***
Попался он глупо — полез спасать от городских монстров стайку детишек в трущобах, вот и получил способную свалить даже Бахамута дозу транквилизаторов. Охотились, как понял позже Клауд, именно на него. Турки сменяли друг друга каждые два часа. Рено и Руда он хорошо знал, как и Ценга с Еленой, кто такой Вельд — Клауд догадался, но остальных он никогда раньше не видел. Допрашивали его не давая еды и воды, не позволяя спать. Клауд сидел на неудобном металлическом стуле со скованными за его спинкой локтями, и будь он обычным человеком, уже давно выл бы от боли в вывернутых, воспаленных суставах. Полностью обнаженный, вторые сутки в напряженной неудобной позе, изнывающий от желания сходить в туалет и жары из-за выкрученного на максимум термостата. Его уже успели навестить Генезис Рапсодос и Анджил Хьюли, даже на миг зашел любопытный Зак, которого ругающийся наставник утащил за плечо в коридор. Или что там было за дверью? Клауд ждал, он чувствовал приближение цели. Того, ради кого оказался в этом непонятном здесь, так похожем на родной мир десятилетней давности. Дверь открылась и Клауд, будто спущенная пружина, взвился со стула под звон лопнувшего металла, нацеливаясь пальцами в горло врагу, замершему на пороге допросной. От плеча до пальцев резанула непривычная боль и в ладони появился знакомый вес. Клауд, оторопело моргнув, уже занес меч повыше, но столкнулся взглядом с донельзя удивленными глазами. Разумными и абсолютно нормальными. Лезвие Цуруги само собой опустилось к полу и звякнуло о камень. Кажется, Клауд только что провалил миссию, ради которой его отправили на эту непонятную вариацию Гайи. Он облизал шершавым языком сухие, потрескавшиеся губы. — Меня зовут Клауд Страйф, — успел хрипло представиться он, прежде чем сразу три тела сбили его с ног и повалили лицом в пол. Перед носом — всего лишь в каких-то миллиметрах от него — застыл кончик лезвия Масамунэ. Клауду казалось, он чувствует холод от голодного и жадного до его крови меча. Пусть Сефирот его не узнал, не мог узнать, ведь никогда раньше не видел, но Масамунэ помнил Клауда и его вкус.***
На этот раз они учли свои ошибки, и хотя обнаженный Клауд сидел на том же стуле в той же допросной, на его запястья надели несколько пар силовых наручников, лодыжки приковали широкими полосами металла к ножкам вмурованного в пол стула, а торс плотно обмотали метрами откуда-то притащенной тяжеленной цепи. В крови болтался неизвестный коктейль, вколотый кем-то из Турков, пока его вжимали в пол. Клауда по какой-то непонятной для него причине снова допрашивал Рено. Если это можно было назвать допросом. За полчаса Рено не произнес ни слова, просто сидел на столе, пялился на Клауда и о чем-то думал. Внезапно в руке Рено появился длинный нож с тонким лезвием. Рено все так же молча принялся играть с ним, пуская блики от полосы отполированной до зеркального блеска стали по глазам Клауда. Минуты текли одна за другой, секунды мерно отсчитывали раздражающие сетчатку вспышки света. Рено забавлялся, наслаждаясь кажущейся беспомощностью своей жертвы. Не меняя выражения лица, он наклонился и, коротко замахнувшись, воткнул лезвие в плечо Клада по рукоять. Пробил его насквозь. С интересом заглянув в глаза не дрогнувшему Клауду, Рено медленно провернул нож в ране, подождал пару секунд и выдернул его. Забывшись, Рено проделал свой любимый трюк — поднял лезвие к улыбающимся губам и слизнул кровь. Точнее — коснулся ее языком и с громким матом слетел со стола, энергично отплевываясь. Схватив бутылку с водой, Рено резким движением скрутил крышку и принялся полоскать рот, сплевывая на пол. Бутылка стремительно пустела, и так же стремительно росла лужа возле его ног. — Что это за дрянь? — невнятно закричал Рено и в его глазах Клауд увидел испуг. Опаснее всего Рено именно такой — не злой, а перепуганный. Истинное дитя трущоб, привыкшее бить на поражение все непонятное и пугающее, как зверь. Иначе бы не выжил, иначе бы не стал собой. Клауд видит в ставшем жестким и холодным лице свой приговор. Сейчас для Рено не имеют значения никакие и ничьи приказы — он собирается защищать свою жизнь. И пока он не успел привести вынесенный приговор в исполнение — нож Рено уже перехватил поудобнее, шагнул к прикованному Клауду и начал движение, каким в трущобах перерезают в уличных драках горло, — Клауд разлепляет пересохшие губы: — В море крови утонут враги, — хрипит он и Рено будто спотыкается на середине замаха, крупно вздрагивает и роняет нож. Он смотрит на Клауда огромными перепуганными глазами и медленно бледнеет. Ну еще бы. Клауд позволяет себе тень улыбки. Эти слова были паролем в банде сирот и беспризорников, в которой вырос Рено, по ним никому не нужные дети трущоб узнавали своих, и рассказал Клауду об этом пароле сам Рено. Не этот и в совсем другой жизни, оставшейся непонятно где. — Откуда ты?.. — вспомнив о глазах и ушах наблюдающих на допросом Турков, Рено осекается. От его самоуверенности не остается и следа, перед Клаудом ничего не понимающий, растерянный подросток. Чуть придя в себя, Рено принимается шумно дышать и тихо материться сквозь зубы. Все верно, Клауду неоткуда знать пароль — вся трущобная семья Рено мертва, он сам видел тела своих братьев и сестер. Клауду неоткуда знать, но пароль произнесен и Рено отступает. Он делает пару глубоких вдохов, а успокоившись, высовывает язык и, сведя глаза на переносице, пытается рассмотреть обожженный кончик. — Что за дрянь в твоих венах? — интересуется Рено столь спокойно и доброжелательно, будто Клауд его друг. Повернувшись к нему спиной, Рено показывает зеркальной стене, за которой стоят наблюдатели, пару сложных знаков и снова усаживается на стол. Клауд неловко, под звон цепи, намотанной в два слоя вокруг его тела и пропущенной через спинку стула, пожимает плечами. — Мако. И немного крови. Для цвета. Он шутит. А может, и нет — он сам не знает.***
Клауд не любит этот меч, как можно не любить уже успевшую пару раз укусить ядовитую гадину. Клауд осторожно берется за лезвие, старательно избегая прикосновения к остро отточенной кромке, вытягивает ненормально длинный меч из плеча и брезгливо отбрасывает его в сторону Сефирота. Пальцы хочется обтереть, хотя еще секунду назад жало Масамунэ вибрировало внутри его тела. Клауд поднимается на ноги, не отрывая взгляда от цели, поэтому оборачивается к двери в тот момент, когда в него летит дротик, перехватывает его, секунду смотрит удивленно и, молниеносно крутанув в пальцах, швыряет обратно. Тонко вскрикивает Елена, в плече которой торчит, подрагивая оперением, пустая капсула транквилизатора. Клауд успевает произнести «извини», глядя в чуть испуганные глаза, прежде чем их заволакивает сонной пеленой и девушка мягко оседает на пол. Через пару минут у Клауда уже целая коллекция из дротиков, и он серьезно смотрит в лицо Ценгу, прежде чем бросает их ему под ноги. За спиной безостановочно матерится Рено. Клауд тратит секунду на то, чтобы сдернуть штаны с незнакомого долговязого Турка и еще несколько, чтобы отсечь лишние сантиметры штанин. Клауд швыряет отобранный нож в дальний от Рено угол, коротко кивает ему, прощаясь, цепляет недобрым взглядом Сефирота и срывается на бег. Это огромное здание Клауд знает… не как свои пять пальцев, но тоже неплохо. В его голове пунктирной линией мигает путь отступления, и сам он — мигающая точка, которая, будто в простенькой компьютерной игре, съедает одну черту за другой. Выход из этого, напичканного ловушками лабиринта уже совсем близок, он уже в холле на первом этаже, но Клауд не успевает расслабиться и отпраздновать победу, разбившись о выросшую перед ним тоненькую фигурку. Они против него выставили Тифу. Волосы девушки собраны в аккуратный хвост, лицо решительное, как и поза. Она моложе, чем помнит Клауд, и она в черном костюме Турка, но это ничего не меняет. Клауд становится растерянным испуганным мальчишкой, вздрагивает и отступает, совсем как недавно Рено. Перчатки на сжатых в кулаки руках девушки похожи на те, что она носила во время их опасной погони за Сефиротом, и Клауд прикипает к ним взглядом. По коже бежит холодок. Тифа это Тифа. Клауд никогда не смог бы причинить ей вред. Осознанно. А незнакомая, но одновременно такая знакомая девчонка настроена серьезно, не пропустит его. Даже схватить ее, закинуть на плечо и удрать вместе не получится — это же Тифа. Его нежная, глубоко любимая подруга, практически сестра, способная заставить под градом ударов отступить даже Бахамута, и сопротивляться она будет до последнего. А вот и первое напоминание, что это не его родной мир. До боли похожий, но не его. Клауд медленно отступает от Тифы, шаг за шагом отдаляясь от манящего свободой прямоугольника двери, пока не упирается спиной в стену. По ней и сползает, обессиленно уронив голову на грудь. Он безучастно ожидает, а после безропотно позволяет сковать себе руки и потащить обратно, в логово Бахамута. Карта в голове никуда не девается, только все съеденные Клаудом-точкой линии пунктира одна за другой возвращаются обратно, издевательски подмигивая. Поднимает голову и осматривается Клауд только когда маршрут отклоняется от знакомого. Теперь он не в допросной. Эта комната — смесь камеры для заключенного, со всеми атрибутами — хромированным унитазом в углу, крохотным умывальником рядом, металлическим листом впаянной в стену кровати и стула ровно посередине комнаты-камеры. К стулу Клауда и приковывают, скорее приматывают. Снова цепями. Никакой фантазии. Клауд все так же гол, отобранные у Турка штаны с него бесцеремонно сдергивают. И у него все так же задница прилипает к стальному сидению стула. Здесь все из сверкающей хромом стали, неприятно резкого белого света и огромного, во всю стену черного стекла. Клауд чувствует себя опасным зверем в клетке. Вон уже и посетители зоопарка собрались у его вольера. Клауд с тихой ненавистью смотрит в юное лицо мерзавца, заманившего его на разговор, но в итоге отправившего в это мир. Да, Клауд знает, что это не тот Руфус. Там, в будущем, и одновременно его прошлом, потому что в другом мире уже все случилось, ученые Руфуса сумели собрать установку, которую какого-то бешеного чокобо испытали на Клауде. Руфус назвал это искуплением. Своим. Если бы Клауд в тот момент мог говорить, он бы потребовал, чтобы Руфус сам в ад и отправился. Почему не он безвольно висел в руках молодых сильных парней, пришедших на смену Солджерам? Почему не его уложили в глубокое кресло и пристегнули ремнями? Почему не его мир через минуту взорвался и завертелся, будто Клауд сидел на разогнанной до предела каким-то безумцем карусели? Пришел в себя Клауд голым на окраине трущоб Мидгара. И почти две недели шнырял по городу в краденых штанах и ботинках на босу ногу. Последние он снял с мертвеца, у которого мелкие падальщики из монстров уже успели объесть лицо и вволю закусить внутренностями из распоротого живота. Отогнав хищников, Клауд присел. Тело было еще теплым и Клауд сомневался, что лицо — дело зубов монстров, как и узкая ножевая рана напротив сердца. Трущобы во всем своем великолепии. Без меча, Фенрира, одежды и материи Клауд перебивался охотой на городских монстров. В хорошие дни его благодарили миской наваристого супа или даже парой гил, в плохие… мясо монстров — тоже мясо, а избыток мако в нем Клауду навредить не мог. Как и те, другие клетки, о которых Клауд даже думать не хотел. Скопив денег на самый простой нож, Клауд долго печально на него смотрел, а потом со вздохом натянул краденую футболку, чистую, но с так до конца и не отстиравшимся бурым пятном на боку, и отправился к нависающей над всем миром башне, но не дошел. По иронии судьбы, именно в этот день на него решили устроить облаву. Клауд не знал, чем привлек внимание к себе, свободных охотников на монстров в Мидгаре всегда хватало, потому что Шинра, а значит, и Солджеры, редко снисходили до бед простых людей. Существовало даже что-то вроде гильдии охотников, устроившей себе штаб, а заодно лазарет и место для попойки в полуразрушенном и потому заброшенном двухэтажном доме на самой окраине шестого сектора. Клауд пошел с захватившими его людьми только потому, что это соответствовало его планам. За голенищем чужого, большего необходимого на три размера ботинка был припрятан дрянной нож, годный разве что для чистки картошки. Клауд шел с пустым выражением лица, заплетаясь ногой за ногу и спотыкаясь на ровном месте, чтобы сопровождающие его Солджеры, пехотинцы и пара держащихся подальше, настороженно поглядывающих Турков не заподозрили, что транквилизатор на него не подействовал, и внутренне смеялся. Была некая ирония в том, что великолепного Сефирота зарежут едва ли не кухонным, уже тронутым ржавчиной ножом. Все, что Клауду остается, это как можно лучше сыграть свою роль, и тогда ведомый любопытством Сефирот сам к нему придет.***
Клауд отвернулся от скрывающегося за непроницаемым стеклом Руфуса, покачал головой и опустил ее, пряча лицо с зажмуренными глазами и упрямо сжатыми губами. Появление Его Клауд ощутил сразу. Вскинулся и впился глазами в темноту за толстым стеклом. Туда, где он точно знал, слабо мерцали зеленым две радужки. Раздумывал Клауд не больше десятка секунд, а потом встал под треньканье лопнувших цепей и подошел к стеклу. Подняв скованные за спиной руки, он со слабым неприятным хрустом в суставах провел ими над головой и прижал ладони к холодной гладкой поверхности, не обращая внимания на бегущие по коже голубые всполохи электричества и мелкие судороги в мышцах. Клауд неотрывно смотрел туда, в темноту, на Сефирота. Оттолкнувшись от стекла, Клауд повернулся к нему спиной и вернулся к стулу. Сев на него и уронив руки на колени, Клауд застыл с опущенной головой и поникшими плечами. Его взгляд расфокусировался и замер, словно он заснул с открытыми глазами, лицо расслабилось, губы приоткрылись. Его окружали пол, три стены и потолок, запаянные в белый пластик, скрывающий под собой металл, многажды прочнее стали. По тонкой, металлической сетке, впаянной в поверхность стекла, беспрерывно бежали голубые дуги, рассыпая искры и насыщая воздух запахом только закончившейся грозы. Клауд сидел, терпеливо ждал, когда рыбка поглубже заглотнет его наживку, и перебирал в памяти моменты сегодняшнего дня. Тифе он никогда не сможет причинить вред. Клауд увидел в глазах подруги узнавание и неверие. Тифа растерялась и даже немного опустила сжатые в кулаки руки. И теперь, когда он отступил перед Тифой, у Шинра появился первый рычаг давления на него. И Клауд верил в Шинра достаточно, чтобы не сомневаться — этим рычагом воспользуются. А если Тифа этого мира и правда узнала его, то целыми двумя. Нож у Клауда отобрали на входе в башню, просто бесцеремонно стащили всю нехитрую одежду, и даже запихнули затянутые латексом пальцы сначала в рот, проверив, не запрятал ли он что-то за щеками или под языком, а после загнали их в зад. Клауду было немного жаль провалившегося плана с ножом, в тот момент он и не подозревал, что сможет призвать оставшийся в другом мире Цуруги.***
По другую сторону стекла, в небольшой затемненной комнате стояли двое. — Это было жутко, — произнес серьезный, задумчивый Генезис. — Сефирот, ты слышишь меня? — Слышу. — То, как он смотрел на тебя, — Генезис, чью тревогу выдавали сведенные брови и нервный тон, повернулся к застывшему рядом другу, — это было жутко. — Я заметил, — так же ровно ответил Сефирот. — Он собирается тебя убить. Сефирот деревянно повернул к Генезису голову, с неким даже сожалением отрывая глаза от замершего, нарочито расслабленного человека за стеклом. — Я заметил, — безэмоционально повторил он. — На один момент мне показалось, что у него получится, — после минутного колебания признался Генезис и, качнувшись на месте от сдерживаемой энергии, требующей что-то делать, отвернулся от Сефирота и неприязненно уставился на голого, скованного парня за стеклом. — Чушь какая! — выплюнул он, горделиво вздергивая подбородок. — Верно, Сефирот?