Всё-ничего

У Старка есть больше, чем всё, и меньше, чем ему хочется. У Стивена, кажется, нет ничего, кроме измятых альбомных листов с неуверенной штриховкой. Тони не просит – требует. Роджерс может только отвести взгляд звездных глаз. В последние дни звезды на небе берлинской лазури почти не видны. У Стива что-то глупо ноет в груди, а Старк смеется, говоря, что у него нет сердца. Старк всегда смеется резко и холодно; звуки бьют тяжелым смычком по натянутым нервам. Роджерс срывается и почти забывает, какой сегодня день недели. Неуверенные пальцы чуть дрожат, штрихи выходят уродливо кривыми. Старк хочет многого, а Роджерс просто не понимает, что ему нужно. Манхэттен изнывает от духоты вторую неделю, затмевая звезды на небе. Звезды в глазах Роджерса гаснут вместе с глупыми надеждами. Старк повышает голос, кажется, впервые, выкрикивая самому кажущиеся нелепыми обвинения. Стив срывается в усталом: - Что ты от меня хочешь, Тони? Я и так почти боготворю тебя. А Тони впервые не знает, что ответить. На Манхэттене идет дождь, впервые за душные две недели. У Старка есть всё. У него есть Стив. У Роджерса нет ничего. Только сожженные листы альбома мертвыми бабочками опускаются на протянутую ладонь.