Менестрель

Ненавижу наш странный мир, ставший таким глупым после войны. Оставшиеся оборотные маги, крадущие лица людей и меняющие свою внешность по желанию, и некроманты сделали все, чтобы поделить всё, в том числе и людей, между собой, не гнушаясь ничем. хотя знать по-прежнему ошибочно думает, что все в их власти. Теперь мало кто мог назвать себя по-настоящему свободным. Я не исключение. *** - Простите, синьоры, - девушка прижалась к стене, пропуская мимо каких-то важных господ, окативших ее презрительным взглядом, но пустое выражение ее ярко-карих глаз заставило их идти быстрее. Они смутились этой странной путешественницы. - Напыщенные шакалы, - припечатала их торговка цветами, - деточка, ты уже в третий раз проходишь мимо меня. Ты что-то ищешь? - Какой-нибудь недорогой, но приличный постоялый двор с трактиром. – Девушка старалась не смотреть женщине в глаза, а осматривать ее серьги. Торговка быстро объяснила дорогу. - Спасибо. Она шла по улице, рассматривая недавно купленный цветок граната, пока буквально не наткнулась на вывеску трактира «Бритый сом». В помещении сидели люди: от купцов до нищих. Девушка понимающе усмехнулась. - Хозяин! Хозяин! Из холодной комнаты вышел плотный и абсолютно лысый мужчина. - Чего надо? - Комнату и место для работы. - Служанок не берем, свои есть. - Не служанкой. Если позволите, я буду развлекать посетителей своими историями и музыкой. - Да развлекай, угловой столик твой. – Согласился мужчина. – Тебе на какой срок комната? - Недели на две. - Деньги за неделю вперед. Забрав плату, хозяин дал девушке ключ. Она медленно пошла к лестнице. - Как тебя звать-то? – Запоздало спросил мужчина. - Зовите Аланадейл. Не ошибетесь. - А родовое имя есть? Или клановое? -Зачем оно Вам? - Я хочу знать, что мои постояльцы не из родов убийц. - Лассен, кажется, Лассен. – После паузы протянула она, взбегая по лестнице. *** Как оказывается, приятно спрятаться от людей. Даже сейчас меня гложет чувство вины. Утешает то, что я помогаю им испытывать самые высокие и сильные чувства… чтобы они потом никогда больше не ощутили их. Часто задаю себе вопрос: так ли уж сильно нужна была помощь анимага основателю клана при штурме крепостей? Можно было избежать всего этого? Или обойтись своими силами? Думал ли основатель о цене договора? Я, наверно, так и не узнаю ответов. *** - Ты ведь Алана, верно? Я Мила! – к новой постоялице подсела дочка трактишика лет 14. – О тебе вся округа говорит. Девушка молча допивала чай и внимательно следила за нервно сминающими скатерть руками подростка. -Ты что, не хочешь знать, что о тебе говорят?! - Скажи своему отцу, что я не выведываю его секретов, и меня не разыскивает ничья охрана, раз его так волнует законопослушность заведения. Я просто тут проходом. - Ты разыскиваешь своего возлюбленного, да? Как романтично! – Мила захлопала в ладоши на всю таверну. Посетители жадно обернулись. Видно, мало было поводов для сплетен. - Нет, ты ошибаешься. – Алана нагнулась и подняла с пола округлый чехол, похожий на ежика с очень большими и толстыми иголками. На лице подростка явственно читалось удивление. - А что тогда может заставить девушку уйти из дома? Поссорилась с родными? - Нет, не из-за этого. – Алана вытащила свой музыкальный инструмент: на основании в виде сферы были натянуты 5 струн, каждая струна крепилась к отдельному грифелю, на котором располагалось кроме колка пара тонких реек длиной полпяди. - Что это? - Моя работа, - солнечно улыбнулась девушка, - у него нет названия, это просто инструмент. Вот почему я не сижу в отчем доме. Алана прикоснулась к струнам, подбирая мелодию, с каждым звуком набиравшую силу. Все посетители повернулись к ней и замолчали. Даже трактирщик перестал протирать стаканы за стойкой, а служанки, разносящие блюда, остановились - Подайте скорее колоду Без жестов излишних и слов - Я снова бросаю свободу На зелень игральных столов. А к ней добавляю в придачу Усталость, надежду и честь И вновь искушаю удачу, Страшась испытать ее месть. Вокруг любопытные лица Слились в заколдованный круг - Там скалится злобно волчица, Там прячет глаза старый друг. Там зрелища жаждет придворный, Гурман позабыл о пирах, Там вздернуты брови мадонны, В глазах ее жалость и страх. Не прерывая своего рассказа, Алана медленно натянула колок, к нему потянулись тонкие цветные ниточки от сердец людей, оплетая струну. - И розданы карты судьбою. И я их узнать не спешу. Зачем от добра и покоя Я в темень тревожно гляжу? Счастливой не веря дороге, Тропой роковою бреду, Бросаю родные пороги, Других же никак не найду. Струна гулко лопнула, девушка резко замолчала, все нити порвались. Ее сердце сильно и глухо колотилось, в отчаянной попытке разорвать грудную клетку. Раздались аплодисменты и звон бросаемых монет. Мила встрепенулась, собрала деньги и протянула их песеннице. Алана мрачно запихивала инструмент в чехол. - У вас есть ярмарка? - Что? - Ярмарка, торг, базар, рынок. - А, торговые ряды! В центре города. Иди на шум, не заблудишься. Алана положила деньги в напоясный кошелек и тихо вышла из трактира. *** Почему струна порвалась именно в такой момент? А ведь инструмент заговорен, только на желания анимага. Я ведь не успела чувства собрать, но я впервые рада, что недосказала песню. Я не знаю стихотворений, которые говорила последними. Самое страшное: их словно нашептали. Но кто?.. Опять вопросы и нет ответов. Начинаю привыкать к такому положению вещей. *** «Уникально, что она еще размышляет и сопротивляется. Но глаза уже так восхитительно пусты! Играй, Сирокко, играй, мой ветер, играй. И знай что все твои истории только для меня, для твоего анимага». Молодой человек отошел от окна, сел за массивный рабочий стол и открыл толстую потрепанную тетрадь с подшивками из договоров. На его среднем пальце матово сверкнула свернувшаяся серебряным кольцом змея с высоким гребнем-короной на голове. «Тебе немного осталось путешествовать. Играй, пока есть время…» *** В руках девушка несла свернутые струны и тихо напевала песенку себе под нос, так она не замечала окружающей толпы. Совершенно не замечая дороги, она вышла на улицы в самом черном районе. Тихий испуганный вскрик привлек ее внимание. Она свернула и увидела 3 мужчин, окруживших мальчика лет 13. раздался хохот и предположения, что за него дадут хорошую сумму на невольничьем рынке. Струна тихо развернулась, и Алана перехватила ее как удавку. Перекинуть ее на шеи двоих, слегка повернуть – и количество противников уменьшается вдвое. Сдернуть со спины чехол и, не пожалев инструмента, долбануть третьего по голове. Отлететь от удара четвертого в спину и смотреть, как мальчишка кидается ему под ноги. Бандит неловко падает и больше не встает. - Ты знаешь отсюда выход? То я заблудилась. – Алана наблюдала, как мальчишка трясущимися руками вытаскивает кошельки нападающих, и три мешочка он перебросил девушке. - Попробуем найти, если никто больше не нападет, – паренек подошел к Алане и, задрав голову, взглянул на ее лицо. – Меня все Каштаном зовут. Почему у тебя такие глаза? - Давай выберемся, и я отвечу на твои вопросы. Куда-нибудь на природу, если можно. - Для тебя – что угодно, лапушка! – Подмигнул Каш. *** Каштан, сидя прислонившись к дереву, перебирал волосы девушки, голова которой лежала у него на коленях. - У тебя волосы цвета песка… Чем ты занимаешься? Так как твое имя? - Брожу, туда-сюда, рассказываю свои истории под музыку. За определенную плату. Я - Сирокка. Так называют южный ветер с пустыни. - Странное имя. - Может цвет моей шевелюры натолкнул моих родителей на мысль о таком имени. – Она пристально вглядывалась в темно-зеленые глаза подростка. – У меня есть только мои истории. И дороги. - Правда? Расскажи! Рока положила инструмент на свой живот. - Он не треснул? - Да что этому чурбану сделается? – Ее пальцы легко пробежались по струнам. – Что бы тебе рассказать? Но у меня нет веселых историй. - Позабытые стынут колодцы, Выцвел вереск на мили окрест, И смотрю я, как катится солнце По холодному склону небес, Теряя остатки тепла. Цвета ночи гранитные склоны, Цвета крови сухая земля, И янтарные очи дракона Отражает кусок хрусталя - Я сторожу этот клад. Проклинаю заклятое злато, За предательский отблеск тепла, Вспоминаю о той, что когда-то, Что когда-то крылатой была - Она давно умерла. Каштан слушал, гладя ее по щеке. - Расскажи еще. Еще, только для меня! - Ты не похож на тринадцатилетнего мальчика. – Каш поперхнулся и метнул настороженный взгляд на девушку. - На улице рано взрослеют. - У тебя не родителей? - Они недавно погибли. Разборки между домами. Сейчас я работаю подмастерьем. И вот… встретился с тобой. - Ты еще странней меня… слушай дальше. Это долгая история… Давно, в седой древности годы это было, Тогда еще юным земное Светило Сияло в сапфирной небес синеве, И ангелы жили на этой земле, Из недр земных появилась Тьма, Низвергнуть чтоб Свет. Началась война. И ангелов полк поднялся за полком, Чтоб биться с жестоким, коварным врагом. Звенит сталь о сталь, в небе молний пожары, И плавятся камни от адского жара, И рушатся скалы, и высохло море, Померкло Светило, и небо пустое Безмолвно взирало на Твердь с высоты, А волны Света и волны Тьмы Друг друга никак одолеть не смогли. Каштан заменил травинку своей рукой, предусмотрительно перевернув кольцо головой змеи внутрь, к ладони, но Рокка ничего не заметила. Она перевела дыхание, и руки вновь запорхали по струнам -Кто прав, кто повинен – забыто давно, Бесцельно, бездумно враги все равно Друг друга нещадно мечом и стрелою Разят и бьются Светлые с Тьмою. Не вытерпел боле всемудрый Творец: «Когда же настанет сей битве конец? Жестоки и алчны вы, дети мои, Коль тысячи лет кровных братьев своих Вы бьете нещадно и без сожаленья! Но вот, источилось мое уж терпенье Сложить вам оружие повелеваю, Как спор разрешить многолетний, я знаю!» Молчанье настало, и в этом затишье Решительно, твердо промолвил Всевышний: «Пусть двое достойных от Света и Тьмы Скрестят в поединке стальные клинки. Кто выживет в честном смертельном бою – Я той стороне на Земле власть даю. Коль оба полягут, вы мир заключите И тысячу лет пополам власть делите. А годы пройдут – снова состоится Опять поединок. Но сразу всем биться И жизнь истреблять на Земле не позволю!» И, выслушав Бога Всевышнего волю, Перечить отцу не посмели они… - Мда, впечатляюще… - Каштан коснулся губами лба засыпающей девушки, вытаскивая из обмякших пальцев инструмент. Его черты лица расплавились, став лицом молодого юноши, и он облегченно вздохнул, водя пальцами по лицу девушки. – Ты эти истории мне не рассказывала. И ты лишала меня такого удовольствия?! Придется тебя наказать. Лицо юноши приобрело черты Каштана, но тело не изменилось, и он подхватил Сирокку на руки. *** - Бессонные Часы, когда я предан сну, Под звездным пологом ко мне свой лик склоняют, Скрывая от меня широкую луну. От сонных глаз моих виденья отклоняют, - Когда ж их мать, заря, Им скажет: «Кончен сон, Луна и сны ушли», - я ими пробужден… Когда струна была наполовину обмотана нитями эмоций слушателей, Алана резко затолкнула рычажок в специальное углубление в грифеле. Обрывки нитей повисли вдоль инструмента, а затем медленно растворились. - Какой редкий набор чувств. От вины до восторга. – Пробормотала девушка, допивая одним глотком чай. - Изумительно! – Алана вздрогнула, когда тонкие руки робко обняли ее шею. – Мне кажется, я бы мог слушать тебя вечно. – Прошептал Каштан. - Слушать? Или слышать? – Песенница взъерошила ему волосы. - Я уже слышу. И многое вижу. – Он закрепил в ее волосах на виске гранатовый цветок. Такой же, но купленный Аланой, лежал походной сумке. - Пойдем, расскажешь до конца про поединок! – Каш потянул ее к выходу, зажав подмышкой инструмент и чехол. Посетители поводили их взглядами, полными инстинктивного ужаса. Воцарилось гробовое молчание. *** Молчать было легко, я никогда не рассказывала эти истории, они были моей тайной. Но я решилась. Вдруг, с ним будет не так больно и я смогу рассказать ее до конца??? Каштан внимательно наблюдает за мной. Мне с ним так ласково и так знакомо. Но я ощущаю какое-то притворство. Что бы это могло быть? *** - Я продолжу рассказ тебе о тех временах, когда наши земли были цветущим раем днем и жутким адом ночью. Историю вечной любви и вечного выбора… - Рокко прислонилась спиной к дереву, резко меняя интонации мелодии. Каштан сидел и задрав голову внимательно наблюдал за Аланой. - Вервольф сизогривый скакнул изо Тьмы, А валькирия Света кинжал подняла – С оружием верным в руках умерла. Вервольф рядом лег – и уж больше не встал: Настиг его острый валькирьи кинжал; И оба заснули навек мертвым сном. Не раз и не два поединок потом Все так же кончался, и тысячи лет Делили по чести всю власть Мрак и Свет. И время настало, когда и в преданьях Уж память истерлась о битве той дальней. Но срок подошел – появились вновь Валькирия Света и темный Вервольф. Темна и светла пополам их душа… Но бликом зеленым сверкнула звезда, - Каштан украдкой коснулся изумруда в виде глаза Василиска. - Вмиг душ половинки она поменяла, И девушка Светлой Валькирией стала. Вервольфом он стал, беспощадным бойцом, - голос Аланы стал подрагивать, в глазах появились мокрые блики. - Готовым хоть смерть к лицу встретить лицом, Звериная сила в огромных клыках. Валькирии в битве не дрогнет рука За светлую правду, и острых клыков Она не боится. Вервольф уж готов… И крепче любимых братьев родных Сплелись в поединке тела тех двоих. Закончилась битва: Вервольф побежден, Над шеей могучей кинжал занесен. Без страха глядят цвета стали глаза, В них напоследок взглянула она. И стертая память далекой любви Вдруг в ней всколыхнулась. Они не враги… Они не враги… нет, с НИМ мы враги. - Сирокка резко хлопнула ладонью по струнам. По ее лицу катились слезы. – Нет, Каштан, я не смогу закончить эту балладу. Она напоминает о том, что мой клан и я потеряли много лун назад. Зачем раскрывать старые раны? Все равно мне придется наблюдать за чувствами других со стороны. Не так… *** На ее глаза медленно опустилась тьма. Каштан дернулся к ней, но его перехватили поперек живота. Рокка закрыла глаза. - Осторожней с ней. Так, отпустите меня, я сам ее свяжу. – Тихо зашуршали веревки. - Хозяин, Вы уверены, что она в отключке? - Не глупи. Вы из кого угодно душу вытрясите не то, что моей девочке сонную артерию на пару секунд пережать! – Недовольно бросил Каштан. - Я сам ее понесу. Возьмите инструмент и идем. Тело нашли? - Там, где Вы и говорили. Только оно скоро начнет разлагаться. - Это поправимо. Даже запаха не останется! – Усмехнулся маг. *** - КАШТАН!!! – Алана лежала связанная по рукам и ногам возле стены какого-то захолустного переулка. Каш лежал избитый, из пробитой головы текла кровь. Он не двигался, сжавшись в комок. Напоследок пнув его худенькое тело, 3 мужчин подошли к Сирокке. - Не ввязывайся наши дела, малявка. Что за этим последует, ты теперь знаешь. У тебя хороший покровитель, поэтому мы пока тебя не тронем. Рокко присмотрелась к шее говорившего с ней и заметила тонкий сине-зеленый след от удавки. Точнее, от струны. И тошнотворный еле ощутимый запах, оседавший прогорклой пленкой на нёбе. Девушка закрыла глаза и прерывисто вздохнула, а когда открыла их – вокруг никого не было, кроме тела ее друга. С трудом распутав веревки на руках и ногах, она побежала к Каштану. - Не умирай, нет, не оставляй меня, нет, я не хочу быть больше одной, не умирай!!! – Рыдала она, целуя его окровавленное лицо. Она подняла голову и посмотрела на небо – стояла глубокая ночь. Отражения всех робких, тихих эмоций погасли в ее глазах, ее сердце замкнулось еще на один замок, румянец отхлынул от щек. Сирокка, выпачканная в земле, стояла возле свежей могилы, выкопанной на поляне, где она рассказывала Каштану истории. - Со мной никогда не бывает счастливого конца. Прости меня, Каштан… - девушка вытащила из своих волос цветок, чудом оставшийся в ее прическе, положила на холмик и ушла. Через мгновенье возле могилы сидел юноша, взял цветок и поглубже вдохнул его аромат, смотря вслед девушке. *** Самой первой из города вышла девушка, прославившаяся за эти два дня как великая песенница и рассказчица. Легкий сарафан и узкие брюки не спасали ее от предрассветного холода, чехол и пузатый рюкзак были заброшены за одно плечо. Песчаные волосы растрепались по плечам, непослушно завиваясь в кольца. Она не хотела этого, но вся ее фигурка выражала неподъемную скорбь, сравнимую с бездной океана. Один из стражников осмелился набросить ей на плечи плед, другой проводил за ворота, ласково обняв на прощание. В пустых глазах промелькнуло нечто, похожее на благодарность этому старому вояке. Стражнику хватило коротко отблеска, он не требовал слов. Сирокка побрела по пустой дороге, напевая под нос песенку. Так она не замечала людей и чувства вины. «Всё, что было мной, Обратится в прах. Отшумит прибой, Отпоет монах, Отгорит костер, Отцветет трава, Ветер кинет в сор Кровных клятв слова. Но пока я есть — Всем врагам назло. Но пока я здесь, Как ни тяжело. И не стоит драм Будущего тьма. Пропасть или храм — Я решу сама. Песня или плач, Бой или покой, Жертва иль палач, Ты – или другой. Пусть твердит молва, Что всё тщетно. Пусть. Верь, что я жива. Но знай: я не вернусь…» - Ледяной ветер, обжигая мокрые щеки, хлестал по лицу. *** Все мои истории - не вымысел, все, что я говорю не ложь. Я видела все своими глазами или сама была их участницей. Не надо меня судить за пустой взгляд. Мне слишком мало лет, но слишком много дорог я прошла. Я нашла только один ответ: пока я рассказываю, пока мои пальцы лежат на струнах – я свободна. *** «Что ж, мой ветер, даже ты бываешь холодным. Пусть Каштан будет тебе уроком – ты будешь петь только для меня. Никогда не плачь, если твои глаза пусты. Даже мне тогда особенно жутко. Заканчивай путешествие, Сирокка. Ты мне нужна, без тебя я долго не протяну. Ты скоро выполнишь условие договора!» *** В тот же день по городу пронеслась страшная весть: убитые и недавно похороненные бандиты были найдены возле торговых рядов. Люди шептались, что в городе шалил некромант, а знающие люди молчали. Впрочем, как всегда.