Итальяшка

Люк Паскуалино Я не хочу копаться в причинах, мне кажется, это как-то невежливо и не по-мужски. Это я так оправдываюсь, на самом деле, мне просто страшно. Факт заключается в том, что Том Берк меня не жалует, об этом знают все, и мне боязно спрашивать, чем я такое отношение заслужил. Ведь я так старался произвести на него впечатление! Конечно, я везде шучу о том, что Говард – мой кумир, а Сантьяго – мой лучший друг и все такое прочее, но Том САМЫЙ КРУТОЙ! Я узнал о том, что буду сниматься с Томом Берком, и у меня сердце к горлу подскочило – так офигенно, я орал и носился по комнате, а мой отец смеялся во весь голос. А теперь Том ненавидит меня. Я все делал, как надо! Я никогда не вел себя, как зазнавшийся кретин. Всем старался помогать. Всегда улыбался. Ни разу не сказал ему ничего обидного или оскорбительного. Том с самого начала вел себя прохладно со всем персоналом. Он вообще такой человек – в характере Атоса – немногословный, закрытый и малоэмоциональный. Просто НЕВЕРОЯТНО ОФИГЕННЫЙ. Потом мы начали тренироваться, пара дней, и вот – он уже шутит с Сантьяго и обнимается с Говардом при встрече. А я – я как будто не в этой команде. Д'Артаньян – подмастерье мушкетеров. - Люк. Если Том не работает, он никогда не повышает голоса. У него очень спокойная манера речи, он всегда звучит немного завораживающе. И он – единственный человек на съемочной площадке, называющий меня Люк. Для остальных я Паскуалино или зелень или итальяшка. Только Том обращается ко мне по имени, как будто обозначая пропасть между нами. - А? - Два шага в сторону, мне бы до трейлера добраться. Я, смущаясь, освобождаю дорогу. Вот так он со мной и общается – редко и только по делу. Однажды он меня случайно ударил эфесом во время съемок. Секунда участия и заботы в его глазах: - Люк, прости ради бога, я совершенно не… - Ой, ладно, все в порядке! Все окей, - я улыбался и отшучивался, а потом узнал, что у меня сломано одно ребро. Попросил врача не сообщать об этом никому. Он всегда отходит от меня на фотосессиях и отсаживается, если мы идем вместе в бар. Или вообще не идет, если узнает, что в числе приглашенных буду я. - Пфффф, сжалься над парнишкой, что ты устраиваешь ему темную, - услышал я Говарда за полузакрытой дверью его номера в гостинице. - Бред, - тихий уверенный голос Тома в ответ, - я хочу провести вечер по-стариковски в компании телевизора, пива и чипсов. - Он же из кожи вон лезет, чтобы завоевать твое внимание, он твоя фанаточка! Тебе не жалко его? - Говард, ради бога. Что за ерунду ты несешь. - А вот мы с моей девушкой ездили на концерт Гоголь Борделло! Знаешь такую группу? - Нет, я не знаю такую группу и, наверное, слава Богу, - Сантьяго развалился с сигареткой в кресле на балконе, а я улегся рядом и всячески мешал ему жить. - Они поют СТАААРТ ВЕРИНГ ПЕРПЛ ВЕРИНГ ПЕРПЛ! - Жизнеутверждающе, - с весьма заметным скепсисом в глазах заключил мой коллега. - А у тебя какая любимая музыка? Подожди подожди я знаю. ХУАНЕС? - То есть, просто потому что он колумбиец, я обязан его любить? - ДА! - Чили. Чили, Паскуалино! Я НЕ колумбиец. - А я в википедии прочитал, что ты свободно говоришь на итальянском языке. - Как вообще связаны эти две мысли, господи, взрыв мозга, - забубнил себе под нос Кабрера. Говард Чарльз, сидящий с лэптопом в паре метров от Сантьяго, немедленно присоединился: - А ты, Паскуалино, говоришь свободно на итальянском языке? - Конечно, - гордо приосанился я. – Я так на нем говорю, что не снилось вообще ни одному из вас. - Ну-ка выдай. - Э куэсто иль фьоре дель партиджано о бэлла чао бэлла чао бэлла чааааааао, куэсто иль фьоре дель партиджано морто пер ла либертаааааааааа. - Браво! – Зааплодировал Сантьяго, - волшебно! Ты мог бы быть в группе Гоголь Борделло! - Моя девушка тоже мне это сказала! – Рассмеялся в ответ я, краем глаза замечая, что молчавший все это время Том уходит с балкона. Мне тут же стало тоскливо и, как всегда, неспокойно. Я раздражаю его? Что я опять сказал? Что я сделал? За что он ненавидит меня? - Том? Том, ты не очень занят? Том Берк обернулся к двери хлипкого трейлера, которую я приоткрыл пошире, особо не дожидаясь ответа. На улице -10, в трейлере почти так же. Том сидел, закутавшись в пуховик и читал какой-то талмуд. - Что, уже все настроили? - Эээ нет, тебе вот просили передать доработку к следующему эпизоду. Никто меня ничего не просил, я сам вызвался. - Спасибо, - бесцветным голосом поблагодарил Том, его руки немного дрожали от холода, еще бы. Я греюсь, нарезая круги по площадке, а он сидит мерзнет в разваливающейся железяке. - Тебе не принести чайку? - Нет, не нужно, благодарю. - Не холодно? - Немного. - Давай погрею! Я думал пошутить, честно. Я все время так делаю. Мне простительно, я ведь самый младший. Всего-то и хотел – обнять его, посмеяться и уйти. Он аж вскочил, когда я попытался осуществить задуманное. - Можно, пожалуйста, оставить меня в покое?! – С неожиданной злостью выпалил Том мне в лицо. Позади на грязный пол падали любовно отобранные мной у помощницы режиссера листочки. Говард Чарльз Паскуалино жалкий. В смысле… Это не со зла. Вообще, я его уже успел полюбить, чертяку такого. Добродушный жизнелюбивый паренек, наивный, как ребенок. Шутить над ним можно бесконечно. Но он меня расшевелил. Я думал, после тридцати не пристало переписываться по ночам о какой-то херне по воцапу – НО ПАСКУАЛИНО СЧИТАЕТ СВОЕЙ ОБЯЗАННОСТЬЮ В ДВА ЧАСА НОЧИ ИЗ СОСЕДНЕГО НОМЕРА СЛАТЬ СМЕШНЯВЫЕ КАРТИНОЧКИ. Танцевать на барной стойке, знакомиться с новой девушкой каждый вечер, прикалываться над коллегами, просыпаться в совершенно незнакомом месте, одним словом, вести двадцатилетний образ жизни – я-то думал, я слишком стар для этого говна. Оказалось, нет! С ним легко. Весело, непринужденно, интересно. - Говард. Говард. ГОВАРДГОВАРДГОВАРД НУ ТЫ ПОСМОТРИ ТОЛЬКО ПОСМОТРИ! – Тыкает мне в рожу свой айфон с отфотошопленными Камбербатчем и Фрименом, занимающимися непотребствами. – АХАХА РАЗВЕ НЕ ЗАБАВНО?! - Говард. Вступи в феминистскую организацию Эммы Уотсон. - Че? - Да какая тебе разница, вот тут подпиши и все, она тогда со мной согласится на свидание, - и лучезарно сияет аки солнце весеннее. - Говард, быстрее идем. - Куда, щас уже половина первого. - Быстрее! В соседнем баре акция – берешь три кружки пива, и еще три тебе бесплатно, давай быстрее, ну что же ты развалился, щас там такая толпа понабежит!!! Кабрера, конечно, позанятнее типок. У него за плечами тонны опыта, чего только у него там не было в жизни, он давно женат, прекрасно разбирается в людях и, такое ощущение, что ВСЕ умеет. Но он не продуцирует раздолбайскую тупую подростковую атмосферу – с ним можно попить вискарь, рассуждая о философской философии, но курить траву на чешском квартирнике с кучей незнакомых студентов он уже не будет. Я думаю, кстати, Кабрера разделяет мое мнение относительно Паскуалино. Он жалкий! Том с самого начала нашу зелень невзлюбил. Конкретно за что, я не знаю, но берусь предположить, что просто за факт его существования. Бывает же такое. Особенно учитывая тот факт, что Том Берк являет собой прямую противоположность итальяшке. Дико закомплексованный, закрытый упырь, который внезапно выдает гениальные мысли после двух бутылок водки. Том производит впечатление крутого брутала, который молчит так убедительно и элегантно, что прям даже как-то хочется понять, что скрывается за этой пуленепробиваемой броней. Нам с Кабрерой, короче, Том нравился. А вот Паскуалино – тот-то вообще на нем поехал. Ну, и итальяшка бегал за ним и всячески приставал. Мы с Кабрерой подхихикивали, мол, развел себе тут фанклуб, а Берк это, как иначе, игнорировал. Один раз, я случайно узнал, Том в процессе съемок сломал Паскуалино ребро. Так вот, любовь итальяшки была настолько всеохватной, что он попросил доктора никому про это не говорить, чтобы Берк не чувствовал себя виноватым. Классический жалкий Паскуалино. Сантьяго Кабрера В одной из многочисленных школ, что мне пришлось посещать в течение жизни, у меня был друг – отличный товарищ и надежный партнер в таких важных мальчишеских делах как кража яблок из сада на соседней улице и воровство отцовских порно-журналов. Я искренне его любил и даже по-своему восхищался, был привязан и хотел делить с ним мысли и чувства. Но, и здесь сюжет будет предсказуем, в нашу дружбу вмешалась девчонка. Какая-то наглая девчонка с длинными косичками. Ох, как я ее тогда ненавидел. В любом случае, он разглядел ее среди новичков, и нашей дружбе пришел конец. Не потому что она тут же ответила ему взаимностью – она-то вообще не знала о том, что является предметом вожделения. Потому что изменился он сам. Замкнулся, перестал рассказывать мне глупые истории о своей младшей сестрице, но, самое страшное, он начал подкидывать девчонке с косичками пауков в рюкзак, поджигать ей волосы, отнимать тетрадки и заливать ее шкафчик сиропом. В один прекрасный день он перепачкал ее шикарные косы пластилином, и она заплакала. Плакала так громко и отчаянно, что я не сомневался в том, что мой друг немедленно принесет извинения. Как велико было мое удивление, когда он после секунды замешательства расхохотался и проорал «ТАК ТЕБЕ И НАДО, УРОДИНА!». У мужчин, я полагаю, где-то на генном уровне есть ЭТО стремление, потому что я даже не запомнил дальнейшие события. Сознание вернулось, когда я стоял со сжатыми кулаками, загораживая девицу с косами, а мой милый сердцу друг валялся у моих ног с разбитым носом, из которого текла кровь. Мы с ним никогда больше не общались. Про девочку с косичками я тоже ничего не знаю. Надеюсь, они оба счастливы, здорово, если друг с другом. Паскуалино приводит меня в состояние депрессии, когда грустит. Вечный двигатель не может останавливаться. - Perchè sei triste? – Я улыбнулся и похлопал его по плечу. Одинокая зелень глушила джин в гордом одиночестве в местном пабе. - Так ты реально говоришь по-итальянски? – Удивленно воскликнул пьяный в дрова Паскуалино. - Ахаха, так ведь википедия же, дорогой. Что с настроением? - Да… - Отмахнулся. - Знаешь, что я тебе скажу. – Я отнял у него почти пустой стакан. – Завтра сложный день. Самое сейчас полезное – поспать. Как такое? Отвел его в гостиницу и даже накрыл одеялком. Паскуалино тут же свернулся в умильный клубок. Я чуть не прослезился. Я встретил Тома там же день спустя. Том Берк впечатляющий человек. Он умен и талантлив, у него есть эдакая мрачная харизма и мировая боль в глазах – то качество, которое так долго пытались найти создатели фильма «Горец» хоть в ком-то (как вы помните, им улыбнулась удача в лице Кристофера Ламберта). Мне повезло работать с подобного уровня актером. И я, конечно, не хотел никаким образом вмешиваться в его личную жизнь, но в тот вечер виски развязал мне язык. Всего одна фраза, о которой я жалею. - Перестань быть школьником. Если ты так его хочешь, просто скажи ему об этом. Том Берк То, что я запомнил хорошо – ненависть. Ненависть давала мне первые уроки жизни. Когда тебе в детстве ставят диагноз дислексия, родители вздыхают с облегчением, а одноклассники находят козла отпущения. Я никогда не жалел о том, что бросил школу. Слово СДАЛСЯ отравляет мое существование, но я упорно продолжаю отгонять его от себя. По блату, - слышал я с самых первых ролей. Да понятно все. Сынок Берка. Это потому что он знаешь, кто? Крестник Алана Рикмана. А, ну ясно, можно уходить, это его будет роль. Может, пойдешь пожалуешься ПАПОЧКЕ? Ну и что ты сделаешь, пожалуешься АЛАНУ РИКМАНУ? Вперед, не оглядываясь. Вот и все, что я мог сделать. Я впервые увидел Люка в этом идиотическом сериале про подростков. Я даже не помню, как он назывался. У него там еще смешная прическа, и вообще, он сам на себя там не похож. Этот сериал смотрела моя бывшая девушка. - Подожди, я досмотрю серию и пойдем! – Говорила она мне, развалившись в кровати. Что же такого в нем меня тогда зацепило? Я не знаю. Мне понравились его глаза. Я подумал, что он, должно быть, очень добрый человек. Люк Паскуалино, Люк Паскуалино, - прокручивал я у себя в голове. - Это… это что за такой актер? – Уточнил я у своего агента. - Да, забей. Мечта школьниц, ничего особенного. А Капальди че, не впечатляет тебя? Я уже забивал его имя в поисковик. И вот – передо мной знакомые глаза. Я и не заметил, как начал улыбаться. Масштабы катастрофы свалились на меня с самых первых секунд. Он появился в кретинской шапке и несуразных этих узких джинсах, весь ультрамодный, господи, я должен был его тут же высмеять, но… боже мой, как ни позорно это признавать, я был влюблен окончательно и бесповоротно. В эти великолепные черные глаза и голос и даже в эту чертову его невозможность отращивать бороду. Организаторы обучения упорно сажали нас вместе на всех интервью. И он нес такую жуткую околесицу. Я сосредоточиться не мог – потому что Люк сидел рядом, потому что я хотел слушать его околесицу до конца своих дней. А после съемок Люк, едва раскрыв рот, немедленно сообщал бесполезный-факт-о-своей-девушке. И каждый раз это разбивало мое сердце на еще более мелкие осколки. Я не мог рядом с ним находиться. Я вообще не мог его видеть. А он так упорно стремился нарушить мои границы. И каждую ночь он выходил из нашей битвы победителем, потому что я не мог перестать о нем думать. В первом эпизоде есть шикарная сцена противостояния Атоса и Д‘Артаньяна. Мне нужно было прижать его к деревянному столбу, и, как на зло, нас просили сделать это снова и снова. Я еле пережил тот съемочный день. Ночью лежал в кровати и представлял, что бы было, если бы мне хватило смелости запустить пальцы в его волосы, приблизиться еще, я уже почти увидел удивление в его глазах, а потом… что потом – покорность? Что я хотел бы увидеть? Его полную капитуляцию? Хотел бы я толкнуть его на кровать? Хотел бы я привязать его руки к спинке кровати? Хотел бы я, чтобы он полностью подчинялся и принадлежал мне? На следующий день – ведь я не спал всю ночь – к своему ужасу, размахнувшись и не рассчитав силы, я ударил Люка эфесом шпаги. У меня самого, кажется, в глазах потемнело от боли, когда он упал. Боже, как сильно я ненавидел себя. Чем сильнее я хотел быть с ним, тем сильнее было стремление никогда его не знать. Как глупо. Какой-то нелепый мальчик. Он написал в инстаграме, что влюблен в Говарда. Что Говард – его идеал и кумир. Даже при полном моем понимании их инсайд-шуток я чуть не разбил телефон, прочитав пост. Все это начало меня выводить. Все это было слишком. Когда Люк попытался меня обнять в моем трейлере, я накричал на него. В этих добрых глазах – что это? Это разочарование или страх? Непонимание? Или все вместе? Зачем я это сделал? Зачем я так обидел его? Кабрера понял все быстрее меня. В области проницательности он не уступит ни одной женщине. Мне захотелось ударить его, когда он произнес эту фразу. - Перестань быть школьником. Если ты так его хочешь, просто скажи ему об этом. От бессилия, наверное. Ведь я так хотел это скрыть, а ему никакого труда не составило – как сложить два и два. - Как ты предполагаешь мне начать действовать, когда каждый чертов день он всем показывает фотографии своей девушки и плетет о ней какие-то небылицы? - Ну, поскольку ты никогда не смотришь эти фотографии, я открою тебе небольшой секрет. – Кабрера театрально наклонился ко мне и прошептал: Каждую неделю это разная девушка. - Люк. Я сяду здесь? Он обернулся, уставился на меня непонимающе. Кивнул спустя секунд десять, не меньше. Съемки закончились сегодня днем. Вся группа была в баре. Он сидел на угловом диване в самом темном конце помещения. - Как ты? – Спросил я немного неловко. - Я окей. А ты? – Аккуратно ответил Люк, гадая, к чему все ЭТО. - И я ничего. Пауза. Жуткая вязкая вечная пауза. - Знаешь, я, наверное, вел себя, как мудак все это время. – Набравшись храбрости, выдал я. - Э… - Люк широко улыбнулся. – Это в каком это смысле? - Ну, я на тебя наорал даже один раз. Ты… знаешь, ты извини, если что. - Ох, какая мелочь! – Он положил руку на мое предплечье – вся жизнь пронеслась у меня перед глазами. - Так вот… Я не знаю, насколько правильно все то, что я хочу сказать, но… - ЛЮК! - Ооооо, Кейт! Привет! – Они обнимаются – долго, дольше, чем друзья. А потом она целует его – в губы. – Кейт, я дико рад, что ты приехала, и извини, но мне нужно договорить, это важно. Не обижаешься? - Нет, о нет, о чем ты! – Исчезает в толпе по направлению к барной стойке, взмахнув подолом розового платья. - Это Кейт. – Оборачивается ко мне довольный Люк. – Моя девушка. Она приехала из Лондона специально, потому что сегодня последний день. Мы завтра вместе летим на самолете обратно, сразу к ее родителям. Я думаю, наверное, это серьезно все на сей раз! Она красотка, а? Да, так… Так что ты говорил?..