Я не твоя мамочка

      Меня зовут Пак Джисон и я влюблён в свою сестру. И чтобы вы сразу не подумали ничего лишнего, сразу оговорюсь — Юри не является моей кровной родственницей, но, несмотря на это, на протяжении уже нескольких лет остаётся для меня самым близким и родным человеком на всей Земле.       Если начинать всю историю с самого начала, то стоит взять курс в далекое прошлое — моё детство, ведь всё началось ещё тогда. Своих настоящих родителей я никогда не знал, и всем, что окружало меня первые десять лет жизни, были стены сиротских приютов, да дома временных приёмных родителей, которые все, как один, спустя пару месяцев возвращали меня обратно. Уж не знаю, чем я так не угождал трём семьям подряд, но раз за разом оказывался снова в детдоме, на пороге которого меня встречали воспитатели с сочувствующими взглядами и другие воспитанники — злорадствующие. Все хотели, чтобы взяли в семью именно их, поэтому не удивительно, что кое-кого радовало, когда какого-то ребёнка по какой-то причине возвращали, отняв тем самым надежду обрести семью. Я оказался в подобной ситуации трижды, поэтому на третий раз насмешки и радости даже у самых противных не наблюдалось.       «Только их жалости мне не хватало», — злился я, шмыгая носом и безмолвно проходя мимо таких же брошенных детей, которые никак не могли распрощаться со мной, а я с ними.       Но даже такая грустная статистика рано или поздно должна была дать сбой. Мне уже начало казаться, что это только случиться в момент моего совершеннолетия, когда мне уже по закону придётся покинуть приют, но это случилось куда раньше.       Мне было десять, когда меня к себе забрала семья Паков. Обычная такая, с виду милая, семья, к которой я, сказать по правде, пошёл без особого энтузиазма, предвидя, что через пару месяцев и они меня вернут. Но этого не произошло не через месяц, не через два, не через год. Я и сам не заметил, как стал считать их своей настоящей семьёй, и причины на то были.       Мама с папой не были теми отчаившимися несчастными супругами, которые идут на усыновление только из невозможности иметь своих детей — у них самих было было двое, не на много старше меня. На такой шаг они пошли просто потому что захотели. Узнали обо мне и захотели забрать. Мама была старой подругой директрисы приюта, которая и рассказала ей о мальчике, не единожды отвергнутым приёмными семьями, и та смогла уговорить мужа усыновить меня. Не знаю, в чём была причина — в жалости ко мне или доброте этих людей, но они, надеюсь, не пожалели о своём решении. Хотя, думаю, если бы пожалели, я бы не носил их фамилию по сей день.       Сейчас мне семнадцать, и я всё ещё живу с ними, называя госпожу и господина Паков мамой и папой, а их детей — братом и сестрой. И всё бы было прекрасно, если бы не моё глупое подростковое сердце, которому угораздило так влипнуть.       Юри — моя сводная сестра. Девушка на три года старшая меня, и попросту человек, который помог мне освоиться в новом доме и поверить, что дом действительно мой. Её старшему брату, Юбину, было уже шестнадцать, когда я стал частью их семьи поэтому мне, десятилетнему сопляку, найти с ним общий язык оказалось куда сложнее, чем с совсем чуть-чуть старшей меня Юри. Она стала для меня залогом будущего, в котором я не одинок. Она стала для меня сестрой… а позже девушкой, в которую я безрассудно влюбился. Сначала невинной детской любовью, на которую только способен ребёнок моего возраста. Но когда мне исполнилось пятнадцать, а ей восемнадцать всё стало сложнее. Юри расцвела и превратилась в прекрасную молодую девушку, искоренив из моей головы образ угловатого подростка с нескладной фигурой и всё ещё по-детски пухловатыми щёчками. Для меня — подростка с сорвавшемися с цепи гормонами, она стала идеалом девушки, к которому, увы, я не мог приблизиться ни на дюйм.       «Джисон, ты такой милый, когда дуешься, — посмеивалась Юри после нашего очередного спора и, как и в детстве, беззаботно зажимала меня в объятиях, от которых я задыхался, пытаясь скрыть смущение. — Какой же у меня милый братишка».       «Братишка» — и так каждый раз. Она видела во мне лишь младшего брата, ребёнка, который змейкой бегал за ней в детстве и продолжает и по сей день, но по совсем другой причине, осознать которую Юри просто не в состоянии — ведь совершенно не замечает моих чувств.       Но однажды это изменится, и она заметит, обещаю. Грядёт её день рождения — двадцатилетие. И уж тогда я не стану молчать, больше не хочу. Я не рассчитываю на её взаимность, но и держать всё в себе более не в состоянии. Я признаюсь ей и будь, что будет.

***

      Вы ощущали когда-нибудь чувство полнейшего фиаско, которое, к тому же, даже не от ваших действий настигло вашу задницу? По правде говоря, я был готов к отказу и даже некому ухудшению отношений, исходящим от Юри, после того, как я ей открою свои чувства. Но что-то пошло не так задолго до того, как я собрался с духом и признался ей. Планы рухнули, как карточный домик, ещё в начале празднования дня рождения Юри, когда только собрались все гости, среди которых оказался кое-кто, кого не ожидал увидеть ни единый член нашей семьи — парень Юри. Загвоздка была в том, что о его существовании не знал ровно никто. Поэтому сюрприз вышел отличный. Но не для именинницы, а для остальных гостей и, в том числе, для меня, уползшего в дальний угол комнаты с бутылкой детского шампанского в обнимку. Разбились на осколки не только мои планы, но и сердце, которое и так, подобно пазлу, давно уже не было цельной фигурой. Раздробленное на сотни кусочков нечто — вот, что представлял из себя орган, гулко бившийся в груди от неразделённой любви.       — Познакомьтесь, это Лихван, — миловидно улыбаясь, Юри знакомила своего ухажёра со всеми родственниками. Когда же она дошла до меня, вылезать из своего угла не хотелось. Хотелось стать улиткой и залезть в раковину, и вот там-то позорно заплакать, а не на глазах у родителей и Юри, которая привычно примет всё на свой счёт. Но в данной ситуации она, чёрт возьми, окажется права! — А это Джисон, мой младший брат.       — Очень приятно, — парень протянул приветливо руку, а мне, словно собачонке, не понравившейся вторжение в её личное пространство, захотелось её укусить, но я сдержал этот глупый порыв и пожал ладонь. — Юри о тебе много говорила.       — Правда?! — вскинув бровь, я тайком взглянул на беззаботную «сестричку», которая, впрочем, всё равно выглядела как-то нервно и словно не в своей тарелке. Кажется, знакомство её парня со мной для неё было более волнительно, чем та же встреча кавалера и родителей. С чего бы? Моё одобрение так важно для Юри? Это, конечно, могло немного «погладить» моё самолюбие, но не в той ситуации, когда на месте этого Лихвана хотел бы когда-то оказаться я. — Тогда ты должен знать, что мы не кровные родственники.       Не знаю, зачем именно это сказал — чтобы таким образом изначально дать понять, что тоже имею виды на Юри?! Вряд ли, не такой я отважный, да и не при самой девушке — ей-то обо всём я хотел рассказать в более интимной обстановке и без лишних глаз и ушей, но, кажется, уже не светит. Язык — враг мой, воистину. Но всё же слегка дёрнувшаяся улыбка Лихвана принесла дозу удовлетворения, будто бы я смог ущемить его самолюбие, констатировав лишь общеизвестный факт.       — Да, знаю, — тут же вернув самообладание, свёл на «нет» мою провокацию парень, пока Юри всё ещё как-то обеспокоенно пялилась то на него, то на меня. — Мне Юри рассказала, что тебя приняли в семью семь лет назад. Это такая удача, верно?       «Удача — это то, что я ещё не дал тебе в морду, — не знаю уж, причина ли была в самой Юри, но этот Лихван мне не понравился с самого начала. Конечно, было логично, что дружескими чувствами к человеку, который оказался на месте, желаемом мною, я проникнуться не мог. Но всё же было что-то ещё из-за чего этот парень меня раздражал. И его натянутая фальшивая улыбка явно одна из причин. — Не доверяю я тебе, чувак».       Вслух я, конечно, ничего не сказал, отмахнувшись стандартными фразами, на которые он ответил не менее банально. На этом беседа и закончилась без перспективы продолжения. Этого явно не желали оба из нас. Настроение, как и весь вечер, было безвозвратно испорчено, но тогда я ещё не догадывался, что любую ситуацию, вне зависимости от её фиговости, можно ухудшить ещё. Что, собственно говоря, и произошло, когда молодая часть гостей решила отделиться от более взрослой и не желающей ничего, кроме как пить и вспоминать былые деньки.       Друзья Юри, многие из которых были также и моими хорошими знакомыми, не захотели более находиться в компании «стариков» и предложили пойти и как-то развлечься. Никто не был против… Кроме меня, наверное. Но, что логично, меня никто не спрашивал, да и мой угрюмый вид вообще отбивал у кого-либо желание меня переубеждать — просто поставить перед фактом куда проще. Короче, был втянут во всё это насильно, а так как я был ещё несовершеннолетним, то отпустили меня с остальными сугобо под присмотром Юри и под её ответственность. Та поворчала немного, а потом согласилась, бросив лишь слегка унизительное: «Ладно уж, куда ж его деть?!»       Сначала мы всей компанией пошли в город, пока все были трезвыми обычной прогулки хватало. Когда же начало темнеть кто-то инициативный предложил пойти в ночной клуб. И остальные согласились. Только этого не хватало.       — А я? — задаю резонный вопрос у Юри, тоже весьма повеселевшей. — Меня же туда не пропустят из-за возраста.       — А мы никому не скажем, малой, — «ободряюще» хлопнул меня по плечу Лихван.       Я очень был «рад» такой новости. На самом деле идти в клуб не хотелось, но и оставлять Юри с этим парнем наедине тоже желания не возникало. Поэтому мне не оставалась ничего другого, как согласиться на эту авантюру, которая в итоге всё же оправдала весь риск — меня пропустили, пусть вышибала и окинул слегка недоверчивым взглядом, но обступившие меня друзья, совершенно не походящие на подростков, подозрения притупили.       Говорить о том, как компания веселились после того, как попала внутрь, я особо не хочу, ведь банально не участвовал во всём этом. Оккупировав изначально один из столиков, я так и просидел за ним весь вечер, пока старшие танцевали, пили и веселились, порой комбинируя всё и сразу.       — Ты чего скучаешь? — запыхавшаяся и раскрасневшаяся Юри приземлилась на соседнем стуле и тут же присосалась к соломинке, опущенной в какой-то яркий коктейль. Мог поспорить, что он был безалкогольным — Юри была всецело за ЗОЖ, ещё и являлась спортсменкой, из-за чего алкоголь не входил в её рацион, сколько я её знаю.       — Ему просто надо выпить, — не успел я обрадоваться, что мне выпала минутка провести время с Юри наедине, как рядом с ней появился Лихван, беззастенчиво обнявший девушку за талию. — И тебе, кстати, тоже.       — Не шути так, — нахмурившись, сестра скинула руку парня со своей талии и слегка осуждающе посмотрела на него. — Ты же знаешь, что я не пью, а Джисону ещё нельзя.       — Ему вообще много чего нельзя, но его это мало останавливает, — не услышать презрение в этих его словах смог бы только глухой.       — Ты на что намекаешь? — возможно не стоило повышать голос, но он уже конкретно меня достал за этот вечер, с самого начала которого стало ясно, что этот парень сделает всё, чтобы показать мне своё превосходство. В его случае этого даже особо не требовалось — хватало лишь вспомнить факт, что Юри выбрала его.       — Лихван, прекрати, — будто бы почувствовав что-то неладное, Юри попыталась остановить своего парня от ответа, но тот, кажется, испытывал настоящее наслаждение, действуя мне на нервы, но всё же даже я не ожидал того, что он скажет дальше.       — На то, что негоже тебе, младшему братишке, пускать слюни на старшую сестру, — сказав это, парень ехидно улыбнулся.       Ответить что-либо, хотя вот что — тот ещё вопрос, я не успел, а улыбка с лица Лихвана сошла. С него вообще любое выражение сошло, ведь тяжело изображать лицом хоть что-то, когда оно перекошено от пощёчины.       — Заткнись! — такой резкий поступок, а после и крик Юри меня шокировал. Девушка казалась разозлённой до предела.       Мне не захотелось присутствовать при этой сцене и дальше. Пока Лихван ошарашенно выпытывал у Юри, за что она его ударила, я встал с места и постарался улизнуть с их поля зрения, понимая, что не смогу теперь нормально посмотреть сестре в глаза. Но сбежать далеко мне было не суждено, как и перебороть всё то, что копилось внутри уже не один год.       — Постой! — Юри увязалась за мной до самого выхода из клуба и попыталась остановить, перехватив за предплечье. Я попытался вырваться, но хватка девушки была куда крепче, чем могло показаться поначалу, опираясь на её телосложение и рост. — Погоди, Джисон! Не слушай его. Лихван порой порет всякую чушь.       Я застыл на месте, пусть и хотел изначально сбежать. Её слова неприятно резанули по сердцу. Чушь… Для неё подобное даже звучит, как чушь. Я обернулся и серьёзно посмотрел на Юри. Может, всё совсем и не так, как я себе представлял, но всё же — я обещал, что сегодня ей во всём признаюсь, так зачем снова трусить и откладывать до лучших времён? Особенно, когда суть происходящего уже раскрыл, пусть и в извращённой форме, этот придурок Лихван. Я более ничего не терял.       — А если не чушь?! — спросил я безкомпромиссно, заставив Юри удивлённо расширить глаза. — Что, если то, что он сказал, правда? Что тогда?       — Джисон… — сестра опустила голову. По тону её голоса было не ясно, какие именно эмоции она испытывает в данный момент. Но то, что это не радость, было ясно. Когда же она заговорила наконец, удивляться настало моё время. — Ты думаешь, я этого не знала?       Этот проклятый момент, наверное, навеки отпечатается в моей памяти и останется рубцом на сердце, ведь он принёс мне одно лишь разочарование и окончательно дал понять, что мои шансы с Юри ничтожнее некуда.       После того, как она ошарашила меня словами о том, что и так знала о моих чувствах, мне стало неловко, насколько это вообще возможно. Хотя, казалось бы, сегодняшний предел неловкости я уже преодолел.       — Я всё знаю, и уже давно, — эта простая истина шокировала сильнее, чем неожиданные слова Лихвана, сказанные в самый лоб. Юри не казалась сильно уж спокойной говоря это, но всё же девушка явно попыталась совладать с собой, за что её только можно было поблагодарить, ибо два паникёра на один квадратный метр — это уже слишком. А меня паника уже начала накрывать, хотя в мои планы и входило разоблачение своих чувств. Кто же знал, что о них сестра уже знает? Вот это и сбивало с толку максимально. — Ты думаешь, что это не заметно?!       Юри выпустила мою руку из хватки, будто бы зная, что я больше никуда не попытаюсь убежать. И в этом, конечно, она была права — я попросту оцепенел от шока. Почему же тогда она об этом мне не говорила? Даже виду не подавала, что знает о моих чувствах, продолжая строить из себя любящую сестричку.       — Прости, что игнорировала это так долго, — я говорить ничего не мог, но вот Юри, кажется, всё ещё было что сказать. — Я думала, что с возрастном ты это перерастёшь.       И вот снова — слова, ранящие без ножа.       — Перерасту? — крик не нарочно вырвался наружу и слегка испугал Юри, дёрнувшуюся от резкого повышения моего голоса. — Что перерасту? Да и разве можно?       — А что мне оставалось делать?! — девушка тоже слегка повысила тон и нахмурилась. Её ладони крепко сжались в кулаки, а губы в тонкую полоску, побледневшую от недостатка крови. — Я не хотела тебя ранить отказом.       — То, что ты делаешь сейчас, ранит куда больше, — буркнул себе под нос недовольно и даже отчасти обвинительно. — Куда же проще делать вид, что ничего не знаешь и в открытую заводить отношения, понимая, как мне будет больно.       — Именно поэтому… — девушка слегка стушевалась, но в целом, кажется, что её решимость только возросла. — Я и тянула с представлением Лихвана так долго, не зная, как ты отреагируешь.       — Верно, — хмыкнул я, окончательно понимая, что разговор пошёл совсем не в том направлении, что я хотел изначально. Я предполагал, что из него ничего хорошего не выйдет, но всё же надеялся на другое. На слезливые извинения или хотя бы сожаление. Да на что угодно. Я не думал, что мы начнём открыто ссориться. Крыша летела на автопилоте, не спрашивая моего разрешения, так что я знал, что момент, когда ляпну что-то не то, чисто из-за обиды, рано или поздно наступит. Подгадать его приход не сумел, а понял, что уже сделал это только по реакции ещё больше взбесившейся Юри. — Не зря волновалась. Такого ведь мудака выбрала.       — А вот не тебе об этом судить! — она действительно разозлилась, а я понял, что всё же перегнул, уподобившись самому Лихвану, ни капли не постеснявшемуся сказать то, что он сказал. — И вообще… на что ты рассчитывал? Что я отвечу тебе взаимностью? Джисон, ты мой брат, пусть и не родной. Но чувствую я именно так. К тому же ты младше… Я не собираюсь становиться нянькой или мамочкой для тебя!       А вот тут перегнула уже она, и Юри это поняла судя по тут же сменившемуся выражению лица, которое вмиг от злости перешло к вине и осознанию сказанного. Я просто развернулся, собираясь сделать то, что должен был ещё пару минут назад — до того, как ситуация окончательно вышла из-под контроля.       — Стой! Прости, я не это имела в виду! — поняв свой просчёт, сестра испуганно вцепилась в мой рукав. Смотреть на неё было больно, но я всё же повернулся. На лице Юри был какой-то сумасшедший микс чувства вины, отчаяния и уверенности. Она извинялась за свои слова, но всё же не отказывалась от них.       — Нет, именно это и имела, — освободив руку, я всё же покинул клуб и Юри, больше не пытающуюся меня остановить.       Было невыносимо больно, но, в конце концов, я догадывался, на что иду. Пусть к этому и нельзя было подготовиться никак. Не бывает репетиций разбивания сердца. Это случается всегда без подготовки и без обезболивающих — словно скальпелем в самое мясо, насквозь через желудочки и аорту. Кровь хлещет фонтаном, заливая самую душу и взор. Жизнь просто теряет краски, словно обескровленное тело.       Но, как я уже говорил ранее, всегда есть вероятность, что плохая ситуация станет ещё хуже. И она стала. Буквально через пару дней после всего произошедшего я узнал, что Юри переезжает к Лихвану. С одной стороны меня это могло обрадовать, ведь видеться с ней каждый день дома после всего случившегося было сущим мучением. Но и не видеть вовсе: не пересекаться каждое утро на кухне с чашкой горячего чая в руках; не дожидаться, когда она освободит ванную после душа; не выходить из квартиры одновременно и вместе идти до остановки; не ужинать за одним столом, сидя друг напротив друга — попросту смертельно.       Скучать я начал уже на первой неделе. Но написать или позвонить так и не решился, всё ещё помня обиду, пронзившую меня в тот день. Но кое-что всё же сумело исправить ситуацию. Хотя, в данном случае слово «исправить» звучало несколько… издевательски. Ведь то, что помогло мне снова наладить отношения с Юри, самой девушке принесло ужасные страдания.

***

      О том, что Юри попала в аварию, я узнал совершенно случайно и это, сказать по правде, шокировало меня. Вся обида и злость, копившаяся всё это время, тут же пропала, и я сразу же начал названивать сестре. Логично, что мне никто не ответил.       Родители тоже были на взводе, но знали куда больше моего ― мы вместе поехали в больницу, куда отвезли Юри сразу после того, как её сбила машина. Девушка лежала в реанимации.       Всё же именно в подобных ситуациях, к сожалению, открывается истинное отношение людей друг к другу. Просто увидев Юри в бинтах и присоединённую к капельнице, я понял, что не могу на неё злиться.       «Говори, что угодно, люби кого хочешь, ― думал я, пропуская мимо ушей всё, что говорил врач родителям, но судя по охам отца и слезам матери ― ничего воодушевляющего он не говорил, ― главное ― выживи».       Какая разница, полюбит ли меня Юри, если она умрёт? Пусть ненавидит, но при жизни, чем любит, но посмертно.       Вся жизнь, все события и дни проносились перед глазами, когда я лишь задумывался о том, что она не выкарабкается. Всё стало таким незначительным... В том числе те её слова. Как я мог обидеться на что-то подобное?       ― Она какое-то время не сможет ходить, ― слова врача пронзили насквозь, и я, наконец, услышал что-то, помимо своего гулко бьющегося от страха сердца. ― Но это при лучшем раскладе и хорошем уходе. Если же нет, то... Юри может больше никогда не встать на ноги.       Жизни Юри больше ничего не угрожало ― так сказал доктор, и нам бы всем радоваться, но... услышь сама Юри его слова ― она бы прямо сказала, что её жизнь окончена. «При лучшем исходе» ― вот, как звучал этот приговор для спортсменки... для фигуристки. Её жизнь просто потеряет смысл, если сестра больше никогда не сможет надеть коньки и выйти на лёд.       ― Лучше бы я умерла... ― в унисон моим мыслям в итоге и высказалась Юри, когда пришла в себя спустя пару суток.       ― Не говори так! ― злилась мама, естественно радуясь тому, что её дочь, по крайней мере, жива, пусть и не совсем здорова. ― Ты выжила ― это главное! А на ноги встанешь со временем. Мы поможем.       ― Конечно, ― я вклинился в разговор как-то бездумно. Юри вскинула голову и посмотрела на меня таким убийственным взглядом, что мне невольно захотелось отступить назад. Она была зла, но я понимал, что не на меня конкретно. А на мир, случай, того водителя и саму себя. Девушка просто была в крайней степени отчаяния. Но всё же даже такой её настрой не мог меня окончательно отпугнуть ― всё же Юри необходимо знать, что есть кто-то, всегда остающийся на её стороне. «Кстати, об этом...» ― как бы не противно и печально было это осознавать, но было кое-что, что я мог ещё сказать, дабы поднять Юри настроение и порадовать. ― И не только мы ― твоя семья. Уверен, что Лихван тоже будет с тобой в этот сложный период и поможет всем, на что только способен.       ― Нет, ― кратко произнесла сестра, как отрезала, и я услышал в её голосе дрожь, а на лице тень печали. ― Он не поможет.       ― В смысле? ― меня опередил отец, который тоже почуял неладное в голосе дочери.       ― Ему позвонили, как только меня сюда привезли, ― свесила голову девушка, ― его номер тоже был указан, как контактный в случае моей госпитализации. Ему первому позвонили врачи...       ― И что? ― червячок раздражения заплясал самбу на моих нервах, и я понял, что мои подозрения насчёт этого парня могут сейчас целиком подтвердиться, чему я, сказать откровенно, конкретно в данной ситуации, совершенно был не рад.       ― Когда он узнал, что произошло, то просто отбил вызов, ― нервный смешок сорвался с губ Юри. ― А сегодня... когда я очнулась и сама позвонила ему, чтобы всё рассказать, то услышала только три предложения: «Твои вещи я уже собрал. Пусть родители заберут. Мне не нужна девушка-инвалид».       ― Сука! ― не сдержался я.       ― Джисон! ― тут же прикрикнула мама ― она не любила, когда мы с Юри материмся, но тут уж цензура вошла в моё положение и пропустила непроизвольное ругательство ― ибо ничего другого в голову не шло.       ― Ну что?! ― зло огрызнулся я. ― Вы же сами так думаете!       На мои слова Юри лишь вздохнула, а после попросила оставить её одну, всё же девушке ещё нужен был отдых и спокойствие, которое взвинченные мы с родителями ей уж никак не могли предоставить.       Выходя из больницы и садясь в отцовскую машину, больше всего мне хотелось сейчас отправиться к Лихвану и врезать ему как следует. Но понимание того, что никто, в том числе сама Юри, этого не оценит, останавливало меня, и я просто помаленьку пыхтел от злости на заднем сидении. Когда же мы остановились, и я потянулся к ручке двери, отец остановил меня.       ― Ты не пойдёшь, ― спокойно произнёс он, отцепляя ремень безропотности. ― Слишком на взводе ― можешь глупостей натворить.       Мне даже захотелось возразить и банально поинтересоваться, какие такие глупости я могу совершить дома, но это не потребовалось. Так как только сейчас я заметил, что припарковался отец далеко не возле нашего дома.       ― Я тоже пойду, ― вздохнула мама и тоже стала выбираться из машины. Отец на неё вопросительно посмотрел, что от меня не укрылось. Мама улыбнулась. ― Ты тоже склонен к глупостям, дорогой.       Родители покинули машину и пошли к Лихвану за вещами Юри, как он и говорил, а я остался в салоне ― может, так и лучше.       Юри же выписали из больницы примерно через неделю. Смотреть на то, как отец вывозит сестру на инвалидной коляске и переносит на руках в салон машины, было откровенно больно. «Радости» добавлял и внешний вид девушки. Точнее, её выражение лица ― столь апатичное и безэмоциональное. Из Юри будто бы высосали всю жизнь.       Возвращение сестры домой было совсем не таким, как я себе представлял. Честно говоря, лучше бы всего этого не случилось, и она осталась жить у того мерзавца. Но осталась бы здоровой. Вышло так, что у меня начались каникулы, а родители были привычно заняты на работе. Это значило лишь одно ― уход за Юри целиком и полностью лёг на мои плечи, но я был не против. Я готов был хоть всю жизнь посвятить всему этому, но, конечно же, надеялся, что сестра в скором времени снова станет на ноги.       ― Не нужно, ― отмахивалась она, даже не смотря на меня.       ― Тебе надо поесть, ― я никогда особо не умел ей перечить, но сейчас соглашаться на всё, что она скажет, тоже нельзя было. В конце концов, на кону было здоровье Юри. ― Я помогу до кухни добраться.       Сестра повернулась ко мне, прожигая убийственным взглядом. Она никогда не любила чувствовать себя слабой и беспомощной. Но что она могла сейчас, когда даже не в состоянии самостоятельно перебраться с постели в коляску?       Я вздыхал, заранее предчувствуя грядущие крики, и невзирая на её слова брал на руки и переносил но коляску. Юри кричала, брыкалась, насколько позволяли её силы и искалеченное аварией тело, даже лупила меня кулаками по голове, но ничего из этого не могло меня остановить. В конце концов я сажал её в кресло и вёз на кухню, пока Юри всхлипывала от своей беспомощности. Чувствовал себя я предельно паршиво, доводя её до такого состояния. Но это всё, что я мог. Иначе, она просто продолжит падать духом и терять жажду к жизни. Даже пинками, но я обязан был подтолкнуть её к выздоровлению.       ― Ты должна поесть, ― уже слегка повышая тон, говорил, когда девушка, упёрто сложа руки на груди, отказывалась брать ложку в руки.       ― А какой смысл? ― фыркала Юри. ― Я и так уже калека. Анорексия ситуацию не ухудшит.       Вот это уже стало последней каплей. Я со громким стуком положил вилку на стол и поднялся сам, не сказав ни слова. Юри вздрогнула, но не повернулась ко мне, всё также пиля взглядом соседнюю стену. Я подошёл к ней, присел на корточки перед коляской и взял её ладони в свои. Сестра попыталась их вырвать из хватки, но как мы уже выяснили ранее ― её физическое состояние оставляло желать лучшего. Она всё же повернулась ко мне с явным намерением опротестовать. Но не стала, лишь столкнувшись с моим непривычно серьёзным лицом.       ― Раз тебе так уж наплевать на себя, ― голос звучал холодно, но это была лишь иллюзия, ведь внутри меня уже давно извергался вулкан, и если бы не моя любовь к Юри, он бы давно взорвался, затопляя лавой саму девушку. Но я держался, ради неё же, не желая обидеть. ― То подумай о тех, кому на тебя не наплевать. Да, Лихван скотина, бросившая тебя, когда запахло жаренным, но мы-то с родителями тебя не бросали. Так зачем ты доставляешь нам боль?       Давить на её чувство вины, однозначно, было подло. Но если это поможет поднять её дух, то пускай. Пусть злится на меня. Юри смотрела на меня растерянным взглядом, не зная, что сказать. Она слишком сильно любила свою семью, и подобные слова однозначно обязаны были зацепить её сердце. Она стыдливо опустила взгляд.       ― Ты ведь знаешь, что мы тебя любим, ― продолжил я, упомянув местоимение «мы», чтобы ещё и не смущать её ко всему прочему. ― Так сделай это ради нас. Выкарабкайся. Ты же сильная. Я это знаю.       Юри заплакала, а я улыбнулся, как бы странно это ни было, а после обнял её. Кратких и обрывочных «Прости», сказанных в моё плечо, было достаточно, чтобы понять, что положительные сдвиги есть. А спустя четыре месяца эти сдвиги принесли первые плоды.       ― Давай, осторожней, ― придерживая Юри за руку, я следил за тем, как она пытается идти.       ― Я не могу, Джисон, ― расстроенно вздыхала она, цепляясь за мою руку.       ― Всё ты можешь, давай!       Я резко отпускал её и делал шаг назад. Растерявшись, Юри резко расставляет руки в стороны, дабы сохранить равновесие ― всё-таки спортивная подготовка о себе даёт знать. Она смотрит на меня обиженно, а я лишь улыбаюсь, зная, что у неё всё выйдет. Девушка закатывает глаза и делает всё же шаг вперёд, я снова отступаю. Ещё один шаг Юри, и один мой назад. Она уже злиться о того, что я так обманываю её, а я же радуюсь, словно родитель, наблюдающий за первыми шагами своего ребёнка. Но вдруг она всё же оступается и теряет равновесие. Реакция тела оказывается быстрее реакции разума, и уже спустя секунду я держу её, а Юри обнимает меня за спину.       ― Вот видишь, ― щурясь от не сильно-то и болезненных толчков кулаков под лопатками, посмеиваюсь. ― Ещё немного практики, и ты сможешь снова ходить… а потом бегать, а ещё погодя ― снова кататься на коньках.       ― Спасибо тебе, ― произносит сестра на выдохе, и когда я этого даже не ожидаю, целует меня в щёку. Я краснею, как рак, а злорадствует уже Юри, но всё же не убегает, так как не может, а продолжает обнимать меня, делая ситуация ещё более смущающей. ― Если бы не ты, то я бы давно упала духом. И я забираю свои слова обратно…       ― Какие? ― пересилив смущение, спрашиваю.       ― О том, что я не буду твоей нянькой и тому подобное, ― а теперь кажется стыдно уже Юри. ― Ведь в итоге нянькой для меня стал именно ты. Джисон, ты действительно уже не ребёнок. Прости, что заметила это только сейчас.       Уж не знаю, был ли это намёк на что-то, или же Юри действительно просто извинилась за те слова, но всё же мне хочется верить в лучшее.       Меня зовут Пак Джисон и я влюблён в свою сестру. И если я окончательно не сошёл с ума, то… кажется, это взаимно. Но это ещё стоит выяснить. Благо, на это у нас с Юри есть ещё целая жизнь. Моя ― спасённая её добротой. И её ― спасённая моей любовью.