Сережка

Рин, как обычно, появился внезапно — просто одним скучным зимним утром возник на пороге и велел собирать вещи. Будто у Хару не может быть собственных планов, и он вот так вот просто бросит все и поедет с Рином неизвестно куда. Но правда была в том, что даже если бы у Хару и имелись планы, он наплевал бы на них. Без сомнения, Рин был важнее. Так что Хару лишь уточнил, какие именно вещи ему понадобятся. Ее Хару заметил уже в поезде, когда Рин стянул свою смешную шапку с помпоном и закинул куда-то на багажную полку. Взгляд тут же зацепился за гладкое плоское кольцо — сережку, которая теперь украшала мочку уха. Отчего-то мгновенно пересохло горло, а в голове стало совершенно пусто. Хару на секунду оторопел и затем решил делать вид, что никакой сережки не существует. А если и существует, то Хару до нее вообще нет никакого дела. Хару глубоко ушел в себя, стараясь не думать о сережке и о собственной реакции на нее и не в силах прекратить, поэтому даже не поинтересовался, куда они направляются. Опомнился он незадолго до прибытия на конечную станцию, когда за окном внезапно выросли горы с пушистыми белыми шапками. Рин привез его на Хоккайдо на горнолыжный курорт. Здесь не было океана поблизости и стоял собачий холод, и Хару с тоской подумал об их чудесном крытом бассейне в университете. Но врать себе он не собирался: даже если бы он заранее знал, что его ждет, все равно ни за что бы не отказался от поездки. Жалкий-жалкий Хару. — Снег — это тоже вода. Уверен, у тебя все получится, — широко улыбнулся Рин, и напряжение вдруг отпустило Хару. Действительно, снег — это просто вода. — Сегодня катаемся, а завтра сходим в онсэн. Если будешь хорошо себя вести. Не то чтобы Хару прямо-таки очень понравился лыжный спорт, но у него был один существенный плюс — занятия им здорово отвлекали. Целый день Хару учился, катался, валялся в сугробах, дышал морозным воздухом и абсолютно, совершенно не вспоминал о том, что скрывала полосатая шапка Рина. Ну разве что самым краешком сознания. Но, конечно же, это не могло продолжаться вечно. Они вернулись в номер, и Хару почувствовал себя так, будто очутился в капкане. Им, кстати, снова выделили номер с двуспальной кроватью — иногда Хару ненавидел собственное имя. Не то чтобы Хару надеялся спрятаться в душе от своих переживаний, но рассчитывал хотя бы немного прийти в себя. Да и просто вода успокаивала. Но Рин выманил его оттуда заказанным в номер ужином: после целого дня на морозе жрать хотелось зверски. Они устроились с чаем на полу за низким столиком. Хару безуспешно пытался следить за разговором, но сережка приковывала к себе внимание, заставляла представлять, предвкушать, какая она на ощупь. Хорошо, что сейчас Рин болтал о своей жизни в Австралии, довольствуясь невнятным мычанием в ответ. И было бы просто прекрасно, если бы он не заметил, что у Хару уже давно стало тесно в штанах. Чертова сережка — она идеально подходила Рину, делая того еще сексуальнее. — Нравится? — Рин смотрел на него весело и с хитринкой. — Хочешь потрогать? От этого вопроса Хару бросило в жар. Секунду он колебался, но затем все-таки медленно вытянул руку и легонько коснулся мочки. Обвел сверху вниз кончиками пальцев ушную раковину и наконец-то дотронулся до сережки. Гладкая, приятная — идеальная. Рука будто сама по себе зарылась в волосы. Рин явно был не против — он прикусил костяшку указательного пальца и прикрыл глаза. Будто давал разрешение. И Хару окончательно повело. Он придвинулся к Рину и повторил губами маршрут пальцев. Обвел языком металлическое кольцо и прихватил мочку зубами. Дыхание Рина участилось, а когда Хару лизнул его за ухом, с его губ сорвался хриплый стон: — Хару… если бы я знал, что тебя это так заводит, уже давно бы пробил себе ухо. Хару моментально пришел в себя и попытался отстраниться, но Рин притянул его обратно и решительно, не колеблясь, поцеловал. Фантастически прекрасно — целоваться с Рином. Просто невероятно — чувствовать его теплую кожу под ладонями. Хару даже не мечтал о таком, хотя собственные чувства осознал уже давно. Наверное, еще тогда, когда Рин плакал после проигрыша, и Хару чувствовал, как от этих слез что-то ломается внутри и его словно покидает радость от плавания. Да и вообще любая радость, и сам он после этого долгое время походил на пустую оболочку, не способную на какие-либо сильные эмоции. Рин пил с его губ — жадно, будто тоже давно этого хотел и наконец-то дождался. Он обнимал Хару крепко, будто боялся, что тот сбежит, стоит лишь немного расслабиться. — Если бы я знал… — прошептал Рин. — То что? — А? — Рин с трудом сфокусировал затуманенный взгляд. — Я бы не стал терять время. Рин вдруг хищно улыбнулся, отчего у Хару волоски на затылке встали дыбом, и одним плавным движением стянул с себя футболку. Следом полетела и футболка Хару. Рин снова приник к его губам, одновременно толкая его в грудь и заставляя лечь спиной на ковер. Слишком близко. Невыносимо, невозможно близко, но этого было мало. Все эти одинокие дни и ночи, когда Хару и надеяться не смел на взаимность, вдруг перестали иметь значение. Он сдерживал свои чувства слишком долго и сейчас провалился в них с головой. Рин откровенно стонал и прижимался к нему так, что не почувствовать его возбуждение было невозможно. Но Хару все равно не мог отделаться от желания спросить его: «Ты действительно хочешь этого? Хочешь меня?» Собственные руки вытворяли что-то непотребное, но стыдно почему-то не было. И не стало даже тогда, когда Рин вывернулся из объятий и сполз ниже, устраивая задницу на лодыжках Хару. Он смотрел на Хару неожиданно серьезно и в его глазах сверкали искры не то возбуждения, не то одержимости. Рин внимательно вглядывался в его лицо, медленно скользя кончиками пальцев по подрагивающему животу, и каждое прикосновение опаляло. Огонь растекался под кожей, заставляя судорожно глотать воздух, сжигал любые запреты и сомнения, а когда Рин расстегнул его штаны и дразняще медленно облизал головку члена, огонь поглотил его целиком. Дальнейшее Хару осознавал смутно: все перебивало пульсирующее тянущее чувство внизу живота. Мир вокруг, казалось, померк — четким и ярким остался только Рин, выглядящий возбуждающе и по-блядски развратно с его членом во рту. Неудивительно, что прошло совсем немного времени, как Хару почувствовал, что кончает. Рин не успел отстраниться — хотя Хару не был уверен, что тот вообще собирался — и проглотил все его семя. Удивительно, но даже из-за этого не было стыдно. Единственное, о чем сейчас мог думать Хару — это то, что ему катастрофически мало, и он до безумия хочет Рина. Он притянул Рина для поцелуя, на который тот охотно ответил. Перед глазами блеснула чертова сережка, и это не оставило Хару равнодушным. Он снова целовал, прикусывал и облизывал восхитительные, идеальные уши Рина, отчего тот совсем уж неприлично стонал. — Кто бы мог подумать, что ты фетишист, — Рин хрипло рассмеялся, вцепившись ему в плечи и запрокидывая голову, чем Хару тут же воспользовался, переключаясь на шею, оказавшуюся не менее чувствительной, чем уши. Хару одним резким движением перевернулся, подминая изумленного Рина под себя. — Я и сам не знал, — неожиданно для самого себя признался Хару. — Но это же ты. На тебе мне бы понравилось что угодно. На лице Рина расцвела солнечная улыбка, и у Хару перехватило дыхание: таким нежным и невероятно красивым он выглядел в тот момент. Хару, едва касаясь, погладил его по щеке. — Я люблю тебя, — признаться тоже оказалось не стыдно. Вообще, казалось, стыд для него умер как понятие. Хару снова накрыл его губы своими, одновременно стягивая с них обоих оставшуюся одежду. Рин пытался ему помогать, но больше мешал и отвлекал. Когда Хару наконец-то удалось раздеть Рина, походя покрыв поцелуями его длинные ноги, то замер в нерешительности: что делать дальше, он не особо представлял. — Сначала пальцами, — Рин правильно понял его замешательство. — А, к черту, давай я сам. Рин потянулся к своему рюкзаку, валяющемуся неподалеку, и достал какой-то тюбик. Хару завороженно наблюдал, как тот щедро выдавил крем себе в ладонь и с дразнящей улыбкой принялся себя растягивать. Рин медленно ввел в себя палец и затем начал двигать им по кругу. Хару хотелось спросить, был ли уже кто-то у Рина, делали ли с ним подобное когда-либо, а если нет, то откуда он знает, как надо действовать. Но Хару промолчал — какая в конце концов разница? Сейчас Рин был с ним, и Хару не собирался портить то, что между ними только возникало, глупой и неуместной ревностью. Хару легкими прикосновениями прошелся по груди Рина, спустился по животу, огладил подрагивающий от нетерпения член и тяжелые яйца и осторожно присоединил свой палец к пальцу Рина. Глаза Рина распахнулись в удивлении, и он протяжно застонал. — Все, не могу больше. Хару, давай. Хару и сам сдерживался с трудом. Он закинул ноги Рина себе на талию и аккуратно толкнулся внутрь. Рин вцепился дрожащими пальцами ему в плечи и выгнулся, насаживаясь на член Хару до конца. В глазах потемнело, и до боли хотелось двигаться все быстрее и быстрее. Хару старался думать о чем-то постороннем, чтобы не кончить раньше Рина: об универе, о приближающейся сессии, о будущих олимпийских играх. Но о чем бы он ни думал, мысли неизменно возвращались к тому, что он любил больше всего в жизни — воде и Рину. Когда терпеть стало уже совсем невозможно, Рин с силой притянул Хару за шею и поцеловал глубоко и страстно, изливаясь на собственный живот, и Хару мгновением позже последовал за ним. — Ничего себе, — устало прошептал Рин, когда они немного отдышались. — Это было охуенно. Хару согласно хмыкнул: это полностью описывало его собственные ощущения. Валяться на полу было неудобно — и он потянул Рина за руку к кровати. — О, пришло время огромного двуспального монстра, — засмеялся Рин и рухнул на кровать, утягивая Хару за собой. — Так и знал, что он нам пригодится. — Ты специально?.. — у Хару внезапно закончились слова. — Нет, но я собирался воспользоваться шансом, — Рин уткнулся носом ему в шею. — В конце концов, сколько можно было бегать? Видишь, даже притащил тебя на край света. — Рин, а почему именно сюда? — Здесь никого нет. Ни знакомых, ни друзей, ни родственников. Ни воды. Не надо тебя ни с кем делить. Хару обнял Рина крепче. — Я и так весь твой. — Знаю, теперь знаю, — Рин приподнялся на локте, заглядывая ему в глаза, и хитро улыбнулся. — Пожалуй, в следующий раз я проколю себе соски. Вместо ответа Хару накрыл смеющиеся губы своими. В голове не осталось ни одной мысли, стоило только это представить. Во всяком случае, ни одной приличной мысли.