге обнюхать течного. Они проводят всё больше времени вместе, держатся за руки — по-дружески, но Пак не целует его, потому что сейчас они самые обычные подружки-сплетницы, не любовники. Юнги сбегает из дома прямо перед чтением молитвы и приходит к Паку. Тот выглядит слишком мило, но жутко неправильно. Мин не понимает, что происходит с ним и почему Чимин. Почему тугой узел стягивается внутри, когда он думает о нём, почему снится нависающий сверху, почему в фантазиях целует его, лижет губы своим языком и мурчит в горло, сжимает своими ладонями худые бока и стягивает одежду. Он не даёт своим фантазиям двинуться вперёд, где Чимин мог бы целовать его живот и ласкать невинное омежье тело, проникать глубоко и смешивать их запахи — топлёное молоко и сахарная карамель. Чимин смотрит с интересом и удивлением на незваного гостя, пропускает в квартиру и предлагает чая. — Что-то случилось? Почему ты не с семьёй? — он гладит по волосам неосознанно, зарывается пальцами в мягкие светлые локоны, вызывает мурашки на чужой коже и прижимает младшего к своему животу. — Я ушёл к тебе до начала, — Мин плавится под прикосновениями, мурчит утробно и тихонько поскуливает, — Нужно поговорить, мне страшно. Чимин садится перед ним на корточки, сжимает маленькие пальчики своими ладонями и ожидает хоть чего-то. — Я чувствую что-то неправильное, — омега трясётся от страха, — Хочу поцеловать тебя, — Чимин до боли сжимает его руки, — Поцелуй меня, — он всхлипывает от переполняющих чувств и доверчиво прижимается к сладкому омеге, открывая рот навстречу пухлым губам. Целовать Юнги — сладость. Сахарный запах заполняет кухню, заставляет забыться в нём, губы прижимаются до невозможного нежно, неумело, двигаются аккуратно, а из горла рвётся тихий стон. Чимин успокаивающе гладит его кожу, ласкает пальцами шею и зарывается в отросшие волосы на затылке. Юнги задыхается от эмоций, нехватки кислорода, отрывается от мягких пухлых губ и слизывает языком сладкую слюнку, ловя перед глазами звёздочки. Он плачет в грудь Пака, потому что неправильный, потому что предал родительскую заботу и любовь, оказался порочен и грешен, а тот шепчет в ответ такое важное «Справимся».End Flashback
Он тихонько постанывает, направляя в себя толстый резиновый фаллос, позволяет горячим слезам стекать по розовым щекам и капать на смятую простынь. Его распирает изнутри, пальчики соскальзывают с резинового основания и поза неудобная до жути, хотя и должна быть самой удачной. Мягкие стенки туго сжимают рельефную резину, хочется выть от наслаждения, но вместо этого он выстанывает имя возлюбленного, грубее толкая в задницу фаллос. Чимин вот-вот должен прийти с работы, должен обласкать свою маленькую омегу и получить удовольствие от его подарка: Юнги уверен, что двусторонний фаллос понравится его парню. Он съехал от родителей, признавшись в нездоровой любви. Те сначала пытались вылечить: закрывали в комнате, водили в церковь и даже заказывали ритуал изгнания бесов. Дедушка был куда строже — оставлял на нежной коже яркие красные полосы, хлестал по ногам и спине, считая это выходом. Только вот кроме диких, истошных воплей и мольбы не получали ничего: мальчик так и засыпал с именем другой омеги на устах. Он уехал, даже не попрощавшись, оставил младшую сестрёнку и пообещал навещать её как можно чаще. Сейчас же он счастлив, хотя иногда совесть и мучает его по ночам: он предал семью и религию, поддался искушению, а сейчас бесстыдно высовывает острый язычок из блядского рта и закатывает глаза от наслаждения, от ласковых рук на своих бёдрах и талии. Чимин ласкает губами спину, целует каждый рубец и позволяет омеге повалиться на постель. — Ты маленькая шлюшка, Мин Юнги, — игриво бормочет старший. Юнги не обижается, он знает эту омежью натуру и ластится к чужим тёплым рукам. Фаллос неосторожно выскальзывает из него, колечко сжимается вокруг пустоты и жаждет наполненности, которую ему дают. Чимин вылизывает его своим языком, заставляя густую смазку выделяться ещё обильнее. Младший захлёбывается в стонах и плачет от наслаждения, насаживается на гибкий язык и поджимает пальчики на ногах. Он безумно сладкий по мнению Пака, приторный, оседает на языке и впитывается, пробирается под кожу. Язык гладит мягкие стеночки, ловит стекающую смазку и кружит вокруг сфинктера, иногда прерываясь на вылизывание бёдер и пышных ягодиц. Юнги скулит и вертится, просит войти в него, заполнить собой и наконец приласкать, что старший и делает: отрывается от сладкой заднички, притирается своим небольшим, но нуждающимся в близости членом, а спустя несколько секунд заполняет омегу, выпуская стон облегчения одновременно с ней. Запахи смешиваются, пропитывают стены и мебель, а звонкие стоны и шлепки оглушают. Чимин медленный и нежный, толкается бёдрами, проникая ещё глубже, но не достаёт до заветного комочка. Юнги знает, но всё равно просит довести его до звёздочек, просит жадных поцелуев и лижет сладкую молочную шею, наслаждаясь тёплым запахом. Чимин пахнет домом, пахнет щенками и заботой, кормящей омегой, доводя до экстаза. Они хотели бы завести своих щенков, вот только для двух омег без альфы это проблематично, поэтому пока им стоит повременить, немного пожить для себя. Чимин лезет в его глотку, лижет нёбо и зубы, получая в ответ довольное мурчание. Он сжимает одну руку на чужой шее, а второй тянется к себе, к оставшемуся без внимания колечку мышц и толкается двумя пальцами, подготавливая себя к финалу их вечера. Юнги растекается под ним, мочит слюной одеяло и комкает в руках простыни, подвиливая задом навстречу тёплому плотному члену, тянется ручкой под кровать и останавливает старшего, протягивая длинную коробочку. — Твой подарок не может подождать? — он поскуливает, толкаясь бёдрами в его ногу и отчаянно вздыхает на отрицательный поворот головы, — Ладно, я открою. Перед глазами толстый двусторонний искусственный член и блестящие от слюны губы. Он целует омегу и звонко шлёпает бёдра, заставляет перевернуться на живот и встать на колени. Чимин водит одной головкой по сжимающемуся колечку, пачкает его омежьей смазкой и тянет к чужому лицу — младший жадно слизывает свой вкус с резины и хнычет, просит прекратить играться. — Блядство, Чимин, я хочу чувствовать его, — он шире раздвигает ноги и вертит задом, — Заставь меня почувствовать его внутри. Чимин проталкивает крупную головку внутрь, почти сразу же вытаскивая её и вгоняя обратно. Стенки приветливо принимают кусок резины, отвечают на трение и сжимают фаллос, заставляя старшего разочарованно простонать. Он и сам оказывается на коленях, чужие руки тянут его ближе и заставляют столкнуться бёдра омег, заставляют тереться их друг о друга и чувствовать вторую половину фаллоса, к которой старший сразу притёрся, раздражая влажное колечко. Он со стоном насаживается на резиновую конечность, сразу же теряя самообладание. Юнги качает бёдрами, просит двигаться навстречу и скулит, доводя себя до конца; сжимает внутри игрушку, подаётся назад, глубже проникая ею в возлюбленного и довольствуется тихими постанываниями. Не болен, просто страшно влюблён и любим. Однажды ты просто понимаешь, что дышать без него не можешь, несмотря на всю абсурдность вашего положения. А потом он прижимается к твоей груди и бормочет тихое «Люблю». В этот момент любая абсурдность становится нормой.