***
В конце концов, времени на разговор по душам уходит немного. Четыре минуты и пара стаканов содовой спустя, а Нат уже довольно хорошо знает Питера. Он нетерпеливый ребёнок, всё старающийся что-то доказать, и эта его героика отчего-то это что-то не доказывает. Он хочет большего, и перспектива гибели людей, если он не поможет, будет тяготить его совесть до тех пор, пока он не состарится, не поседеет и не умрёт. Что лишь убеждает её — слова она использует правильные и говорит — при этом отмахиваясь от его протестов, будто они вовсе не то, чем он должен заниматься — о правильных вещах. — А как же тётя Мэй? — Ты ведь в команде по декатлону, верно? Так скажите ей, что там-то у вас намечена срочная встреча и тебе нужно отлучиться туда-то на несколько ночей с другом. У неё не будет причин сомневаться; главное после не попасться ей на глаза летающим по городу, верно говорю? Питер дёргается, тормоша вощёную бумагу, в которую завернут его сэндвич. — Хорошо, но что, если то, что мы делаем, попадет в новости? Тогда мне влетит. Нат задумывается. Наклоняется вперёд и серьёзно на него смотрит. — Мы просим, а не требуем. Но… ты можешь быть ребёнком, Питер Паркер, однако у тебя есть способности, которых нет у остальных. И пока ты сидишь в своей комнате и изучаешь флеш-карты с испанским, ты их тратишь впустую. С этими словами в нём что-то точно меняется. И он кивает. — Хорошо, хорошо, но что насчёт мистера Старка? Я имею в виду, я, вероятно, могу ещё солгать тёте Мэй, но если он узнает, он будет так зол… Она поднимает руку. — Оставь Тони мне. И вот так четыре становятся пятью.***
До Канзаса они добираются довольно быстро, но и за это время Нат узнаёт о ребёнке куда больше, чем предполагала. Сначала он нервничает, неловко смотрит на неё, как будто ждёт, что она в любую секунду свернёт ему шею, но постепенно начинает расслабляться. Он возится с радио. Включает классический рок, и Нат не так уж и возражает. Это напоминает ей о Тони. Да что уж, всё, что делает этот ребёнок, напоминает ей о Тони. Его язык — жесты, он не может ничего не делать, а потому, даже сидя на пассажирском сидении, вертит в руках запчасти, разбирая их и собирая во что-то лучшее вновь. Быстрый говор, его эмоции — всё это так интересно. Они делают несколько остановок в закусочных. Он дремлет на заднем сиденье. Она не смыкает глаз. Когда они добираются до ангара — Стив написал ей место их расположения, — Питер достает из рюкзака свой костюм. — Ты собираешься переодеться? Он по-совиному моргает и переводит на неё взгляд. — Э, да? Они не знают, кто я такой. Или… знают? Вы же им не говорили, правда? Нат качает головой. — Успокойся, Паучок, я им ничего не говорила. Но позволь мне дать тебе небольшой совет: живя под маской, ты создаёшь себе проблемы. — Допустим, — говорит Питер, всё равно натягивая маску. — За исключением того, что я несовершеннолетний и быть меня здесь не должно, а если меня к тому же и поймают, по крайней мере двое захотят убить меня точно. Нат снова качает головой. — Как скажешь, Паук. Проходи и знакомься с командой.***
Оказывается, Ванда и Сэм уже отправились на разведку периметра, так что ждёт их только Стив. Он прислоняется к столу и смотрит на радар затуманенным взглядом, прижавшись щекой к кулаку. — Не отдыхал? А потому с приходом «гостей» слегка вздрагивает. — Романофф, это что — тот парень из аэропорта? Нат пожимает плечами. Она бросает свою сумку и идёт к маленькому диванчику в углу импровизированной гостиной — если так, конечно, можно назвать расположенное в центре ангара место. — Ты сказал, нам нужны люди. — Но Тони… — …не его родитель, — спокойно заканчивает она, отрезая ножом кусочек яблока. — Паучок — наземный герой. Правда же. Питер моргает, и глаза его маски комично расширяются. — Н-Ну, да. — Кроме того, он уже большой мальчик и может сам выбирать. Мы же не просим его написать письмо Россу от нашего имени. Нам просто нужна временная подмога. Стив хмурится. — Ты только всё усугубляешь. — Я? — Да, — настаивает Стив. — Послушай, парень, мне не нужно быть учёным-ракетчиком, чтобы понять, что ты, вероятно, едва ли совершеннолетний, и более того, мы не можем просто взять и забрать у Тони его людей. Это неправильно. — Ой, прости, — говорит Нат, — а я-то думала у нас здесь война. — Мы… мы и воюем, пусть и не без споров. Но Тони всё ещё наша семья, и пытаться причинить ему боль, это просто неправильно… Нат наклоняется вперёд, гневно сверкая глазами и крепко сжимая нож. — Я не пытаюсь причинить ему боль. И никогда бы не пыталась. Но это ему поможет — всем нам. Если мы покажем ему, что снова можем работать вместе… — О боже, Вы пытаетесь его выманить. Стив и Нат поворачиваются к Питеру. Потом Нат переводит взгляд на всё ещё недовольного, а значит и недопонимающего, Стива и наконец сосредотачивается на ребёнке. — Если и так. Думаешь, сработает? Питер сдвигается. — Мм, ну… я не говорю, что мне нравится эта идея, что я согласен с ней или что-то ещё, да, она довольно манипулятивна, — он плюхается на диван напротив неё, — просто, как мне кажется, начали Вы не с того. К примеру, теперь он, наверное, уже знает, что я ушёл, верно? Но Вы отключили на моём костюме маячок. А значит его ярости будет не избежать. Конечно, по плану потом Вы его просто включаете, Тони узнает, где я, и приходит. Но всё же. Нат мрачно кивает. — Ребёнок прав, — говорит она и поворачивается к Стиву. — Нам нужно дать ему хотя бы местоположение. Стив качает головой. — Ты ведь понимаешь, насколько всё это безумно, да? — Да не очень. Он движется, чтобы дать ей доступ к компьютерам. — Ситуация с соглашениями так и не разрешилась. Тони это… — Мистер Старк встречается с секретарём Россом примерно три раза в неделю, чтобы попытаться внести в них поправки, — говорит Питер. Стив застывает. — Правда? — Э, да? Кроме того, он не раскрыл мою личность, потому что не хочет, чтобы я их подписывал… знаю, звучит лицемерно, но, по крайней мере, в чём-то он с вами согласен, верно? А вы? Вы накинулись на него и попытались убить только за то, что он, видите ли, их предложил, не сказал, что правки не могут быть внесены, всего лишь предложил. Может быть, вам стоило прислушаться ко мнению многих? Я имею в виду, не только вы не правы, но тогда всё пошло по наклонной именно из-за вас. Сначала Стив пристально смотрит на него, а потом проводит рукой по лицу. — Может ты и прав. Нат видит, как Питер морщится. Технология маски настолько чувствительна. — И Вы даже не поспорите? Стив пожимает плечами. — Я слишком устал. Я думал об этом так много раз, что даже не помню, с чего всё начиналось. Мне уже больше ста лет. Я просто хочу, чтобы мы снова были вместе. Пальцы Питера дёргаются. И следующее, что видит Нат, как он поднимает свою маску. А Стив, ошеломлённый, садится, широко раскрыв глаза и переводя взгляд с Питера на Нат. — Ты… он… я имею в виду, я знал, что он был молод, но я думал, что, по крайней мере, он будет в колледже и… сколько тебе лет?! — Шестнадцать. — И ты знала об этом, Романофф? — Расслабься, — говорит Нат, вновь сосредотачивая всё внимание на коде. — Тони доверял ему достаточно, чтобы взять с собой в Германию, и я уверена, что со случайной, пусть и большой, посреди кукурузного поля Канзаса проблемой он справится. Верно же, Паучок? Питер кивает. — Так точно. Нат напевает. И обновляет код. — А теперь мы ждём.***
Тони в миллионный раз косится на часы. — Эй, Пятница, будь добра, позвони Питеру. «Конечно, — отвечает она, через двадцать секунд сообщая, что он не берёт трубку. И Тони подавляет зародившуюся в груди искру беспокойства. — Не хотите ли оставить сообщение?» — Нет, нет, просто… позвони Мэй. «Звоню Мэй Паркер.» Три звонка, хаотичное сердцебиение, плоскогубцы, которые дрожат в его дрожащих руках. Он заставляет себя дышать. Нет причин волноваться. Это может быть просто сбой, верно? Да кого он обманывает? Его техника не даёт сбоев. — Тони? — Ну, если это не самая лучшая тётя в мире. Как дела? — Ты пытаешься задобрить меня, потому что тебе что-то нужно, я права? — спрашивает она, и он практически слышит, как она щурится. — Ты же знаешь, солгать мне у тебя не получится. Что тебе надо? — Да никогда бы, — спохватывается Тони. — Разве я не могу просто позвонить другу и поинтересоваться, как он? Мэй вздыхает. — Боже, прости, у меня был ужасный день. На работе на меня стошнило трёх младенцев, потом закончились деньги на прачечную, и, в конце концов, я четырнадцать часов провела в операционной; спасибо, всё закончилось хорошо. Я просто измотана. Тони понимает и принимает. В конце концов, её тон искренен, а день, видно, взаправду не задался. — Больно слышать. Тебе что-нибудь нужно? Деньги? Новая работа? Мэй фыркает. — Ты же знаешь, я не беру подачек. — Это не подачка, если ты действительно этого заслуживаешь, — говорит Тони. — Кроме того, мне никогда не помешает дополнительная помощь, особенно когда наш один общий знакомый бегает по улицам и каждую ночь получает по шее. Кстати, ты что-нибудь о нём слышала? — Да, вчера он позвонил мне и сказал о каком-то связанном с декатлоном сборе, к которому ему надо подготовиться. Так что на пару ночей он останется с Недом, — её голос выравнивается. — А почему ты спрашиваешь? — О, ничего, собственно, такого, — говорит Тони как можно беззаботнее. — Ты сказала сбор академической группы по декатлону? Но у него во вторник ничего подобного нет. — Видно, перенесли. — А разве школа не прислала бы тогда тебе уведомление? — Иногда им требуется время, — говорит Мэй. — Мне не нравится, к чему ты сейчас клонишь, Тони. Просто скажи мне всё, как есть. — Э-э… — он прочищает горло и решает начать издалека, — значит, нет никаких причин, чтобы он, скажем, не знаю, бродил по Канзасу? Слишком долгая, умышленная пауза. — Неужели меня обманул шестнадцатилетний мальчишка? — Ещё хуже. Мы оба были обмануты. — Я не понимаю. Он сказал мне, что между нами больше не будет никаких связанных с Человеком-пауком секретов, так какого чёрта его занесло в Канзас?! — Без понятия. Слушай, я свяжусь с тобой, как только с этим разберусь, не волнуйся, буду держать тебя в курсе, но мне нужно идти, ладно? Она вздыхает. — Да, конечно. И когда найдёшь его, надавай ему по шее, ладно? — Всё понял. Она вешает трубку. Тони же встаёт со стула и, недолго думая, вызывает свой костюм. Ещё минута — и в лаборатории воцаряется тишина, временами прерываемая лишь тихим жужжанием механизмов и писком различных мониторов. Тони, уже будучи в воздухе, разгоняет свои ускорители до максимально возможной скорости. Боже, так какого его ребёнка занесло в Канзас?***
Смерть. Питер умирает. Хорошо, может, он немного драматичен, но доля же правды здесь есть. Он к ней близок. Да, не единственный; вся команда близка, пытаясь подчинить выползшего прямо из земли сердитого каменного монстра. Они устали. У них заканчиваются варианты. — Малыш, сделай одолжение и постарайся прижать его руки к бокам, — слышит он голос Стива через коммуникатор. — Конечно! — отвечает уже сам Питер, используя поднятый в воздух грузовик как трамплин, и подпрыгивает. Если и есть что-то, что он ненавидит в Канзасе, так это его пустынную местность: поблизости нет высоких зданий, с которых можно было бы спрыгнуть или подняться, нет мостов и деревьев. Просто мили и мили раскинувшихся впереди полей. Кроме того, здесь слишком тихо — если исключать рёв монстра. Питер нацеливает свои сети на запястья монстра и поворачивается, торопливо связывая их вместе. На мгновение это, казалось, работает, когда через секунду паутина рвётся. — О боже, — выдыхает Питер. — Невозможно. Монстр слишком занят, отмахиваясь от брошенного Вандой в него целого шквала камней. И Питер, всё ещё удивлённый, качает головой, морщась, когда Сокол уклоняется от особенно мощного удара. Потом ещё один звук — он напрягается, далёкий, но становящийся всё ближе и ближе, разрывающий с невероятной скоростью воздух. — Боже, — шепчет он. — Вечеринка подошла к концу. — Что? — спрашивает Стив, через мгновение понимая о чём тот: навстречу им стремительно несётся Тони. Питер уклоняется от захвата в последнюю секунду, переворачиваясь и приземляясь в нескольких футах от своего предыдущего места. К сожалению, в место следующего удара монстра. И избежать его Питеру не удаётся. Раздаётся тошнотворный хруст. Тогда всё чёрное.***
Он не помнит, как пролетел более тысячи четырёхсот миль на скорости в почти три тысячи метров в секунду, он забывает о Мстителях; и единственное воспоминание: как Питер стоит, затем уклоняется от его захвата, а потом взлетает, подобно тряпичной кукле, в воздух. Как приземляется по меньшей мере в пятистах футах от того места, где был раньше. Посевы сглаживаются. Его костюм порван и залит кровью от неизвестно скольких ран. Вот и всё. Тони летит, а потом падает на колени рядом с Питером, поднимает лицевую панель, чтобы своими глазами увидеть, что это действительно Питер. Глаза закрыты, лицо бледное, а сам он без сознания. Тони даже не может злиться. Есть только страх, горячий, поднимающийся откуда-то из глубины души и чёрный, как будто он тонет в море с невероятной глубиной и никогда больше не вынырнет на поверхность. — Питер, — говорит, тряся его за плечо. — Питер, давай, дружище, просыпайся. Ничего. — Пятница, дай мне его жизненные показатели. «Его BPM* повышен, и он быстро теряет кровь из-за разрыва на левом боку; также есть множество ушибов и, по крайней мере, четыре сломанных ребра.» Тони чуть не задыхается. — Ладно, — он вдыхает и выдыхает, — хорошо, Пит, просто… просто держись. Он сам не знает, что говорит. Он не знает, что будет делать. Он просто знает, что Питер должен проснуться, он должен быть в порядке, потому что если это не так и Тони, чёрт возьми, потеряет его, то первым человеком, который столкнется с его гневом, будет не этот грёбаный монстр, а Стив-ебать-его-Роджерс. Который выбирает именно эту секунду, чтобы прорваться к ним с широкими, наполненными ужасом глазами. — Я видел… с ним всё в порядке? — Как будто тебе не насрать, — огрызается Тони, может быть, просто чтобы ущемить, может быть, потому что он ни за что на свете не подпустит Стива ни на дюйм ближе. — Отойди от него. Стив отступает на шаг и умиротворяюще поднимает руки, точно Тони — опасное животное; впрочем, схожесть может и есть, может из-за гнева он действительно на него набросится. — Тони, я не причиню ему вреда… — Было время, когда я тебе доверял, — Тони осторожно поднимает Питера. — Теперь нет. — Тони, я понятия не имел, что Нат приведёт его сюда, клянусь… — Нат? Стив застывает. — Она просто хотела помочь. — Помочь?! — рявкает Тони. — Помочь? После того, как притащила его через всю страну за три дня до экзамена по испанскому ради чего-то, о чём вы могли бы позаботиться и сами?! Ты втягиваешь моего ребёнка, не думая о том, кому это может навредить. Отличный ход, Роджерс, очень умный. Скажи Наташе, чтобы она перестала звонить мне, потому что после этого я ни за что не возьму трубку. У него достаточно времени, чтобы заметить приближающихся Нат и Уилсона, которые, наверняка, всё слышали. Тони это не волнует. Единственное, что его волнует — это Питер. Он заряжает свои репульсоры, приказывая Пятнице увеличить скорость до трёх тысяч, чтобы хотя бы на этот раз не опоздать.***
Это кровь. Это грязь. Это Тони, укладывающий Питера на каталку, в то время как Чо и её команда бросаются помогать; они переливают кровь, останавливают, где это возможно, кровотечение; это Питер, просыпающийся посреди всего этого с широко раскрытыми глазами, расширенными зрачками, что даже супер-солдатских болеутоляющих недостаточно для прекращения его агонии. Он кричит. И Тони приходится держать его, пока Питер трясётся. В его глазах стоят тихие непролитые слёзы, точно из-за всей этой боли он не может даже плакать. А ещё этот кажущийся оттенок предательства; как будто это Тони сделал с ним, как будто это всё его вина. И чёрт возьми, может быть, это так. В конце концов, этого бы не случилось, если бы он подал сигнал. Может быть, Питер тогда не отскочил и спасся. Боже, он ужасен. — Мне так жаль, — шепчет Тони, и никто из-за суматохи его не слышит; никто, кроме Питера, который из-за боли просто не в состоянии понять смысла слов. Чо начинает обматывать рёбра. Даже с её нежным прикосновением, для Питера это слишком. Он теряет сознание.***
Питер просыпается от звука постоянно пищащих мониторов. В воздухе пахнет антисептиком и моющим средством. Ему не нужно открывать глаза, чтобы понять, что он в больнице. — Я же вижу, что ты не спишь, — говорит чей-то голос. — Лёжа здесь и выглядя уродливо, меня не проведешь. — Вы считаете меня уродливым? Брови Тони вытягиваются. Он протягивает руку, чтобы потрогать лоб Питера, точно у того жар. — Ну, синяки не помогают, малыш. Питер хрипит. Во рту у него сухо, и когда его взгляд падает на розовый пластиковый кувшин у кровати, Тони, не теряя времени, наполняет ему чашку. Питер пьёт из соломинки, как пятилетний ребёнок. И это так неловко. — Значит… мне надрали зад. Тони закатывает глаза. — То, что ты сделал, напугало меня до смерти. Кажется, у меня был инсульт, но я не хотел беспокоить Чо, пока она пыталась спасти твою жизнь. И, как видишь, я справился. — Это объясняет, почему левая сторона Вашего лица вся обвисла, — язвительно замечает Питер. — О, подождите, это просто потому, что Вы старый. Тони качает головой и присаживается на край кровати Питера. — У тебя был интересный выбор компании. И Питер чувствует, как горят его щёки. Он пытается сесть, когда Тони протягивает руку и останавливает его. — Эй, я не собираюсь откусывать тебе голову. Расслабься. — Н-нет? — Нет, — говорит Тони, — потому что я думаю, что свой урок ты усвоил. — И о чём же он? — Битвы на пару с военными преступниками доставляют тебе проблемы. Хотя бы с этим согласен? Или мне стоит показать тебе кадры прошедшего боя? Питер хмурится. — Это не их вина. Я не смотрел куда прыгаю… — О, хорошо, — Тони встаёт. — У меня сложилось впечатление, что мы с тобой друг друга понимаем. А нет. — Мистер Старк… — Даже не… — он задерживает дыхание, щиплет себя за переносицу и начинает снова. — Они оттащили тебя на полторы тысячи миль от твоего дома, убедили солгать, подвергнуть себя большей опасности, чем следовало бы, и ты хочешь их защитить? Протест Питера умирает у него на языке. Он опускает голову и теребит одеяло. — Они просто… — Просто что? — спрашивает Тони. — Я не расслышал. — Они просто хотели увидеть Вас снова. Тони замирает. В течение долгой минуты он, точно впервые, просто смотрит на Питера. Оборачивается, поворачивается обратно и трёт рукой подбородок. — Извини, конечно, — говорит, — но ты думаешь, это оправдание? Ты думаешь, это веская причина, чтобы тащить моего ребёнка через всю страну, не сказав мне, и бросить его в ситуацию, где его никто не заметит и где он чуть не погиб… Мужчина резко замолкает. И Питер, наклоняясь вперёд, широко раскрывает глаза. — Мистер Старк? — Просто… — он делает глубокий вдох. — Просто поспи немного. Я позвоню Мэй. А потом, не сказав больше ни слова, выбегает. И Питер остаётся один, один с сжимающимся, подобно умирающей звезде, от боли сердцем.***
— Тебе шестнадцать… — Да, Питер, — вторит Тони, — шестнадцать. — Ты должен быть сумасшедшим, если думаешь, что я буду в порядке, если ты сбежишь в Канзас… — Сумасшедшим, — продолжает Тони. — Ричард слишком часто ронял тебя на голову, когда ты был ребёнком? Какого чёрта, Питер?! — Да, какого чёрта, Питер? Мэй поднимает руку. Она уже перестала кричать, по крайней мере, сейчас, но её грудь всё ещё вздымается, и Питер думает, лучше бы его здесь не было, пусть даже если земля сейчас над ним сомкнётся. Но он старается этого не показывать. В конце концов, если он не заступится за себя, то они так и до скончания веков будут видеть в нём лишь ребёнка, верно? — Мне пришлось уйти. Ближайший город был в двадцати милях от монстра, а он был огромным! Люди могли погибнуть! — Ты тоже мог! — кричат они вместе. — Господи, — бормочет Питер. — Но ведь не погиб же, так? Моё выздоровление проходит успешно. Мои рёбра теперь в порядке, и уже почти нет синяков… — Ты всё ещё не можешь ходить, — огрызается Тони. — Ты будешь ходить на костылях по крайней мере три дня. Боже, сейчас ты… — он сжимает пальцы, — как никогда близок к тому, чтобы подтолкнуть меня подать на развод. Питер моргает. — Гм. Что? — Ты меня слышал, — вновь огрызается Тони. — С меня достаточно! — Ложь, — добавляет Мэй, — бегство, не сказав куда… — Это примерно одно и тоже. Тони делает знак, мол молчи. — Не перебивай меня! И Питер затыкается. Он сидит там и слушает, к концу чувствуя себя довольно глупо и тем не менее не отпуская позиции. В конце концов, это правда. Люди могли пострадать. И не окажи им он хоть какую помощь — Питер уверен, — чувствовал бы он себя не в пример хуже. — Ты под домашним арестом, — заканчивает Мэй. — На месяц. — Н-на… месяц? — Канзас, Питер! — Но… — Никаких «но»! Питер стонет и плюхается обратно на кровать. Он слышит, как они оба вздыхают, и думает, что, вероятно, между ними ведётся какой-то безмолвный разговор. В конце концов, первая, и как самая злая, отступает Мэй. У Тони-то в отличие от неё было, по крайней мере, несколько часов, чтобы остыть. — Подвинься, Лютик. Питер свирепо смотрит на Тони, тем не менее освобождая тому место. — Знаете, кричать на подростков — самый неэффективный способ заставить их слушать. Тони поднимает бровь. — Правда? И кто так говорит? — … наука. Тони фыркает. — Как скажешь. В таком случае как же хорошо, что мы поменяли тактику и перешли на немного старомодный способ: хороший коп, плохой коп, а? — И Вы считаете себя хорошим копом? Тони щёлкает его по лбу. — Твоя дерзость сегодня просто зашкаливает. Честно сказать, я впечатлён. Питер перекатывается на бок. — Я просто хочу, чтобы у Вас в меня было больше веры. Тони тяжело вздыхает, когда плечи его опускаются. — Дело не в том, что я не верю в тебя… Питер усмехается. — Честно. Я думаю, ты мог бы взять на себя весь мир и победить, малыш. Я просто не хочу, чтобы это было сейчас. Я хочу, чтобы у тебя был шанс побыть… обычным ребёнком. Ведь потом пожалеешь. — Откуда Вам знать? — Просто я знаю, — когда Питер хмурится, он откашливается и решает разъяснить. — В свои подростковые годы я пил и употреблял наркотики. Я не думал, что упускаю что-то важное, однако так и было. Я просто… — он разочарованно хмурится. — Я просто хочу, чтобы твоё детство было лучше моего. — Но я уже не ребёнок… — А вот и нет! — вспыхивает Тони, и через секунду на его лице появляется выражение сожаления. — Тебе шестнадцать. Ты ещё почти не жил. И не надо говорить мне об обратном. Я знаю, тебе кажется, будто весь мир находится под твоей ответственностью, но это не так. Да даже Куинс, парень… ты взвалил на себя слишком многое. И когда? — в таком возрасте. А мне, между прочим, и так нелегко позволять тебе присматривать за целым районом. Питер так и не высказывает тысячу реплик, по типу: это не Тони из раза в раз звонит, Тони ему не отец, и он, Питер, решает за себя сам, что он и сам может с этим справиться… Он обрывает себя, потому что они не уместны. Вместо этого он хлопает по кровати. — Что такое? Что это значит? Тебе нужен новый матрас? Подушка, перья? Питер закатывает глаза и снова похлопывает по кровати. — Просто, пожалуйста. (И Тони не знает, сделал бы он это при обычных обстоятельствах. Что он знает точно, так это: когда ребёнок смотрит на него таким умоляющим взглядом и говорит с ним сонным голосом, отказать ему он просто не может.) — Конечно, малыш. Питер победно улыбается, когда Тони откидывается рядом с ним на кровати. Он сворачивается на бок, и глаза его тяжелеют. — Простите, что убежал и солгал. — Да ладно. Прости, что накричал и ненароком чуть не убил тебя. — Это не Ваша вина. — Моя. — Нет, не Ваша. Тони вздыхает. — Всё. Думай, что хочешь, а я буду думать, что хочу я. — Мы же это потом отметим? Тони фыркает. — Смешной ты. Питер чувствует тяжесть от усталости. Бодрствовать только для того, чтобы на тебя накричали — тяжело. Обычно после такого он отходит ещё несколько дней. — Вы всё ещё на меня злитесь? — спрашивает он, лавируя на грани сна. Пальцы пробегают по его волосам, нерешительно, останавливаясь, когда слышится голос Тони. — Я готов простить тебя, если и ты меня простишь. Питер слегка улыбается. — Сделка.***
— Ну, если это не мой любимый маленький прядильщик. Питер просыпается спустя какое-то время и обнаруживает, что Тони всё ещё спит. Он ёрзает и трёт глаза, когда садится — к счастью, уже не так больно. Наташа Романофф стоит на краю его кровати, скрестив руки на груди, и ухмыляется. — Привет, — говорит он неловко и машет рукой. Она поражает его искренним фырканьем смеха. — Да, я официально завидую, что ты в команде Тони. Нам бы не помешал кто-то такой же неуклюжий, как ты, для поднятия настроения. — Очень жаль, — сонно бормочет Тони, заставляя их обоих подпрыгнуть. — Он не продаётся. Питер вздрагивает. А Нат обходит кровать и встаёт рядом с Тони. Она протягивает руку как раз в тот момент, когда он открывает глаза, и её улыбка становится мягче, чуть легче. — Эй, идиот. — Нат, — говорит Тони. — Я вижу, ты прокралась. Что совсем не удивительно. Наташа поджимает губы. — Я делаю это чаще, чем ты думаешь, — отвечает она, почти защищаясь. — Так это ты пряталась под моей кроватью на прошлой неделе? Она смеётся. — Заткнись. А Питер не знает, что сказать. Он никогда не видел Тони таким, и уж точно не Нат. С командой она была резкой, дерзкой, сухой. С Тони — это почти как смотреть на разговор брата и сестры. — Ты похитила моего ребёнка. — Да, — соглашается Нат. — Я скучала по тебе. Ты злишься? — Да, — говорит Тони. А потом: — нет. — Все по тебе скучают, — добавляет она. — Даже… — Не произноси его имени. — Тони. — Я серьезно, — Тони внезапно садится. — Тебя я могу ещё терпеть. Его? Нет. Наташа закатывает глаза. — Ты когда-нибудь расскажешь мне, что, чёрт возьми, между вами произошло, или я просто продолжу гадать? Питер прочищает горло, прежде чем Тони успевает огрызнуться. — Может, мне оставить вас наедине? — Нет. Это комната для выздоравливающих. А ты выздоравливаешь. Так что молчи. И Питер молчит, замечая на себе взгляд Наташи. — Он хороший боец, — говорит она после недолгой паузы, — и хорошо работает в команде. — Это сейчас было неуместно. — А по-моему к месту, — вмешивается Питер. Тони захлопывает ему рот ладонью и смотрит прямо на Наташу. — Ты всё сказала? Наташа наклоняет голову. — По большей части. — Тогда, пожалуйста, возвращайся туда, откуда и пришла. Наташа делает шаг назад, когда, всё ещё наблюдая за ними, говорит: — Эй, Тони? — Да, агент Романофф? Она ухмыляется. — Ты хороший отец. Питер ловит себя на том, что смотрит на Тони, ожидая его реакции; и она проявляется в виде надменного фырканья. — Я знаю, — говорит он, и она уходит.***
Две недели спустя Питер заходит в лабораторию, только чтобы найти её совершенно чистой. За исключением разве что полного автозапчастей пола. И Тони, наполовину скрытого под корпусом избитого Мустанга. Питер тут же роняет рюкзак и опускается на колени. — Что случилось? А Тони от звука его голоса подпрыгивает, ударяясь головой о трубу. — Господи, малыш, — рявкает, выползая из-под машины, — ты что, хочешь довести меня до сердечного приступа? — Да, — просто отвечает Питер. И Тони, вытирая руки, свирепо на него смотрит. — Ну, знаешь ли, очень грубо с твоей стороны. Питер усмехается. Он складывает ноги и начинает осматривать сломанные части. Тони работает над автомобилями, только в случае, если его что-то беспокоит, а это значит… Звонит телефон. И внимание Питера тут же переключается на расположенный чуть поодаль и почти сокрытый разбросанными деталями мобильник. А потом на бегущего к нему Тони. — Старк на связи. Если бы не его усиленный слух, он бы не услышал на другой линии голоса. Но он слышит, и голос заставляет его улыбаться. «Тони? Это Стив.»