Take This Lonely Heart

В Амстердаме чертовски холодно: Тео с нетерпением ждёт дату отъезда, кажется, вот-вот он начнёт считать часы до перелета, потому что здесь его раздражает абсолютно всё. Однотипные, мрачные, но одновременно ужасно цветастые дома (прямо как люди), преследуют на каждом шагу: Тео жалеет, что Борис снял ему номер в отеле в центре города, а не на современной окраине, потому что однообразные каналы с мостами мельтешат под закрытыми глазами, а велосипедисты норовят сбить даже зимой. У Бориса здесь свои дела, поэтому большую часть времени Теодор проводит в одиночестве. Скучно. Кофешопы манят к себе всевозможными неоновыми вывесками с разнообразными товарами, но в голове крутятся слова «друга» с просьбой не употреблять ничего веселящего из-за недавней попытки сдохнуть. Это работает: Тео становится дурно даже от лёгкого сладкого аромата на улице. Одинокое сердце под рёбрами всё так же ноет. Амстердам — неплохой город для того, чтобы сбежать и начать с чистого листа, когда окружающие смотрят, а затем отталкивают от себя. Когда ты становишься сплошным разочарованием для всех. Тяжесть всего мира опускается на голову, и Тео закрывает глаза, вдыхая сырой холодный воздух, лишь бы заглушить всё внутри. — Ты так уснёшь на улице, — в знакомом голосе лёгкие насмешливые нотки. За годы практики английского Борис избавился от акцента. — Хотя при такой дрянной погодке это невозможно. — Тебе должно здесь нравиться. — пожимает плечами Тео, не открывая глаз. Они во внутреннем дворике отеля, точно никому не помешают. — За все дни, что мы в Амстердаме, здесь не было ни одного солнечного дня. — Ошибаешься. Тут грязь под ногами, а от снега одно название. — Борис демонстративно топает по слякоти. Тео всё же открывает глаза, находя взглядом своего спутника (кто они вообще друг другу? Старые друзья? Просто знакомые?). Чёрный ему к лицу, и сердце в груди шепчет сообщение, которое нельзя игнорировать. Он уже совершенно другой человек, не тот, что раньше, но Тео всё ещё видит в нем мальчика, который пытался выглядеть старше, чем был на самом деле. — Я останусь с тобой сегодня, — заявляет Борис. — Надо же, чтобы кто-нибудь за тобой приглядывал. Тео просто пожимает плечами. У них шикарный ужин, Борис угощает дорогим вином (голова перестает гудеть). Они болтают о чём-то совершенно нейтральном: Тео практически теряет нить разговора, лишь тает и тонет во взгляде холодных глаз, что смотрят с невозможной теплотой, надеждой и тоской. У него дыра в груди, но он стойко держит удары судьбы, хотя держаться дальше с поднятым флагом просто сил нет. — Так скажи мне: что будет дальше? — задаёт Теодор вопрос, из-за которого улыбка на пухлых губах меркнет. — Я в поисках ответа: что случится потом? — Я не знаю, — пожимает плечами Борис, словно тоже ждал определённого поворота в разговоре. Борис ложится спать в соседней комнате, на неудобном маленьком диване, а Тео мучается бессонницей на огромной двуспальной кровати. Он берет частицу себя и рисует черту на песке. Он думает: «не пересекай её, иначе…». Он сидит на скучнейшей лекции, рисуя ручкой круг на ладони. Чернила легко расплываются, теряя первоначальные очертания, но окружность ему всё равно нравится: он решает оставить её. Он вновь в музее, напротив картины с изображением щегла. Не слушает слова мамы, постоянно искоса поглядывает на Пиппу. Сейчас будет взрыв. Тео просыпается в кромешной тьме с криком на устах, хаотично хватается руками за темноту и внезапно обнаруживает у неё очертания: темнота вокруг него обладает кудрявыми волосами. — Тише, — в голосе Бориса борются сонливость и волнение. — Ты опять кричал. Пожалуйста, дыши. Борис заваливается рядом на кровать, обнимает со спины (как когда-то, много лет назад), бормочет утешающие слова. Из-за него ты начал курить и подсел на наркотики. — Тише, всё хорошо. Он предал тебя. Он не уехал за тобой в Нью-Йорк, но чего, чёрт возьми, ты ожидал? Слёзы обжигают щеки, Тео хватается за руки Бориса, как за спасательный круг. Он украл картину. Он забрал щегла. — Знаешь, из-за тебя я потерял своё самолюбие много лет назад, — шёпот на ухо совсем не утешает. Тео трясёт, как во время лихорадки. — Я даже не скучаю по этому. Он обманул тебя. Лжец. Предатель. — Просто забери моё одинокое сердце. Потому что… — выпаливает Тео, прижимаясь как можно ближе, всхлипывает. Сильные мужчины тоже плачут. — Потому что оно мне больше не нужно. Тео жалеет, что на курсах разговорного русского нет уроков, посвящённых нецензурной лексике. Очень бы пригодилось. Ты всё ещё любишь его. Ты пропал. Борис целует его в уголок губ и шепчет: «Всё будет хорошо. Спокойной ночи».