***
Во владениях Лесного Короля было всё ровно так же, как и до ухода Леголаса. Трандуил, как и раньше, тщательно охранял своё королевство, вне зависимости от положения дел в Средиземье. Он думал о том, что Тьма вечна, неистребима, и если не Саурон, то кто-нибудь ещё решит лишить его земель, а его подданных — бессмертной жизни. Как и много веков назад, он коротал вечера с бокалом вина, и каждый раз через определённый промежуток времени выслушивал доклады стражников о том, с чем им на сей раз пришлось столкнуться на близлежащих землях. Леголас сразу отправился в тронный зал по прибытию, чтобы засвидетельствовать отцу своё почтение и уважение. Как и до начала лихих времён, Трандуил сидел на своём троне и со скучающим видом разглядывал перстни на своей руке. Годы надежды на то, что Мордор, наконец, падёт, а с ним и исчезнет всё то, что было порождением Тёмного Властелина, оставили в его душе глубокий след, и с вестью о том, что это, наконец, произошло, он не ощутил того восторга, о котором грезил всё время. Но он был дальновиден и мудр, и знал, что эта пустота вскоре заполнится радостью от великих деяний, которые предстоит исполнить, чтобы всё изменилось к лучшему для него и для его народа. К тому же он надеялся пополнить свою сокровищницу, немало опустевшую за последнее время. Едва эльфийский принц появился в проёме перехода, Король тотчас же поднялся с трона и сошёл с лестницы, пристально глядя на сына. Ему стало ясно с первых секунд, что что-то случилось, ведь отнюдь не с таким настроением возвращаются домой победители с войны. Жёстко мазнув взглядом по лицу Леголаса, он подошёл к нему и задал вопрос напрямую, ибо не мог ждать вступлений. — У тебя плохие вести для меня, Леголас? Лицо эльфийского принца приняло удивлённое выражение. Он, как мог, старался держаться отстранённо и равнодушно. Но отца не провести, он проницательнее, чем кажется на первый взгляд. — Нет, отец, я принёс лишь благостные вести. Войско Саурона, прислужника Моргота, пало, Тьма отступила, скоро всё войдёт в привычное русло. Можно держать ворота открытыми впредь и покончить с этой оторванностью от мира. Трандуил сделал жест рукой, и та часть стражи, что всегда оставалась с ним в этом зале, молча, покинула свои места, оставив отца и сына наедине. — Я знаю обо всём, хоть из твоих уст мне слышать это во много раз приятнее, нежели от гонцов, но мне кажется, у тебя есть и другие вести, пусть и менее всеобъемлющие, — Король словно нарочно находил самые болевые точки в страдающем сердце. Леголас старался не смотреть отцу в глаза, избегать его взгляда, да и что сказать ему: отец, я нашёл Арагорна, как ты и просил, но я воспылал к нему позорною любовью. Я достоин лишь твоего порицания. — Арагорн, сын Араторна, называемый ранее Странником, коронован в Гондоре, — ответил он, вложив в эту фразу как можно больше равнодушия. Король, заложив руки за спину, отвернулся и принялся прохаживаться подле лестницы размеренным шагом. Леголас выдохнул, когда отец отвёл от него взгляд, ему было всё сложнее принимать бесстрастное выражение, тогда как самому хотелось поскорее удалиться к себе и предаться там своей печали. — А я говорил, что однажды он станет великим человеком, и это только начало его свершений, я уверен. — Я согласен с тобой, отец. Он достоин всего того, что получил, его доблесть и мужество не знает границ. Король остановился и снова взглянул на сына испытывающим взглядом пронзительных глаз. — И всё же мне кажется, ты должен что-то иное мне рассказать, но может быть позже… Иди, отдыхай, сегодня будет пир в твою честь. Кивнув, Леголас хотел удалиться, как вдруг фраза отца, брошенная вслед, настигла его, словно молния, устремившаяся в дерево: — Я горжусь тобой, Леголас. Обернувшись, глядя на Трандуила удивлёнными глазами, он всё же нашёл в себе силы ответить: — Благодарю, отец, — и стремительно зашагал из тронного зала. Король смотрел ему вслед, и нехорошо было у него на душе, даже невзирая на то, что сын его целым и невредимым вернулся с войны. Что-то непостижимое произошло с Леголасом, и Трандуил был обязан это выяснить.***
Около двух лет утекло с тех пор, как эльфийский принц вернулся в Северное Лихолесье. Здесь жизнь шла своим чередом, где мысли о великих подвигах уступали место чему-то более обыденному и привычному, эпичные сражения были не более, чем произносимыми фразами, сказания о Хранителях Кольца всё реже были на слуху. Но Леголас не забывал. Течение времени, его зыбкие, засасывающие пески, воспринимаются эльфами иначе, чем людьми или гномами. И Леголасу казалось, что прошло с тех пор не более минуты, так остры и свежи были воспоминания о храбрых весёлых хоббитах, о ворчливом, но добром Гимли, о мудром Гендальфе, мужественном Боромире и, конечно, об Элессаре, Правителе Гондора. Печаль так часто жила на лице Леголаса, что, казалось уже, это его привычное выражение. И чем сокрушённее становился сын, тем больше мучился вопросами Лесной Король. Ему по-прежнему была неизвестна причина столь поразительных изменений в сыне, да и при подданных своих он не выказывал опасений, блестяще отыгрывая холодность и отстранённость, но чем больше он терзал вопросами Леголаса, тем тот сильнее замыкался в себе и охотнее сторонился своего отца. Трандуил не показывал своих переживаний, боли за сына, он лишь продолжал задавать вопрос за вопросом; иногда они были слишком прямые, иногда звучали намёками. Ответа не следовало, и он был уверен абсолютно, вряд ли последует когда-нибудь. Никакая проницательность не помогала узреть истинное положение вещей. До одного дня. Того самого, когда вдруг дозорные сообщили ему, что в его королевство движется сам Король Гондора с небольшой свитой. Трандуил был немного удивлён этим визитом, но, естественно, не подал вида. Он принял гостей со всем своим гостеприимством в тронном зале, сразу приказав готовить пир в честь их приезда. Арагорн вошёл во всём своём величии, которое теперь уже почти не уступало величию здешнего Короля; почтительно склонился он, приветствуя Трандуила, и тот, склонил голову в ответ, позволяя себе лёгкую улыбку, отчего Правитель Гондора даже залюбовался им, ведь совершенно очевидно, как шло ему его имя. «Цветущая весна», она и есть во всём своём великолепии, начиная от изящной эльфийской обуви и заканчивая роскошной короной, венчавшей его голову. — Чем обязан я такому неожиданному визиту, Владыка Гондора? — поинтересовался Лесной Король, замечая, как заворожено глядят на него витязи Арагорна, но не придавая этому никакого значения. — Я в том положении, когда пришло время заключать союзы и выражать своё почтение иным правителям, — рассудительно ответил ему Арагорн. — Я привёз щедрые дары в знак дружбы и преданности, да к тому же мне захотелось повидаться со своим другом Леголасом. Надеюсь, Владыка Лихолесья позволит нам это. Трандуил задумчиво кивнул, прикрыв на секунду глаза длинными ресницами. — Думаю, что это пойдёт ему на пользу. И лишь только молвил он это, как в тронный зал стремительным шагом взошёл его сын, длинноногий, тонкий и невероятно встревоженный. — Мне сообщили, что… Он не договорил, ибо Арагорн обернулся, и глаза их встретились. Как сильно трепетали ресницы Леголаса, как сильно смутился он своей огромной радости и как велико было его желание обнять Арагорна тотчас же, да не выпускать его больше из своих объятий никогда. Но он сдержанно поклонился ему, улыбнулся лёгкой и нежной улыбкой, и румянец вспыхнул на его щеках. — Приветствую тебя, Великий Правитель Гондора, я безумно рад, что ты посетил Лихолесье так скоро. — И я очень рад нашей встрече, друг мой, — ответил ему тот, тоже улыбнувшись, и каким же тёплым и добрым был его взгляд. — Леголас, — обратился к сыну лесной Король, — ты должен проследить за тем, чтобы все были задействованы в приготовлении к сегодняшнему пиру. Он увидел, как повеселел тот с приездом своего друга, как воспрянул его дух, но не заметил в этом ничего странного или предосудительного и посему надеялся задержать здесь Правителя Гондора как можно дольше.***
К вечеру всё было готово к пиру: винные бочки откупорены, всевозможные яства приготовлены, созваны лучшие музыканты и украшены залы. Празднование предполагалось пройти торжественно и бурно, пока же гости отдыхали в предоставленных им покоях. Эльфы любили веселиться, а особенно сейчас, когда было такое подходящее время для этого и столько чудесных поводов. Леголас стоял на одном из лестничных пролётов и наблюдал за тем, как украшают маленькими, круглыми фонариками зал внизу. Его душа была готова воспарить к небесам от охватившего счастья, сердце порывалось выпрыгнуть из груди, и то сладостное волнение, что наполняло его от ожидания скорой встречи, заставляло впадать то в жар, то в холод. — Леголас! — услышал он откуда-то сверху и поднял голову на зов. Арагорн стоял этажом выше и, мягко улыбаясь, поманил кивком головы. Он выглядел бодрым и отдохнувшим, но всё равно казался растерянным, что так несвойственно ему. Ему невообразимо шло его одеяние и корона, и это делало его несколько старше. Эльф не взобрался — вспорхнул наверх, как и прежде легконогий и быстрый. — Я хотел поговорить с тобой до того, как начнётся этот пир, — Король Гондора кивнул вниз. — О чём? — поинтересовался Леголас, с любопытством заглядывая ему в глаза. Арагорн отстранился и принялся крутить головой, выглядывая, нет ли здесь случайных слушателей, и только после того, как удостоверился, что они одни здесь, снова подошёл к эльфу вплотную. — Леголас, я должен рассказать тебе, пусть и покажутся слова мои безумными, но не в силах я держать такой груз в своём сердце. — Случилось что-то плохое? — обеспокоенно спросил тот, и вихрь мыслей пронёсся в его голове, от тревожных до страшных. — Вовсе нет, — Король вновь оглянулся по сторонам. — Арвен ждёт от меня ребёнка. Как гром поражает тёплое летнее небо, так и слова Арагорна поразили сейчас и без того раненое сердце Леголаса. Он отпрянул, как от удара стрелой, отвёл глаза, чтобы никто не посмел увидеть его великую боль, как бы ни выглядело это сейчас нелепо. Друг спешит поделиться с ним радостной для него вестью, так нужно взять себя в руки… — Мои поздравления. С подобной интонацией лишь сообщают о совместном прискорбии, а не поздравляют, но что мог поделать с собой несчастный эльф? Его только что полностью сокрушили. — Спасибо, но речь пойдёт не об этом. Это лишь предыстория. Леголас, совсем сбившись с толку, но затем взял себя в руки и вновь заглянул в серые глаза друга. — Тогда о чём же? — О моём прегрешении. — О прегрешении?! — вскрикнул Леголас удивлённо, хмуря брови, так, что едва заметная морщинка пролегла на гладкой коже переносицы. — Будь терпимее, ведь то, что скажу я сейчас, может лишить меня твоей дружбы навеки. Но я не могу иначе, потому как чувствую, что схожу с ума. Эльф успокоился с виду, хотя в сердце его сейчас клокотала настоящая буря, ярая и могучая, какая случалась на Андуине во время шторма. — Я выслушаю тебя, не прерывая, — дрогнувшим голосом произнёс он и удивился тому, почему Арагорн вдруг усмехнулся. — Я и врагу не пожелаю того, о чём хочу поведать тебе. Это стало моим проклятием, моей карой за вероломство. Как я уже и сказал супруга моя ждёт нашего первенца, но, Леголас, я должен признаться тебе, что не испытываю особой радости от этого. — Почему? — разомкнул губы эльф и заметил, как долго Арагорн смотрит на них. — Потому что моё сердце принадлежит другому человеку, — и тут же исправил сам себя, качнув головой. — Не человеку. Другому эльфу. В глазах Леголаса он прочёл ужас, смятение, осуждение. Кому, как ни ему знать, что ждёт эльфийскую Королеву, узнай она об этом. От великой тоски эльф может умереть, а значит, что виной тому будет лишь Арагорн, чьё беспечное сердце не уберегло жизнь той, кого доверил ему великий Властитель Элронд. — Я знаю, ты думаешь, что я чудовище, что я хуже, чем орки, чьи моргульские стрелы лишали жизни твоих собратьев, но я не могу ничего поделать с собой. Она никогда ни о чём не узнает, будь спокоен, я обдумывал это уже не единожды. Леголас не мог поверить ушам своим остроконечным. Он ожидал чего угодно от этого разговора, но только не такого. На его лице снова проступила тоска, какая была до приезда Арагорна, его руки задрожали, а сердце с размаху ухнуло вниз, словно рука, сжимавшая его доселе, швырнула с отвесной скалы. — Почему ты говоришь мне об этом? — дрожащими губами спросил эльф. — Потому что ты — тот, в кого я без оглядки влюблён, Леголас, — обречённо выдавил из себя Правитель Гондора, и в следующее мгновение эльфийский принц обнаружил свои руки в его руках. — Едва ты уехал, не попрощавшись, я осознал, что всё это время ты значил для меня много больше, чем я предполагал. Я хотел схоронить в себе эти чувства, ведь сделанного не воротишь, союз с Арвен не разрушишь, а я из-за своего признания рискую навечно лишиться дружбы твоей. Но мы всегда честны были друг с другом, не скрывая ничего, говорили так, как есть. Ты можешь возненавидеть меня за это, я понимаю всё и всё приму, но, Леголас, я не мог держать в себе и дальше, ибо я перестал спать ночами, пить и есть, я не мог ни о чём и ни о ком думать, кроме тебя. Прости меня за это, мой друг. Прости и не держи зла. Взглянув на свои руки, стиснутые пальцами Арагорна, ему показалось, словно бы это и не его руки вовсе, а чьи-то чужие, гномьи, орочьи, да любые другие, но не его; он отступил на шаг. Арагорну пришлось отпустить его. И такого Леголаса он не видел никогда — растерянного, испуганного, кусающего губы и боящегося взглянуть ему в глаза. Он предпочёл бы его не видеть таким во веки веков, но слов уже не вернуть обратно и решения своего быть честным до конца не переменить. Сердце говорило, что так нужно. Покачав головой, эльф стрелой, выпущенной из лориэнского лука, пустился бежать вниз, туда, где залы освещали круглые фонарики и откуда уже раздавались звуки лютни.***
Эльфы и люди пировали всю ночь напролёт, и много съестного было съедено, и много вина было выпито. Прекрасные звуки арфы наполняли дворец, и своды его, усиливая их, звенели эхом дивных мелодий. Они казались издевательскими для страдающего сердца — мотивы их были слишком веселы для того, кто безответно влюблён. Чарки передавались из рук в руки, шумные разговоры не смолкали, и Арагорну приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы выглядеть благодарным и отрадным ибо, бросая взгляды на Леголаса, он замечал, что тот совсем на него не смотрит, предпочитая общество других эльфов, приближённых короля Трандуила. Его очаровательный, милый принц больше не смеялся так, как прежде, с тем задором и блеском в глазах, от которого разливались по телу тёплые волны. Не танцевал с прекрасными эллет, почти не говорил, молчаливо слушая вереницу историй, рассказанных другими. Терзающаяся страхами душа — вот как он выглядел. И вот на закате пира, когда эльфы потихоньку начали расходиться, когда стихли звуки прекрасных мелодий, Леголас внезапно взял Арагорна за руку — сухой и прохладной была его ладонь. Он, не показывая своих намерений, просто повёл Короля Гондора куда-то вниз по переходам. Это не укрылось от внимательного взора Трандуила, и он взглянул им вслед так, словно хотел прочитать все их скрытые мысли, прощупать все их чувства. Леголас привёл Арагорна в один из пустующих залов и, не выпуская его руки, заглянул ему в глаза. Королю показалось, что эльф колеблется, но это было напускное, ибо тот был твёрд, как Врата Аргоната. — Ты… — дыхание Арагорна сбилось он нахлынувшего волнения, и он прервался на секунды, — ты хотел что-то сказать мне? — Да, — просто ответил ему Леголас, и хотя внешне эльф выглядел спокойным, даже веки не дрожали, Правитель Гондора был уверен, что всё не так, как кажется. — Я должен признаться тебе в том, что всё взаимно. Мне подумалось, что нечестно будет, если я это скрою. И он услышал громкий выдох. Такой, словно груз, копившийся годами, истомивший донельзя, вдруг испарился, как предрассветный туман с первым лучом солнца. Арагорн улыбнулся — так мог улыбаться только он — со всей добротой и нежностью. Вскинул руку и прикоснулся к светлым волосам эльфа. — Ты не представляешь, как я благодарен тебе за это твоё признание, — тихо произнёс он и пропустил сквозь пальцы светлые мягкие пряди. — Я хочу быть с тобой, невзирая ни на что. Я знаю, что ты никогда не оставишь Королеву, и готов на временные, скоротечные встречи. Вырвать из груди свои чувства с корнем мне не удастся, как я того бы ни желал. Арагорн замер на мгновение, обдумывая столь бесстыдное для эльфа предложение, но, когда Леголас подставил затылок под ласковое прикосновение, он лишь мягко улыбнулся. Это воистину ценно, то, что ему сейчас предложили, ибо эльфы скорее отправятся в Чертоги Мандоса, чем опустятся до внебрачных связей, и Правитель Гондора хорошо знал это. Как же сильна была его любовь, если он сам предложил такое. — Обещаю, я буду приезжать, как только смогу, и буду ждать тебя у себя день и ночь, мой Леголас. — Моя любовь будет всегда с тобой, где бы ты ни находился. Арагорна раздирало на части от противоречивых чувств. Он чувствовал себя счастливым и окрылённым, способным отдать всю свою любовь до остатка, но одновременно с этим ему казалось, что внутри его что-то гнило. Он отчётливо ощущал всю лживую мерзость, которую сам и подпитывал, и как же это было жестоко по отношению к той, кто заслуживала любви не меньше, чем Леголас, но к кому он её не питал, просто однажды, восхитившись неземной красотой, спутал это благоговение с любовью. Он так и не смог получить от Арвен духовной близости: ни единого драгоценного момента, который бы вспоминался с теплотою, ни общих тем, которые они могли бы часами обсуждать, ни сокровенных фраз, понятных только им двоим и никому больше в целом свете. С Леголасом всё было иначе. Эта роковая ошибка стоила ему очень дорого. — Приходи ко мне сегодня, спустя пару часов, когда все окончательно разойдутся по своим покоям, я буду тебя ожидать, — прошептал Правитель Гондора, и эльф смущённо улыбнулся ему в ответ. Не произнеся ни слова, кивнул, а затем быстрым шагом удалился наверх. Арагорн, прикрыв глаза, перевёл дыхание, чтобы успокоиться. Сегодня. Они будут вдвоём сегодня и станут наслаждаться временем, отмеренным лишь им. Он подождал ещё недолго, и тоже направился наверх, чтобы пойти к себе, где ему предстояло мучиться в ожидании того, кому принадлежит его сердце. Мрачный и недвижимый, рядом в тени, скрывающей полностью, стоял Король Северного Лихолесья, и лёд застыл в глазах его. — Предатель, грязное отродье, твоё коварство страшнее, чем паучьи жала! Пусть падут на твою голову все проклятья, которые жестоко истребят весь род твой, эльфийский искуситель. Моя месть не заставит себя ждать, — в голосе Трандуила лишь яд, пусть сын Араторна и не слышал его. Как же сильно было желание тотчас же кинуть своевольную тварь в самую дальнюю темницу! Однако этим поступком он мог навлечь гнев Гондора и союзных с ним государств, а говорить всем о распутстве своего сына было и вовсе нежелательно. Негоже выносить это на общий суд. Нужно было срочно придумать что-то, что навсегда отвадит искусителя в эти края, что-то, что позволит обратить бесстыжую любовь его сына в ненависть. И он готов был на всё, лишь бы это свершилось. Даже поступиться своими совестью и честью. Даже если Леголас возненавидит его самого и во веки веков не простит. Яростно стукнув каблуками сапог, он развернулся и пошёл по проходу в свои покои, чтобы погрузиться в невесёлые думы. В одном из переходов, справа, где стену освещали пять факелов, он услышал пьяный хохот и разговор двух витязей из свиты Арагорна, теперь блуждающих по дворцу в своём затуманившем голову угаре. Один из них, самый охмелевший, говорил громко, несмотря на увещевания другого, который просил вести себя потише: — Ох, с каким бы удовольствием я задрал бы подол этого их Лесного Короля, он хорош, как девка навыданье, — говорил первый, и грубый смех слетел с его искусанных губ. — Тише, вдруг кто-нибудь услышит, предупреждали ведь, что нрав у Короля яростный, — приглушённо отвечал ему второй. — Яростный… — это ещё лучше, уверен, что в постели он — огонь. Да я бы... Он не успел завершить фразу, ибо Трандуил появился из тени так неожиданно, словно и был настоящим лесным духом. Витязи в мгновение побледнели, как полотна флага их государства, и приумолкли, глядя оробевшими взглядами на Владыку Лихолесья. Весь в своём гневе, снаружи Король представлял собою ледяное изваяние и смотрел на них таким взглядом, словно мысленно уже забил по последнему гвоздю в крышки их гробов. — Так кто-то из вас собрался задрать мне подол? — холодно спросил он, не мигая и сложив руки на груди. — А м-мы., — начал оправдываться тот, с чьих уст и слетела эта фраза, — мы не про вас говорили, как же вы могли подумать этакое? Второй лишь закивал головой, и его круглые глаза напоминали сейчас две большие плошки. — Давай, задирай, — повелительно произнёс Трандуил. — Я жду. Он внезапно сделал ещё пару шагов, приблизившись к витязям вплотную, и склонившись над первым из них, сжавшимся теперь до размера гнома, прошипел ему прямо в лицо: — Что, кишка тонка? Пьяный витязь грохнулся на колени, припадая к ногам его, и молил о пощаде, не признаваясь в том, что имел в виду Великого Короля. Это было так жалко, так нелепо. Трандуилу надоело это представление, и, оттеснив его носом своего сапога, он удалился поскорее, чтобы омерзение не успело просочиться наружу и не тронуло его прекрасный лик.***
Арагорн сидел на кровати в своих покоях и барабанил пальцами по белоснежной ткани подушки. Время подбиралось к тому отрезку, когда должен прийти Леголас, и чем ближе, тем сильнее охватывало его волнительное томление. Чувство вины не разгоралось более, и он даже не вспоминал о супруге своей. Ему казалось теперь, что приближающаяся встреча — самое правильное решение, касаемо лишь их двоих. Сейчас он пытался представить, что скажет ему, как будет себя вести, чего сможет позволить себе, а чего — нет, и лишь внезапный стук в дверь вернул его из мира грёз на землю. Он тотчас же соскочил, готовый мчаться открывать, отбросив все церемонии, но в какое-то мгновение остановил себя. — Входите, — молвил он, наконец, и получилось хрипло, ибо горло его совсем пересохло. Какого же было его удивление, когда вместо своего возлюбленного эльфийского принца он увидел в своих покоях Короля Северного Лихолесья. — Вы? — только и смог произнести он. — Ты ожидал кого-то другого? — лукаво спросил Трандуил, входя без должного приглашения. — Нет, — Арагорн опустил взгляд, переведя его на расшитое серебряными нитями одеяние Короля. — Я никого не ожидал. Трандуил обошёл его величественной походкой и демонстративно поставил на стол бутылку вина вместе с парой серебряных чарок, звякнув их боками, искусно обработанными чеканкой. — Я решил, что нам стоит укрепить союз наедине, — заявил он, и Арагорн, слегка удивлённо взиравший на происходящее, с последней фразой вскинул брови и задумчиво приложил к губам большой палец. На его лице играли тени, рождавшиеся от сполохов факелов, и он был сейчас невероятно красив, так, что Трандуил даже замер на время, залюбовавшись им. Ему пришлось быстро взять себя в руки, ибо миссия его здесь была иной, чем любование. Он откупорил бутылку и, разлив терпкий рубиновый напиток по чаркам, одну из них подал Арагорну. — Как король королю спешу заявить, что союз наш будет вечен и нерушим до конца твоих дней, — чуть улыбнувшись, молвил Трандуил свою речь, но голос его был тих, ибо спрятавшись за свою улыбку, он буравил Правителя Гондора насквозь. Арагорн принял чарку, приподнял его в торжественном знаке и осушил. Ему не хотелось гневить Трандуила отказом, хотя он прекрасно понимал, что сама ситуация получалась весьма непристойной, учитывая, что должен прийти Леголас. Он взглянул на эльфа и увидел в его глазах лишь холод, какой посылают вечно блуждающие по небу звёзды на этот грешный мир. Без своей помпезной короны, в этом небрежно наброшенном одеянии, Трандуил выглядел не таким напыщенным. И хотя красота его не померкла, но сияла она не чуждым светом небесных светил, а вполне земным, как гладь горного озера в лунном свете. Пока эльф наполнял его чарку доверху второй раз, Правитель Гондора отчаянно сравнивал его с Леголасом — казалось, те же длинные светлые волосы, те же голубые глаза, та же нежная кожа, и очарование то же, но Король Лихолесья был слишком надменен, что не с такой силой ощущалось в его любимом эльфийском принце, и довольно коварен, чего в Леголасе не было вовсе. — Я вам очень благодарен за столь тёплый приём, о, Владыка Лихолесья, — начал было Арагорн правильные, церемониальные речи, но Трандуил лишь равнодушно кивнул, не сводя пристального взгляда с чарки в его руках. — Выпей для начала. Правитель Гондора вновь осушил бокал. — Я отплачиваю тебе за хороший приём, оказанный тобой моему сыну в Гондоре, — произнёс эльфийский Король. — А как поживает твоя прекрасная супруга? Арагорн опустил голову и ответил глухо: — Она ждёт нашего первенца. — Воистину великолепная весть, — изящно очерченные губы эльфа тронула улыбка. — За это стоит выпить. И вновь он наполнил чарку Арагорна вином, и тот выпил в который раз, не желая обидеть Трандуила отказом. Внезапно ему ударило в голову так, что даже подогнулись ноги. Он зажал пальцами виски и нахмурился, на что Лесной Король окрасил свой тон удивлением: — С тобою всё в порядке, Владыка Гондора? — Да, — с трудом произнёс тот, — должно быть вино так подействовало. Трандуил просто смотрел на него, но глаза его смеялись, злобно и мстительно. — Мне следовало бы по., — Король Гондора замер, обрывая свою фразу на полуслове. Трандуил и сам, похоже, не желал продолжать разговоры. Он приблизился к Арагорну и прильнул влажными губами к его губам. Прошлое Странника забылось, казавшееся рассыпанной мозаикой. Будущее подёрнулось пеленой, растворилось в густом белом тумане наваждения. Окончательно умерло чувство вины, растаяло желание увидеть Леголаса. Трандуил. Только он сейчас. И то, как он дышит. То, как касается губами мочки его уха. То, как тёплые ладони скользят под рубахой, массируя, лаская его напряжённый торс. Он чувствовал, они вливаются друг в друга — теплом дыхания, взглядами, прикосновениями. А затем эльф просто взял и скинул своё одеяние, представ перед Арагорном полностью обнажённым, и тот перестал дышать от вида точёного стройного тела — изящной линии ключиц, длинного торса и всего того, что ниже. Глаза его потемнели, заколдованные безудержной страстью. Кто он сам? Что он? Кем он был? Ничего не помнил. Трандуил. Только он сейчас. И Король Гондора коснулся грубыми подушечками пальцев нежной безупречной кожи Короля Лихолесья, дотронулся до груди, прекрасных белых волос, рассыпанных по плечам. Его снова принялись целовать, горячо и страстно. Рубаха Арагорна упала к их ногам, а он мечтал поскорее избавиться и от остатков одежды - так сильно ему хотелось почувствовать своей обнажённой кожей гладкую кожу прекрасного эльфа. Ласки плавились, волнами разгоняя тепло по коже. — Давай приляжем, — услышал он словно из потустороннего мира, но нашёл себя, чтобы кивнуть. Они отступили назад, показалось, что до кровати не одна лига, а им нужно как можно быстрее, Арагорн сам задержал эльфа возле себя, не давая двигаться далее. Он прижал его к столу, не предоставляя возможности сбежать, если тому вдруг придёт такое в голову. Бутылка с вином, покачнувшись, упала на бок и скатилась по инерции, оставляя за собой тонкую струйку напитка гранатового цвета. Арагорну чудилось, что глаза Трандуила горят злым огнём, но, возможно, это всего лишь отсветы горящего пламени. Он припал губами к нежной шее, срывая у эльфа томный выдох, отстранился на мгновение, напитываясь дурманящим запахом горячего тела, близостью прекраснейшего существа. Великий Король Трандуил был рядом, позволял делать с собой такое, позволил бы всё, что захотел бы сейчас Арагорн, будь то грубость или нежность. Быстро и смято? Или мучительно медленно? Он принял бы сейчас всё. И ему хотелось быть с ним как можно ближе. Впитать его запах, упиться им допьяна, чувствовать под пальцами его дрожь, провести языком по его шее — и всё это было похоже на безумие. Лёгкий шорох сзади вдруг отрезвил на мгновение. Арагорн обернулся с раздражением, готовясь выставить того, кто смеет сейчас мешать им, но увидел лишь тень Леголаса, кинувшегося во тьму коридора, и разум его мгновенно прояснился, будто разрушилось неведомое колдовство. — Что происходит?! — с болью в голосе выкрикнул он, отстраняясь от Трандуила, глаза которого по-прежнему горели. Выкрик ударился о каменные стены и откатился назад. — Почему?! — снова выкрикнул он, глядя на Лесного Короля обезумевшим от гнева взглядом. Голова казалась чугунной, тело совсем чужим. Тот лишь пожал плечами, подбирая с пола своё расшитое серебром одеяние. — Ты сам захотел, я не принуждал. Арагорн ничего не понимал. Ни о чём не мог думать. Не хотел никого видеть. Он хотел вернуться домой. В Гондор. И больше никогда не покидать его стен, как бы трусливо это ни звучало. Зачем он сделал это? Что это за страсть, выевшая дотла его чувства к Леголасу? И с кем? С его отцом! Он в ужасе стиснул ладонями голову. Это точно проклятье. За то, что посмел впутать Леголаса в свои тёмные чувства. И он несёт наказание от жизни по всей строгости закона. Пусть. Так ему и надо. Лицо Трандуила снова близко. Эльф просверлил его презрительным взглядом, разомкнул губы, чуть оттопыривая нижнюю, и прошептал на ухо, обдавая горячим дыханием: — Если захочешь продолжить, я у себя, — и ушёл, запахнувшись, грохнув напоследок тяжёлой дверью. Что делать? Бежать за Леголасом и молить его о прощении? Нет, принц никогда его не простит после того, что увидел. Остаток ночи Арагорн провёл без сна.***
Следующим утром, во время утренней трапезы, Трандуилу сообщили, что его сыну нездоровится, и тот останется в своих покоях. Оттого сразу, как только с едой было покончено, он направился к Леголасу, чтобы своими глазами убедиться, что всё идёт так, как и планировалось. Если ему и было жаль сына, то показывать этого он не собирался, хоть пытай. Кулак легонько стукнул по двери, и Король вошёл, сразу скользнув взглядом по незаправленной постели. Леголас лежал на смятых простынях и смотрел невидящим взором на полог. — Что-то случилось? Мне доложили о твоём самочувствии, — обеспокоенно спросил отец, блестяще отыгрывая удивление. — Да, сегодняшнее утро выдалось тоскливым, — ответил эльфийский принц, не глядя на Трандуила. — Ты беспокоишь меня, в чём причина? Леголас не стал отвечать на поставленный вопрос, а задал его сам: — Что с нашими гостями? — Правитель Гондора со своей свитой уехали на рассвете. Жаль, что вы с Арагорном не попрощались. — Да, жаль, — тихо молвил Леголас и прикрыл веки. Страшная печаль сковывала его сердце, подобно самым тяжёлым оковам. Оно замирало, словно чья-то твёрдая рука сжимала его крепко, а затем вдруг раскрывала ладонь, обнажая его всем ветрам. Что же ты сделал, Арагорн, сын Араторна? Зачем же ты так играешь эльфийскими сердцами? Что означало твоё признание, и скольким эльфам ты говорил эти же слова? — Не нужно предаваться унынию, Леголас, — вновь произнёс отец, а эльфийскому принцу показалось, что нет ничего отвратительней его голоса. — Не в твоём положении подпитывать пустую хандру, тебя ждёт великое множество дел. Вставай же, возьми нескольких воинов и исследуй устье Лесной реки. — Да, отец, хорошо, — кивнул он. Трандуил покинул его покои, и Леголас поднялся на постели. Его глаза были похожи на дно пересохшего озера — когда-то в них плескалась жизнь, а теперь лишь безжизненная пустота. Но отец всё-таки был прав, он — принц, и у него есть свои обязанности, которые следовало выполнять. Он перестанет думать об Арагорне, пусть на это уйдёт и не один долгий век. Облачился в свою привычную одежду, вооружился, вышел из комнаты, громко раздавая приказания того, кто отправится с ним исследовать указанный участок. Двигался и говорил, как раб своих обязанностей, лишившийся фэа. Ворота приоткрыли, чтобы выпустить его и его небольшой отряд. Чрез них виднелся кусочек голубого неба, окрашенного увядающей зарёй, словно испытывающего стыд за эльфийского принца. Кусочек воли. Кусочек свободы. Взглянув на вынутый из ножен клинок, Леголас подивился своему отражению. Оно смотрело на него жалким, пустым взглядом, не выражающим ничего, кроме боли. — Это всё моя вина, — прошептал он своему отражению. — Это всё твоя вина, — ответило оно ему. Позади слышался топот лёгких ног его воинов. Они готовились отправиться за своим принцем хоть на край света. — Не бойся, — улыбнулось ему его отражение, — там не будет ни вины, ни сожалений. Ты же хочешь этого? Давай, вонзи клинок прямо в сердце. И оно уже никогда не будет болеть. Леголас провёл пальцем по гладкой поверхности металла — она зазывающе блестела и переливалась в солнечных лучах. Ветер, ворвавшийся снаружи, ласково потрепал его волосы, словно подбадривая. Ну же, решайся. Вперёд. — Я не боюсь, — снова заговорил со своим отражением Леголас. — Меня давно окружает Тьма, я сам породил её. Образы прошлой ночи вонзились в сердце ещё глубже, нежели могла бы это сделать сталь. Он был готов смириться с тем, что Арагорн делит ложе с Арвен, но только не с отцом. Нет. Холодная сталь клинка будто была заговорена неведомыми чарами. Она шептала ему сладкие, подначивающие слова и предлагала забвение. Леголас вновь взглянул на светлый кусок неба, усмехнулся. — Нет, я никогда так не поступлю. Во Тьме всегда можно отыскать Свет, и это то, что мне хочется сделать. — С кем ты говоришь? — послышался голос Короля у него за спиной. Тишина была Трандуилу плевком. — Я должен послать ему весточку с тем, что прощаю, — отозвался Леголас через время, так и не обернувшись. Замолк на мгновение, сжимая рукоять клинка в руке. Пальцы слегка дрожали. Сможет ли он? Готов ли? Сможет. Готов. — И тебя — тоже. — Что ты хочешь этим сказать? — хмуро переспросил Трандуил, пряча руки за спину и делая вид, будто не понимает значения этих слов. Леголас не ответил, зашагал прочь быстрым шагом, минуя мост, туда, где зеленели буки, и птицы весело щебетали в густых кронах. Ему предстояло сделать сегодня так много.